Глава 169
Мы направились в Венсенский замок.
— Арамис, как вы предполагаете вызволить наших друзей? — спросил Атос.
— Я запомнил, куда я бросил верёвочную лестницу, которой воспользовался де Бофор, — ответил я. — Нам следует разыскать её и взять с собой прежде, нежели мы решимся войти в замок. Кроме того, необходимо запастись другими приспособлениями и оружием. Если Бофор с помощью Гримо смог оттуда выбраться, то также и мы вчетвером с нашими друзьями сможем оттуда выйти.
— Но побег Бофора мы готовили несколько недель, — возразил Атос. — Тогда как побег наших друзей вы, вероятно, как и я, желали бы устроить как можно скорей, не так ли? Кроме того, выдержит ли Портоса эта верёвочная лестница?
— Скажите, Арамис, вы думаете то же, что и я? — спросил Атос.
— Да, я также полагаю, что письмо, которое мы нашли на груди де Фламарана, или, точнее, которое де Фламаран в минуту своей кончины постарался нам передать, является приманкой, а в крепости нас ожидает ловушка. Фламаран передал это письмо не из порывов благородства, а в жажде мщения за свою смерть.
— Вот так рушатся иллюзии, — вздохнул Атос. — А ведь я, действительно, первоначально подумал, что де Фламаран намного лучше того впечатления, которое он произвёл на нас при первой встрече у Королевы Генриетты.
— Во всяком случае, коль обоих нас посетило сомнение, нам следует хорошенько разведать ситуацию, — сказал я. — Надо всё хорошенько обдумать.
— Не лучше ли прямо пойти к Королеве и потребовать у неё, чтобы она освободила наших друзей? — спросил Атос в своей манере говорить возвышенно и с пафосом. — Ведь речь идёт о д’Артаньяне! Том самом, который когда-то оказал Её Величеству столь огромную услугу!
— Дорогой друг, услуга, оказанная царственной особе, это уже милость, оказанная этой особе тому, кто её оказал, — возразил я. — Самое лучшее, что может сделать лицо, оказавшее такую услугу, это как можно быстрей забыть о ней. Позвольте мне напомнить вам несколько высказываний кардинала Ришельё.
— Что ж, я слушаю, — ответил Атос с улыбкой.
— Начну я вот с чего, — сказал я. — «Короли не обязаны разъяснять решения, которые принимают; в сей привилегии и заключается их величие». Разумеется, это касается и Королев, в особенности – правящей Королевы.
— Вы полагаете, что Королева Анна усвоила эти напутствия так нелюбимого ей Ришельё? — спросил Атос.
— Не только усвоила, но, вероятно, держит перед собой книгу его наставлений, испещрённую пометками Мазарини и с несколькими десятками закладок в ней, — сказал я. — Все её поступки указывают на это!
— Хорошо, пусть так, она не обязана разъяснять свои решения, но ведь она должна быть благодарна своему спасителю? — не унимался Атос.
— В пору припомнить следующее высказывание великого кардинала, — сказал я. — Среди прочих, напомню вам вот это: «Люди легко теряют память о благодеяниях. Когда они осыпаны ими, желание иметь их ещё больше делает их и честолюбивыми, и неблагодарными».
— Но здесь кажется, говорится о благодеяниях высших персон по отношению к низшим, а не наоборот? — не унимался Атос.
— Второе предложение этого высказывания лишь разъясняет указанную вами ситуацию, но точно также дело обстоит и с благодеяниями подданных в отношении коронованных особ, — возразил я. — К этой ситуации данное высказывание ещё в большей степени применимо! Подумайте, как невыносимо Королеве осознавать, что её честь зависела от расторопности какого-то мушкетёра! И знать, что это мушкетёр всё ещё помнит об этой услуге и может в любое время потребовать или хотя бы испросить на этом основании дополнительных привилегий?
— Но Королева, кажется, сама признала свою благодарность? — возразил Атос.
— «Умение скрывать — наука королей», — напомнил я. — Вот вам ещё одно высказывание Ришельё. Недостаточно? Пожалуйста, ещё! «Предательство — это всего лишь вопрос времени». Хотите ещё? «Безопасность — это категория неизмеримо более высокая, чем величие». Или вот вам: «Вы называете это коварством? Я бы скорее именовал это кратчайшим путём». Все эти наставления учат Короля, которому они были написаны, и Королеву, которая стала преемницей своего супруга, тому, что ни чувства благодарности, ни понятия верности, ни искренность, ни величие не являются теми чувствами, которые нужны монарху для достижения своих целей! Напротив, монарху требуется лицемерие, притворство, отсутствие таких предрассудков, как величие, признательность, справедливость».
— Вы чрезвычайно огорчаете меня, Арамис, хотя я должен признать, что в ваших словах много правды, — с грустью сказал Атос. — И всё же я поставил бы свою свободу и даже жизнь на кон, чтобы получить подтверждение тому, что вы ошибаетесь, и что наша Королева ценит понятия, которые вы назвали лишними для монарха. Я хочу видеть в нашей государыне благородство, величие, справедливость и, следовательно, признательность.
— Я точно также, как и вы, граф, хотел бы в ней это видеть, — согласился я. — Но в отличие от вас, я не выдаю желаемое за действительное. Мой мозг не родит миражей, которые я с радостью принимал бы за явь.
— Как же жить на свете без хотя бы немногих иллюзий, которые делают окружающее нас общество хоть чуточку привлекательней, чем оно есть на самом деле? — воскликнул Атос.
— Да Бога ради, Атос, думайте о людях лучше, чем они есть на самом деле! — ответил я. — Кто же вам это запрещает? Только не следует на основании подобных взглядов совершать непоправимые ошибки!
— Вы называете непоправимой ошибкой просьбу, высказанную в предельно вежливой и благожелательной форме нашей государыне? — удивился Атос.
— Именно это я именно так и называю, — согласился я. — И не забывайте, граф, что мы – пособники побега герцога де Бофора, который в настоящее время является одним из руководителей мятежа против Королевы и Короля.
— Против Мазарини, — поправил Атос.
— Это одно и то же, они – одна семья, — высказался я, наконец, со всей определённостью об этой ситуации. — Атос, как это вы со своим преклонением перед правом Короля быть главным дворянином в государстве, не даёте Королю права возвышать тех, кого он сочтёт для себя полезным, и низвергать в ничто тех, кто ему мешает? Какая же это будет власть, если она не способна из мелкого дворянчика делать первого министра, или заключать принца крови в тюрьму? Ведь это будет не власть, а одно название!
— Ваши слова, Арамис, разрывают мне сердце, но я согласен с ними умом, — ответил Атос со вздохом. — Как же быть, если ум и сердце не находят согласия?
— Следует подчинить что-нибудь одно чему-то другому, — ответил я. — Либо слушайтесь сердца и совершайте глупости, либо слушайтесь разума и отвергайте необоснованные душевные порывы.
— Меня не устраивает ни один из этих вариантов, — ответил Атос.
— Тогда приищите себе другое место жительства, — посоветовал я. — Может быть где-то на необитаемых островах, где не будет никого, кроме вас, воцарится гармония разума и любви.
— Ваш совет не так глуп, как кажется, но кого же мне там любить? — усмехнулся Атос. — Мои друзья и мой сын – здесь, во Франции, следовательно, и мне надлежит оставаться здесь.
— Так не спешите оказаться в Бастилии или в другой какой-нибудь крепости! — ответил я. — Если даже Королева отнесётся к вашему требованию освободить наших друзей с сочувствием, Мазарини убедит её поступить так, как я вам предсказываю. Вы увидитесь с ними, но не вследствие того, что их освободят, а вследствие того, что вас заключат в ту же тюрьму, где находятся они.
— Не самый плохой вариант, — сказал Атос задумчиво.
— Давайте лучше вместе подумаем о том, как нам разобраться, правду или ложь сообщает письмо де Фламарана, — сказал я.
— Бьюсь об заклад, д’Артаньян нашёл бы способ это выяснить! — сказал со вздохом Атос.
— Д’Артаньяна с нами нет, есть мы с вами, — ответил я.
— Но есть ещё тот, кто почти десять лет чистил его шляпу, — ответил Атос. — Неужели же Планше не набрался у своего хозяина хитрости и изворотливости за это время?
— Послушайте, Атос! — сказал я. — Ведь если наши друзья арестованы, это не означает, что арестован также и Мушкетон! Нам следует выяснить, где он.
(Продолжение следует)