Пираты XXI века

Эрик Аберн
Старина Флинт-Песочница устало опёрся об стол.
– Через час те из вас, кто останется в живых, позавидуют мёртвым, – сказал он.
– Почему? – спросил Олух.
– Мы будем сражаться до последнего улюклянина, – сказал Олух. – Но улюкляне заканчиваются.
– А сами мы разве не можем сражаться? – визгливо спросила Урсоссула, дама на подхвате и подсосе.
– Вы, кажется, со мной спорите? – спросил старина Флинт-Песочница. – То есть вы со мной не согласны?
– А что вы только что говорили? – уточнила Урсосула.
– Честно говоря, я уже не помню, – ответил, пожав плечами старина Флинт. – Это было до того, как я пытался поздороваться с призраками, или после?
– Кажется, речь шла о том, что заканчиваются улюкляне, – сказала Урсосула. – Но ведь есть ещё пшепшеки! Их-то нам тоже не жалко!
– Слушайте, пшепшеков нельзя пускать в улюкляндию! – взвизгнул Олух. – Это опасно!
– Почему? – спросил Макарон-Батон. – Какая разница, пшепшеки или улукляне? Все они не аналогосраксы, и не арисрарийцы, так что нам нечего их жалеть!
– Так-то оно так, но пшепшеки захотят угнездиться в улюкуляндии, а это породит у них вкус и желание вернуть себе отнятые у них болотные тропы, – уточнил Олух.
– Ну и что? – рассмеялся Флинт-Песочница. – Нам-то что до этого?
– Но ведь это мы отняли у них эти болотные тропы! – воскликнул Олух. – Сначала пшепшеки отхватят себе кусок улюуляндии, а затем захотят отхватить ещё больший кусок от нашей дорогой Фатеродойчии! На это мы не можем пойти!
– Послушайте, Урсосула, пусть этому Олуху выдавят глаз, он паникует тогда, когда это не требуется, – сказал Флинт-Песочница.
– Будет сделано, – сказала Урсосула и поставила галочку на салфетке. – Слышите, Олух? Вам надо выбить глаз. Лучше будет, если вы сделаете это сами. Менее болезненно. И можете сами выбрать, какой именно глаз.
– А нельзя как-нибудь без этого? – спросил присмиревший Олух.
– Нельзя, Флинт-Песочница всем командует, – возразила Урсосула.
– Сделайте вид, что упали и ушиблись и закройте на время глаз повязкой, – шепнул Макарон-Батон. – Я всегда так делаю, когда вызываю гнев Флинта-Песочницы. Он добренький, но старенький, и поэтому злобненький и забывчивенький. Так что скоро он забудет о своём распоряжении, и ему никто не напомнит.
– Так и сделаю, – сказал Олух, доставая из кармана повязку и натягивая её на правый глаз.
– Так что с этими пшепшеками? – спросил Флинт-Песочница.
– Сначала их потрясём, – сказала Урсосула. – Среди них прячется до восьмидесяти тысяч улукляндцев. Сначала надо выгнать их. А потом под шумок и пшепшеков погоним туда же.
–  Надо сматываться, – шепнул Олух Макарону-Батону. – Когда пшепшеки закончатся, в дело пойдут прибабанты, за ними финтосфины, всякие скандивандалы, швесосфены и шквецосконы, а за ними уже и до нас доберутся.
– Итак, вас усмирили?  – спросил Флинт-Песочница Олуха, с удовольствием разглядывая чёрную повязку на его глазу. – Это славно. Понимаете, по началу никто не желает признавать пиратский кодекс. Даже в самой улукляндии нашёлся знаток пиратских традиций, который осмелился задавать вопросы даже самому мне! Ну не мне, а моему сынишке. Какая разница. Я сказал им, что они не будут получать ром и табак, если не скормят акулам этого знатока традиций. Что ж, и акулы сыты, и табак с ромом у них не переводится. Красота!  Я так чудесно руковожу нашей пиратской армадой! А ещё говорили, что я стар! Глупцы! Единственная вещь, которая приходит с возрастом – это мудрость!
После этого Флинт-Песочница с удовольствием сел на стульчак и откинулся назад.
– Так, старички! На процедуры! – сказала медицинская сестра, зашедшая в палату. – Господи! Опять телевизор смотрели!
Медсестра достала из кармана пульт и выключила телевизор.
И кто это додумался повесить на стену телевизор в сумасшедшем доме? Интересно, как они его включают? Ведь пульт я всегда забираю! Наверное, придумали какую-то хитрость. Насмотрятся телевизора, а потом воображают себя то пиратами, то властителями мира, то ещё бог знает кем. Придётся каждому дать по дополнительной таблетке фенобарбитала, чтобы успокоились. Ну что стоим? Песочница! На процедуры!