И почему я не поверила своим предчувствиям в тот предновогодний вечер? А ведь прислушайся я к ним,и возможно, не случилось бы того, что случилось...
А может, так тому и должно было быть?
Но обо всем по- порядку...
Как - то перед новым годом муж решил нас порадовать и купил билеты в театр.
Не так давно закончились изнурительные ковидные ограничения, и все уже истосковались по общению и зрелищам.
Театр был столичным, а столица находилась в чудесной европейской стране, про которую хоть и поговаривали что-то наподобие « птица - заграница», ну да ладно, кто же обращает внимание на глупые языки….
На билетах было напечатано: музыкальная драма « Кармина Бурана ” - сценическая кантата Карла Орфа, в двух действиях.
Я уже была знакома с этим образцом музыкального экспрессионизма не понаслышке, посмотрев постановку несколько лет назад на сцене театра другой, тоже европейской страны, но расположенной немного восточнее той, в которой мы сейчас находились.
Не припоминая радостных впечатлений от когда то увиденного, я решила поговорить с мужем.
По моему, тяжеловато для восприятия- робко поделилась я с супругом своими сомнениями – Стоит ли брать детей с собой?
Супруг возмутился, и я прикусила язычок.
Муж считал меня чопорной, не современной и чуть ли не ханжой.
Чтобы не огорчать свою половинку, я принарядилась во все праздничное, а в мочки вдела серебряные серьги внушительных размеров.
Наши дети- девочки двенадцати и четырнадцати лет, тоже выглядели очень нарядными в юбочках в складку и белых гольфиках.
Мама моя, гостившая у нас на тот момент,поспешила не отстать от общества, примарафетилась и надушилась“ францией”.
Мы расположились в центре амфитеатра в третьем ряду. По замыслу супруга, музыкально- драматическое действо предполагало поразить наши слуховые и зрительные рецепторы с ближайшего расстояния.
И вот оно- волшебство театральной прелюдии:
постепенно гаснет свет в зале, и уже погас совсем, под мягкие переливы третьего звонка.
Напротив, сцена ярко осветилась, и появились монахи, одетые в свободные темно- коричневые рясы.
Вначале монахи вели себя прилично, как и полагается представителям религиозного аскетизма. Они бродили по сцене,изображая то задумчивость, то исступленность,то собирались в группки, то рассыпались по одиночке, время от времени бросаясь на колени и вздымая сцепленные кулаки к потолку с софитами.
Все было обыденно и предсказуемо в сцене с монахами, и я даже немного расслабилась, решив, что, возможно, я действительно немного предвзята в своих суждениях о воплощении аллегории добра и зла в этом театральном перфомансе.
Но не тут-то было!
Через несколько минут началось невообразимое- монахи скинули рясы и оказались в обтянутых тончайших эластичных костюмах, наподобие тех, которые одевают балероны, только более тонких и тесных, бежево- телесного цвета.
Все выпирающее в таком одеянии выпирало еще больше, а все глубинное врезалось еще глубже.
Телодвижения раскрепощенных отшельников становились все более откровенными, тела в искусственном неглиже извивались в такой близости друг от друга, что казалось, еще совсем немного, и все выпирающее сольется со всем глубинным , и тогда…
Боже! Я боялась даже взглянуть на девочек и маму, расположившихся слева от меня, а на мужа,сидевшего по правую руку, и смотреть не хотела.
Но то, что ждало нас впереди, я не могла себе и представить в самых своих тревожных ожиданиях.
На пике сценической вакханалии вдруг все затихло и погрузилось во мрак. Казалось, беснующиеся монахи наконец – таки заслуженно провалились в преисподнюю.
Но вот центр сцены ярко осветился сверху вниз двумя косыми яркими столпами света, в которых играла густая пыль.
Огромный монах стоял посреди сцены спиной к зрителям, широко расставив ноги и руки, облепленный более мелкими собратьями, как цирковой атлет лилипутами.
Гигант слегка повел рельефными плечами, прильнувшие к нему гуттаперчевые тела в обтянутом беже соскользнули и в согбенно- почтительных позах попятились в темные задворки сцены.
Монах остался один на один с залом. Он был совершенно голым.
Его ярко освещенный зад смотрел прямо на зрителей, а оторопевшие театралы – на зад.
« Обнаженка!»- вдруг услышала я. Это был голос моей, вдруг разволновавшейся памяти.
Именно этим словом охарактеризовал направление современного театрального искусства несколько лет назад мой попутчик в поезде, ученик Льва Гумилёва.
« Обнаженка!»- вслед за памятью в немом крике застыли искаженные рты атлантов под театральными потолками, а завитки на карнизах, казалось, ощетинились негодованием и покрылись желтизной.
Зал молчал. Я искоса взглянула на маму и девочек.
Мама, имеющая счастливую способность засыпать в любых публичных шумных местах, включая цирк, мирно дремала.
Старшая дочь, эстет и привереда, сидела, опустив голову и закрыв лицо руками.
И только моя непосредственная младшая разрядила обстановку, захохотав на весь зал.
Кое кто прыснул следом, по залу прокатились редкие смешки и шепоток.
Тяжелый бордовый занавес, чинно пофалдив по сцене, мягким хлопком соединил свои бархатные половинки, разлучив зрителей с голым торсом монаха- стриптизёра.
На этом первый акт закончился.Зал ярко осветился.
Мама проснулась. Старшая, наконец, отвела руки от все еще пунцового лица, младшая похихикивала.
Супруг мой молча схватил меня за руку, я – девочек, и так мы, живой цепочкой, протискиваясь между спинками кресел и коленями сидящих,забывая извиниться за беспокойство, направились в гардероб.
Там уже стояли в очереди за одеждой экс- зрители, в большинстве с детьми,собираясь разойтись по домам, от греха подальше.
И это еще первый акт! – звонко сказала я, глядя на всех и ни на кого в частности.-Чего же можно ожидать от второго???!!!
Мама, проспавшая половину спектакля, развела руками, пробормотав что- то в оправдание современного искусства.
Да уж, - мысленно ответила я, - в голой заднице такое современное искусство.
Дома я созвонилась с приятельницей, которая тоже собиралась на этот спектакль, и поделилась с ней своими впечатлениями.
Оказывается, слухи о развратном представлении уже разнеслись по городу, все были возмущены.
Мы с приятельницей решили написать отзыв онлайн театральному руководству, не особо рассчитывая, что он будет принят к сведению.
Ну может, хотя бы заранее проанонсируют, что спектакль предназначен только для взрослых.
У меня до сих пор перед глазами мои девочки, одетые чин чинарем для посещения храма искусства, в юбочках в складку и гольфиках.
И до сих пор меня мучает вопрос - почему же никто из зрителей не встал и не покинул зал в знак протеста?
А что мешало мне самой встать и уйти с семьей?
Что за напасть такая с нами приключилась?
Но нет!... все таки был, был, нашелся один протестующий, благодаря которому монах-нудист так и не успел продемонстрировать свой фас и все к нему прилагающееся.
Спасибо тебе, старый верный бордовый занавес, недаром тебя называют одеждой сцены!
Наши искренние аплодисменты тебе!