***
Следует отметить, что появление представителей ЧК на полустанке и в посёлке Жарковском припозднилось, в связи с тем, что эта территория сначала была занята бело - чехами, а позже белогвардейцами. Кроме того, нужно учесть и то, что названные выше полустанок и посёлок особой важности в деятельности новой власти пока не представляли. В городах и селениях не занятых белогвардейцами, этот орган существовал и вёл активную деятельность с 1917 года.
20 декабря 1917 года была создана Всероссийская Черезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете Народного Комиссариата РСФСР – главный орган красного террора «карающий меч революции». Народ на это откликнулся поговоркой: «ЦК – цыкает, ЧК – чикает»
Отцом – основателем ВЧК был председатель СНК РСФСР Владимир Ульянов – Ленин, который и составил проект декрета о создании ВЧК. В нём предписывалось бороться с буржуазией и прочими имущими классами, предпринимающими отчаянные усилия для подрыва революции.
Именно он первый поставил вопрос о бессудных казнях, как методе работы чекистов. 27 января 1918 года выступая по поводу борьбы с голодом, он заявил: «Пока мы не применим террор - расстрел на месте – к спекулянтам, ничего не получиться».
Летом 1918 года он призвал начать на местах «беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев»
И только после окончания Гражданской войны в декабре 1921 года Ленин предложил ограничить деятельность ВЧК, передав её черезвычайные полномочия в Наркомат Внутренних Дел. 6 февраля 1922 года ВЧК превратилось в не менее печально известное Главное Управление при НКВД
/ ГПУ/
***
Выйдя от чекистов, Афанасий Пантелеевич, тяжело переведя дух, хотел немедленно броситься в каморку к Миронову, но вовремя одумавшись, опустив голову, побрел на склад:
«Нет, сейчас нам с Мироновым встречаться никак нельзя, я уверен, что за нами поставили глаза и уши, если немедленно встретимся, скажут: «вот казачки зашевелились, значит «морда у них в пушку». Впрочем, они и так уверены, что мы в заговоре, в каком только непонятно. Видимо Ермолай много нанёс красным вреда, если они его ищут не жалея сил и времени. И ненависть распространилась на всё казачество, значить не случайно. Ишь, каким – то образом подобрались к нам. Интересно знают ли они всё или просто берут на арапа, - мысли разрывали голову Афанасия Пантелеевича, - что теперь делать? Почему они оставили нас, несмотря на недоверие, на своих местах? А впрочем, всё понятно, оставили в виде приманки. Значит Ермолай где – то здесь, недалеко. Ждут когда он появиться, тогда нам всем наступит конец!»
Вот, эти события, уже отложились в памяти, брошенного нами на берегу Чиндата Александра Афанасьевича, ему в то время было восемь лет.
Он помнил, как в один из вечеров отец, Афанасий Пантелеевич, пришёл домой очень расстроенный, они с матерью долго шептались в другой комнатушке. Затем мать ушла из дома, и через некоторое время вернулась с тёткой Еленой Владимировной. Сидели молча ждали видимо кого – то. Когда стемнело на улице, в доме появился Аким Федотович.
- Что же теперь будет? - тревожно спросил Миронов, ни к кому не обращаясь. – Ладно, нас загребут, а если женщин и детей? Да, если только и нас, что будет с вами, с ребятишками? - обратил он свой взор на сидящих рядом женщин.
- Подожди Аким, не паникуй, раньше времени, - попытался успокоить Афанасий Миронова, - ты же видишь, нас пока не тронули, что им мешало отправить нас в Мариинскую тюрьму либо в Новониколаевскую, а при их полномочиях и к стенке поставить, без суда и следствия. На работе нас оставили.
- Неужели ты Афанасий Пантелеевич не догадываешься, что нас оставили для приманки, видимо ожидают, что Ермолай где - то рядом и вот - вот нагрянет к нам. Сейчас мы им пока не нужны, они прекрасно понимают, что предъявит им против нас не чего. Хотя если захотят, и ни за что к стенке поставят. Причину найдут, хотя бы за то, что мы казаки, ты заметил какая у них ненависть к казакам?
- Да, ты, конечно, прав Аким Федотович, - сделал вид, что только сейчас об этом догадался Барышев, - что же натворил Ермолай, ведь воевал против красных не он один. А может быть это не он? Если же он, то появляться ему здесь никак нельзя, сам пропадёт и нас загубит.
«Ничего не буду говорить по поводу фамилии, никто кроме меня об этом не знает. Пусть думают, что это другой Ермолай» - решил Афанасий.
- Что же детям теперь без отца всю жизнь оставаться, - сквозь слёзы, тихо спросила Елена Владимировна.
- Ну, тут уж, как не рассуждай, а сцепились две силы в мёртвой схватке, белые и красные, у кого верх, тот и диктует свою волю. Видимо Ермолаю нет прощения, если его так обложили, - покачал головой Миронов, - в общем, пока будем жить, как жили, но ухо держать надо востро. Виду, что мы родственники Ермолая не показывать. Детей далеко от дома не отпускать. Возможно это и не наш Ермолай, раз у него фамилия другая.
- Можно было бы уехать, куда, ни будь, но нас теперь отсюда не выпустят. – Миронов встал. - Пора расходиться, наши «друзья», наверное, уже засекли то, что мы собрались. Радуются – задёргалось казачки!
Выйдя за дверь, тревожно озираясь и всматриваясь в темноту, гости начали расходиться.
***
А в посёлке и на разъезде в ближайшие дни всё стало стремительно меняться. Через день, после допроса, на полустанок прибыл товарный состав, в вагонах толпились мужики, в шинелях без опознавательных знаков, с оторванными погонами.
«Пленные белогвардейцы» - догадался Аким Федотович, о том, что они прибудут на полустанок, Воронов ему не сказал. Такое количество пленных Миронов видел впервые за три года Гражданской войны.
Гражданская война в России отличалась диким ожесточением обеих сторон. Понятие о пленных поначалу вообще отсутствовало начисто. Пойманный противник расстреливался как смертельный враг. Если его не удавалось переманить на свою сторону, то его следовало уничтожить. В начале Гражданской войны за белых и красных воевали в основном добровольцы, отличающиеся высокой степенью фанатизма и преданностью идеи. Живыми они в руки врага, как правило, не сдавались и поступали с пленными врагами так же, как, по их мнению, враг непременно поступить с ними.
Постепенно обе стороны в Гражданской войне создали регулярные армии путём мобилизации. Мотивация участия в боях ослабла, снизился и градус ожесточённости. Попавшие в плен солдаты, если не убивались, то обычно записывались, в разного рода, тыловые команды. Либо отправлялись на восстановление освобождённых поселений. Давать им оружие, если они хотели стать перебежчиками, обе стороны боялись. На командиров и комиссаров эта амнистия не распространялась, их расстреливали.
Отношение к пленным перебежчикам различалось по обстоятельствам места и времени. Уроженцы области занятой той армией, которой они были взяты в плен, могли быть оправлены домой, под клятвенные обещания, больше не брать в руки оружия.
Поэтому прибывшие на полустанок пленные белогвардейцы почти не охранялись. На подножках вагонов стояли лишь три красноармейца с винтовками, закинутыми за плечи. Встречать поезд вышли Воронов и Шевцов. К ним подбежал красноармеец, соскочивший с передней подножки, видимо старший. Приняв распоряжение от Шевцова, он, обернувшись к вагонам, зычно распорядился:
- Выходи!
Из вагонов на перрон хлынули пленные солдаты. На их лицах Миронов, стоящий за спинами чекистов, никакой озлобленности не заметил, но и радости они не выражали. Они выражали полное безразличие к происходящему.
- В колонну по двое становись, - распорядился красноармеец, - налево, шагом марш! – скомандовал он, после того, как пленные построились. Шевцов зашёл вперёд колонны и повёл её в сторону посёлка.
Миронову было интересно узнать, что происходит, но спросить об этом Воронова он не осмелился. Однако тот, взглянув в лицо Акима Федотовича, заговорил сам:
- Лагерь будем строить, за посёлком, у болота, - заявил он.
- Какой лагерь!? – удивлённо выкатил Миронов глаза.
- Какой, какой, да уж явно не для отдыха. Контру, саботажников, бандитов разных будем закрывать, – рубил он слова, и вдруг, криво усмехнувшись, добавил, - и сотникам белогвардейским место там найдётся.
На второй день к полустанку подкатили четыре платформы с вязанками колючей проволоки. Несколько пленных солдат за день вывезли её в сторону болота на подводах. И в считаные дни на окраине посёлка образовалась довольно обширная квадратная площадка, огороженная колючей проволокой, за которой разместились пленные белогвардейцы. А вскоре на ней развернулись строительные работы. Силами пленных, в близь лежащей тайге, началась заготовка леса. Примитивный, маленький лесозавод работал день и ночь. Прежде всего, вплотную к колючему ограждению, был воздвигнут деревянный забор высотой в три метра, из грубо отёсанных досок. По углам площадки возвели смотровые вышки. На площадке кипела строительная работа, возводились приземистые бараки.
В нескольких метрах от забора с внешней стороны, буквально за три недели, было построено добротное здание из хорошо оструганных сосновых брёвен. Над дверью, на доске красовалась надпись: «Участковая ЧК посёлка Жарковский» ниже, буквами поменьше «начальник Шевцов А. И.»
На железнодорожной станции работа кипела тоже круглосуточно. Старенький вокзал обшили тёсом, предварительно возведя к нему пристройку, почти равную его прежним размерам. Приехали специалисты со станции Тайга, вместе с ними были доставлены новые рельсы и шпалы, строились дополнительно две нитки станционных железнодорожных путей.
Строились бараки и в самом посёлке, в ближайшее время ожидалось переселение из центральных областей России. Да и пленные белогвардейцы после окончания строительства имели право, кто захочет, оставаться в посёлке, обретя здесь семью. Никто их долго содержать во вновь отстроенном лагере не собирался, для скудного бюджета посёлка это было
накладно.
***
В посёлке сменилась власть, вместо «Волисполкома» был избран «Поселковый совет» в состав которого входил исполнительный комитет и председатель. Председателем стал бывший комиссар, мобилизованный из армии по ранению Чернов Василий Петрович. В близлежащих сёлах, тоже произошла реорганизация в управлении.
Однако прошёл слух, что из соседнего, с посёлком, села Орловка, снялись с насиженного места староверы, и ушли в тайгу в сторону Томска. В Орловке они занимали хутор, отделённый от основного поселения глубоким и широким оврагом, заполненным водой. Говорили, что это село своим существование и было обязано староверам, переселившимся сюда в восемнадцатом веке.
Отношение старообрядцев Сибири с Советской властью в 1920 е годы были сложными – конфликтными. И если поначалу новая власть воспринималась, как сила способная принести порядок в жизнь местного общества и избавить его от тягот Гражданской войны, то с развёртыванием антирелигиозной политики, отношение к ней стало отрицательным. Всё больше старообрядцев стремились ограничить контакты с атеистическим государством.
Причиной ухода староверов в тайгу, скорее всего, послужило посещение их общины чекистами. Воронов и Шевцов, в сопровождении четырёх вооружённых красноармейцев, явились на орловский старообрядческий хутор на двух подводах, неожиданно. Перепуганные бородачи вместе с женами и детьми, увидев вооружённых людей, предположили, что сейчас начнётся очередное гонение, попрятались в погреба и стайки. /Гонениям староверы подвергались всегда, не только при Советской власти /
Поражённый обилием скота, птицы во дворах общины, а так же обилием овощей в огородах, зерновыми посевами, виднеющимися в полях, Шевцов, как всегда не сдержался и, матюгнувшись, начал возмущаться:
- Вот живут, сволочи, облагодетельствовал их Столыпин!
/Столыпин Пётр Аркадьевич, премьер – министр царской России. По его предложению переселенцам в Сибирь положено было на семью 16, 5 гектара пахотной земли и 3 гектара леса, для благоустройства, освобождение от налогов на пять лет и ссуда до 400 х сот рублей./
Попадали ли староверы под статус переселенцев, Шевцов не знал, но закипевшая внутри злоба не требовала никаких знаний, она же и не дала ему возможность предположить то, что эти люди, от мала до велика, трудились на своих поместьях день и ночь, до горького пота.
- Есть здесь, кто ни будь, живой! – громовым голосом закричал чекист. Дверь стайки соседнего двора осторожно открылась, из – за неё, медленно выплывая, показалась голова, обросшая окладистой бородой. Голова показалась, но каких - то слов от неё не последовало.
- Что молчишь? Ты кто? – грубо спросил Шевцов. Голова не отвечала.
- Андрей Ильич, ты как – то бы, уж полегче разговаривал, что ли, с людьми, - попытался урезонить его, молчавший до этого, Воронов.
- Подумаешь господа! Вот ты сам с ними и разговаривай. Из них слова не вытянешь, мне уже приходилось таких выпроваживать в Сибирь, из – за Урала.
- Послушай, гражданин, - как можно мягче обратился Воронов к бородатому, - кто у вас здесь старший?
Человек вышел из двери, плотно закрыв её за собой, видимо в стайке находилась его семья:
- Я староста, Авеналий Бельский, - представился он и снова замолчал.
- Скажи Бельский, - снова взял инициативу в свои руки Шевцов, - давно вы здесь живёте.
- Давно, ещё в средине прошлого века отцы наши прибыли сюда. Вот, с божьей помощью, живём как – то.
- Оно и видно, что как – то! Продразвёрстку всю выполнили?
- Всю батюшка и хлебную, и мясную, и масляную, и яичную, дал бог всё выполнили.
- Зерна ещё придётся сдать на этой неделе, люди голодают.
- Как же так, мы ещё зерно не убирали. А что ж люди голодают, вона земли сколько пустой по Россеи стоит, пусть ростють хлеб, голодать не будут.
- Ишь, разговорился, грымза бородатая, тебя не спросили; кому сеять, а кому пахать, - Шевцов зачерпнул ковшом из, стоявшего на крыльце, ведра воды и жадно выпив её, опустил ковш в ведро, - завтра придёт председатель сельского Совета, принесёт списки, кому, сколько дополнительно сдать зерна. А я после проверю, как вы с этим справитесь.
Чекисты сели на подводы и ретировались в сторону посёлка.
Авеналий Бельский перелез через забор, взял с крыльца ведро, перешёл через дорогу и выбросил его вместе с ковшом в овраг.
- Погань дьявольская, - плюнул он себе под ноги и перекрестился двумя перстами, - эти всё отберут до последней нитки.
***
Рано утром в лагере дежурный несколько раз ударил по рельсу, призывая пленных белогвардейцев строится. Металлический звук звонко разносился над болотом, пропадая вдалеке, за околицей посёлка. Заскрежетали петли лагерных ворот, распахнувшись которые, выпустили обоз с лесорубами, отправляющимися на заготовку леса.
Посёлок, казалось, ещё дремал, но в новом «Участке ЧК » озабочено почёсывая затылки и дымя дешевыми папиросами, толкалось вокруг тёсаного стола руководство округа: председатель Секретариата РКП /б/ Огнев Александр Николаевич, чекисты Воронов и Шевцов и два, вновь избранных председателя: поселкового Совета Чернов Василий Петрович и Орловского сельского Совета Занин Михаил Игнатьевич.
- Михаил Игнатьевич, как же так получилось, что никто не заметил исчезновения староверов? – обратился к Занину Воронов.
- Сам понять не могу Николай Филиппович. После вашего отъезда, на второй день, я отправился к ним на хутор, со списком по дополнительной продразвёрстке, ничего не заметил. Всё было спокойно. Авеналий Бельский посмотрел список, мотнул головой, сказал:
« Ладно, бог с вами, - правда потом, посмотрел в поле, где ещё не убраны зерновые и добавил, - зерно возьмёте сами, мы не повезём».
- Через три дня я собрал обоз из деревенских мужиков, чтобы забрать готовое зерно. Приезжаем на хутор, а там никого нет.
- Что ж деревенские, не видели, что ли, как они собираются, - в свою очередь, задал вопрос Шевцов, - прямо сговор какой – то!
- Староверы деревенских за версту к хутору не подпускают.
- Ну а скот что же молча уходил; лошади не ржали, коровы не мычали?
- Коров, лошадей и овец староверы угнали ещё за два дня до ухода, прямо днём, Стёпка – кузнец им в лесу повстречался, так они ему сказали, что перегоняют скот на другое пастбище.
- Вот видите, что получилось, мы и так по продразвёрстке отстаём от соседнего Судженского округа, а теперь вовсе сядем в лужу. С кого брать? Орловские и Марьенские мужики живут, в основном, за счёт охоты и рыбалки, да шишки кедровые бьют, сено косят. Скот, конечно, держат, мясо, масло, яйца сдают. А где мы теперь зерно будем брать, - сокрушался партийный руководитель Огнев, - есть у нас ещё одна деревня, Антоновка, там «исашные» / то же староверы, но другого вероисповедания/ живут, они зерновые сеют. Но если вы Воронов и Шевцов туда поедете, то и они сбегут вслед за орловскими староверами. Вы свой пыл военный немного поумерьте, тут вам не боевые действия.
- Что же нам теперь, и выехать никуда нельзя? – вспылил Шевцов.
- Выезжайте, но занимайтесь своими делами. Теперь у нас есть, кому заниматься продразвёрсткой, исполкомы сельских Советов избраны, председатели. А вы уж принимайте меры к злостным саботажникам.
- Свою – то работу вы делаете плохо, - продолжал он, - вот опять депешу сегодня получил, в наших местах скрывается известный бандит, бывший есаул уральских повстанцев Ермолай Платонов. Сколотил банду, под Новониколаевском, грабит обозы везущие продукты, собранные по продразвёрстке. Что вам об этом известно?
- Мы об этом знаем Александр Николаевич, - поднял голову Воронов, - родственники у него здесь, потому он и кружит в этой губернии. Мы, вроде, как определили их, вот ждём, когда он в гости явится.
- И кто же это?
- Да вот предполагаем, что это бывший сотник, а ныне кладовщик на станции Барышев Афанасий Пантелеевич. А так же, к этому бандиту приближен начальник станции Миронов Аким Федотович. Вместе когда – то воевали в Китае. Кроме того, думаем, и семья его тоже здесь.
- А что же вы их не повяжете.
- Да вот решили поймать этого Ермолая Платонова на живца, должен же он посетить свою семью.
- Слушайте, вы, чекисты хреновы, кто же пойдёт прямо к вам в руки. Живут Барышев и Миронов в станционных бараках, прямо у вас под носом, не настолько глуп этот Ермошка. В своё время он много дел натворил на Урале, когда казаки восстали. Не одну битву не проиграл, поэтому его нужно поймать, во что бы, то ни стало.
- Послушайте, - вступил в разговор председатель Поссовета, Чернов, - у меня есть предложение, - а что если мы сразу двух зайцев убьем. И хлеб хуторской сохраним и Ермолая поймаем.
- Как так! – воскликнули в один голос почти все.
- А вот так, - не зря Чернов был на фронте комиссаром, - Барышев и Миронов казаки, они с детских лет приучены к земле, и знают хорошо, как с ней обращаться. А хлеб для них вообще святое. Давайте мы их отправим в хутор староверов, как переселенцев. Среди пленных белогвардейцев отберём несколько человек, чьи семьи живут неподалёку от нашей волости, пусть они перевозят родственников сюда. Освободим их раньше других, они, обрадовавшись всё выполнят, что мы от них потребуем. Если среди них есть казаки, это вдвойне хорошо, они там горы свернут. А Ермолай на хутор обязательно явится.
- Да предложение хорошее, - поддержал Огнёв, - стоит подумать. А ты, Михаил Игнатьевич, поставил в хуторе охрану, чтобы ничего не растащили.
- Да, поставил.
- Хорошее – то оно, хорошее, - затянул Шевцов, - но соберём казаков опять в кучу, а сотник Барышев их объединит, и будет чинить нам саботаж. А потом, если мы возьмём Ермолая, Афанасия на свободе тоже оставлять нельзя, столько лет укрывал семью бандита.
- Слушай, Шевцов, - осадил его Огнёв, - что ты раньше срока на молоко дуешь, оно ещё не горячее. Три года работал Барышев на станции, ничего предосудительного замечено не было. Какой он, ни с того, ни с сего, вдруг устроит саботаж. Да и мы туда обязательно своего человечка подселим, он за обстановкой будет следить. Что касается его ареста, сказать могу только одно, виноват, пусть отвечает. Только и его понять можно, семья брата для него всё равно, что собственная, у казаков такой обычай.
- Всё, на том и порешали, приступайте к исполнению, - обратился Огнёв к председателям, - ну а вам Воронов и Шевцов, я конечно не указ, но прошу вас, поумерьте пыл, люди от злобы уже устали.
Всё так и произошло, председатель поселкового Совета Чернов пригласил к себе Миронова и Барышева, сказав, что больше в их услугах, в качестве начальника станции и кладовщика, поселковый Совет не нуждается, но учитывая их безупречную трудовую деятельность, предлагает переселение в село Орловку на хутор. Обеспечивает жильём и землёй, с обязательным выполнением заданий по продразвёрстке. Кроме того Миронов Аким Федотович назначается старостой на хуторе.
Оба «переселенца» опешили, но поразмыслив, что это не только предложение, но и указ, согласились. В течение месяца хутор был занят переселенцами, всего двенадцать добротных домов с подворьями, на которых бегали брошенные куры, утки и гуси.
Председатель сельского Совета Занин выделил четырёх лошадей, в аренду, с последующим выкупом за зерно.
Жёны Барышева и Миронова, а так же Елена Владимировна и дети радовались такому обороту дела. Что они видели на станции? Проходящие мимо поезда. А здесь вон, какой простор. И никто из них не догадывался, что всё это было сделано не случайно, а для выполнения плана продразвёрстки. И главное: это хитрый капкан для Барышева Ермолая Пантелеевича, бывшего есаула Уральского казачьего округа, а теперь бандита Платонова, за свою ярость, прозванного красноармейцами Ермошкой Лютым.
Александр Афанасьевич дядю своего Ермолая Пантелеевича видел только один раз. Нет, конечно, когда - то на Урале, они с отцом и матерью жили в большом доме дяди Ермолая, но тогда он был слишком мал, чтобы запомнить какие либо детали из той жизни. А запомнился Ермолай Пантелеевич Александру уже в Сибири. Ему было девять лет, когда неожиданно появился в местах их проживания дядя. И запомнился он племяннику, высоким, худощавым, обросшим окладистой чёрной бородой мужиком. После появления, которого, в их доме поселились несчастья.
Но, со слов, отца, матери, Елены Владимировны и Акима Федотовича, Александру Афанасьевичу, с возрастом, стало ясно, что Ермолай Пантелеевич в жизни их семьи, семьи Мироновых и лично в его судьбе принял в своё время благотворное и, в то же время, роковое участие.
И, тем не менее, все его вспоминали с большой теплотой, и часто обсуждая его трагическую судьбу, жалели его и говорили, что, на его широкие плечи, в своё время, легла вся тяжесть казачьего уклада, в те катастрофические, для России, годы.
И хотя Александру пришлось с дядей встретиться один раз, вся его предыдущая и дальнейшая жизнь прошла в тесном контакте с его семьёй; женой дяди, Еленой Владимировной и его детьми, сродными братьями Александра: Иваном, Петром и Никитой.