На столе стоит деревянная шкатулка с приоткрытой крышкой. Она набита бумажными письмами в истрёпанных конвертах. Письма были написаны лет пятнадцать назад, так что чернила на пожелтевших тетрадных листочках уже начали выцветать. Тут же лежит новенький мобильный телефон. Коротенькие эсемески в нём надолго не задерживаются, хозяйка их быстренько удаляет, чтобы не засорять его лишней информацией. На смену удалённым сообщением через минут пятнадцать приходят новые. Жизнь в нём кипит, словно борщ в кастрюле, мобильник постоянно пищит, вибрирует и нетерпеливо елозит по столу. Он, как все подростки, крайне категоричен, ершист, взахлёб отвергает всё устаревшие и постоянно спорит и даже ругается со шкатулкой.
- И зачем ты, древняя деревяшка, хранишь в себя старые письма, скоро их читать-то будет невозможно, а лет через двадцать, сорок возьмёт их кто-нибудь в руки, они и разорвутся. Это же мусор, слам, - козырнул он новомодным словом.
- Точно слам, - скрипнула своей деревянной крышкой старая шкатулка, истолковав по-своему непонятное ей слово. – Сами они себе жизнь сломали. – Наташка-то была романтической барышней, книжками зачитывалась, стихи любила, особенно «Жди меня, и я вернусь». Ну и познакомилась с военнослужащим по переписке, а Игорь тогда в Афганистане служил. Парень на войне, а она ему, как сорок лет назад писала вот эти письма из тыла. Дождалась-таки она его, контуженного, свадьбу сыграли, сын у них родился, а жить вместе у них силёнок не хватило. Эх, пост Афганский синдром! Игорь стал пить, буянить, с контузией похмельные страшно болеют – Наташка и не выдержала, развелась с ним малыша забрала и вернулась к своим родителям.
- Ха, как-то я в интернете прочитал фразочку: «Любовная лодка разбилась о семейный быт»! - съязвил мобильник.
- Об обиду она разбилась, Обида всё губит, люди то и дело обижаются на других, а изводят этим себя, становятся слабыми, ни на что не годными, выцветают, как вот эти буквы в письмах, которые я храню. Игорь страшно обиделся на государство, которое сначала с почётом послало его выполнять интернациональный долг, а потом одумалась, мол, с какого бодуна мы туда полезли. Уважаемые люди, демократы вопили с депутатских трибун о тысячах напрасно погибших солдатиков. Просто советский министр обороны решил посмотреть, как наши военнослужищие-желторотики поведут себя в настоящих боевых условиях, и в Советский Союз полетели «чёрные тюльпаны» с запаянными гробами – необстрелянная ребятня подрывалась на минах, от них оставались только клочки. Потом пацифисты пустили подлые слухи, что советские солдаты в этой напрасной войне стреляли в Афганских детей. Война напрасная, грязная, а Игорь с ребятами лишь пешки в руках престарелых давно выживших из ума советских руководителей. Он тогда работал в ПТУ, вроде как афганец был авторитетом у ребят, хотел добиться через военкомат ставку на уроки автовождения, чтобы научить их ездить на машине перед тем, как они пойдут в армию. Ребятам сначала нравилось, что он общается с ними на равных. Мог сказать крепкое словцо, подойти и пнуть, проверяя реакцию, но руководство училища не одобряла его воспитательные методы и в конце концов уволило Игоря по состоянию здоровья.
- Он так и спился один?
- Не знаю. Только Наташа часто открывает меня и перечитывает письмо, его к себе, и свои к нему. Иногда плачет.
- Ну да! Оплакивает свой романтизм и свою же погубленную жизнь. Письма-то писала герою, выдумывала себе бог знает что, а потом герой оказался пшик.
- Не дерзи, грех смеяться над чужим несчастьем. Просто люди слабы, они не из дерева, не из железа. Знаешь, у Наташи такие тёплые мягкие руки.
- Знаю.
Деревянную шкатулку никак не отпускали горькие воспоминания, и она снова принялась рассказывать о маете молодого ветерана. Когда ещё хозяйка оставит на столе свой мобильник, а он сейчас её так внимательно слушал, даже перестал пищать.
- Тесно Игорю было с семьёй в общежитие, комнатка маленькая. Он сунулся было в военкомат, чтобы, как ветерану-интерненационалисту, встать на льготную жилищную очередь. Что ему там ответили «штабные крысы»! «А ты воевал парень, где? Мы тебя туда не посылали. У нас даже ветераны Великой Отечественной Войны не все квартирами обеспечены». «До сих пор не все, - разозлился Игорь. – А так же их дети и внуки – прихлебатели!». Ну, да, да, хватил парень лишнего, распсиховался! Не посылали его туда насильно, сам вызвался идти, в детстве-то книжки только про войну читал, как Наташка романтиком рос. В Афгане было страшно, зато всё по-честному, по чести. Дедовщина в Союзе была от безделья, а там каждый день ходили на смерть, старики прикрывали салаг. Может он от дедовщины туда и сбежал, и сейчас бы сбежал от слишком замудрённой, запутанной мирной жизни, но его комиссоровали из-за тяжёлой контузии. Впрочем, в свой Афган Игорь возвращался каждую ночь, засыпая, падал в сон, как в горячий душный песок. Першило в горле, а во рту так пересыхало, будто его драли наждачной бумагой. Игорь снова прилегал к голому камню, а совсем рядом с ним щёлкали душманские пули. Нужно было обстреливаться, и Игорь сонный вскакивал с дивана, искал свой автомат. Сейчас духи пустят огонь из гранатомёта, и он кричал матом, чтобы пересилить свой страх. «Тише, чёртовый папаша, ребёнка разбудишь, я его кое-как укачала, аж руки одеревенели» - ругалась только что прикурнувшая Наташа. «Когда придёт наше прикрытие сверху?! «Вертушки», наши должны бомбить с «вертушек»!».
Мобильник заслушался длинными письмами, что пересказывала ему тёплым деревянным голосом старая шкатулка, она их знала наизусть. Листы бумаги держали в руках – значит они кроме информации хранили тепло человеческой души. Фу, каким пустым, холодным металлическим словом впервые прозвучала для него «информация»! «Забежим вечером после работы в кафешку? – как заведённая щёлкала по его клавишам хозяйка своей подружке. - Виталику я закажу шоколадное мороженое, а нам, неприкаянным развёдёнкам по коктэльчику на увеселения души». А как теперь сухо, неинтересно Наташка знакомилась с мужчинам, выходя через него, мобильник, в интернет на сайты знакомства! Высылала на приглянувшиеся мужское фото своё селфе, прикладывала к нему информацию о себе, рост, вес – щёлк. И готово. «Похоже мы друг другу нравимся, - набирала Наташка короткое сообщение на маленький монитор, - Давай встретимся».
- Шкатулка, милая, это же так будет страшно, когда твои письма совсем истреплются со временем, изорвутся, и их, как ненужный мусор, выбросят на помойку?
- Да, - вдохнула шкатулка. – И меня когда-нибудь выбросят на помойку, как старую ни на что не пригодную вещь.
- А как же моё облако? – отчаянно завопил мобильник. – В нём же сохраняется вся важная информация, и фотографии, и всё, всё. Шкатулка, а давай я сам нащёлкаю туда все твои письма, и они уже никогда не порвутся. Если даже я сломаюсь, то письма, как информация, перейдут на другой мобильник или даже на ноутбук.
- Облако в небе, - тихо скрипнула шкатулка. – Вон, посмотри в окно, какое оно белое, легкое, где там отец небесный, он всё и сохраняет. Наша с тобой хозяйка часто писала Игорю, когда он служил в ограниченном контингенте, «храни тебя бог, любимый» - вот он и вернулся живой.
- Значит бог – самый великий программист!- радостно пропиликал мобильник, и у него даже мониторчик засветился.
- Может и так. Я ведь уже старая, в ваших делах не разбираюсь. Раньше-то говорили только о программе телевидения, которую надо покупать каждую неделю, да о программе коммунистической партии по телевизору. А теперь появились какие-то программисты. Ну, да бог с ними! – устало скрипнула шкатулка и захлопнулась.