Жил – был в Ереване сапожник. Звали его Андо. Всю свою жизнь Андо прожил в Конде, на той же самой улице, в том же самом доме, в котором родился. Мира он не знал, кроме нескольких российских городов, в которых побывал в молодости, еще в советское время. Андо отвозил туда сапожки, сшитые в своем подпольном цеху, сдавал их партнерам, кутил в ресторанах и возвращался к своей семье – жене и двум сыновьям, довольный жизнью и собой. Сапожки Андо были красивыми и удобными и пользовались неизменным спросом, так что деньги у него водились всегда. Потом СССР развалился, рынок наводнила итальянская обувь, сапожки Андо перестали пользоваться спросом, он закрыл свой цех и занялся ремонтом обуви. Свое дело он знал, ремонтировать обувь к нему ездили из других районов города, так что, хоть денег и стало меньше, но на жизнь семьи хватало. Часы тикали, годы шли, на смену зиме приходила весна, потом лето, затем осень и снова зима, и этот неизменный и равнодушный круговорот времени состарил Андо. Теперь к нему обращались уста Андо, самоуверенный когда –то взгляд потускнел, на руках набухли вены, болела спина. Дети не оправдали его надежд, к жене он был равнодушен уже давно и жил с ней рядом только по привычке. Единственное, что еще привязывало его к этому миру – это мечта сшить сапожки, которых еще не было. Волшебные сапожки, в которых воплотилась бы вся красота мира. Но хорошему сапожнику, как и настоящему художнику, нужна модель, способная его вдохновить, в мастерскую же к нему захаживали только неряшливые, крикливые домохозяйки и стеснительные девочки. Андо постепенно слеп, а мечта все еще оставалась мечтой. И вот, однажды осенью, когда уста Андо решил, что жизнь обманула его и в этом, в мастерскую вошла она….та самая, достойная носить его волшебные сапожки. Андо понял это сразу, ощутил кожей, всем своим естеством. Будто дождливой сырой осенью в мастерскую на секунду заглянула сама весна. Девушка принесла на починку свои сапожки – обычные и ничем не примечательные. Когда она ушла, уста Андо небрежно отбросил их в угол. Но теперь он знал, какого размера должны быть сапожки, и каким должен быть подъем. Он заперся в мастерской и трудился ровно шесть дней, не реагируя ни на стук в дверь, ни на звонки телефона, ни на ворчание жены. Трудился как проклятый, на износ, днем и ночью, почти не притрагиваясь к еде, в клубах сизого сигаретного дыма, потому что все ереванские сапожники много курят. На седьмой день сапожки были готовы. Это были лучшие сапожки, которые Андо сшил за всю свою жизнь, и в них действительно воплотилась вся красота мира. Андо потер глаза, довольно улыбнулся, с трудом встал и уставшими, дрожащими руками открыл дверь мастерской. Снаружи стояла толпа женщин. Все они разом обступили Андо и стали требовать обратно свои штопанные туфли, сварливо обзывая его лодырем, аферистом и тунеядцем, прикарманивающим деньги порядочных женщин. Чуть поодаль, в одиночестве, молча стояла та самая девушка, и было видно, как ей неуютно среди толпы упитанных задниц и агрессивных буферов. Уста Андо взял сапожки и, рассекая толпу, пошел прямо к ней. «Это тебе. Они волшебные»,-мягко сказал он. «Но это не мои. Они новые и прекрасные, а мои были ношенные и обычные»,-прошептала девушка. Вне мастерской, под дневным светом она больше не казалась той самой, из мечты, и глаза ее были немного печальные, уже повидавшие изнанку мира. Но уста Андо знал, что перед ним именно та самая, просто ей не хватает веры в волшебство. И он насильно сунул ей свое творение. «Бери. Они принесут счастье»,-сказал он, повернулся и побрел назад в свою мастерскую. Через неделю уста Андо умер, умиротворенный, исполнив свое предназначение. С тех пор по Еревану ходят слухи, что какой-то ереванский сапожник сшил волшебные сапожки, приносящие счастье. Но никто не знает, как они выглядят и кто ими владеет…