Это обо мне. Жили мы в Кадриорге на ул. Вейценберги. Старые таллиннцы, конечно, помнят этот район. Была деревянная кафешка, за ней шашлычка, а за шашлычкой шесть двухэтажных коттеджиков. Наш был от шашлычки первым. Это прямо напротив трамвайной остановки. Это была конечная остановка трамваев №1 и 2. Наш маленький домик имел немаленькую историю. В нём последовательно жили начальник полиции города Таллинна, начальник Гестапо города Таллинна и командующий Балтийским флотом адмирал Кузнецов. Командование Балтийским флотом тогда находилось в Таллинне. Мой папа в звании каптри служил в ОВР-е командиром дивизиона. ОВР - это охрана водного района. А значит это тральщики, сторожевики и ещё много чего другого. Была весна 1965 года, я уже был комсомольцем и имел выговор с занесением за битловскую причёску и брюки клёш, хотя тот клёш был всего 5 см. Время было весёлое, у адептов моды клёш доходил до 40 см. Ещё в ходу были цветные клинья, полоски от замков, молния и даже электролампочки от карманных фонариков. Ну и цепочки тоже вставляли. Очень трудной задачей было найти в Таллинне работающий телефон-автомат. Электрогитары мы делали сами, а на адаптер для одной электрогитары требовались магнитики с четырёх телефонных трубок. Отдельно он не выпускались и трубки тоже отдельно не продавались. Вообще, обычная история для страны развитого социализма. Промышленность безнадёжно отставала от желания потребителей. Поэтому потребители самостоятельно потребляли что могли, где могли и как могли. Природа не терпит пустоты. По городу ходили озверевшие тётки-дружинницы. Им за их труд в дружине оплачивали дежурство по среднему заработку и прибавляли 3 дня к отпуску. Эти льготы тётки отрабатывали честно. У всех у них были с собой большие хозяйственные сумки (мало ли чего на маршруте «давать» будут), а в сумках у них были ножницы. Эти тётки с разбегу всей массой налетали на несчастных тинэйджеров, сбивали их с ног и массой же удерживали в лежачем положении. Несчастный тинэйджер верещал, как поросёнок в зубах у волка, а тётки неторопливо и старательно срезали ему битловские локоны и вырезали клинья из брюк-клёш. И вот в это прекрасное время я решил научиться кататься на роликовых коньках, благо на нашей улице Вейценберги асфальт был совсем неплох. Да, немножко отвлекусь, в коттедже через три от моего по ул. Вейценберги жила дама по фамилии Кингисепп. Дама была очень старенькой и была сестрой Виктора Кингисеппа. Я корешился с её внуком Серёжкой Кингисеппом. Мы с ним были организаторами и главными участниками всех Кадриоргских драк. А драки делились на три основных категории:
Первая категория – это была «драка, потому что драка». Вторая категория драк была драка за открытый бассейн в Кадриорге. И третьи драки были тоже территориального плана. Но там мы выступали как настоящие ландскнехты, и не побоюсь этого сравнения «серые гуси». После наших коттеджей был двухэтажный деревянный домик и на первом этаже был магазин, а на втором этаже жил знаменитый фарцовщик Юрка Саркисян. Кличка у него была естественно Саркис. Юрка был самым известным фарцовщиком в Таллинне, об этом знали все, и большим другом МВД, об этом знали немногие (в то время), хотя на своей шкуре последствия этого Юркиного знакомства испытали многие. Конкурентов Саркис не терпел и направлял нас драться с маяковскими за право шустрить в Кадриорге возле дворца. А к этому дворцу по многу подъезжали автобусы с финскими туристами. Во дворце был музей с отличной экспозицией и очень много выставок и выступлений классиков. Сакис упирался на Кадриоргский патриотизм, ну и о материально поощрении не забывал. А дрались в то время очень интересно. Мы встречались и договаривались о месте драки и условиях драки. Вот приведу пример условия одной драки. Договор был простой. Лежачих не бить, если сам не поднимется, мотоциклетные каски можно, велосипедные цепи можно. Ножи, кастеты, арматуру и цепи от бензопилы нельзя. Драться 20 на 20, больше никто не лезет. Дерёмся до полной победы или «до ментов». Чаще получалось «до ментов». Хватали обычно Серёгу, он отвлекал всё внимание на себя, а потом бабушка звонила по телефону и его выпускали. Кроме фамилии в активе у бабушки был значок почётного чекиста и на стене на ковре именной маузер со сверлёным стволом. Когда количество задержаний и отпускании Серёжки превысило критическую норму, Серёжке дали расписать в бумаге, что у него теперь фамилия не Кингисепп, а Опарин, и отправили в Вильянди на малолетку. Пока Серёжка малолетничал, бабушки не стало, а родителям Серёжка был не интересен. Малолетка плавно заменилась на усиленный режим, потом на строгий. Ну а дальше всё по Высоцкому «коридоры кончаются стенкой». В последнем я не уверен 100%, но разговоров об этом было очень много и с Серёгой мы больше не встретились, хотя мы по-настоящему с Серёгой дружили и попав в Таллинн он бы обязательно меня нашёл, тем более, что я жил по старому адресу до 1976 года, а мои родители и сестра – до 1998 года. Ну и чтобы потом не отвлекаться, ещё немного о драках моего возраста. Мне 15, я провожаю вечер, со школьного вечера свою одноклассницу, очень красивую и рано созревшую девушку, в нижнее Копли. Не проводить было нельзя, иначе позор на всю школу и на весь мир. На вечере последний танец был «белый танец». Приглашали девочки и сразу становилось понятно, кого девочка выбрала в провожатые. И вот идём мы за парком «живых и мёртвых» между двухэтажных деревянных бараков, и я провожаю Ирочку домой. А сзади идут три местных гвардейца и кардинала, и их намерения угадать несложно, всё-таки нижние Копли, а не Красная площадь. Идти-то они за нами идут, но нас как бы не видят. Это потому что можно по репе надавать парню, чтоб к нашим девчонкам не лип, а вот унижать парня при девчонке нельзя. По правилам надо было дождаться, пока я Ирину провожу, попрощаюсь и чмокну в ручку или в щёчку. Большего при местных парнях позволять себе было нельзя, чтобы про Иришу плохо не сказали. Мы с Иришей были абсолютные дети, но играли во взрослых, и Ириша сказала: «Может у меня переночуешь, мама на дежурстве». Я ответил Ирише, что она лучше всех, но жениться нам рано, а по-другому я себе ничего и представить не мог, тем более, что у нашего одноклассника Серёжи Ромашечкина уже сложились отношения с Ирочкой Шевченко, тоже нашей одноклассницей. И прожили они вместе всю жизнь. И ещё у нас была в классе пара – Федя Кермас со своей подружкой и ещё было несколько пар и у вех было всё серьезно и уважительно. В общем, Ирочка пошла домой, а я пошёл на улицу, где меня ждали гвардейцы кардинала. Они мне издали крикнули: «Иди за магазин, мы здесь». И они, и я 100% знали, что вариант «убежать» просто не существует. Пришёл за магазин, ребята были примерно моего возраста и примерно моей комплекции. Спросили с кем я буду стукаться. Я сказал, что буду стукаться с тем, кто за Ирочкой бегает. Ребята сказали, что за Ирочкой они не бегают, а просто район держат. Я выбрал одного, мы крепко надавали друг другу, потом у кого-то из ребят дома привели себя в порядок и разошлись. Моим спарринг-партнёром оказался боксёр Генка Григорьев, но драться ногами он не умел, так что накостыляли мы друг другу от души. Генка мне сказал: «Ладно, можешь провожать, если кто пристанет, скажешь, что мой друг». Вот такие были времена, такие были драки, такие были люди.
Фу, заболтался как Ленин на броневике. Да, вот, вспомнил анекдот про Ленина, чисто тюремный:
«Владимир Ильич Ленин очень любил детей. Но первый срок у него был не за это».
Вообще, в биографии этого человека были моменты, которые вызывают огромные нечистые подозрения. Весь мой тюремный опыт кричит мне: «Директор, там полный атас». Директор – это я, а атас – это про него. Сейчас время такое, что боевики и воспоминания пишут все и любой средний читатель считает, что он разбирается в криминальной жизни лучше любого среднего сидельца.
Уважаемый читатель, вот представьте себе репризу. Ленин едет в ссылку. Этапная камера в Крестах, где 100-200 человек месяц ждут, когда сформируется этап. И вот в эту камеру заталкивают маленького, лысенького, даже немножечко узкоглазого очкарика в пальто с меховым воротником, с жилеткой, галстуком и с двумя огромными мешками. И довершение всего это создание с хорошим французским прононсом, то есть громко картавя и абсолютно не произнося букву «р» произносит: «Сдгавсвуйте, товагищи». Ясно, на чём основаны мои подозрения, а вот расскажу чем они ещё и подтверждаются. Когда в России собралась первая ХХХХ дума, там даже был один депутат от большевиков. Фамилия его была то ли Михайлов, то ли Морозов. Скоро стало известно, что в Думу его выдвигали не только большевики, но и второе отделение. Такое вполне обычно для большевиков высокого уровня сидения. Так вот, этот Михайлов (или как там его ещё) успел внести на рассмотрение Думы требование от своей фракции и партии и чего-то там ещё, единственное заявление – требование. Но это было не «землю крестьянам» и даже не «фабрики рабочим», ни про равное избирательное право и не требование сокращения срока службы в армии. Требование было до нельзя странное, но для понимающих говорящее о многом. Требование заключалось в следующем:
«Мы требуем, чтобы политические и уголовные заключённые во время этапирования содержались отдельно». Фу, опять отвлёкся. Так вот. Решил я научиться кататься на роликовых коньках. Асфальт у нас была на улице хороший и движение одностороннее. Машин было немного, но я подумал, что они всё равно будут мешать, поэтому я сходил к портовому порту на Уус-Садама и принёс оттуда знак «кирпич» на деревянной подставке. Этот «кирпич» на улицу со стороны шашлычки и по большей части улицы Вейценберги в течение целого месяца ездили только трамваи «1», «3» и ваш покорный слуга. В следствие этого через месяц состоялось моё знакомство с участковым милиционером и управдомом. С этого началась моя трудовая биография. Уважаемый читатель, вот клянусь, вот сейчас последнее отступление про «Летучего голландца», а потом сразу про детский труд, как и было обещано в самом начале.
Ну вот, о Летучем голландце. Как я понимаю, до 1939 года эти шесть коттеджиков были чьей-то частной собственностью. Поэтому в каждом коттеджике был огромный полуподвал, где был много разных помещений и обязательно котельная. У каждого коттеджика своя котельная. И на шесть котельных у нас был один кочегар. Он перемещался из котельной в котельную по кругу. Там и ел, там и спал, там и жил. Может у него было какое-нибудь служебное жильё, но ведь невозможно оставить шесть котельных без надзора. А ещё он был трубочист, электрик, сантехник и всё на свете.
Как его звали, я не помню, но то, что он был полусумасшедший и рассказывал детворе всякие истории – это помню. По его словам, он был старый заслуженный и контуженный работник НКВД и пришёл в Эстонию в 1944 году вместе с капитаном Кулем. Капитан Куль был из сибирских эстонцев, очень разумный и хозяйственный мужик. Он возглавил колхоз Кирова и сделал его государством в государстве. О своих работниках они изумительно заботились. Шили им бесплатно одежду, строили на льготных условиях жильё и вообще в колхозе действовала система бонусов. Выпускал колхоз всё на свете. Рыбу и мясо в любых вариантах, автомобильные светящиеся дорожные знаки, двойные нержавеющие раковины для кухни и даже стёкла для импортных автомобилей. Выпускали они бейсболки, сабо и всё на свете. Освоение выпуска новой продукции происходило на счёт раз, два, три. Это была чуждая модель экономики и Куля ценили на союзном уровне, но не очень сильно. Каждые три дня самолётом в Москву для главного в СССР распределителя отправляли мясные копчёности, лосятину, медвежатину, угрей, миногу, селёдочные ассорти и кировскую копчёную кильку, срок годности у которой был 24 часа. Эти копчушки были изумительного вкуса и мягкие, как домашняя сметана. Такое производство ХХХ по полной программе, это как самому себе рот пластырем заклеить. Даже Юрий Владимирович Андропов вручая Эстонии очередной орден, был приглашён в колхоз Кирова, где провёл более двух часов. После этого местное эстонское КГБ полгода приходило в себя от шока. Безопасность председателя КГБ – это вам не тинтель-винтель. Местные расставили всюду снайперов, наблюдателей, отражателей, пеленгаторов, глушителей и всего на свете. Каждый был готов умереть за председателя, а лучше быть раненым при спасении, отражении и т.д. На такую рану для полной реабилитации могли прописать новые звёздочки на погоны, и даже орден, но никто не получил возможности отличиться. За три часа до визита председателя появилось столько неместных КГБ-истов, что аж небо потемнело. А местных обезоружили и загнали в зал клуба. То ли охрану у председателя смутили местные снайперы, то ли охрана сама хотела получить льготные раны. Обмануты были все. Эстония получила орден, а льготные увечья не получил никто. Пронесло. Ну не в том смысле, что пронесло, а в том смысле, что всё кончилось хорошо. Правда, я не отвечаю за тех людей, которых заперли в клубе, может там кого и пронесло по полной программе. Ну ладно, если кого и пронесло, то это личные данные и мы об этом не будем. После этого. После не значит в следствии, колхоз щипнули в очередной раз. Во всей Прибалтике из магазинов исчезли банки со сгущённым молоком, зато в продаже появились конфеты «Коровка» производства колхоза Кирова. Был издан строжайший указ о том, что колхоз Кирова и вообще все колхозы могут изготавливать продукцию, только связанную с их основной деятельностью, а Кирова был колхоз рыболовецкий. А что делать? Конфеты уже шли по всему Союзу и прибыль приносили недетскую. Мама в это время работала в колхозе замначальника отдела снабжения. Про эту беду мама рассказала дома. В ответ я рассказал маме анекдот про еврея, у которого пирожки с мясом стоили в 10 раз дороже, чем у соседних продавцов. Когда еврея попросили обосновать такую высокую цену, тот объяснил, что у соседей пирожки с начинкой из телятины, а у него начинка в пирожках из вальдшнепа с кониной. В пропорции 50:50%. Когда копнули глубже, пропорция подтвердилась, но немножко своеобразно. Да, 50 на 50, а если уточнить, то 1 конь и 1 рябчик. Потом пошли ещё анекдоты. Сейчас это застолье назвали бы мозговым штурмом. Было предложено в той же пропорции добавлять в конфетную массу рыбную муку или рыбий жир. В той же пропорции. Мама рассказала об этом своему шефу. Информация пошла от шефа к шефу и дошла до Куля. В итоге, мама стала замом коммерческого директора колхоза, а я был приглашён к Кулю на беседу. До сих пор помню его кабинет. В приёмной была видеокамера, которая транслировала изображение прямо Кулю на стол, а от двери до стола я сделал шагов 40, причём я шагал с прямой спиной, а не семенил. Я был угощён вишнёвым соком и выслушал несколько очень хороших предложений, которые, к сожалению, не смог принять. Ну вот, теперь можно вернуться и к кочегару. А кочегар оказывается был расстрельщиком и после освобождения Таллинна от немцев расстрелы происходили всюду. И вот кочегар рассказал нам легенду о Летучем голландце. У этого Летучего голландца было не три мачты, а четыре колеса. Это был Опель Кадет, кабриолет с кожаным откидным верхом и двухдверка. Он был новенький и красивенький и сверкал как ёлочная игрушка, а ещё он был бесхозный, то есть не совсем бесхозный, а периодически. Немцы бросили эту чудо-машину в Кадриорге. На неё постоянно находились хозяева, как на брошенное имущество, но владение прекрасным имуществом длилось сутки или более, потом донос, арест, расстрел или что-то очень похожее на расстрел. Затем новый хозяин и всё по новой, видимо, в доносах про машину не сообщалось. Полусумасшедший кочегар рассказывал, что эта машина «убила» людей не меньше, чем стрелковый полк. Ну всё, хватит о колхозниках, призраках и чекистах, возвращаемся к истории о детском труде в эпоху развитого социализма. Так вот начальник домоуправления сказал, что в моём возрасте надо не движения перекрывать, а девчонок в кино. Мне было 14 и была весна. Михаил Афанасьевич сказал, что весной начинается всё хорошее. В моей ситуации всё так и случилось. Домоуправ был молодой эстонский парнишка, умный, корректный и общительный. Я ему и говорю, что рад бы в кино не один, но в 14 лет уже неудобно у мамы рубль на кино с девчонкой просить, тем более, что всё моё поколение чётко знало, что Аркадий Гайдар в 14 лет командовал полком. Правда, не было известно, знал ли об этом полк и сам Гайдар, но это совсем, совсем другая история.
Вот этот парень и предложил мне покрасить подвалы, потому что это была площадь не жильцов, а жилищного управления. Работу я сделал и неплохо заработал. Предложил парню безалкогольную «поляну». Парень сказал, что из-за этих «полян» жена его скоро в лес жить выгонит, но относиться ко мне он стал, как будто «поляна» состоялась. Поэтому я полез в первоисточники, так как хотел досконально знать правила и законы новой для меня территории. И вот что я нашёл: оказалось, что ж/у должно производить у своих жильцов раз в 5 лет капитальный ремонт, и раз в два года санитарный ремонт. В случае с форм-мажором межремонтные интервалы корректировались по обстоятельствам. А вот теперь самое интересное. Если ж/у не проводит эти ремонты само, то их может проводить квартиросъемщик. В этом случае пишется заявление в ж/у по поводу ремонта. Ж/у в лучшем случае называет возможный срок ремонта, который не совпадает с межремонтным интервалом. В этом случае квартиросъемщик имеет возможность написать в ж/у заявление, что готов провести ремонт сам. В этом случае приходит из ж/у прораб и составляет смету на ремонт. После акта приёмки смета оплачивается. В нашем коттеджике в то время жило три семьи, а мне уже было 14, и я имел право на трудовые отношения. В общем, я отремонтировал санитарным образом весь дом и деньги честно поделил с жильцами, потому что красили потолки и клеили обои они сами. Зато я честно побелил весь дом снаружи. Побелил немножко неправильно сказано, потому что это был не мел, а жёлтая охра. Вот я так начал свою трудовую деятельность. А тут настало лето и пошёл я на два месяца в почтальоны. Нанялся я в 10-ое почтовое отделение на Нарва мнт, это где сейчас магазин «Кодак» и салон для новобрачных (а может уже и нет). А участок мне дали самый-самый плохой – Нарва мнт 150 и Турба 2. В те времена над Певческим полем находился аэродром, а вокруг него были финские домики, где жил персонал с семьями. У почтальонов есть такая тетрадка, называется «ходовик». Это годами выверенный маршрут, чтобы пройти мимо всех адресатов, но не делать холостых пробежек. Я приходил на почту пол седьмого и где-то минут сорок раскладывал по «ходовику» газеты, журналы, письма. Сумка весила килограмм 15-20 и её отвозила машина в большой ящик в моём районе. Оттуда я забирал сумку и растаскивал почту по местам. Такой большой район у меня был потому что жильцов там было как в яти пятиэтажках, но это были одноквартирные одноэтажки, а размеры участка определялись количеством адресатов. Сумки у всех почтальонов были примерно одного веса, а вот пробег разный. Мой пробег был самый большой. На почте в основном работали женщины старше сорока, меня всерьёз не принимали и думали, что я через неделю сбегу, потому что в день у меня было 2 обхода по 12 км. Если бабушка в пятиэтажке на первом этаже за 5 минут заполняла 15 почтовых ящиков, то мне приходилось между заборами, собаками и огородами посетить 20 домов, но я не убежал. Сначала было просто стыдно, а потом тренер сказал, что это страшно полезно для ног.
Недели через три-четыре у меня сложились со всеми хорошие отношения, бабушки стали угощать меня пипаркоками и часто складывали мне сумку до моего прихода. Я отработал на почте три месяца, зарплата там была 70 рублей и удостоверение в синей обложке на право бесплатного проезда на любом городском транспорте, кроме такси. Удостоверение мне бабушки подарили, и я им пользовался до конца года. Если кто-то и контролёров сомневался, то бабушки всегда подтверждали. Я получил первую зарплату – 70 рублей, разменял её в магазине по рублю, чтобы больше казалось, разложил всё это аккуратно на столе и дискантом, который я пытался выдать за бас, сказал: «Мам, мам, это на хозяйство». По этому поводу моя сестрица, которая была на 4 года старше меня, ехидно сказала: «Это хорошо, что не ХХХ выплатили, а то не донёс бы». Единственный раз в жизни получила от мамы по губам. С тех пор прошло 53 года, но, по-моему, она мне это до си пор не простила.
Ну вот, так я до конца лета проработал почтальоном. Больше на почте работать было нельзя из-за школы, но работать очень хотелось. Причин было три – гордость, здоровье и деньги. На первом месте была гордость. Я уже говорил, что моя молодость пришлась на очень хорошее время, я говорю не про государственное устройство, а про отношения между людьми. Во времена моей полудетской молодости, тот кто работал – гордился, а кто не работал, старался найти работу и вопрос тут не только в деньгах, а в том, что можно было гордиться. Если работаю, значит мужчина. Вторая причина в том, что мышцы привыкли к постоянной нагрузке. К постоянной ежедневной нагрузке. Нагрузки на тренировках три раза в неделю по полтора часа моему телу не хватало. Ну и деньги тоже были не лишними, хотя в наше время затратного отдыха для детворы почти не было. Да и постараюсь на простом примере объяснить, что стоила тогда денюжка. Горячее ежедневное питание в школьной столовой стоило 9 руб. Холодное ежедневное питание в школе стоило 6 руб, пачка сигарет «Прима» стоила 14 коп, литр газировки с сиропом в уличном автомате стоил 15 копеек, а литр 92-го бензина (или 93-го) 12 копеек. И при всём при этом пустая литровая бутылка от молока стоила 20 коп. А поскольку фирменной одежды тогда практически не существовало и журнал «Бурда» ценился на вес золота, то одеты мы были примерно одинаково и разницы между собой не чувствовали. Просто в нашей школе не было ЦК-овских и внештогорвских детишек. По этому поводу могу сказать – и им, и нам крупно повезло. Ну я вспомнил про этого эстонцы из домоуправления. Мы расстались с ним после этих квартирных ремонтов очень по-хорошему. Я хорошо заработал и детский максимализм включился автоматически. Вот пойду прямо сейчас и отремонтирую всю улицу, потом весь район. Изложил эту идею своему предполагаемому шефу, он мне ответил очень спокойно, разумно и уважительно: «Ты нормальный парень, тебе дали честно подработать, но на этом тебе нужно остановится. Пойми, там другие люди, другие дела и ты туда пока не готов». Его удивило, что я всё воспринял правильно, не обиделся и не расстроился. Ну, в общем, пошёл я к нему, и он мне предложил работу дворником на моей родной улице. Он сказал, что ему это надо для престижа. Он сможет драть нос перед всеми остальными домоуправлениями, потому что только у него будет непьющий дворник. Это была наполовину шутка, но я получил участок работы. Это была половина нечётной стороны улицы. Всего эта улица состояла из четырёх участков. В октябре у меня уже было два участка и это занимало 2-2,5 часа утром до школы. Поскольку раньше у меня уходило 1,5 часа на утренний спорт, то я не слишком сильно ужал себя со временем. Потом начались чудеса. Я закрепил на метёлку и на ХХХ металлический груз, и все считали, что это ХХХ так по-хитрому тренируется. Не было ни одного пацанёнка из нашей уличной кодлы, который не просился бы на эту тренировку. Помните, как у Марк Твена Том Сойер красил забор? Всё было очень похоже, только я никому не давал работать вместо себя. Попробовать – «пожалуйста», но работать буду сам. Такое поведение укладывалось в моё понимание о гордости. Что я могу сказать обо всём этом. Да, в конце 1960-х, в начале 70-х появилось огромное количество евреев-дворников, особенно в Питере. И Бродский, и Пастернак, и Галич и даже Виктор Цой, хотя и не еврей. Все эти кочегары, дворники были из отказников и над каждым из них висела статья за тунеядство и пять лет секретно, как довесок за предыдущую творческую работу. Опять я сорвал венок славы: кажется, я был первым евреем-дворником в Западно-Европейской части СССР, хотя в отказниках не числился и на историческую родину не собирался. Родился я в Эстонии. Её и считал до сих пор считаю своей родиной. Ну это всё пока о детском труде СССР, потому что писать про дружины старшеклассников просто немножко стыдновато. Там было столько раскованного общения между мальчишками и девчонками, что трогать эту тему слегка просто невозможно. А на серьёзное писание у меня не хватает ни информации, ни таланта. Из эстонских писателей на эту тему мне кажется могли бы писать Лилиан Проллет, Мати Унт и конечно Теэт Каллас. Его «звенит-поёт» просто прекраснейшая книга о летних молодёжных днях. Темы близкие и где-то пересекаются. Из молодых местных писателей никого не знаю или почти никого, но готов ждать, пусть напишут, а я с удовольствием прочитаю, даже если это будет Иванов ХХХХ Кивиряхк.