Татьяна Петровна в сотый раз, наверное, пересматривала последние фотографии внуков, сделанные в Варшаве. Вот младший, Алёшенька, ещё не проснувшись, в пижаме, прижимает к груди подаренный набор конструктора и радостно улыбается. А вот погружённый в свои думы старший, Костик, в ковбойской шляпе, словно только что из Техаса приехал, на скамейке ботанического сада. Фотографироваться Костя не любит, больших трудов стоило упросить его поднять голову и глянуть в объектив камеры…
Конец августа, а жара не спадает. Окно в комнате распахнуто настежь; слышно, как смеются во дворе дети, спорят подростки, у кого-то играет музыка, где-то громко, с удовольствием и запалом ругаются супруги.
Подруга упорно просит написать о Варшаве.
Татьяна Петровна отложила фотографии, вышла на балкон.
Что писать? В Варшаве она была один день и практически ничего не видела. Приехала уставшая, заснула под гул самолётов, внушавших тоскливые мысли, а утром выглянула в окно и поразилась открытости чужой жизни.
Обычный спальный район, четыре здания образуют замкнутый контур, внутри – детская площадка. Таких и в её городе много, но все балконы, выходящие во двор, застеклены. А в Варшаве живут нараспашку: с утра пьют кофе (вот, напротив, на балконе в плетёном кресле сидит женщина перед низким столиком, держит в руке маленькую кофейную чашечку), вечером, наверное, отдыхают, обсуждают новости, и всё – на виду у соседей.
Вздохнув, Татьяна Петровна окинула взглядом свой балкон. Пару горшков с белой бегонией и ярко-красной пеларгонией можно оставить, а велосипед, электросамокат и стоящие в углу лыжи она заменила бы на столик со стеклянной столешницей, на нём – высокий узкий кофейник, две хрупкие кофейные чашки...
«Можно добавить ещё вазончик с пармскими фиалками», — подумала Татьяна Петровна и засмеялась про себя: муж никогда не променяет велосипед и самокат на какой-то там столик…
Ну, что же, Варшава…
Татьяна Петровна вернулась в комнату, открыла ноутбук.
«Здравствуй, моя хорошая. Что рассказать тебе про Варшаву? Много ли можно увидеть из окна такси?
Ты будешь смеяться, в моём представлении Варшава – это изобилие золотого барокко и романтизм не то начала прошлого, не то даже конца позапрошлого века. Увы, не видела я прекрасных варшавянок в струящихся, переливающихся муаровых платьях, чуть приоткрывающих щиколотки, в шляпках с большими полями, цветами и перьями, с кружевными зонтиками в руках. Мужчины не поражали воображение ни костюмами в полоску с атласными жилетами, ни даже скромными булавками для галстуков, украшенными одной-единственной жемчужиной…
Вместо всего этого великолепия – шорты, футболки, легкомысленные топики, открывающие живот и плечи…
А я-то, чтобы им соответствовать, даже «Быть может» с собой везла. Помнишь, духи нашей молодости?
Не надо ехидничать. Конечно, они не с тех золотых лет у меня хранятся. Дочка подарила на день рождения. Сейчас их выпускают серией: те же маленькие флакончики и шесть разных ароматов. Я выбрала «Лето в Париже». Августовского ничего не нашлось. Знаешь, мне кажется, у нас, тех, какими мы были когда-то, и нынешнего поколения разные ожидания и надежды на то, что «может случиться».
Кстати, и вместо прекрасного барокко – лишь высотки из стекла и бетона… Да ещё везде заградительные щиты, красно-белые запрещающие ленты, рёв экскаваторов, роющих канавы на перекрёстках. Словно всю Варшаву решили обновить в одночасье. В результате таксисты путаются в маршрутах и везде пробки, пробки, пробки…
Нет, исторический центр Варшавы, наверное, прекрасен. Но я там не была.
Дорога в Варшаву оказалась непростой, надеяться на то, что обратная дорога будет, легче не приходилось, и на семейном совете решили просто отдохнуть, без всяких экскурсий.
Ботанический сад и Лазенки – именно то, что нужно в жаркий августовский день.
Лазенки пока пропустим, а ботанический сад, по сравнению с батумским (я писала тебе, что в прошлом году встречалась с внуками в Батуми), маленький, но очень уютный».
Татьяна Петровна опять достала фотографии, улыбнулась: белоголовый Алёшка на фоне плантации георгин. Стоит на одной ноге, руки раскинул, словно взлететь хочет, смеётся… За спиной у мальчика – буйство красок, сливающихся в полотно импрессиониста под названием «Радость».
Розы, конечно, хороши, но они строгие и чопорные красавицы, разлохмаченные головки георгинов Татьяне Петровне ближе… Низкие бордовые, повыше – оранжевые, жёлтые, розовые, махровые алые, шарообразные белые с фиолетовой серединкой и высокие белые стрельчатые, похожие на большие ромашки. Когда-то Татьяна Петровна попыталась разобраться в сортах георгинов, но прочитала, что георгины – сказка Шахерезады, длящаяся бесконечно, и поняла, что этого ей достаточно. Сказки можно просто любить.
На другой фотографии они всей семьёй пытаются обнять двухсотлетний дуб. Или вяз? Ботаник из Татьяны Петровны никакой. Да и не важно это.
«В тени аллеи – потемневший от времени бюст, — продолжила письмо Татьяна Петровна. — На нём короткая надпись: «Профессор Михал Шуберт. 18 апреля 1787 – 5 мая 1860». На табличке, спрятавшейся посреди клумбы с бархатцами, Костя вычитал, что профессор с суровым лицом римского легионера во фраке и с небрежно повязанным шейным платком был основателем и долгое время директором Варшавского ботанического сада.
Почему-то я сразу сопоставила, что он на двенадцать лет старше Пушкина.
В 1818 году девятнадцатилетний Пушкин писал «Руслана и Людмилу»:
«У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том…».
А профессор ботаники Шуберт в том же году сажал дубы в Королевском саду, расположенном между парком Лазенки и дворцом Бельведер. Александр I передал эти земли польскому правительству для создания ботанического сада Варшавского Университета. После восстания 1830-1831 годов Варшавский университет закрыли, за ним и ботанический сад пришёл в запустение. Михала Шуберта сместили с должности…
Наверное, время наше уж очень политизировано, как ни стараешься не думать об этом, не получается. Вот и меня заинтересовало: увлекался ли профессор политикой или был далёк от неё. С 1809 по 1813 годы юный Михал Шуберт стажировался в Париже. Разделял ли он воззрения роялистов, восхищался Наполеоном Бонапартом?
Не нашла ни слова об этом в интернете. Зато прочитала, что до сих пор в парке растут дубы, посаженные Шубертом. Дела сохраняются дольше слов? Если, конечно, ты не Пушкин...
А ещё, знаешь, понравилось: возле лавочки небольшой шкафчик, стеклянная дверца, внутри стопка книг. И надпись: «Устали? Здесь можно сесть и почитать. Если понравится – возьмите книгу с собой. Решите прийти снова (мы будем вас ждать), принесите книгу, которая нравится вам».
Конечно, как в каждом порядочном ботаническом саду, в варшавском тоже есть озеро с кувшинками (они прекрасны) и оранжереи. Самая старая из них построена ещё во времена правления короля Станислава Августа Понятовского. Говорят, он был безумно красив, этот последний король Речи Посполитой, родившийся в имении на территории нынешней Брестской области и скончавшийся в Мраморном дворце Санкт-Петербурга. В двадцать три года изящный в движениях статный красавец с орлиным носом (так он писал о себе в мемуарах) стал фаворитом будущей Екатерины II. Она же и посадила его на польский престол. Впрочем, я отвлеклась. К оранжереям любовь польского короля и российской императрицы отношения не имеет. Но, честно говоря, я не очень люблю все эти суккуленты и прочие тропические редкости. Мне они напоминает восточные пряности: слишком сладко, слишком ароматно, слишком… В нашем случае было слишком душно, и мы с радостью сбежали из ботанического сада в парк Лазенки».
Татьяна Петровна отвлеклась от письма, вспоминая яркую, многоголосую толпу с ребятишками в колясках и постарше, прогуливающуюся по парку. Внуки спорили: на какую детскую площадку идти, где лучше горка, где позаниматься на тренажёрах, а над всем этим, словно лёгкий порыв ветра, звучала чуть печальная, бесконечно нежная мелодия...
Так аккуратно и трепетно могут заглядывать в душу только ноктюрны Шопена.
«Покопалась в интернете и нашла книгу «Старая Варшава и ея окрестности», — продолжила письмо Татьяна Петровна. — Автор Юрий Шамурин, издана в 1915 году, товариществом «Образование». С ятями, i… Немного процитирую: «Став королём, Станислав Август Понятовский приносит с собой ту любовь к искусству и «манию строительства», которой были одержимы все государи Европы XVIII века… Большое внимание король уделяет устройству летней резиденции – Лазенок, волшебного замка, вырастающего из воды, окружённого ею со всех сторон». Красиво написано. Хотя, по правде говоря, дворцы Петербурга, Петергофа, Павловска ничуть не хуже.
Собственно, история Лазенок началась в 1674 году, когда великий коронный маршал (какой роскошный титул, в полном соответствии со стилем барокко!) Станислав Ираклий Любомирский в поисках места для уединения, где ничто не мешает предаваться поэзии и творчеству, недалеко от принадлежащего ему Уяздовского замка построил два павильона – Эрмитаж и Купальни (по-польски, как и по-белорусски «лазне» или «лазня»). Судя по описанию «купальни», многие наши поэты не отказались бы от возможности творить, расслабляясь в оловянных купелях, рядом с льющейся из скалы водой – источником, по преданию, возникшим на месте удара копытом коня Пегаса.
После смерти Любомирского Станислав Август приобрёл эти земли и перестроил павильоны с поистине королевским размахом.
Прости, дорогая, за такое долгое отклонение в историю. Если рассказываешь о том, что тебе самому интересно, трудно остановиться.
И Любомирский, и король создавали этот кусочек Варшавы как «обитель муз». Таким он и остался, несмотря на невзгоды прошедших двух с половиной веков.
По воскресеньям в парке проходят бесплатные шопеновские концерты, на которых выступают лучшие польские и известные зарубежные пианисты. Слушателей собирается так много, что не всем хватает места на траве возле бронзового памятника Шопену, присевшему в раздумьях под старой ивой. Но можно просто гулять по парку, наслаждаясь чистыми, прозрачными звуками, и наблюдать, как степенно рассекают гладь водоёмов утки, выскакивают на дорожки белки и, не опасаясь, берут с руки корм… Говорят, иногда по аллеям даже прогуливаются павлины. Правда, павлинов я не видела, зато в глаза бросилась не менее яркая афиша. Яркий кобальтовый синий, красный, зелёный цвета возвещали о том, что в музее Королевских Лазенок проходит выставка «Цвет жизни. Фрида Кало.»
Мальчишки на выставку идти не захотели. Дочка посмотрела на сайте парка:
— Мам, там всего три картины выставлены… И билеты надо было покупать заранее, — вздохнула. — Да, ладно, ну не последняя же выставка Кало.
Честно тебе сказать, мелькнула у меня мысль, что в моей жизни и первая, и последняя. Зато цветы моей жизни бегали рядом и были счастливы. Разве этого мало?»
Татьяна Петровна отправила письмо и улыбнулась, вспомнив, как на следующий день рано утром уезжала домой. Дочка пыталась разбудить Алёшеньку:
— Сыночек, бабушка уезжает, попрощайся с ней.
Но пятилетний малыш, не открывая глаз, махнул рукой:
— Вечером попрощаюсь. По скайпу.
Иллюстрации: слева и по центру - в ботаническом саду; справа - памятник Шопену в Лазенках и одна из тех картин Кало, которую Татьяне Петровне не довелось увидеть "Тут висит моё платье".