Тиха египетская ночь... На отельной дискотеке заголосило старое забытое "No face, no name, no number", на дорожке, ведущей к бассейну, весело затряслись какие-то подвыпившие тётки, хмельной бородач охватил пальму, где-то на лужайке послышались чьи-то охи-вздохи, а в небе ко всему приученный бессмысленно кривился диск.
Я торопливо покинул расписные ворота и поспешил к автостанции. Красный автобус уже дожидался меня, в салоне группа греческих монахов вполголоса напевала кафисты, а может быть тропари. Впрочем, не исключено что это называется иначе. Тучный австралиец сосал бутылку минералки, несколько неидентифицируемых африканцев блестело белозубыми улыбками в темноте задних сидений. Группа престарелых разнополых японцев дисциплинованно и сосредоточенно молчала. Наш проводник сделал перекличку и мы двинулись во тьму пустыни. Мелькали какие-то холмы и пригорки диковинных форм, однажды фары высветили табун бродячих верблюдов, но чаще всего за окнами расстилалось однообразное пространство, над которым висело потрясающее звёздное небо, которое никогда не увидишь в городах.
Джебель-Муса, иначе Гора Моисея, подъём на которую и являлся целью путешествия, встретила нас толпой паломников, бедуинов и их верблюдов. Нашего проводника и нескольких других, прибывших на автобусах, окружила толпа и начались взаимные приветствия типа:
- Мир вам, друзья мои!
– И тебе мир, дорогой товарищ и брат!
– Была ли благополучной ваша дорога? Сыты ли ваши верблюды и здоровы ли ваши уважаемые родные?
– Хвала Подателю хлеба насущного, давшему нас всем, что имеем, путь наш был лёгок и скор, а наша встреча – поистине подарок! Желаю и твоим верблюдам сочного корма и ключевой воды, а родне – здоровья и богатства!
– Поистине велик Всевышний, всё в руках Его! Он ниспослал нам дорогих гостей! Радости моей нет предела, как нет предела великой пустыне и милости Его!
И таким макаром секундочек триста. Притом каждый считал своим долгом облобызать каждого и продемонстрировать своего верблюда в расшитой попоне с кистями. Аренда верблюда стоила $20, но неужели мне, легко преодолеваюшему все 842 ступеньки на нашу высокогорную плотину и покорившему все наши вершины (тут я несколько преувеличиваю), не взойти на какую-то там Джебель-Мусу???? Верблюды презрительно покосились на меня и, видимо составив полное представление о ничтожности моего бытия, как по команде отвернули головы в разные стороны.
Когда кончились уличные фонари, освещающие начало пути, я пожалел о своей скупости и самонадеянности.
Гора Завета сложена из гранита и сланцев, причём последние- вовсе не резиновые шлёпанцы, а весьма твёрдые породы, расколотые на довольно острые осколки, идти по которым - сомнительное удовольствие. Согласно библейским текстам, именно на этой горе пророк Моисей (он же Муса в исламе) получил напрямую от Бога Скрижали Завета с высеченными на них Десятью Заповедями. Предварительно Всевышний явился ему в виде горящего куста, названного Неопалимой Купиной, который до сих пор растёт в православном монастыре Святой Екатерины у подножия горы. Ну а до этого знаменательного события Моисей вывел богоизбранный народ из рабства фараонова через расступившееся Красное море, а потом сорок лет вёл к земле обетованной.
Подсвечивая выданным фонариком под ноги, я плёлся по "длинному" (более пологому) пути среди таких же горовосходителей и ругал себя за дурацкую затею. Заодно досталось от меня всем б-гам, пророкам, святым, подвижникам и великомученникам всех трёх аврамических религий за то, что их святыня находится так далеко и высоко. Хотя, слава им же, грустная Луна довольно хорошо освещала пустыню и риск сверзиться в пропасть всё-таки был минимизирован.
Я брёл по петляющей тропе и пытался вспомнить нумерацию и содержание Заповедей. В голове вертелось какое-то еретическое "не возжелай жены осла ближнего твоего, ни вола его..." и что-то там о имущественных претензиях к полям и виноградникам. И я тут же возжелал винограда! Ан нет!
Очень полная африканская женщина, которую я мысленно поставил в аутсайдеры, довольно-таки резво обогнала меня и резко оторвавшись, исчезла с радаров. Но я решил приберечь силы для финального забега. Проводник говорил, что последние 700 каменных ступеней перед вершиной - самый трудный этап. Когда я добрёл до них, невесть откуда взявшиеся облака на востоке стали чуть розоветь. Ещё один рывок - и я достиг её! Вершина Горы Завета оказалась площадкой с древними строениями, среди которых разнообразия ради располагались сувенирные лавки. Немного недоумевая - ведь Иисус изгонял торгующих из храма - я произнёс сакраментальное "ничего с;в;я;т;о;г;о; личного, только бизнес" и пристроился к толпе, обратившей свои взоры на восток.
Первые робкие лучи зажгли золотые огни на нижних краях облаков, потом они подобно столбам невидимых за горизонтом прожекторов стали подниматься всё выше, рассеиваясь в предрассветном небе. Дневное светило торжественно всплывало из немыслимых космических далей, ласково касаясь океанов и континентов притихшей планеты. Каждое утро свершается это привычное и удивительное чудо, о котором мы забываем в душных городах. Звезда по имени Солнце совершала свой вечный круговорот, а мы, благоговейно замершие на песчинке, несущейся в холодном галактическом пространстве, мы - иудеи, мусульмане, христиане, атеисты, верующие и безбожники - в единодушном порыве приветствовали её.
И тут же та самая чернокожая толстушка запела сильным голосом спиричуэл "Let my people go!". И другие её соотечественники подхватили, хлопая в ладоши. Я помнил эту песню, повествующую о требованиями Моисея к фараону:"отпусти народ мой!"
"Отпусти народ мой , -подумал я. - Много лет ищем мы землю обетованную, но все чаще вместо неё гремят громы и льют кровавые дожди. И сотрясаются тверди и отверзаются хляби. И встаёт брат на брата и скачут адские всадники. Отпусти народ мой, отпусти от лжи и ненависти, от бед и горестей. Хватит боли и бесчестия, ран и нищеты. Отпусти народ мой, а народ мой - это всё человечество."
Так или примерно так думал я в тот момент, когда Солнце наконец рассеяло остатки облаков и окружающий пейзаж окрасился в нежно-персиковый цвет, позже сменившийся обычную скудную палитру дневной пустыни. Проводник торжественно поздравил всех с тем, что встретившим рассвет на вершине прощены грехи.
Да ну? А что, так можно было? Да, есть у меня грехи, недоступные людскому суду, но известные Тебе... Они тоже прощены?
Я воодушевлённо поправил рюкзак и скинул с себя куртку. Пора было возвращаться в б;л;уд;н;ы;й; ;В;а;в;и;л;о;н; весёлый Шарм-эш-Шейх.
А по тропе ещё тянулись запоздалые паломники, среди которых в глаза бросилась фигуристая девушка в белых одеяниях и со сложной конструкцией из ткани, наверченной на голове. Чёрные глазищи равнодушно скользнули по мне.
- Хабари, мрембо, випи? - выпалил я половину того, что знал на суахили, языке межэтнического общения к востоку от экватора. Внутренний праведник сурово одёрнул меня: "Не возжелай!". Его мысленный оппонент возразил: "А чотакова?Невинный вопрос в рамках этикета!". Стройная фигурка цвета шоколада помахала длинною рукой, украшенной яркими браслетами и чувственным грудным голосом ответила в том плане, что любезный брат может быть за неё спокоен. Чисто в христианском смысле брат жыесь, разумеется. И зашагала дальше на своих восхитительных ножках.
Австралиец проводил её взглядом и тяжело вздохнул. Да, спуск по горной тропе так же нелёгок, как и подъём. Мы взглянули друг на друга и одновременно расхохотались
- Sin (грех) - укоризненно напомнил он.
- Син! (ты!) - запальчиво возразил я ему на татарском.
- Син (вера) - примиряюще-экуменически отозвался пожилой японец.
Син-ай - подумал я, озирая расстилающуюся до горизонта Синайскую пустыню, над которой полупрозрачной тенью висла запоздалая Луна.
(Син - бог Луны в Древней Месопотамии, Ай - общетюркское название Луны)
"Only two things we'll regret on deathbed - that we are a little loved and little traveled."
Mark Twain
"Лишь о двух вещах мы будем сожалеть на смертном одре: что мало любили и мало путешествовали."
Марк Твен