Александр Афанасьевич все тонкости этих событий знал смутно, по слухам, тогда ещё не было историков описывающих подробности тех дней.
О том, как их семья и семья дяди Ермолая добрались до станции Жарковской, Александр, ему в то время было пять лет, помнил плохо, да и то, лишь иногда, всплывали в памяти: дорожная суета, постоянная теснота вагона и размеренный стук колёс. Добирались долго, недели две, железнодорожное движение, того времени, скоростными качествами не отличалось.
Аким Миронов, друг дяди Ермолая, оказался действительно преданным человеком. Искать его долго не пришлось, как выяснилось, он был начальником этой железнодорожной станции. Скорее полустанка, возможно, его бы и не существовало вообще, но он, полустанок этот, выполнял особую, необходимую функцию движущей силы тех времён – паровозов. Здесь их заправляли водой, дровами и углём, доставляемым из, расположенного в нескольких километрах, города Шахтёрска. Что же касается основного топлива – дров, то лучшего места для их добычи найти было сложно. Тайга подходила вплотную к железной дороге. Тайга, конечно на протяжении всей линии, до китайской границы, во многих местах подходит к железной дороге, но на станции Жарковской, она имела одну особенность. Километра через два вглубь её начинался смешанный лес, большое количество берёз и осинника, берёзовые дрова горят дольше и жарче, чем хвойные, а осиновые, при горении, снимают копоть с топки и трубы. Естественно, все жители небольшого посёлка были заняты на заготовке этого берёзово - осинового топлива для паровозов. А так как они, эти паровозы были прожорливы, если не хватало угля, то приходилось топить их одними дровами, иногда, этих дров не хватало до следующей станции или полустанка. Кроме того заготавливали и хвойную древесину, для небольшого лесозавода.
Аким Федотович их ждал, видимо дядя Ермолай, каким – то образом, заранее сообщил ему о приезде родственников. Обнимая каждого единственной рукой и радостно улыбаясь, Миронов, приветствовал прибывших душевно, заглядывая в глаза, он то и дело повторял:
- Прибыли, мои родные! Ну, и, слава богу! – Афанасию Пантелеевичу, крепко пожал руку. – Узнаю, похож, похож на братца своего.
Разместил их Аким Федотович в двухквартирном бараке, находящемся в нескольких метрах от станционного здания. С одной стороны поселилась Елена Владимировна, жена Ермолая Пантелеевича, с детьми. С другой - Афанасий Пантелеевич, Наталья Фёдоровна и Александр.
Сам он жил в таком же бараке рядом, с женой Полиной, несмотря на её сорокалетний возраст, выглядела она молоденькой красавицей. Детей Мироновы не имели. Позже Александр Афанасьевич узнал о том, что Полина работала медсестрой в госпитале в Благовещенске, когда туда, лишившись руки в боях с китайскими повстанцами, попал Аким Федотович. От ослабевшего и безнадёжного на выздоровление, казака, потерявшего много крови, во время транспортировки его с поля боя Ермолаем Пантелеевичем, врачи почти уже все отказались, но медсестра Полина, несмотря на её молодость, выходила раненного, применяя китайскую медицину, лечения травами. Через полгода Миронов мог уже покинуть госпиталь, однако, куда направиться, он не знал, не было у него на всём свете ни одной родственной души, домом родным для него была казачья сотня, отцом Ермолай Барышев, есаул – командир этой сотни. Но за время лечения медсестра Полина привязалась к нему и, видимо, полюбила казака за его спокойный приветливый нрав. Он же в ней души не чаял, считал, что бог его наградил такой женой за потерянную в боях руку. Вот так Аким Федотович оказался на родине своей любимой, а родиной её был вот этот Сибирский разъезд, Жарковский, где жил её брат, да в шести километрах от разъезда, в селе Орловка её старенькая мать.
Поэтому жизнью и своим, нежданно свалившимся на него, счастьем, Миронов обязан был своему командиру Ермолаю Пантелеевичу. Всегда помнил об этом, и готов был на всё, ради своего спасителя.
Работать Афанасия Пантелеевича Миронов устроил на станцию, ответственным за заправку паровозов и, одновременно, сцепщиком вагонов, разъезд имел две запасных ветки, и, иногда на станции формировались составы, сцепки платформ с заготовленным лесом.
Работа в маленьком посёлке, в основном, была тяжёлая, на заготовке и распиловке леса, на лесозаводе и на складе железнодорожной станции. Поэтому женщины не работали, и две семьи находились на иждивении Афанасия Пантелеевича, на его не так уж большой зарплате. Выручали деньги отпущенные братом Ермолаем.
Елена Владимировна, которую, как оказалось, Афанасий до сих пор знал не очень хорошо, оказалась рукодельницей, шила платья для женщин и одежду для детей. Не зря, выходит, они тащили в Сибирь швейную машинку «Зингер». Кроме того она бала грамотная, когда – то, до замужества, даже учила детишек Оренбургского градоначальника письму и чтению. Вскоре, не многочисленные жители посёлка Жарковский, поспешили воспользоваться её услугами по пошиву одежды, за умеренную плату, а иногда и за «спасибо»
Чтению и письму Елена Владимировна обучала своих детей и племянника Сашу.
И хотя казалось, что на этом маленьком полустанке, удалённом от всех больших городов, можно было бы, наконец, обрести покой, события развернувшиеся весной 1918 года перевернули все надежды на спокойную размеренную жизнь.
25 мая в городе Мариинске, расположенном в ста километрах от разъезда, вспыхнул мятеж солдат бело – чешского корпуса. Чехословацкий корпус был сформирован в составе Русской армии осенью 1917 года из войск чешских и словацких частей, выразивших желание участвовать в войне против Германии и Австро – Венгрии. После произошедшей октябрьской революции в России, через несколько месяцев, 26 марта 1918 года в Пензе представители СНК РСФСР, ЧСНС /чехословацкий национальный Совет/ и Чехословацкого корпуса подписали соглашение, по которому гарантировалась беспрепятственная отправка чешских и словацких подразделений от Пензы до Владивостока, откуда они должны были вывезены во Францию. Обязательным условием для выполнения этого соглашения было – разоружение войск корпуса. Которое, впоследствии, не было выполнено. При попытке оказать давление, в Пензе вспыхнул мятеж солдат чехословацкого корпуса. А затем он распространился и на другие города, поддерживаемый белогвардейцами. Вспыхнул мятеж по всей транссибирской железной дороге от Пензы до Владивостока.
В Мариинске бело – чехи захватили станцию, здание Совета, почту, телеграф. Им удалось разбить малочисленный отряд красногвардейцев и полностью захватить город.
К Сибирской железной дороге были направлены отряды красноармейцев из Томска, Кузнецка, Гурьевска, Кемерово, Кольчугина. Произошли сражения у г. Мариинска, в районе Яшкина – Литвинова и у станции Арлюк.
В этот период рельсы Сибирской железной дороги гудели и были раскалёнными от напряжения. Поезда с войсками сновали туда - сюда неустанно. Составы с красногвардейцами сменяли поезда с бело - чехами, а за ними мелькали вагоны с белогвардейцами. Пилить дрова приходилось день и ночь. Каждый начальник поезда, размахивая оружием, требовал немедленной отправки своего состава. Голову можно было потерять в считанные секунды. Выручали шахтеры соседнего города, подавая уголь вагонами на разъезд. Но уже в конце июня, потеряв контроль со стороны городских Советов, шахты прекратили свою работу.
При всём упорном сопротивлении красных, к июлю 1918 года белогвардейцам и иностранным интервентам удалось захватить огромную территорию России от Волги до Тихого океана.
До конца 1919 года в посёлке Жарковском, ничего особенного не происходило. На железной же дороге хозяйничали бело – чехи. Они захватывали крупные железнодорожные станции, пассажирские поезда, и, расположившись в вагонах, использовали их под жильё. Силой забирали паровозы, которые скапливались на захваченных ими станциях, парализуя тем самым нормальную работу Сибирской железной дороги, сначала при красных, что одобрялось белогвардейцами, а позже, когда были изгнаны красные, то же самое происходило и при белых. Отбив у красных бронепоезд бело – чехи, назвав его «Орлик», контролировали на нём большой участок Западно – Сибирской железной дороги. Через разъезд Жарковский частенько проходили эшелоны с бело - чехами, но они надолго на станции не задерживались. Несколько раз, выставив дула пушек и пулемётов, тяжело громыхая на стыках рельс, проплывал бронепоезд.
Связь телеграфная на железной дороге работала исправно, и Аким Федотович делился новостями с Афанасием Пантелеевичем. От него Барышев знал, что весной 1918 года в Поволжье, на Урале и в части Западной Сибири произошло свержение советской власти. В Сибирском городе Омске, в котором находился центр степного генерал – губернаторства Акмолинской области, штаб Сибирского казачьего войска и управление железной дорогой, разместилось Временное Сибирское правительство, образованное в июне 1918 года. Но город Омск от посёлка Жарковский отделяли более тысячи километров, и события, происходящие там, пока никак не нарушали размеренной жизни маленького разъезда.
«Видимо, скоро на всей территории России вновь возродится казачество, - с тайной надеждой думал Афанасий. – Где – то там брат мой Ермолай Пантелеевич свою правду ищет»
Но когда в сторону Китая и Дальнего Востока потянулись эшелоны с чешскими войсками, Барышев узнав, что с их помощью произошёл переворот, упал духом.
« Нет, - думал он, - российский народ не будет терпеть на своей территории иностранных захватчиков, всё это временное явление» И оказался прав.
***
Уже 18 ноября 1918 года пришла весть о том, что Временное Всероссийское правительство в Омске арестовано, и решением Всероссийского Совета министров единоличная верховная власть передана военному и морскому министерству, адмиралу А. В. Колчаку.
Объявив себя Верховным правителем России и лидером белых, он приступил к строительству армии и планированию наступления. Оно, не вполне подготовленное, началось в марте 1919 года, сначала успешно. К средине апреля белые взяли Уфу, Стерлитамак, Белебей, Бугульму, Бугуруслан и другие города. Вторая и пятая армии красных откатились на запад. Колчак уже видел себя победителем в Москве.
Однако противостоящий ему М. В. Киров сумел перегруппировать свои части, подготовиться и перейти в наступление. Захваченные ранее колчаковцами города были освобождены. Иностранные помощники / чехи, англичане и французы / предали Верховного правителя. Колчак возвратился в Омск, однако, в ноябре правительство его было вынужденно эвакуироваться и из Омска.
В ноябре 1919 года Колчак появился уже в Новониколаевске /Новосибирске/ в трёхстах километрах от станции Жарковской. 20 ноября красногвардейцы провели Новониколаевскую операцию, разгромив уже потрёпанную армию Колчака.
И вскоре спокойная, размеренная жизнь на полустанке обратилась в ад. Сначала 30 ноября, по телеграфу со станции Тайга поступило сообщение о том, что на восточном направлении в сторону Мариинска направляется бронепоезд, за ним последуют два эшелона отступающих бело – чехов, и что их паровозы нужно незамедлительно обеспечить топливом именно на разъезде Жарковском.
К счастью на складе в это время скопилось достаточное количество дров и немного угля. Через три часа появился бронепоезд, впереди бронированного паровоза был прицеплен второй простой, видимо для скорости, на броне некоторых вагонов зияли пробоины, и несколько пулемётных и пушечных амбразур были повреждены. Видимо «Орлика» слегка потрепали красные «орлы». Хозяева бронепоезда выглядели удручёнными, пришибленными, получив топливо и воду, постарались быстро убраться.
Прибывшие позже два состава с беженцами, с интервалом в четыре часа, разъезд разорили основательно. Потрёпанные чехи - словаки вели себя нагло, заправив паровозы топливом, первый состав прихватил, стоящую на запасном пути платформу, предварительно заставив загрузить её углём и дровами. Второй пополнив запасы дров и угля, прихватил с собой маневровый паровоз, обслуживающий полустанок.
После их ухода, на складе осталась небольшая поленница дров, да кучка угля и то лишь по тому, что они были припрятаны за кучей золы, скопившейся, после чистки топок паровозов.
На другой день, с утра появился санитарный поезд с ранеными колчаковцами. Его немедленно распорядились отогнать на запасные пути, для того, чтобы пропустить поезд с золотым запасом адмирала и, якобы самого Колчака. Но прибыл состав с отступающими колчаковцами, как оказалось, пока без Верховного главнокомандующего. Требовалось немедленно заправить паровоз водой и снабдить углём и дровами.
В это же время поступило по телеграфу сообщение, что поезд с Верховным вышел со станции Тайга, и будет на разъезде через три часа.
- Немедленно освободить пути и подготовить топливо для двух паровозов, которые тянут правительственный состав, - приказал на том конце провода, не терпящий возражений, голос.
Аким Федотович кинувшись исполнять приказание, распорядился эшелон с беглецами поставить на третий, не занятый путь. Но от эшелона, размахивая револьвером, прибежал полковник:
- Ты, что, гад, придумал? - бешено вращая, глазами, заорал он. - Я тебе, собака, сейчас продырявлю башку, грузи на паровоз уголь и дрова!
- Так, вот распоряжение по телеграфу поступило, дорогу освободить и топливо приготовить для состава вашего главнокомандующего.
- Какого командующего? Что красные и ему на пятки наступают. Ни хрена с ним не случится, заправляй паровоз, - и для пущей убедительности полковник дважды выстрелил под ноги Миронова.
- Афанасий Пантелеевич, - прибежал на склад Аким Федотович, - отменяю ранее данное распоряжение, подавай топливо на этот паровоз. Полковник злой, как кобель, того и гляди пристрелит.
И они вместе кинулись помогать рабочим грузившим дрова и уголь.
Примерно, через два часа, отправив состав настырного полковника, Миронов снова вернулся на склад:
- Афанасий Пантелеевич, что же будем делать, - оглядев оставшуюся поленницу, сокрушался он, - дров – то не хватит, а угля совсем нет, у Колчака тянут состав два паровоза.
- Не горюй Аким Федотович, считай, что нам повезло! Оставил я в складе уголка. На прошлой неделе из Шахтёрска привезли. Я припрятал на всякий случай.
- Ну, слава богу, - облегчённо вздохнул Миронов, - спасибо, выручил ты меня. Если так дальше пойдёт никаких дров не хватит. Ты, Пантелеич, распорядись, чтобы заготовка и подвозка ночью не прекращалась. Ладно, пойду встречать Правителя Сибирского, чтоб ему не дна не покрышки. Поднял бучу, а теперь в кусты, сволочь.
Через полчаса, выбрасывая во все стороны клубы пара, к станции подкатили два паровоза. Из состава выскочили вооружённые винтовками солдаты. Замерли по стойке смирно у входа в каждый вагон. Часть из них прошли к паровозам и на склад с топливом. Главнокомандующий и члены его штаба из вагона не вышли.
Рабочие грузили быстро дрова и уголь. Для погрузки угля была сделана эстакада с бункером, уголь из склада по наклонной подавался в бункер, а из бункера, сразу, в тендер паровоза. В это же время, из специальной колонки, на подпитку котла паровоза подавался запас воды. При общем старании, на всё про всё ушло чуть больше двух часов. Вооружённые часовые заняли свои места в вагонах.
Аким Федотович подошёл к станционному колоколу, чтобы отзвонить отправление, в это время из головного вагона выскочил поручик:
- Начальник станции вы? – обратился он к Миронову.
- Да! – насторожился тот.
- Держите! Александр Васильевич приказал передать! – сунул он в руку Акима Фёдоровича, что – то металлическое.
Миронов, машинально сунув в карман подарок, трижды отзвонил в колокол. Паровозы, задымив чёрной угольной пылью, тронулись, пытаясь с места набрать быстрый ход. Начальник станции долго не мог оторвать взгляда от удаляющегося красного фонаря на последнем вагоне, пока тот не скрылся за эстакадой железнодорожного моста.
Затем, вспомнив о подарке, залез в карман и, зажав в кулаке, вытащил монету. Разжал кулак - на ладони лежал царский золотой червонец.
***
В этой суматохе про санитарный поезд, стоящий на запасном пути совсем забыли. Военврач Пуришкевич, сопровождающий состав, напуганный выстрелами полковника и значимостью поезда самого Колчака, из вагона не показывался, до тех пор, пока не затих совсем стук колёс удаляющегося литерного поезда.
- Господин комендант, - решившись, наконец, преступить к действиям, обратился он к Акиму Федотовичу, - пора видимо отправлять и нас, у меня кончаются продовольственные запасы, нет бинтов, медикаментов. В вагонах много умерших, их хоронить нужно. Прошу вас, поспособствуйте, окажите хотя бы какую – то помощь.
- Ну, какой я вам комендант, доктор, - смутился Миронов, - так, простой начальник разъезда. Нет у меня ни продовольствия, ни медикаментов. И покойников ваших хоронить не кому, весь мой наличный контингент состоит из девяти человек вместе с завскладом, они сейчас готовят дрова для отправки вашего поезда, а от Новониколаевска ещё видимо скоро попрут поезда с беженцами, и всех надо обеспечить топливом и водой. Так, что единственное, чем я могу вам помочь, это скорее отправить на Мариинск, там большой госпиталь, и ваши вояки, может быть, не все ещё сбежали.
Наконец – то паровоз санитарного поезда направился под загрузку топливом и водой, предварительно отцепившись от состава.
В это время начал подавать сигналы аппарат телеграфа, Аким Федотович, прочтя сообщение на телеграфной ленте, взялся за голову:
« На ваш разъезд отправляется состав с отступающими казаками, под угрозой оружия захватили паровоз из депо. Паровоз неисправный, так как стоял на ремонте, подтекает котёл, если заправятся водой в Шахтёрске, до тебя дотянут, а до Мариинска нет, котёл взорвётся. Поезд вышел два часа назад, до тебя не могли дозвониться долго. R. S. Аким, если хочешь остаться в живых, найди паровоз. Их атаман злой, как собака, пришибёт. Станция Тайга, начальник Соловьёв» Все начальники и телеграфисты ближайших станций знали друг друга.
«Если вышел из Тайги два часа назад, значит уже в Шахтёрске и скорее всего водой заправился, машинисты на участке опытные, до моего разъезда дотянут, всего - то тридцать километров. У меня водонапорная колонка есть, а дальше до самого Мариинска воду взять негде, девяносто километров, не дотянут, котёл взорвётся.
«Что же делать, отправлять санитарный поезд пока не прибыли казаки. Он ещё загружается дровами и углём, пока догрузится, переберётся по стрелкам к составу, пройдёт не меньше часа. Отправить недогруженный, не дотянет до Мариинска, придётся в тайге дрова рубить. Кто это будет делать? Раненые? Санитарки? Вот попал! С этим бегством на железной дороге начал твориться хаос»
Раздумья его прервал приближающийся тревожный сигнал паровоза. Миронов выскочил на перрон, под уклон к разъезду приближались клубы пара, в которых где - то потерялся паровоз. Машинист, чтобы не взорвался котёл, стравливал пар во все возможные отверстия машины. Заскрежетали, завизжали тормоза, опытный машинист остановил паровоз точно под водонапорной колонкой.
- Скорее открывайте воду, - высунулось из кабины чумазое лицо помощника машиниста.
Здание вокзала и всё пространство вокруг заволокло клубами пара, которые по мере того, как котёл начал заполнятся водой, стали рассеиваться.
На перрон из вагонов стали выпрыгивать казаки, поскрипывая амуницией, висящими на боках шашками и портупеями с револьверами.
Приоткрылись двери задних вагонов - теплушек, из них упершись грудью в ограничительные доски, испуганно выглядывали холёные лошади.
Бравый вид и лошадей и казаков указывал на то, что в боях они побывать не успели, и то, что предписаны они, к войску Верховного главнокомандующего, бежавшего теперь, поджавши хвост, к своей неминуемой гибели. А они, казаки эти, прикрывали этот хвост, чтобы никто не наступил на него. А так, как в боях им участвовать не пришлось, и они сохранили свой первозданный парадный вид, вели себя соответственно; напористо и нагло.
Из головного вагона вышел офицер, лет сорока от роду. Одет он был в тёмно – синее пальто с петлицами и кантами тёмно – красного цвета. Голову его прикрывала барашковая чёрная папаха с тёмно – красным верхом.
«Видимо атаман, - подумал Миронов – ишь, расфуфыренный, как петух» - его счастье, что атаман это не слышал.
- Ты тут распоряжаешься? – тяжелым взглядом окинув Акима Федотовича, спросил атаман.
- Я, - кротко ответил тот.
- Тебе кто руку оттяпал? – последовал неожиданный вопрос.
- Китайцы. Воевал я там.
- Ты, что казак!?
- Был когда – то.
- Что значить был, - нахмурился атаман, - бывших казаков не бывает. Скажи мне: поезд Александра Васильевича давно ушёл?
- Недавно, часа три назад.
- Тогда вот, что казак, быстро обеспечь паровоз топливом, водой и не задерживай нас.
- Господин атаман, паровоз ваш я выпустить не могу, он неисправен, так, что вам придётся подождать, когда из Тайги прибудет новый на замену.
- Слушай ты, сволочь, я тебе сейчас вторую руку отделю от твоего паршивого туловища! – вдруг рявкнул атаман, и лицо его залила багровая краска. - Делай, что тебе говорят.
- Господин атаман, ты на меня не ори! - вдруг вспылил Миронов. - Много вас таких беглых за последние дни тут околачивается, котёл у паровоза худой, если я вас выпущу, он на подъеме за мостом взорвётся. С вами – то ничего не будет, только в штаны наделаете, а машиниста жалко. И мне потом тюрьма.
- Ты смотри, какой ты ушлый, я ведь и вправду могу из тебя две половины сделать, - и он для убедительности положил руку на рукоятку сабли.
И тут, некстати, по запасному пути на стрелку, мимо вокзала пошёл паровоз санитарного поезда.
- А это, что за паровоз? – вперился в него взглядом атаман.
- Это паровоз санитарного поезда. Вон он стоит на запасном пути. Ваших там везут недобитых, раненных.
- Что значить недобитых. Что – то ты братец слишком много лишнего говоришь. Красных, что ли ждёшь. Так зря, придут и тебе крышка. Ты же казак.
- Я то казак. Да вы - то кто? Затеяли бучу, а теперь в кусты, всё казачество предал ваш главнокомандующий.
- Хватит болтать, - вдруг тяжело вздохнул атаман, - поговорили и будя! Распорядись, чтобы этот паровоз подцепили за наш состав.
- Как же так, атаман, там может твои однополчане умирают, а ты плюёшь на них.
- Да теперь уж всё равно, где помирать, в санитарном поезде, в лазарете или на воле, красные никого не пощадят, допекли мы их. Иди, командуй, не зли меня. Терпение моё на пределе.
- Нет уж ваше благородие, господин атаман, иди сам с главным врачом этого поезда договаривайся. Посмотри ему в глаза.
- Ну ладно гнида, моли бога, что шашку не хочу о такую падаль марать, - атаман развернулся и со всей силы, от плеча стукнул кулаком в лицо Миронова. Тот, как подкошенный сноп, хлопнулся на грязный перрон.
С большим трудом, цепляясь целой рукой за фонарный столб, Аким Федотович поднялся на ноги. Отирая кровь, залившую лицо, подняв глаза в сторону уходившего атамана, увидел, как на помощь тому бегут два казака, вытаскивая на ходу из ножен сабли.
- Стоять! - приказал, атаман, - С него хватит. Он и так не скоро теперь одумается. Быстро найдите кого ни будь ещё, кто разбирается в обстановке на этой паршивой станции.
Искать «кого ни будь» долго не пришлось, через железнодорожные пути из склада к станции спешил Барышев Афанасий Пантелеевич. Преодолев санитарный и казачий составы снизу, между колёсами, он, увидев окровавленного Миронова, хотел поспешить ему на помощь.
- Эй, стоять! – обернувшись на окрик, Афанасий увидел бегущего к нему, вдоль состава, казака.
- Чего тебе? - неосознанная тревога холодком прошлась по коже.
- Иди сюда, полковник тебя зовёт, – приказал казак, и для убедительности продёрнул на несколько сантиметров шашку из ножен.
- Ты кто такой? - окинув угрюмым взором крепкую фигуру, подошедшего к нему, Барышева, спросил атаман.
- Барышев Афанасий Пантелеевич, - по военному, видимо, видя перед собой атамана, и вспомнив былые времена, представился Барышев.
-Ты, что, тоже казак?
-Так точно!
- Вы, что здесь казачий разъезд устроили, на этом полустанке? Думаете отсидеться, когда красные придут. Напрасно, ваши казачьи морды трудно не опознать, - расправил нахмуренные брови атаман, - я спрашиваю; кем ты тут служишь?
- Отвечаю за топливо и воду для паровозов, господин атаман, кроме того исполняю работу сцепщика вагонов.
- Вот, ты – то мне и нужен, отцепляй неисправный паровоз от нашего состава и прицепляй вон тот, что стоит на стрелке, - указал пальцем атаман на паровоз, предназначенный для санитарного поезда, сходни которого, уже оккупировали казаки, поэтому, попыхивая паром, он стоял неподвижно посреди станционных путей.
- Никак нет, господин полковник, без указания начальника станции, я этого сделать не могу.
- У начальника твоего я разрешение уже получил, видишь, стоит кровь с морды вытирает, - снова нахмурился атаман, – не выполнишь, получишь и ты своё.
- Это же скотство, атаман, этот паровоз предназначен для транспортировки раненых, из них и так уже половина мёртвые! – забыв всякую осторожность, вспылил Афанасий.
- Да что ж вы за сволочи благородные здесь все собрались! - взбеленился, выхватывая из кобуры револьвер, полковник. - Эй, сотник, - окликнул он стоящего у вагона офицера, - тащи верёвку и веди сюда этого с разбитой мордой. Сейчас мы одного повесим на водонапорной колонке, а другому я пулю между глаз вгоню.
Аким Федотович находился не далеко от места перепалки и слышал всё. Он глядя на Барышева, кивнул согласно головой и махнул рукой: « что, мол, поделаешь, выполняй», затем опустил окровавленную голову и медленно пошёл в здание вокзала.
Неисправный паровоз Афанасий быстро отцепил от состава и, маневрируя, тот удалился на запасной путь. Когда же другой паровоз стал уходить с пути, на котором стоял санитарный поезд, из первого вагона этого поезда, выскочил доктор Пуришкевич. Он в окно наблюдал за всей перепалкой на путях и ничего толком не расслышал, но когда паровоз, вместо того, чтобы цеплять его состав, начал удаляться, доктор понял всё.
Придерживая, спадавшие с носа, очки, он, размахивая фалдами шинели, как коршун кинулся наперерез, подходящему к казачьему составу, паровозу. Пожилой машинист, видя на путях человека, резко начал тормозить и остановил машину почти, что в метре от доктора.
- Это ещё, что за чудо! Убрать! – гаркнул, совсем уже обезумевший полковник. Возможно, он распорядился доктора оттащить с путей, но старательный сотник выхватил из кобуры револьвер, и, не успев даже глазом моргнуть, все увидели, как во лбу Пуришкевича нарисовалась кровавая дыра и, он медленно опустился на рельсы, разметав фалды шинели и руки по шпалам.
На мгновение наступила неловкая тишина.
- Убрать, - ровным голосом, как будто ничего не случилось, приказал полковник, и, опустив голову, направился в свой вагон.
Мёртвого доктора два казака подтащили к санитарному составу и забросили на пол, в тамбур вагона.
Быстро прицепили к казачьему составу паровоз, и поезд, набирая скорость, без сигнала на отправление, помчал своих пассажиров вслед за их главнокомандующим, навстречу гибели.
Афанасий Пантелеевич, удручённый глупой смертью доктора, выполнив все манипуляции с поездами, зависящие от него, не зная куда деть, казалось бы, лишними теперь руки, растерянно топтался на перроне у фонаря, разглядывая на земле пятна крови своего покровителя.
« Как же так, что произошло, - медленно проворачивались тяжёлые мысли в мозгу, - совсем недавно мы все были за одно, всё казачество пыталось дружно предотвратить, навалившиеся на их долю, беды. Ждали достойных перемен в укладе их жизни. Пролили реки крови за это. А теперь иностранные помощники предали Колчака, он предал Уральских и Сибирских казаков, его холёные казаки, из личной охраны, предали боевых своих товарищей. Что же будет дальше!?» - Потоптавшись ещё некоторое время на месте, Афанасий Пантелеевич пошёл в здание станции, открыв дверь небольшой комнатушки, наполовину занятой телеграфным аппаратом, он увидел, сидящего на диване, с закрытыми глазами Миронова. Всё лицо того представляло собой сплошной лилово - голубой синяк.
- Что это было Аким Федотович? - осипшим от обиды голосом спросил Барышев.
- Это, Афанасий Пантелеевич, была благодарность, за верную службу Отечеству. – Превозмогая боль, тихо ответил Миронов. - Вот это от Верховного правителя России, - и он разжал ладонь, на которой сияла золотом монета царского червонца. - А это от его высокоблагородия, - и он показал на своё изуродованное лицо.
- Что же с нами будет, когда придут красные? – не получив ответа, Афанасий отправился в склад.
Ночью пришёл из Тайги паровоз. Зацепили санитарный поезд. И он, постукивая на стыках рельс, медленно двинулся в неизвестность. Сопровождающий его хозяин, неподвижно лежал на грязном полу вагонного тамбура.
***
В течение ещё нескольких дней приходили составы с беглыми колчаковцами, в том числе и с казаками, воевавшими в рядах Верховного правителя. Все они были сильно потрёпаны, голодные и грязные, среди них было много больных и раненых. Лошади, перевозимые казаками в теплушках, выглядели так же, не лучше своих хозяев.
Афанасий Пантелеевич проходил по каждому вновь прибывшему составу и спрашивал, не знают ли они хоть, что – то о Платонове Ермолае Пантелеевиче. Нет, никто ничего о таком казаке не слышал. И лишь позже Афанасий узнал о том, что бегущие на восток казаки, остатки колчаковского войска. А они никакого отношения не имеют к Уральским казакам, продолжавшим воевать на юге Урала. Там – то и находился его брат Ермолай Пантелеевич.
Через несколько дней поток беженцев остановился, и вообще вдруг движение поездов прекратилось совсем. К вечеру в склад пришёл Аким Федотович:
- Афанасий Пантелеевич, новость поступила по телеграфу, - сообщил он, - между Новониколаевским и Тайгой красные разгромили два последних эшелона с белогвардейцами. Скоро будут здесь. Вот повреждённую линию восстановят и явятся к нам. Что нам ожидать? – задал он риторический вопрос, и сам на него ответил. - Поживём, увидим.
Через три дня по телеграфу передали сообщение:
« Со станции Тайга на ваш разъезд вышел эшелон с красноармейцами, Через два часа будут у вас. Телеграфист Жуков»
За первым прибывшим эшелоном стали приходить другие, в течение недели разъезд пропустил около двух десятков красноармейских составов. И уже 18 декабря 1919 года началась Красноярская операция Красной Армии.
Прибывающие на станцию красноармейцы, несмотря на усиливающиеся морозы, были одеты неважно, мало у кого на ногах были валенки, в основном сапоги, а на некоторых и обмотки с ботинками. На плечах бушлаты, шинели или обыкновенные ватники. Но, несмотря на это, настроение у солдат, в основном, было хорошее, на подъёме. Вызвано это, конечно, было одерживаемыми победами, после длительных поражений.
Никто из командиров и солдат не размахивал оружием, не выдавал невыполняемых распоряжений. Красноармейцы сами помогали грузить в паровозы уголь, дрова. Если была необходимость они и распиловкой, подвозимых рабочими, берёзовых хлыстов занимались сами.
Однажды Афанасий Пантелеевич насмелился спросить и у красноармейцев, не слышал ли кто – ни будь о Ермолае Платонове, мало ли, что, вдруг он подался к красным, в те времена всякое бывало. Проходивший мимо командир, услышав разговор остановился:
- Ермолай, да был у казаков Ермолай, Ермошка – Лютый, наши долго за ним гонялись. Поймают, ремни из его кожи будут вырезать. Та ещё тварь, много наших солдат уложил. А про Платонова, нет, ничего не слышал. А он тебе зачем?
- Да так, просто, когда – то на одном хуторе жили, - соврал Афанасий, и постарался поскорее убраться в склад.
«Неужели это мой брат? Но почему Лютый? Видимо настоящую фамилию в боевой круговерти потерял. Всё, больше спрашивать не буду, не дай бог, дознаются и нам несдобровать».
Пока в посёлке Жарковском и на полустанке никаких изменений не происходило.