Сегодня утром завершила работу над новым романом,
фрагмент которого здесь и публикую.
© flamingo
04.09.2023
13.00
1
"Господи, да что ж они так громко орут?" — подумала Ася.
Ей и самой было непонятно, о ком именно она подумала. Кричали, действительно, громко: вороны, вспугнутые истошным криком, и женщина, исторгшая этот крик, казалось, откуда-то из самой утробы.
— Откройте, покажите, покажите мне его! — кричала она, обводя безумным взглядом толпу, окружавшую установленный на две табуретки обитый красным сатином гроб.
— Не положено! — железным казённым голосом отчеканил человек в военной форме. Судя по звёздочкам на погонах, офицер.
— Ну хоть на минуточку! Митя, сынок, а вдруг там не он?! — не унималась несчастная. — Николай, отец, ну сделай же что-нибудь! — взывала уже к мужу.
— Мам, да он там, он. Витя. Я сам его укладывал! — попытался успокоить мать парень в шинели.
— Опускай! — тихо скомандовал офицер.
Несколько солдат стали опускать на верёвках гроб в зияющую чёрную дыру. На фоне заснеженной степи дыра выглядела так, словно это был портал в другой мир, в другое измерение. Могила казалась просто бездонной. Пропасть! Врата в преисподнюю. А может, наоборот, в рай.
Ася очнулась от стука комьев мёрзлой земли по крышке гроба. "Дядя Коля уши совсем отморозил", — заметила про себя безразлично.
Офицер скомандовал: "Пли!" Солдаты трижды пальнули в воздух. И без того растревоженные, вороны от выстрелов просто сошли с ума и, гортанно каркая, чёрной стаей поднялись в небо.
Асю знобило. В овчинном тулупе ей было так жарко, что пот струился по спине, по пояснице, стекая ещё ниже, но при этом её знобило. Впрочем, скорее, её не знобило, а просто трясло. Нервное. "День-то какой! Солнце яркое, аж слепит. А небо!.. Никогда не видела такого синего неба! Такой мороз!.. Вороны не улетают на юг?" — подумала и удивилась своим мыслям Ася.
В небольшом казахстанском городке, где почти все знали друг друга, долго обсуждали трагедию — гибель в Афганистане одного из братьев-близнецов. Как бы ей ни было стыдно за это, но после похорон Ася никак не могла заставить себя переступить порог дома, где осталась один на один со своим горем Витина семья. Да и как она могла помочь им, она, семнадцатилетняя девчонка? Родители Вити считали её почти своей невесткой, а Ася даже самой себе не могла ответить на вопрос, кем для неё был их погибший сын. Любила ли она его, или это был только отголосок детского увлечения, вызванного любопытством к "дружбе" не с каким-нибудь прыщавым одноклассником, а с уже взрослым парнем, почти мужчиной. С Витей и Митей она училась в одной школе, но они были почти на три года старше, а потому Ася не вызывала никакого интереса ни у одного из них — подумаешь, малолетка, мелюзга какая-то! Но так устроена природа, что бесформенные тринадцатилетние девочки к пятнадцати-шестнадцати годам из гадких утят превращаются в милых фигуристых барышень с волнующей и загадочной, как у Моны Лизы, улыбкой и не менее загадочным и волнующим взглядом. Роза, черноглазая татарочка со смешинками в глазах и ямочками на щеках, одноклассница и, как она сама себя называла, другиня Аси с детсадовских времён, была соседкой братьев по площадке, ну а в остальном помог случай. Столкнувшись с Асей на лестнице, Виктор оторопел и подумал: "Вот так так! Неужели это та Ася, которую мы с Митькой между собой называли кузнечиком?!" Глядя на расцветающую Асю, он сам себе задал вопрос: "А где же были мои глаза раньше?" И в глубине души обрадовался, что озарение на него всё-таки снизошло. В противном случае он не увидел бы, что глаза у Аси не просто серые, а как калейдоскоп. В радужках чудесным образом, объяснимым только каким-то высшим творческим замыслом, плотно прилегая друг к другу словно кусочки смальты в мозаике, холодно светились полоски и зигзаги редчайшего голубого нефрита, перемежающиеся чёрточками цвета зеленоватого хризопраза, переливались мельчайшие крупинки золота. Но, несмотря на холодный оттенок серого, взгляд был мягким и оттого тёплым. В общем, Витя попал. Или попался. И пропал. Конечно, Асе было приятно внимание взрослого парня — ни у одной из подруг не было такого ухажёра. Начались походы на поздние сеансы в кино, танцы во Дворце культуры... Витя не решался взять Асю даже за руку, так и ходили, соблюдая "комсомольское расстояние". Через три месяца, в конце мая, Виктора и Митю забрали в армию. На проводах Витя представил Асю родителям. Валентина Михайловна улыбнулась, глядя на тоненькую девчушку, почти ребёнка, крепко обняла, но подумала: "Не дождётся..." Говорить, конечно, ничего не стала. Но и в самых страшных снах она не могла бы представить, как именно и почему Ася не дождётся. Николай Васильевич же, напротив, подумал: "Славная девка, повезло Витьке!". И Ася, хотя и без конкретной договорённости, но вроде как само собой разумеющееся, осталась ждать Витю в негласном статусе невесты. Первое время солдатские письма без марки приходили ей часто. Валентина Михайловна даже обижалась, что своей девушке сын пишет чаще, чем домой. Николай Васильевич успокаивал жену, припоминая, что из армии и сам писал своей Вале чаще, чем матери.
— Валь, ну это же хорошо, что он так часто ей пишет! Осторожнее будет, глупостей не наделает, коли она так ему нужна! Дело-то молодое, себя вспомни!
Валентина Михайловна успокаивалась, подробности армейской жизни сыновей узнавала из писем Мити, хотя и он, в общем-то, не был любителем эпистолярного стиля. Более-менее регулярно письма приходили только первые полгода службы откуда-то из-под Витебска. Потом наступило молчание. Писем всё не было и не было. Валентина Михайловна сходила с ума от неизвестности. Николай Васильевич переживал молча, но седина появилась — отсутствие писем затянулось настолько, что он принял решение навести справки в военкомате. До военкомата ни дело не дошло, ни Николай Васильевич — пришло письмо от Мити. Если прежде Валентина Михайловна просто очень переживала, то теперь почти совсем перестала спать: сыновья, оказывается, были уже в Афганистане. Это называлось "исполняют интернациональный долг". Что там творилось, в подробностях не знал никто. Время ожидания дембеля бесконечно тянулось не только для воинов-интернационалистов, но и для ждущих и переживающих домашних. Валентина Михайловна методично зачёркивала в календаре крестиком очередной прошедший день. Втайне от мужа ставила в церкви свечки за здравие, когда с отчётами ездила "в область". И даже приобрела небольшую, отпечатанную на картоне Владимирскую икону Божией Матери: как ей объяснили всезнающие старушки, работающие при церкви, именно она, Богородица — праматерь всех матерей на земле, и поэтому с молитвой именно к ней обращаются супруги и мамы солдат. Служащая в церковной лавке прихожанка, убелённая сединами, покрытыми накрахмаленным белым платочком, прознав про страхи и переживания Валентины Михайловны, к иконке приложила и листовочку со словами "Молитвы о военнослужащих". Вечерами, когда Николай Васильевич уходил в ночную смену, Валентина Михайловна, будучи человеком невоцерковленным, — в то время почти все были атеистами — заливаясь слезами, по листочку читала молитву, глядя на иконку. "Господи, огради их от всяких видимых и невидимых врагов, от всякой беды, зол, несчастий, предательства и плена..." — шёпотом молила она Бога, а сама, глядя в это время на голую ступню и пяточку младенца Христа, вспоминала: "Ну надо же, такие же маленькие розовые пяточки были и у Витюшки с Митенькой, когда их принесли из роддома!" В молитвах вспоминались страхи и переживания за новорождённых двойнят, особенно за Витю — он был младше брата на пятнадцать минут, приложенный к груди сосал слабо, быстро уставал и засыпал полуголодным, отчего плохо набирал вес. Он и рос во всём менее бойкий, чем старший Митя. Валентина Михайловна с улыбкой вспоминала, как мальчики, "хором" болея ветрянкой, спорили, кто из них больше похож на леопарда... И ещё пуще текли слёзы, ещё сильнее, до боли сжималось сердце от страха за сыновей.
За три месяца до дембеля в маленький казахстанский городок пришёл груз 200. На кладбище Валентина Михайловна кляла и Господа, и Богоматерь: она так просила, так молилась о своих сыновьях, а Бог не оправдал её веры и надежды! Старушки в ужасе шептались: "Что городит? Бога не боится? А как покарает и второго заберёт?.. Рада должна быть, что хотя бы один жив, а она, неблагодарная... Богохульница!"
После Витиных похорон и нескольких дней отпуска Митю, чтобы не испытывать судьбу, дослуживать отправили уже в соседнюю область. Из армии он вернулся как раз ко Дню Победы.