Во многих видах творчества есть понятие — этюд. Этюд неотъемлем и от деятельности художника. Ради этюдов художники готовы ехать «за туманом и за запахом тайги». Влечет, конечно, не только запах тайги, но и хорошая компания. Однажды мы и поехали.
В челябинской области есть небольшой городок Миньяр, расположенный по отрогам горной долины реки Сим на Южном Урале, на границе с Башкирией. Природа там великолепная! Величественные старые горы, склоны которых, покрыты яркой зеленью лиственных деревьев вперемешку с темно-зелеными копьями елей. В низинах склонов, извиваясь, обдавая влажной прохладой, словно змея, скальные утесы, течет река. Вторя ей, вьется меж горных склонов железная дорога. Горы, ели, гранит, металл — всё создает ощущение суровой красоты, мощи, надежности и романтики.
Как я уже сказал — компания была отличная! И как вишенка на торте средь нас был, как впрочем всегда, наш друг художник, правда, не поэт, Артуш. Его главным достоинством является то, что он всегда доброжелателен, мягок в общении, готов в любой момент сотворить добро, произнести красивый, по-восточному мудрый тост. Его мягкое произношение, легкий акцент, симпатичное искажение русских слов придает его образу пикантность. Да и внешне он хорош, хотя уже не молод. Как говорит о нем наш друг — человек без возраста. Ну и последнее его отличие от нас заключается в том,что будучи армянином, какой бы уральский этюд он не писал, у него всегда получается Армения! Удивительно, он всегда тщательно выбирает место, располагается, начинает работать. Смотрит на натуру, но вместо елей у него получаются кипарисы. Вместо березняка — фруктовые сады, а уральский сдержанный колорит перерождается в буйство южных розовых, фиолетовых, желтых, оранжевых красок Армении! Должен заметить, что на Урале он прожил большую часть своей жизни, здесь он родной!
Раннее утро одного из дней. Мы, позавтракав, втроем: Палыч, Артуш и я выехали на пленэр. Красивейшее место. В распадке между склонами гор хаотично разбросаны деревенские домики — срубы, выполненные из мощных, в полный обхват стволов хвойных деревьев. В самой низине течет ручей, а вдоль него грунтовая дорога. Чуть выше домов еловый лес вперемешку с цветущими полянами, полными разнотравья и всевозможных полевых цветов. Светило солнце, стрекотали кузнечики, жужжали пчелки, собирающие нектар. Одним словом красота неописуемая! На полянке уже обосновались наши девушки, опередившие нас на немного. Вскоре мы заметили, что это место симпатично не только нам, но и пасущимся буренкам, которые, выйдя из-за леска, пожевывая травку, неспешно приближались к нашей компании.
Меня раздирало два желания. Одно, под впечатлением всего увиденного, написать этюд. Второе, бросив этюдник на землю, самому завалится в траву луговую и, заломив руки за голову, просто лежать, устремив неподвижный взор в чистейшую синь неба. Палыч прошелся по поляне в сторону елей, спустился к речушке, посмотрел прищуренным глазом, клоня голову то вправо, то влево на открывающийся вид… Артуша не раздирали противоречия, а потому, не теряя времени, он поставил этюдник, на него холст, выдавил краску на палитру и… начал творить. Как всегда многоцветно, ярко в кипарисно-пальмовом варианте. Поляна в его исполнении сверкала всеми цветами радуги, а так как современные краски обладают повышенной яркостью, то его этюд под солнечным светом был так ярок, цветоносен, что многократно превышал впечатление от реальной поляны. Он работал вдохновенно и, через какое-то время, работа была закончена. Отойдя на несколько шагов в сторону, сосредоточенно, из-под полей шляпы, осмотрел этюд. Затем вернулся, взял в руку кисть и что-то поправил на холсте. Опять отшатнулся от этюдника, постоял немного, вглядываясь в сделанное, и напряжение сошло с его лица, уступив место чувству удовлетворения. Бросив в этюдник кисть, он взял тряпку и стал оттирать цветные, как его картина, руки. Но так как женщины в его жизни были на втором месте, а скорее даже на первом, не выпуская тряпку из рук, он отправился поболтать к девушкам.
Тем временем коровки достигли нашего расположения, одна из них, пестренькая, отделилась от компании и направилась к этюднику Артуша. Подойдя близко к свежей картине, не переставая жевать, уставилась на нее, «как в афишу коза». Потом шумно втянула влажным носом свежий запах краски, так же шумно выдохнула. Видимо, увиденное произвело на нее большое впечатление, картина мира в ее коровьей голове поменялась, а написанная маслеными красками поляна показалась такой реальной, манящей, что приблизив морду вплотную к работе, стала лизать ее шершавым, длинным языком.
Происходящее не сразу было замечено. А когда Артуш с криками, под визг и веселый хохот девчат, бросился к корове, все было кончено! Вместо яркой, сочной, южной живописи на этюднике стоял вылизанный, как фантик от растаявшей вкусной конфеты, холст.
Не правда ли, не новость, когда картины пишут слоны, обезьяны, дельфины, но обладателем единственной в мире картины, написанной языком коровой, является только Артуш.