Бессонница

               
            Конечно, я должен был догадаться. Хотя, как, Господи?! В те годы, когда деревья всегда зелёные и большие, и небо всегда солнечное, обязательно в центре всего эти ресницы, губы, коленки. Все другие мысли, кроме этих - вышибает. Собрать не возможно. Глаза рассматривал бы в микроскоп. Хотя и так всё видно. Вон, какие огромные. Какого цвета в них больше, сиреневого, зелёного? Все есть. Зелёного больше. А эта мимолётная улыбка, взгляд, или этот невольный жест… Остановить бы... Или замедлить и ещё раз медленно-медленно. Что бы блаженство длилось долго, и каждая деталька запомнилась…

            Господи, Ты говоришь, что я твое подобие. Выходит, Ты тоже не знал? Или знал и промолчал? Хотя, глядя на неё, может и не знал! Да и как сориентируешься? Когда и с неё взгляд не сводишь, и в душе такое твориться. С душой тоже помедленнее, надо бы разобраться. Она, оказалось, такая паникёрша! Я понимаю, Господи, что в феврале, к ночи - зелёный горошек вдруг привиделся. И нет его у тебя, Господи. Нигде. И последний трамвай ушел. И метель. Скажи, разве можно так далеко и так тщательно, где-то на другом краю города, прятать какую-то банку простой растительной клетчатки зелёного цвета? Кому в голову пришло, Тебе или ей? Впрочем, кто признается? Про такое и самому себе признаться неловко.

            Помнишь, когда я чуть сознание не терял? Кто бы мог подумать - от голода! Это уже мы были студентами. Мог бы подсказать, Господи. Откуда мне было знать, что она заподозрила лишние килограммы у себя? И требуется диета! И я, не ведая, тоже…
               
            И закаливание я не по своей, и, уж, прости, не по Твоей воле прошел. А потому, что окна в нашей комнатенке, что мы снимали в старинном доме Северной Пальмиры, были огромные. И они должны были быть открытыми всегда. Потому, что ей нужен был свежий воздух. И зимой! При этом все одеяла и пледы, и что там еще было у нас тогда, должно было горой укрывать её прекрасное тело. Ну, а моё, бренное, как Ты видел…. Не мог не видеть. Оно же голое всегда лежало.

            О чем они думают, Господи? Ты их понимаешь? Непостижимо! Я тут недавно поднял крышу на даче. Красавицу. Замысловатый, обворожительный контур. Всё вписалось в ландшафт. Не заметила! Заметила, что завял цветок. Забывал полить. Любил бы…. Вместо триумфа – катастрофа! Фиаско.               
      
            С годами многое становится понятным. И можно стряхнуть наваждение. Но, уже успело срастись, укорениться, обустроиться. Не могу сказать, Господи, что я такая уж потерпевшая сторона. Нет, она всюду за мной. Хотя то, что я мог ей предложить, не напоминало ни Мальдивы, ни бразильский карнавал. Грешен. Но так сложилось. Работа, работа, постоянно работа…

            Однажды, поддавшись шальной эмоции, наперекор обречённости, бросил ей – предложили на Северный Полюс. В командировку. Собирайся. У дурака и шутки дурные! Вечером, когда увидел толстые чемоданы… Вечерние платья, туфли на каблуках были аккуратно упакованы. Надо было ретироваться. Объяснять, что командировку отменили. С тех пор никаких экспромтов. Какие шутки, Господи? Мог бы предупредить, что для них всё всегда серьёзно, ответственно.

            Они не бывают не правыми. Даже, когда очень не правы. Взял бы, и как… Хотя, о чём это я? Ты всегда на её стороне, Господи. Несмотря на все аномалии и парадоксы. Всем же видно - она не права! И я бы легко доказал ей. Но Ты даже возмутиться не даёшь. Ты же чуть не убил меня, Господи. Я только вскипел, взорвался, как тут же упал в яму. Которую собственными руками обложил шлакоблоком… Об этот самый шлакоблок… Больно то, как, Господи! Месяц на одной ноге. Я же весь в шрамах, как фронтовик. За каждой отметиной такая вот история… Если бы, музей такой придумали, чтобы мы туда трофеи да экспонаты с этого фронта могли складывать – Эверест выглядел бы бугорком. Такое бы набралось!

            Что характерно, Господи, никому не расскажешь. Нет, конечно, я и сам… Что обнаружил - во мне разместился какой-то предатель. Понуждает подхалимничать и угождать. Ненавижу! Представляю, какая пошленькая гримаса у меня на роже в этот момент… Ну, да Бог с ней, с моей непристойной мимикой. Всё лучше, чем её надутые губы. Вот уж чего вынести не возможно. Силища то, какая! И приказа никакого не требуется. Только уголки губ вниз и открывай книгу Гиннесса. Записывай или рекорд, или подвиг. Так быстро, как в эти моменты никто не срывается. И сноровке, и такой изобретательности никто не учит. Но, как иначе, Господи?! Ты видел умиротворение на её лице? Заметил? Именно умиротворение. Будто воцарилось всё, как Ты устроил. Ненадолго, правда. Но очень даже видно, как должно быть в мире.

            Кажется мне, Господи, что это стало моим ориентиром. Ни хотелки и заманухи, а вот это умиротворение. И ожидание неожиданного. Чего не может быть никогда, но откуда-то возникает. И, догадываюсь, будет возникать всегда. Вон наша маленькая дочь всматривается, как жена высаживает цветы. Спрашивает: «Мама, земля – планета?» Жена соглашается. Хотя, чувствуется, что не уверенна. Тогда дочь задает уточняющий вопрос: «Значит, ты сажаешь цветы в планету?». Они выясняют, Господи. У них свой код, свой язык. Не мешай им. Пусть они произрастают вечно на Твоих грядках. А мне пора вставать. На работу пора. Ты не тревожь их, Господи. Пусть поспят.