Глава 168
Анже разродилась мальчиком, которого решила назвать Шарль-Пари. Герцогиня де Лонгвиль решилась объявить крёстным отцом весь город Париж, так и появилось его второе имя. Весьма патриотический порыв, особенно в ту пору, когда патриотизм расслоился на два вида – патриотизм по отношению к городу и горожанам и патриотизм в отношении законного Короля и Королевы-матери. Не беда, когда патриотизм принимает две или более форм; беда, когда эти форму взаимно исключают друг друга. Это позволяет гражданам одной страны разделиться на два лагеря и убивать друг друга из патриотических чувств с обеих сторон. Парижане истребляют мазаринистов из патриотических чувств, мазаринисты истребляют парижан из тех же самых патриотических чувств. Прелестная картина, ничего не скажешь!
Я вновь пролистал мемуары Гримо в части изложения тех самых событий, которые я здесь и сейчас описываю. Встречаются фрагменты с небольшим преувеличением, встречаются и более занимательные места.
Скажу отдельно об участии моём и Атоса в битве под Парижем против мазаринистов, той самой, где мы взяли в плен Рауля.
Это описание нашего участия в битве под Шарантоном страдает лишь одним недостатком, а именно, неточностью некоторых деталей. Не скажу каких конкретно. Я не берусь обсуждать детали действий каждого из нас в этой битве, насколько они верны или ошибочны. Не могу об этом судить, не знаю, так ли было всё на самом деле, или иначе, ведь нас там попросту не было. Да, мы не участвовали в этой битве. Совсем. Никак. Да и что нам было бы делать на ней? Мы не могли бы сражаться против парижан, поскольку мы в глубине души сочувствовали их лидерам и даже находились в дружеских отношениях с ними, тогда как к Мазарини мы испытывали далеко не дружеские чувства!
А мог ли я или Атос сражаться на стороне парижан, понимая, что их лидеры уже договорились сложить оружие за те подачки, которые им предложил Мазарини? А ещё и с учётом того, что на стороне мазаринистов вероятнее всего сражается Рауль? Такого просто не могло быть!
Гримо весьма увлёкся идеей о том, что друзья, сражаясь в составе противоборствующих армий, спасают друг друга, беря в плен. Идейка так себе. В сражениях стреляют, не очень-то рассматривая лица, а когда дело доходит до битвы на саблях или шпагах, если ты узнаешь врага и замешкаешься, то рискуешь, что он тебя не узнает и тогда лицо этого врага будет последним, что ты увидел на этом свете. Даже если это враг – твой ближайший друг.
Вся эта чепуха о том, как Атос возглавлял какое-то подразделение, сохраняя хладнокровие и не вынимая оружия, может заинтересовать только романтических девочек из церковно-приходской школы, украдкой читающей подобную чушь и влюблённых в главных героев подобных сюжетов. Нельзя спокойно ехать, не сражаясь, и при этом возглавлять подразделение, которым тебя никто не назначал командовать.
Битва при Шарантоне стала первым шагом к поражению Фронды. Шарантон пал, генералы, командующими ополченцами, и сами не проявили себя наилучшим образом, однако, к их оправданию можно сказать, что парижане обладали многими достоинствами, кроме мужества, дисциплины и умения сражаться.
Эта битва дала повод к написанию нескольких весьма талантливых и фривольных литературных произведений, среди которых следует выделить памфлет под названием «Встреча духов герцога де Шатийона и барона де Кланлё после их смерти, случившейся в Шарантоне». Памфлет описывает, как перебрасывались оскорблениями, справедливыми и не очень, герцог де Шатийон и маркиз де Кландлё. Оба они погибли в этой битве, и, по мнению автора, оба попали в Ад, где продолжили свою вражду уже словесно, будучи помещены в соседние котлы с кипящей смолой. Итак, один из наших противников на предстоящей дуэли пал на поле сражения. Я сожалею, что он пал не от моей руки, но ради счастья застрелить его я не стал бы ввязываться в битву против Принца Конде, Гастона Орлеанского и маршала де Грамона. Все они защищали свою Королеву, ради которой и мы когда-то в молодости решились на свою отчаянную поездку для того, чтобы возвратить ей столь легкомысленно подаренные Бекингему алмазные подвески.
В назначенный час мы с Атосом явились на место дуэли. Туда пришёл один лишь де Фламаран.
— Господин де Шатильон извиняется, что не смог явиться на эту дуэль, поскольку вчера он погиб в сражении под Шарантоном, — сказал он. — Я готов сразиться с вами обоими за себя и за него.
— Мы знаем о гибели господина де Шатильона, — сказал Атос. — Мы также ценим то, что вы явились сюда, несмотря на то, что это было, по-видимому, нелегко, ведь у вас уже не было пропусков, и с вами не было отца де Брюи, который замолвил бы за вас словечко перед лидерами Фронды. Вы не будете сражаться против двоих, мы с вами скрестим шпаги один на один, если только вы не принесёте извинений и не согласитесь в присутствии Королевы Генриетты признать себя лгуном, от своего имени и от имени покойного де Шатильона.
— Мы сообщили Королеве то, что нам велел сообщить первый министр, — ответил де Фламаран. — Я могу лишь сожалеть о недостаточной достоверности этих сведений. Но коль скоро я пришёл сюда, далее я не сделаю ни одного шага, пока все вопросы не будут выяснены прямо здесь.
— Весьма благородно с вашей стороны, господин де Фламаран! — воскликнул Атос. — Если бы мы с моим другом были свидетелями подобного же благородства с вашей стороны при встрече с Её Величеством, нынешняя встреча могла бы и не потребоваться.
— Хватит слов, — холодно сказал де Фламаран. — К бою.
Он снял свой плащ и отбросил его в строну, вытащил шпагу из ножен и принял боевую стойку.
Господин де Фламаран был на редкость искусным фехтовальщиком, так что я даже стал опасаться за жизнь Атоса. Уверен, что Атос победил бы, если бы применил свой коронный удар в горло, но он, вероятно, намеревался сохранить жизнь своему противнику, тогда как де Фламаран вовсе не имел подобного намерения в отношении Атоса.
Наконец, Атос осознал, что начинает уставать, тогда как его противник, более молодой, ещё не проявлял никаких признаков усталости.
— Сожалею, господин, де Фламаран, мне придётся вас убить! — воскликнул он. — Берегите свою шею!
— Лучше поберегите себя, граф! — возразил де Фламаран. — Ещё два три удара, и вы погибли!
Он сделал два яростных выпада, от которых Атос едва увернулся. При втором выпаде шпага де Фламарана нанесла поверхностную рану в левый бок.
В этот самый миг шпага Атоса вошла в горло де Фламарана.
— Простите, господин де Фламаран, — сказал Атос. — Мне не удалось сохранить вашу жизнь, не подвергая опасности мою. Ведь я же предупреждал вас, чтобы вы берегли свою шею!
— Действительно! — воскликнул я. — Как можно быть столь неосторожным!
Мои слова относились на счёт Атоса, но он решил, что они обращены к де Фламарану.
Поверженный враг уже не мог говорить, но ещё оставался жив. Он сделал жест, показывающий на свою грудь, а затем показал пальцем на Атоса, после чего испустил дух.
— Он желал, чтобы мы осмотрели его карман, — сказал я.
В его кармане оказалось письмо. На конверте было написано: «Графу де Ла Фер».
Мы вскрыли конверт и прочитали вложенное в него письмо.
«Граф, если вы читаете это письмо, я уже погиб. Следовательно, вам надлежит узнать из него то, что я намеревался сказать вам в том случае, если исход дуэли был бы более благоприятным для меня. Я знаю, что вы разыскиваете своих друзей, лейтенанта д’Артаньяна и шевалье дю Валона. Я всегда с симпатией относился к д’Артаньяну. Ваши друзья арестованы и находятся в Венсенском замке. Они приговорены к смерти и через сутки после того, как вы прочитаете это письмо, они будут казнены. Сожалею, что нам пришлось лгать Королеве Генриетте, но таковы был приказ кардинала».
— Что ж, Арамис, — сказал Атос. — Господин де Фламаран был весьма благородным человеком и заслуживает достойного погребения. Мы должны оплатить заупокойную службу по нему и расходы по похоронам. И мы тотчас же направимся в Венсенский замок для того, чтобы освободить д’Артаньяна и Портоса!
(Продолжение следует)