Глава "За круглым столом"
Разместиться решили в прабабушкиной комнате, куда Павлик ещё не заходил. Видел, конечно, через приоткрытую дверь, что комната небольшая, темноватая, но из подробностей – только прабабушкину спину за компьютером. Впрочем, ничего особенного там как будто и не было, кроме выхода на балкон. Балкончик крошечный, неизвестно зачем к дому прилепленный – шириной в шаг, длиной в два. Однако же Пра как-то уместила сюда складной стульчик и столик в виде откидной полочки. Сидеть тут, что ли? Здесь и настоящей белке тесно будет. А если дождь? Сверху, правда, нависал такой же балкончик, но какая это крыша!
Павлик вернулся в комнату и оглядел её ещё раз. Компьютерная тумба с экраном приличного размера. Рядом в горшке дерево чуть не до потолка – листья здоровенные, с подошву, блестят, как лакированные. Полки с книгами – ну, книги в этом доме везде, даже на кухне. Круглый стол у самой стены, скатерть до пола. Стулья. Что-то здесь было не так, но что именно, Павлик понять не успел – Пра подошла к столу, одним движением сдёрнула с него скатерть и сказала мальчишкам:
– Ну-ка, весело взяли столик и переставили его ближе к свету. Только…
Не дожидаясь других указаний, Павлик с Костей взяли стол с одной стороны, Слава с Васькой с другой, приподняли, потащили к окну, и Павлик тут же больно споткнулся о какую-то железяку.
– …только сначала надо вытащить из-под него гантели.
Гантелей оказалось три пары.
– Хорошие, – тоном знатока сказал Слава. – Такие лучше, чем разборные.
Ага, лучше. Спасибо, что там не штанга лежала.
Выложили на стол всё купленное, расселись.
– Вот что я вам скажу, парни – мы пока не рисовать будем, а срисовывать. Разница понятна?
Парни молчали. Павлик искоса на них поглядел. Костя молчал, как… ну, если Пра директор, то у Кости лицо было как у завуча, не меньше, даром что сам школьник. Тоже как бы руководитель. Слава, тот просто ждал. Васька, как обычно, ухмылялся – вот-вот, кажется, покрутит пальцем у виска и скажет: «Чё мы тут дурака валяем, а?»
– Отлично. Молчание знак согласия. Задачи у нас сегодня две, и обе простые: перестать бояться рисования, это раз, а два – понять, что вам нравится. Я имею в виду, что именно вам нравится рисовать. Потому что имеет смысл тратить силы только на то, что нравится. Логично?
– А мне, может, нравится… – начал нахальным голосом Васька, но Пра подняла руку, и он тут же замолчал.
– Вот, видите, книжка. В книжке картинки – симпатичные зверьки, зайчики там, котики, – Пра ехидно прищурила левый глаз в сторону Павлика, – и, смотрите, как ловко сделано: на каждого зверька по четыре картинки. Сначала котик нарисован примерно, вчерне, так сказать; дальше появляются детали, на третьей картинке ещё больше подробностей, на последней – тени, и всё, мяу – котик готов! Выбирайте любой персонаж, ни о чём не думайте, просто срисовывайте. Сорок пять минут вам на всё про всё, а потом разберёмся, что дальше делать…
– Да, – вставил Павлик, чтобы как-то себя обозначить, – потом про композицию ещё надо поговорить, про цвет…
– Точно, – усмехнулась Пра.
Васька показал большой палец, покивал с некоторой завистью.
– Ну да, некоторым-то котики вообще не нужны, некоторые и так всё умеют.
И стало тут Павлику противно, как никогда в жизни. Вот говорят иногда – хочется, мол, провалиться сквозь землю, так это прямо про такое чувство. Если б мог, в самый подвал провалился бы, здесь подвал наверняка глубокий.
– Паша, – он умоляюще посмотрел на прабабушку, – ты не думай, я тоже буду… как ребята. Я по-настоящему не учился ещё. Там, на стене… это ведь тоже срисовано.
– Ну и ладненько, – кивнула Пра. – Всё. Хватит разговоров. Выбирайте, срисовывайте, а там я пойму, к чему у вас душа лежит.
– Да у меня душа вообще… – завопил было Васька, но Пра наклонилась к нему, так что чуть не упёрлась своим носом в шмыгающий Васькин, и сказала загадочно:
– Это хорошо, что у тебя душа. А то есть такие, которые без души. Вот они, точно, вообще.
Она распрямилась, оглядела всех генеральским взглядом.
– Ну, вперёд.
И вышла.
Завуч Костя поглядел на часы, перелистал книжку.
– Тут не только котики. Велик есть, цветы. Лодка...
На лодке он оживился.
– Я лодку беру. Никто не против?
На том же развороте был фотоаппарат, здоровенный, старомодный, какими уже никто не пользуется.
– Во, это мне, – сказал Слава. – У нас дома такой лежит. Он хоть и плёночный, но объектив там что надо.
Он сосредоточенно упёрся глазами в первую картинку. И не подумаешь, что получится фотоаппарат – так, коробка с кружком посередине, и только.
Костя уже размечал линиями свою будущую лодку.
– Всё, выбрали – дайте другим теперь, – Васька забрал себе книжку, без особого энтузиазма полистал.
– Фигня это всё. Неинтересно.
Встал, пошёл на балкон. Павлик взглянул на Костю – что тот? Но Костя ни на что не обращал внимания.
Котики были мультяшные, зайчики тоже. Прав Васька, ерунда это. Цветочки Павлик тоже отверг. Нашлась в книжке и чашка – попроще, чем прабабушкина. На первой картинке она была размечена осями, и сразу стало понятно, как художникам удаётся так ровно рисовать. Ну, знать бы раньше… Но снова рисовать чашку не хотелось. Павлик перевернул ещё несколько страниц и нашёл, наконец, что-то любопытное.
Это был игрушечный медведь, почти такой же, какого он брал в постель, когда был маленьким. С медведем тогда лучше засыпалось. Этого медведя он таскал с собой в детский сад и даже в школу сначала носил, но раза два или три, не больше – мальчику в школу с медведем ходить как-то несолидно. С мамой нормально, а с игрушечным медведем – нет. Сразу вспомнилась мама, как она заходит к нему перед сном пожелать спокойной ночи, садится на краешек постели и говорит: пусть тебе приснится… и тут же выдумывает что-нибудь интересное, необыкновенное; а утром спросит: ну как, приснилось? И иногда получается, снится. Павлик вздохнул. За мамой появился в его голове папа – не тот, что рисовал каракули в этой книжке, а настоящий папа, какого Павлик получил сразу после своего рождения – большой, надёжный, уверенный. Как это всё теперь далеко – мама, папа, медведь этот плюшевый, дом… Кажется, будто вся павликова жизнь в Москве, такая неторопливая, плавная и понятная, была давным-давно, лет сто назад, а ведь он здесь всего три дня! Три дня всего!
Медведь понимающе глядел на Павлика с шершавой страницы. Был он хоть и игрушечный, но не мультяшный. Можно сказать, с человеческим лицом. Павлик получше к нему присмотрелся и понял вдруг, что бы ему хотелось нарисовать. Белку, вот что. Белку с лицом прабабушки. Но белок в книжке не было, а как рисуют портреты, он понятия не имел. Он опять вздохнул и занялся медведем.
– Всё малюете?
Это вернулся с балкона Васька. Послонялся вокруг стола, посмотрел, как ровно, без всякой линейки рисует Слава корпус своего фотоаппарата, взял несколько чистых листов и снова ушёл на балкон.
Срисовывать медведя было не очень интересно. Можно сказать, что совсем не интересно. Павлик тоже с удовольствием вышел бы на балкон, хотя бы по сторонам поглазеть, но неожиданно заметил, что карандаш теперь слушается его гораздо лучше. Когда ночью он по клеткам увеличивал монстра, пальцы белели от напряжения, соскальзывали – им всегда больше нравилось печатать, а не писать, а уж тем более рисовать. Но опыт с прабабушкиной чашкой, получается, не прошёл даром. Как там она говорила – надо перестать бояться карандаша и бумаги? Полуготовый медведь кивнул. Павлик добавил несколько штрихов в медвежье ухо и пошёл попить водички.
– …да-да, Пётр Иванович, на том берегу, в деревне. Кажется, осенью он в наши края переехал, – доносился из кухни негромкий голос.
Пётр Иванович! Товарищ капитан! Пра с этим полицейским по телефону разговаривает!
Павлик похолодел и замер.
– Ну как зачем? Раз уж у нас затевается такой серьёзный проект общегородского значения, нам нужны авторитеты…
Голос стал тише – Пра, видимо, отвернулась или перешла в другое место. Теперь слова разобрать было невозможно, и Павлик стал подкрадываться ближе.
– …ну да, человек трудной судьбы. Ну так они почти все такие. Искусство, Пётр Иванович, искусство! Требует жертв. В творческом кризисе человек – вот заодно и поможем, пристроим к делу.
О ком это она? Но, вроде, не про стену с монстром разговаривают. Павлик перевёл дух.
– …нет, полицейский катер не нужен, не беспокойтесь. Сами справимся. Там на пристани кто – Сергеев, что ли, из девятого «А»? Давно я туда не заходила. Или Сергеев в вашем классе учился?
Пра надолго замолчала. Павлик застыл посередине коридора и не мог решить, что делать дальше. Идти, громко топая, на кухню (а что такого, пришёл человек водички попить) или тихонько пробираться обратно в комнату? Пока он колебался, Пра закончила разговор:
– Ну, вот и договорились!
Что-то звякнуло, брякнуло, и Павлик на цыпочках бросился в комнату.
Медведь встретил его иронической улыбкой: что, мол, подслушивал? Не подслушивал, а случайно услышал, ответил мысленно Павлик, яростно закрашивая ему нос. А будешь много разговаривать, вообще сотру. Молчу-молчу, сказал медведь, ты, главное, лапы мне давай дорисовывай, не будь, как твой папа. Он-то нас в книжке так и бросил…
Открылась дверь, и в комнату впорхнула Пра.
– Ну, как успехи?
Села за стол, надела очки. Костя ещё что-то торопливо доштриховывал, закрываясь ладонью. Слава уверенно протянул прабабушке свой листок.
– Ого! – воскликнула Пра. – Какая точность!
Фотоаппарат на рисунке выглядел даже лучше, чем в книжке. Тенями и другими несущественными мелочами Слава пренебрёг, зато прямые линии были прочерчены как по линейке, а кружок объектива был идеально ровным. Обвёл, небось, что-то, ревниво подумал Павлик, видя, как внимательно Пра разглядывает этот неправдоподобно круглый круг.
– Как это ты ухитрился? – спросила Пра.
– Да так… Потренировался просто.
Слава перевернул несколько черновиков. На одном были прямые линии – двадцать или тридцать, а может, и больше, на другом – круги, круги, круги… Ничего себе! Вот это Славка!
– Вот это подход! – восхитилась Пра.
– А чего такого? Мы на тренировках по сто раз удары повторяем, пока не получится.
– Я и говорю – вот это подход! Всем бы такой, и во всём.
Слава стоял невозмутимо, но видно было, что ему приятно. А Пра уже рассматривала Костину лодку. Лодка явно уступала фотоаппарату в точности, зато ей одной Костя не ограничился. Он добавил от себя берега, камыши, даже облака сверху.
– А хорошо получилось, – похвалила Пра. Повертела рисунок так и этак, добавила в рифму:
– Криво, но живо. Это очень ценно!
Взяла, наконец, медведя. Павлик неожиданно затрепетал. По сравнению с чемпионским фотоаппаратом и целым пейзажем с камышами медведь выглядел жалковато. Не по коридорам подслушивать надо было, а рисовать сидеть, ругал он себя. Да что теперь!
– А глаза-то у медведя человеческие. Вы гляньте, парни – глаза-то говорящие!
Давай, Мишка, скажи им, что я тоже могу, взмолился Павлик. Медведь подмигнул: можешь!
– Можешь! – сказала Пра. – Можешь лучше!
Она огляделась.
– А где ещё один юноша? Вас, помнится, было трое – кроме Паши?
В комнату с балкона влетел бумажный самолётик, плавно описал круг, ткнулся в неопознанное растение и упал.
– А я вот он.
Васька вошёл независимой походкой.
– Ну, чего вы тут накалякали? Это твой фотик, Слав? Ну ты прям конструктор!.. Во, а лодка – класс! На такой бы на рыбалку…
– А ты-то нам что-нибудь покажешь? – спросила Пра.
– А я… вон, самолётик сделал. Не хочу я из книжки рисовать.
Он подобрал самолётик, подал его прабабушке. Самолётик был самый обычный, разве что летел хорошо, у Павлика такие самолётики никогда нормально не летали. Но все его части покрывал затейливый узор. На крыльях были изображены человеческие ладони с растопыренными пальцами. На фюзеляже то ли змеи, то ли какие-то лианы, как в джунглях. Там, где должна быть кабина пилота – глаза, с ресницами, с бровями.
– Да-а, – протянула Пра, – просто арт-объект. Великолепно!
Она встала.
– Ну что, парни, врать не буду – не ожидала. Что ж… У меня для вас хорошая новость. Собственно, я об этом и раньше слышала, но как-то недосуг было проверить, а теперь вот самое время. Итак. Имею вам сообщить, что на том берегу, в брошенной деревне поселился один художник. Серьёзный… из настоящих, понятно? Завтра мы с Пашей плывём туда на лодке. Вот прямо на такой, – она ткнула сухим пальцем в Костин рисунок. – Мы затеваем в городе большое дело, и такой человек нам нужен. И вам такой человек тоже нужен. Короче, кто хочет, может завтра присоединиться. Отправляемся ровно в десять, с пристани.
Она по-балетному взмахнула рукой, и глазастый самолётик закружил по комнате.
– На лодке! Класс! – завопил Васька.