Глава 2

Светлана Баранова 4
Сегодня Надюша проснулась с ясной головой, помнила, что надо было сходить в поликлинику, а потом в магазин и в аптеку. Утро выдалось на редкость удачным. После завтрака Надя помыла посуду и стала собираться. Куда-то пропал медицинский полис. Она точно помнила, что вчера он лежал на комоде в комнате, но сейчас его там не было. Стала искать, конечно же занервничала. Посмотрела везде, где он мог бы быть. Не нашла. Присела на табуретку в коридоре и заплакала. Зазвонил сотовый телефон. Надя ответила, звонила дочка.


– Мам, ты помнишь, что тебе в поликлинику сегодня. Через час выходить. Ты чего молчишь?
– Помню. Я полис не могу найти. Везде посмотрела, нет нигде. Вот была бы ты сейчас здесь, быстро бы нашли. А теперь, как идти, без полиса.
– Не начинай. Ты всю жизнь всё прячешь, а потом найти не можешь. Кто деньги хранил на антресоли в коробке с гвоздями, а украшения под ванной в банке из-под «Пемолюкса»? Господи, что ты сейчас-то панику разводишь на пустом месте, зачем тебе полис? Всё в электронном виде есть, в базе у них все твои данные. Собирайся и иди.
– Всё у вас в электронном виде. Вот ты мне телефон привезла, а я так и не научилась им пользоваться. Мне бы инструкцию хоть какую-то к нему, а то тыкаю по нему, тыкаю, всё бес толку, ничего не понимаю.
– Я знаю. Я приеду, мы еще раз попробуем. А сейчас собирайся в поликлинику. Ты справляешься же сама, да?
– Справляюсь, конечно.


Конечно, она справляется. Надя посмотрела на входную дверь. На ней мелом были написаны показания счётчиков. И еще имена. Дочки, внучки и их мужей. Хотя нет, внучка вроде бы еще не замужем, просто живёт с мальчиком. И как только такое возможно, неприлично же. Хорошо, хоть дочь второй раз замуж вышла, а то она уже устала мужские имена на двери переписывать. Вот она вообще замуж девственницей вышла и всю жизнь с одним мужчиной прожила. Понятно всё тогда было, а сейчас сплошной разврат. Страшно, что дальше будет.
На полке рядом с дверью лежал полис…


*****
Надя всю жизнь чего-то боялась. В детстве собаки, что жила в будке рядом с бараком, она хоть и на цепи была, но ведь же и сорваться с неё могла. Боялась, что брат умрёт, потому что часто болеет. Боялась, что её в комсомол не примут, потому что училась не очень, троек много было. Она всегда чего-то боялась. Того, что еще не случилось, но могло. Иногда какие-то её страхи всё-таки происходили в реальной жизни, и тогда она всегда говорила одну и ту же фразу: «Почему с нами только плохое случается? Почему мы такие невезучие?».
Теперь она боялась, что поступила необдуманно, под влиянием ситуации, что это замужество ничем хорошим не закончится. Пару раз хотела всё отменить, но испугалась, что её неправильно поймут, да и Леонид был очень внимательным и заботливым.


Регистрироваться решили в Грибоедовском ЗАГСе , точнее так захотела Надя, жених согласился и провёл не один час в очереди, чтобы подать заявление. С трудом в специализированном магазине по выданному им «Приглашению»  удалось купить для Лёни вполне приличный костюм, хотя рукава у пиджака всё равно были немного коротковаты. Платье у Нади уже было, точнее оно просто было одно на всех: до неё в этом платье выходила замуж её двоюродная сестра и подруга Люда. Платье было скромное, но довольно элегантное, Надюше оно нравилось, да это было и не особо важно: нравится оно ей или нет, на другое всё равно денег не было.
В день свадьбы, это был конец апреля, вдруг неожиданно пошёл мокрый снег и поднялся сильный ветер. Надя сразу отнесла это к тем самым случаем плохого, которое всё-таки произошло. Вдобавок к мерзкой погоде Леонид пришёл с ужасной стрижкой, которая подчеркивала его лопоухость и большой лоб, в руках он держал букет белых гвоздик. Нет, он, конечно, попытался купить розы, но не смог. Единственное, что примирило Надю с реальностью – черная «Чайка». Машина подъехала к подъезду, её сразу же окружили ребята, гуляющие во дворе. Невеста стояла у окна и переводила взгляд с лопоухого жениха на блестящий, черный, безумно красивый автомобиль.


Она не заметила, как в комнату вошла мама и тоже подошла к окну:
– Бедный парень, тяжело ему с нами будет? Вот умный ведь, а дурак!
– Почему это? И вообще я из-за вас замуж за него выхожу. Посмотри только на его уши?
– Красавица выискалась, ну-ну. Счастье не в ушах и не в розах. У него сердце огромное, и тебя он любит. Ладно, давай помогу фату надеть и иди, а то опоздаете. За Толиком присмотри, чтобы не напился там.
– А вы что с папой не поедете что ли?
– Чего мы там не видели?


*****
Следующие семь лет своей жизни Надя помнила плохо. Считается, что человек одинаково хорошо запоминает и радостные, и печальные события, а хуже всего помнит рутину, те времена, когда ничего особо эмоционального в жизни не происходит. Мозг за ненужностью стирает такие воспоминания. Эти семь лет для Нади были самой настоящей рутиной. Была просто обычная, повседневная жизнь.
Что-то покупали из одежды, но не замшевые сапоги на шпильке, ссорились иногда, но быстро мирились, болели, но не опасно. Правда, Надя никак не могла родить ребёнка. Три выкидыша за три года. Не судьба, решила тогда Надя, и закрыла эту тему для себя.


Жили то у родителей Леонида, то у Нади на Нагорной. Младший брат вернулся из армии и сразу развёлся с женой. В семье не любили вспоминать ту историю. Неприятно, когда тебя обманывают и используют. Оказалось, что ребёнок был не от Андрея, он ещё в армии об этом от добрых людей узнал. Написал письмо Кате и попросил уйти из дома его родителей. Тихо, без скандала. Странно, но всё, действительно, прошло тихо и без скандала. Катя собрала вещи и уехала домой, в Красноярск.
Надя никак не могла вспомнить, как выглядела эта Катя, и кого она родила тогда – мальчика или девочку? Надо будет Андрея спросить как-нибудь, хотя, может, и не надо. Ни к чему старое ворошить.
Зато Надина комната в родительской квартире освободилась, было, где жить. В квартире Лёниных родителей тоже появилась свободная комната: бабушка Лиза переехала на время к своему второму сыну. Хотя вслух это никогда не произносилось, но было понятно, что все старались облегчить жить молодым. Как могли, как умели.


Надя вспомнила один вечер, прошло где-то года четыре после свадьбы, жили тогда у Лёни. Надя пришла после работы и сразу же закрылась в их с мужем комнате. Не хотелось идти на кухню и готовить ужин, придётся общаться со свекровью, а они плохо ладили в последнее время. Ждала с работы Лёню, пусть сам готовит. Он пришёл где-то через час, Надя вышла в прихожую, чтобы открыть ему дверь и, конечно же, столкнулась со свекровью:
– И не стыдно тебе, Надя? Муж голодный пришёл, а тебе его и накормить нечем. Сынок, там навага жареная на сковородке, поешь.
– Мама, не начинай. Мы сейчас вместе что-нибудь приготовим и поедим. Отец дома? – Леонид попытался перевести тему разговора.
– Спит твой отец. Пьяный, как всегда. И не надо мне зубы заговаривать, никудышная у тебя жена, а мы предупреждали…


Надя стояла и молча смотрела на то, как Лёня разговаривает с матерью. Не вслушивалась. Смысл? Вечно одно и тоже. Бедного сыночка жена не ценит. А за что ценить? Ну, да, добрый, умный, хороший, и всё. Не о такой жизни Надя мечтала. Не о такой. Даже квартиры своей и то у них нет. Откуда ей взяться, если не пробивной Лёня совсем, стесняется не то, чтобы потребовать, даже попросить. Давно бы уже начальником отдела стал, а он уже который год застрял на должности младшего научного сотрудника. Ездят от одних родителей к другим, до первой ссоры. Здесь свекровь, там Надина мать… Надо всё-таки ужин было приготовить, наверное. Надоели эти склоки вечные.
Свекровь, видимо, выговорилась, развернулась и пошла в гостиную. Надя услышала, как она напоследок сказала: «Ночная кукушка перекукует… Только толку-то, родить всё равно не может».
– Надя, спокойно, не надо, не заводись, – Леонид обнял её за плечи, – она – мать, её тоже понять можно, вот когда у нас будет ребёнок…
– И ты туда же? Навагу иди ешь мамину. Я на диете. Не хочу ничего.


*****
Когда Надя узнала о том, что снова беременна, она уже несколько лет как работала в Исполкоме , должность у неё была маленькая и скромная, но в последний год её стали продвигать по политической линии. Появился и замшевый костюм, и немецкие сапоги на шпильке. Дела шли совсем неплохо, и перспективы были довольно радужными. Беременность, однозначно, была некстати. Тем более, что картина повторялась: угроза выкидыша уже со второго месяца, жуткий токсикоз. Необходим полный покой, уколы магнезии. Надя просила сделать ей аборт, показаний было достаточно, но врачи отговаривали, говорили, что это её последний шанс родить, не девочка уже – за тридцать. Надо лежать и терпеть. Она не хотела терпеть, и этого ребёнка не хотела. Но Лёня её не простит, если она сделает аборт. Никогда не простит.
Родилась девочка. Слабенькая. Страшненькая. Надя назвала её Сашей. Так звали медсестру, которая принесла ей дочь на кормление.