Глава вторая.
Терпи казак, атаманом будешь…
Не для меня цветут сады,
Не для меня Дон разольётся,
А сердце девичье забьётся,
С восторгом чувств, не для меня…
…А для меня: кусок свинца,
Он в тело белое вопьётся,
И кровь горячая польётся,
Такая жизнь, брат, ждёт меня…
Казачья песня.
***
И вдруг в сознание Барышева всё перевернулось, словно сработал какой – то переключатель, пелена озлобленности моментально спала, и взору Александра представилось поле его безумного действия: побитые оконные рамы, полы покрытые осколками стёкол, вперемежку с алюминиевой посудой, перевёрнутый стол и ножка табуретки в его руке, всё, что осталось от разрушительного орудия.
- Что я наделал!? – приходя в себя, выдохнул он. - Господи, что же теперь будут?
Барышев машинально не осознавая, что говорит, обратился к богу, произнеся слово «господи», и поднял затуманенный взор в святой угол. На него, прижав к груди ребёнка, с удивлением и укором смотрела божья матерь.
«Что же ты натворил, раб божий, - как бы вопрошал её взгляд, - ради чего ты всё это наделал?»
«Как же так, - метнулась, в ещё не остывшем сознании, мысль, - вроде бы весь этот ад, свалившейся на его контуженую голову, разгорелся, как раз, из – за неё. Из – за этой иконы, олицетворяющей веру в бога, и почему - то так мешающей жить коммунистам и лично парторгу Овсянникову. А она цела и невредима, всё порушено, а ей хоть бы что!»
Барышев отбросил в угол ножку от табуретки, ещё раз осмотрел место своей деятельности и, понурив голову, вышел в сени. Хмель, от выпитого в поле спиртного, начал покидать его горячую голову. В сенях он остановился:
«Что же делать дальше? – потерянно размышлял он. - Какой же теперь позор свалился на его голову, на всю его не так давно приобретённую, не без труда, новую семью!»
Думать обо всём этом не хотелось. Страшно было думать о завтрашнем дне. Хотелось забыться. Барышев засунул руку в валенок, висящий на крючке в сенях, достал, припасённую на всякий случай, бутылку водки, и, не закрывая двери, через огород двинулся на речку. На берегу Чиндата у него было своё укромное местечко, он иногда, когда выпадал свободный час, ловил там налимов, другой рыбы в этой речушке не водилось…
Вот и речушка, скорее большой ручей со странным названием Чиндат, обозначающий толи данный кому – то чин, толи дату получения этого чина, но в данном случае это не важно. Тропинка, проложенная через густые заросли тальника, привела Александра к лежащему, на вытоптанной площадке, толстому обрезку осины, с ошкуренной корой и блеском своим напоминающему гладкий булыжник. С одной стороны в полуметре от него поблёскивая на тусклом осеннем солнце, лениво перекатывались, довольно глубокие, прозрачные, с синим, свинцовым отливом, водЫ ручья. С другой, со спины, если присесть лицом к воде, густо нависли, печально развесив прихваченные осенним туманом, пожелтевшие продолговатые листья, напоминающие потоки невыплаканных слёз, ивы. Вид увядающей природы и этот осенний свинцовый блеск потемневшей реки, и эти плаксиво развесившиеся, побитые туманом, ивовые листья, удручающе подействовали на подавленное настроение пришельца, душа которого и так была истерзана произошедшими событиями. Но он, пересилив желание, скорее покинуть это место, опустился на обрубок бревна и, устремив взгляд на медленно протекающие воды, задумался. Вся его прошедшая жизнь разворачивалась так стремительно и трагично, нанося ему массу мук и страданий, что он не успевал обдумать всё происходящее сейчас, и особенно то, что происходило до войны. Полученная на фронте контузия, частенько выбивала его из ритма складывающейся жизни, заставляла неожиданно совершать необдуманные, не свойственные, ранее, его характеру поступки. Поэтому – то он старался как можно меньше общаться с людьми праздными, занимающимися общественной и политической, на местном уровне, деятельностью, то есть разборками все возможных сплетен и осуждений. Целиком и полностью отдавался доверенному ему делу, поэтому – то и не заметил интриг опутавших его семейную жизнь. Проще всего было на войне, там всё было понятно: нужно прогнать врага, занявшего землю нашей Родины.
И вот на этом берегу, на этом обрубке осины представился, наконец – то, случай вспомнить и попытаться понять всё. От речки потянуло прохладой, Александр ударом ладони выбил пробку в бутылке, сделал несколько глотков из горла.
«Ни стакана, ни закуски, прямо, как заправский пьяница» - укорил он сам себя, закупорил бутылку и ткнул её за бревно. По телу разлилось успокаивающее тепло, и, понурив голову, Барышев обратил свои мысли в прошедшее, в пережитое, но не совсем ещё понятое прошлое:
«Отец, дед и, видимо, прадеды Александра были потомственными казаками, бежавшими или сосланными когда - то в Сибирь. Сам Александр то время помнил плохо, он был ещё ребёнком, но из довольно скупых рассказов, отец не любил вспоминать прошлое, он понял, что является представителем рода этих самых казаков. Все его родственники по мужской линии, отец, двоюродные братья отличались особой выправкой, были стройными, подтянутыми, любили лошадей и верховую езду. Выполняли любую работу с особым прилежанием, их усадьбы в деревне отличались особой прочностью и ухоженностью. Однако уважением, у представителей начальствующего состава власти, они не пользовались. К ним относились с осторожностью и недоверием. Да и некоторые деревенские жители поглядывали на них с чёрной завистью, называя за спиной «кулаками».
Александр помнил; сколько препятствий и унижений пришлось пережить его семье и позже ему, из - за того, что они принадлежали к этому сословию; казачества, многое, что хотелось иметь материального либо духовного упиралось в это препятствие: « Сослан в Сибирь, значит враг! Доверие нужно заслужить». Но так и до самой войны этого доверия добиться не удавалось. И вот, вроде бы, честно и достойно отвоевав и вернувшись назад на вновь приобретённую родину, для которой он являлся постоянно пасынком, ему, наконец – то, поверили все, кроме парторга Овсянникова. Поставили бригадиром, люди стали относиться с уважением. А тут опять такое.
«Зачем Анна так сделала, почему не послушала меня? У неё у самой первого мужа расстреляли, как врага народа. К ней тоже парторг Овсянников испытывает недоверие, и готов отправить вслед за первым муженьком? Мать моя ненавидит её, боится, что прошлое Анны чёрным пятном ляжет, опять, и на наш род. Так оно и получилось. Теперь, из- за этого крещения, парторг Овсянников постарается раздут такое, что всем нам места в деревне будет мало, - бились в голове мысли, как бы пытаясь найти оправдание содеянному, - как всё сложно и запутано, жили люди на Дону на Урале были казаками, верно служили отечеству, сменилась власть, они стали врагами. Жили люди в Поволжье, на Кавказе, в средней полосе России, на Украине пахали землю, собирали урожай, сменилась власть и они стали врагами. Сменилась власть во всей России, нашлись люди, которые, что – то сказали не так в адрес новых правителей, а может этим правителям показалось, что люди сказали не так, но они, эти правители, тех людей превратили тут же во врагов, и почему – то именно во «врагов народа». А народ представления не имел об этом, но верил, конечно, правителям. До тех пор пока сам не становился вдруг «врагом народа». И вот все они, кого не расстреляли на месте, кто не умер в дороге во время пересылки, оказались в изгнании в Сибири, суровом и неприветливом крае. Но и тут все они, получившие строгое наказание, за свою принадлежность к «врагам народа», не освободились от дальнейших преследований и унижений. Трудно разобраться во всём, но можно…
Александр родился в 1912 году. Ему было пять лет, когда на Дону начался процесс «расказачивания» Расстреляли его деда Пантелея и бабку Агафью, а они с отцом Афанасием Пантелеевичем и матерью Натальей Фёдоровной, это сейчас она стала сварливой старухой, а тогда ещё была красивой молодой казачкой, в 1915 году перебрались на Урал. Афанасий Пантелеевич принимая участие в боях охвативших Европу, первой мировой войны, был ранен, и командование выдало разрешение на его эвакуацию на Урал, к брату, вместе с семьей, выделив в сопровождение двух казаков, как особо отличившемуся командиру боевой казачьей сотни.
Брат Ермолай служил сотенным есаулом в Оренбургском казачьем воинстве на Урале, но за пять лет до первой мировой войны, вдруг неожиданно разбогател, и стал владельцем золотоносных и малахитовых рудников на реке Рефт Екатеринбургского уезда. Он давно звал к себе всех родственников с Дона и вот, как говориться, не было счастья, да несчастье помогло. Во время бог отнёс Семью Афанасия от беды, спустя три года, ещё не окончилась мировая война, на Дону начался жесточайший процесс «расказачивания».
Афанасий Пантелеевич, оправившись от ран, службу не бросил. По договорённости Ермолая Пантелеевича с Оренбургским войсковым атаманом, Афанасий с полсотней казаков остался охранять рудники от «хитников» - диких старателей./ Чисто уральское слово/. Они всегда окружали золотоносные и алмазные рудники в надежде найти не занятую золотоносную жилу, либо обнаружить случайные россыпи самоцветов. Но чаще всего забирались в действующие рудники, пытаясь похитить, а иногда и разбойным путём отнять драгоценности.
Однако покоя обрести Афанасию и Наталье не удалось и здесь. К началу 1918 года процесс «расказачивания» докатился до Урала, он несколько отличался от Донского и был похож скорее на раскулачивание. Пока никого не расстреливали, не ссылали в Сибирь.
Рудники Ермолая Пантелеевича были конфискованы уже в январе 1918 года. Купеческие хоромы тоже пришлось оставить. Братья, с семьями, перебрались в Оренбург и поселились на городских квартирах. В казармах, в загородном поселении размещалась казачья сотня, в которой сотником был его отец Афанасий Пантелеевич, а есаулом вновь дядя Ермолай.
У новой власти к казакам появилось множество претензий, которые без боя разрешить не удалось. Наступили тревожные дни, назревало вооружённое восстание казаков.
В конце января Ермолай Пантелеевич, был отозван Войсковым атаманом в штаб Оренбургского казачьего войска. Вернулся он оттуда изменившимся, до неузнаваемости, как будь - то сразу постарел лет на двадцать, какая – то нестерпимая боль сдавила его могучую грудь. Дома ничего не сказал, на все расспросы отвечал односложно, невпопад. На второй день с утра приказал брату выводить лошадей, выехали за город в сторону казачьих казарм, с ночи за околицей поднималась метель. Верхами на конях, отъехав от городской окраины версты две, остановились.
- Крепись Афанасий Пантелеевич, - отвернувшись, смахнул слезу Ермолай, - сироты мы с тобой теперь! Нет у нас ни отца и ни матери, и крёстных тоже нет ни моего, ни твоего! И Наталья твоя, дочь атамана Гончара, теперь тоже сирота.
- Что ты говоришь, брат, - оглушенный новостью, выронил повод из рук Афанасий.
- А то, что расстреляли их красные, в конце декабря прошлого года.
- Как, так? За что!? – Слёзы навернулись на глаза бывалого боевого казака.
- Прибыли красногвардейцы в станицу и учинили допрос - кто недоволен новой властью, а потом всех довольных и не довольных казаков поставили к стенке. В первую очередь атамана Гончара Федора Павловича и офицеров, а так же Георгиевских кавалеров - отца нашего, крёстного моего Платонова Петра Семёновича и твоего Стародуба Илью Евлампьевича.
Признали всех «кулаками», классовыми врагами большевиков.
- А мать за что!? – боль исказила лицо Афанасия.
- Семьи офицеров уничтожали полностью. Их вроде сначала не трогали, но они, с крёстной, бежали за мужьями до места казни. «Ну, раз прошли, вставайте рядом» - приказали палачи.
- Тебе кто всё это рассказал?
- Казаки донские, те, что бежать успели, добрались до Урала. Среди них приятель мой Пётр Куделя с хутора Красный Яр. Он теперь в Оренбургском казачьем воинстве служит. У нас тоже обстановка накаляется, большевики требуют от атамана всех казачьих войск Урала, Дутова Александра Ильича беспрекословного и полного подчинения. Полковник Головин сказал мне, что тайно выводит казаков из Оренбурга, и направляется к Уральску. Мне приказано с сотней отправиться в городок Соль – Илецкий, по дороге ко мне присоединиться ещё одна сотня казаков, и буду я командовать дивизионом.
- Выходит, казаки начинают восстание против большевиков? Я с тобой, я тоже боевой офицер, и хочу отомстить за смерть родных мне людей.
- Вот, что братец, - оглядевшись кругом, вдруг заговорщицки понизив голос, заговорил Ермолай, – кончилась наша мирная жизнь, порешат нас красные, большую часть России захватили они. Пропадут наши жёны и дети, если мы не примем мер для их спасения.
- Что же мы можем в такой обстановке предпринять? – почуяв надежду в словах брата, спросил Афанасий. – По-моему, выхода нет, - всё же засомневался он.
- Ну, если бы его не было, я бы и разговор этот затевать не стал, - рассеял сомнения Ермолай, - здесь назревают серьёзные, кровавые события. Я ещё повоюю, отомщу за смерть отца и матери большевикам. А на тебя возлагается роль спасителя нашего рода. Заберёшь своих Наталью и Сашку, мою жену Елену с ребятишками /их у Ермолая было трое/ и двинешься в Сибирь. Доберётесь до станции посёлка Жарковский, там у меня друг живёт Аким Миронов. Найдёшь его, он поможет обустроиться. Позже, если останусь жив, может быть, и я туда появлюсь.
- А как же я туда доберусь? У меня и средств никаких нет.
- Ну, за этим дело не станет, что ж ты думаешь, если у меня отобрали рудники, я себе запасов никаких не оставил. Есть у меня, деньги, золотишко и камушки найдутся, уделю тебе часть денег на обустройство, а остальные здесь пригодятся, большие дела намечаются. Ты только сумей ими распорядиться с умом, да о семье моей побеспокойся, помоги Елене детишек сохранить.
- А этот Аким Миронов надёжный человек?
- Думаю да! Он мне жизнью обязан. Мы с ним участвовали в 1900 году в китайском походе. Усмиряли повстанцев – эхитуаней. Басурманы , вдруг, навалились на нас гурьбой, пришлось сражаться. Под Акимом лошадь убили и руку ему отсекли, почти до плеча. А я его вывез из этого пекла.
- Хорошо, братка, сделаю всё, что в моих силах, - протянул руку Афанасий. Братья, не слезая с коней, крепко обнялись. Кони, будь - то чуя скорую разлуку седоков, замерли бок о бок, друг к другу.
-Да, и вот ещё что, - когда уже двинулись обратно, вспомнил Ермолай, - фамилию я свою сменил, по совету атамана, теперь я Платонов Ермолай Пантелеевич, мало ли что будет, чтобы вас не впутывать в родство со мной. Фамилию взял крёстного своего. Царство им всем небесное! /В те времена, живущим в одной местности гражданам, паспорта не требовались/.
Через мгновение разыгравшаяся метель скрыла силуэты всадников, а затем замела следы лошадиных копыт…
***
Вот так Александр Афанасьевич, в своё время, оказался в Сибири, вместе с отцом и семьёй своего дяди.
По сложившимся обстоятельствам, Александр мало знал о том периоде их жизни на Урале, он был ещё ребёнком. О казаках и, особенно о том процессе «расказачивания», говорить было запрещено, это сейчас везде появились «эскадроны казаков», там, где они ранее были, и там где их никогда не было, после 1920 года, одно упоминание о принадлежности к казачеству, грозило лагерным сроком. Отца и дядю Ермолая арестовали, когда он был совсем маленьким, в посёлке Жарковском. Чтобы как – то выжить, матери, вместе с сыном и семьёй дяди, пришлось всю тяжесть крестьянского труда взвалить на свои плечи, и детские плечи сына и племянников. Жена казака – враг народа. Затем дядю расстреляли, а отца чудом освободили, когда Александру было уже двенадцать лет. О своей принадлежности к казакам, и об их участи старались не вспоминать. Но память за пазуху не спрячешь. Вспомним и мы, уважаемый читатель, об этих трагических событиях, происходящих в 1917 – 1920 годы, опираясь на факты, подтверждённые архивными документами. Чтоб хотя бы поверхностно знать, о чём же идёт речь.
Однако, прежде чем говорить о «расказачивании», определимся, кто же такие казаки?
Термин «казаки» был принят на Руси для обозначения самостоятельного и самоуправляемого вооруженного населения на различных, не редко пустынных и малонаселённых территориях, представителей сообществ, состоящих из людей разного этнического происхождения, но преимущественно христианского вероисповедания.
По словам некоторых русских историков: казачество состояло из беглых русских холопов, бежавших в пустынные земли юго - запада России, не желая работать на своих эксплуататоров, в так называемое «дикое поле»
Но давайте на минуту представим: - Как нищий беглец, попавший в неведомое для него, ранее место, не имея ни средств, ни навыков проживания в данной местности, вдруг неожиданно становится вооруженным казаком? И охраняет границы российского государства, уничтожая врагов этого государства, имея собственного коня и хорошее оружие. Ведь ещё с 13го века казаки, именно, этим и занимались, за это им платили жалование, выделяли земельные наделы, в два раза больше крестьянских, освобождали, частично, от налогов и рекрутской повинности. Кроме того предоставляли право беспошлинной торговли на территории своего войска.
Это же абсурд. Зачем беглецам защищать границы государства, из под гнёта, которого они убежали? Да ещё, рискуя жизнью, участвовать в военных действиях против врагов своих угнетателей.
Зачем государству, вместо того, чтобы возвратить беглецов их хозяину, платить, неизвестно за что, преступникам жалование и предоставлять им определённые льготы?
И, как оказалось, «дикого поля» с его захудалыми землями тоже не существует. Если проследить за поселениями казаков, то расположены они были, как раз на землях, так называемых житниц и здравниц России, на берегах Днепра, Дона, Волги, Урала и Терека. Через эти места проходили все торговые караваны, и боевые походы русской армии. Странные места для укрытия беглых холопов.
От набегов казаков, в своё время, крепко досталось Турции, Речи Посполитой /полякам и литовцам/, Персии, и горцам Северного Кавказа. Ими были организованы походы в Сибирь, и освоение сибирских земель с присоединением их к территории Российской империи. Разве можно себе представить, что всё это делали беглые холопы, не умеющие держать в руках оружия, и тем более организовывать военные походы. Не исключено, что часть из них действительно присоединялось к казакам, но это не значить, что они ими становились.
Казаки – это военное сословие на Руси. Не только профессиональные, но и потомственные военные.
Вот, что в своё время о казаках сказал Наполеон Бонапарт: «Надо отдать справедливость казакам, это они доставили успех России в этой компании /1812 год/ Казаки – это самые лучшие лёгкие войска среди всех существующих. Если бы я имел их в своей армии, я прошёл бы с ними весь мир».
Дело всё в том, что казаки организовывали походы не только в недружественные страны, но и частенько вступая в конфликт с русским воинством, шли на Москву, чтобы «посадить на трон правильного царя». И тогда они уже назывались басурманами, холопами, а их походы крестьянскими бунтами, в своё время, возглавляемые атаманами Разиным, Пугачёвым, Болотниковым и др. Походы казаков, на Москву, Серпухов, Калугу в 15 – 16 веках, «за справедливого царя», назывались татарскими набегами. Когда эти же воины шли против шведов, поляков, турок, их уже называли казаками. Видимо поэтому, некоторые историки беглых холопов превратили в казаков.
Тем не мене, присягнув царю, казаки оставались верными ему до конца. И использовались в самых неблаговидных целях: подавляли вспыхивающие, периодически, народные мятежи, не гнушаясь при этом применять огнестрельное оружие и сабли. Пороли нагайками участников мирных уличных демонстраций, выдвигающих требования к правительству на улучшение своей жизни.
Кроме того их ненавидели крестьяне, живущие рядом с ними в станицах, за то, что земельные наделы казаков в два, два с половиной раза были больше крестьянских, за то, что казаки жили своей, более организованной и материально обеспеченной жизнью, не допуская в неё менее обеспеченных соседей.
Казаки же, в свою очередь презирали крестьян за их неорганизованность, нищету и неумение трудиться на земле, как им казалось. Это ещё одно подтверждение тому, что беглые холопы никак не могли быть казаками.
И вот свершилась революция 1917 года. Власть перешла к рабочим и крестьянам.
В каком положении оказываются казаки? Настало время припомнить им нагайки, применяемые в городах при подавлении стачек, бунтов. Их безбедную жизнь в станицах, и презрение к соседям крестьянам и переселенцам.
В декабре 1917 года большевики лишили казаков того статуса, который существовал при старом режиме; в глазах большевиков они представляли собой «кулаков» и стало быть, являлись «классовыми врагами». Новый режим предпринял ряд карательных мер, чтобы устранить, уничтожить, выслать, следуя принципу коллективной ответственности, всё население территории занимаемой казаками. Отказавшись от первоначального нейтралитета, казаки под знамёнами атамана Краснова присоединились к белым силам, собиравшимся на юге России весной 1918 года. Только в феврале 1919 года во время генерального наступления большевиков на Украине и на юге России первые части Красной армии вышли к станицам донских казаков. Прежде всего, большевики приняли все меры по упразднению всего, что составляло специфику казачества: казачьи земли были конфискованы и переданы в пользование поселенцам из России и местным крестьянам, не имевшим статуса казаков. Казаки обязаны были, под угрозой смертной казни, сдать всё оружие /согласно своему статусу «защитников Российской империи» все казаки имели право на ношение оружия/ все окружные и станичные органы самоуправления были распущены.
Эти шаги были частью заранее составленного плана расказачивания, определённого в секретной резолюции ЦК партии большевиков от 24 января 1919 года «Учитывая опыт гражданской войны против казачества, признать единственным правильным ходом массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно. Произвести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое – либо прямое или косвенное участие в борьбе против Советской Власти»
На деле же, как признавал в июне 1919 года председатель Донского ревкома Рейнгольд, на которого была возложена задача «навести большевистский порядок» на казачьих землях, « у нас была тенденция проводить массовое уничтожение казачества без единого исключения». В течение нескольких недель, со средины февраля до средины марта, большевистские отряды уничтожили более восьми тысяч казаков. В каждой казачьей станице революционным трибуналам требовались минуты, чтобы просмотреть списки подозреваемых; как правило, всех их приговаривали к «высшей мере» за «контрреволюционное поведение». Перед лицом такого разгула репрессий казакам ничего не оставалось, как поднять восстание.
Восстание началось в Вешенском округе 11 марта 1919 года. Организовано оно было превосходно. Восставшие казаки объявили поголовную мобилизацию всех мужчин, от шестнадцати лет до пятидесяти, всего округа Войска Донского и соседней Воронежской губернии. К началу апреля 1919 года восставшие казаки представляли собой армию в тридцать тысяч опытных и хорошо вооруженных бойцов. Действуя в тылу Красной Армии, сражавшейся южнее с Деникиным и кубанскими казаками, донские казаки обеспечили стремительное продвижение белой армии в мае – июне 1919 года. В начале июня восставшие казаки соединились с основными частями Белой армии и кубанскими казаками. Вся казачья территория была освобождена, как говорили казаки «от позорной власти москалей, жидов и большевиков»
Однако военное счастье переменчиво, и большевики вернулись на Дон в феврале 1920 года. Вторая оккупация казачьих земель оказалась гораздо разрушительней и смертоносней первой. На область Войска Донского была наложена контрибуция в 36 миллионов пудов зерна – количество, явно превосходящее возможности края; у сельского населения отбирались не только скудные запасы продовольствия, но и всё имущество, «включая обувь, одежду, подушки и самовары», как уточняется в одном из донесений ЧК. В ответ на эти грабежи и притеснения все мужчины, способные носить оружие, присоединились к партизанским отрядам зелёных. К июлю 1920 года, в таких отрядах на Кубани и Дону насчитывалось не менее 35 тысяч человек. Запертый с февраля 1920 года в Крыму, Врангель решил прибегнуть к союзу с зелёными Кубани, как к последнему средству. 17 августа 1920 года пять тысяч человек высадились в районе Новороссийска. Под объединенным натиском белых, казаков и зелёных, большевики вынуждены были оставить Кубань. Так же Врангель вёл наступление на юге Украины. Но успехи белых оказались не долгими. Охваченные с флангов превосходящими силами противника, отягощённые массой гражданских лиц и обозами, войска Врангеля к концу октября в беспорядке отступили в Крым. Занятие Крыма большевиками – последний этап открытого противостояния белых и красных – стало причиной самых массовых убийств, гражданских лиц, за всё время гражданской войны.
***
Положение; о Донских казаках /дающее им право на привилегии/ на Оренбургское Казачье Воинство распространилось лишь в 1758 году. Во время восстания Емельяна Пугачёва, /кстати, напомню: тоже Донского казака / оренбургские казаки остались от него в стороне, несмотря на то, что всё Яицкое /Уральское/ казачество поддержало мятеж. Они отстояли Оренбург от осады. А некоторые полки помогли усмирению в составе воинских отрядов.
За верность государю Екатерина пожаловала казакам синий цвет – символ Российской государственности. С тех пор брюки и околыши фуражек у оренбургских казаков синего цвета.
В 1917 году, после революции, оренбургские казаки оказались единодушной и крепко спаянной общественной организацией. Как войска, образовавшиеся в процессах развития, они возвратились к древнему казачьему народоправству, возродили Войсковой круг. Избрали Войскового атамана. И не признали власть большевиков. Весной 1918 года они начали повсеместные восстания против засилья красной гвардии.
В середине июля в Оренбург возвратился атаман Дутов, отходивший на время в Тургайские степи. Началась жестокая борьба за идеалы казачьего народоправства. При недостатке оружия и боеприпасов оренбургским казакам приходилось оборонять свои земли и со стороны Волги, и со стороны Туркестана. Когда армия адмирала Колчака отошла за Урал, открылся ещё один фронт – Северный. Тогда части Оренбургских казаков пришлось оставить свой край и отступить на Восток в Мятежном зимнем походе через всю Сибирь, увлекая за собой казаков Сибирских. Основная же часть Уральских казаков отступила на юг, к Каспийскому морю к форту Александровский.
В марте 1920 года остатки Оренбургского Казачьего Войска ушли в направлении Китая или пробились в Приморскую область на Дальний Восток. Оставшиеся дома или осевшие по дороге во время отступления, пережили все беды казаков при новой власти.