Луарсаб вез эту странную девушку на вокзал, но мрачные мысли не давали ему покоя. Пропадет ведь. Тетя Манана советовала упросить кого-нибудь из служащих переправить ее в Москву, но Луарсаб сомневался, что без билета кто-то ее повезет. Да и в Москве куда она такая? Ищут ли ее родные? А если нет, если сирота? Видно, что не из бедных, но ведь разные истории бывают. Вдруг родственники, наоборот, решили от нее избавиться и отправили куда подальше. Может она всегда такая была, безумная. Будет скитаться, мало ли таких бродяг, которые быстро теряют человеческий вид. Недолго ей осталось, красота запуталась в грязных волосах, а через несколько зим эта девушка, если выживет, превратится в старуху с обмороженной кожей.
Елена ехала молча. Манана на ломаном русском объяснила, что Луарсаб повезет ее к родителям, и та то ли согласилась, то ли не поняла, но дала усадить себя на арбу. Сейчас Елена неотрывно смотрела назад, где уменьшался, таял в редком утреннем тумане крошечный домик сторожа и рассеивались темневшие за ним надгробья. Вдруг, будто что-то вспомнив, девушка легко спрыгнула с повозки, всплеснула руками: "Саша же!" И волоча юбки по пыльной дороге, побежала к кладбищу. Луарсаб бросился следом, поймал ее, сгреб в охапку, удивляясь отсутствию сопротивления. Она не пыталась вырваться, только обмякла, так, что пришлось нести. Тело ее было упругим, крепким, молодым, от волос сегодня пахло зеленью и влагой. Прямо перед лицом Луарсаба маячило ее лицо с огромными глазами, взгляд которых был растерянным и вопрошающим. Мужчина тяжело вздохнул и отвернулся.
Ему было 32 года. Когда-то в молодости женился, но жена умерла в первых родах и ребенок тоже не выжил. Магдана старая говорила, что на их роду проклятье, выливала воск, показавший скрученного младенца с большой головой. И вот ни у него, ни у Давида нет детей, а сестру Нинико не берут замуж из-за хромоты. Завести новую семью не получалось, дом после пожара только недавно выстроил, до этого ютились с матерью и сестрой в кухне с земляным полом. И лицом не вышел - рыжий, большеносый, с маленькими черными глазами. Ещё и ухо левое и часть щеки опалены, да на руке остались отметины после пожара - вещи из огня спасал. Не самый завидный жених. Подходящие ему по возрасту женщины давно сосватаны и детей растят, а кое кто и внуков уже, а молодую за него родители не отдадут, нет в нем ничего такого, чтобы привлечь юную невесту, ещё и Магдана язык за зубами не держит, всем про проклятье растрепала, люди верят, и с каждым выкидышем Этери все больше. Какой девушке хочется ходить пустоцветом? В прошлом году сватал одну сироту из соседнего селения, которая на попечении тетки жила. Тетка мечтала избавиться от лишнего рта, рада была, что приданного не просит, но девушка так при виде него расплакалась, что Луарсаб сам отказался: жалко ее стало, да и обидно.
Луарсаб и сам не заметил, как поворот на вокзал пропустил, а нередко бывавший в этих местах мул топал привычным путем на базар, предвкушая отдых и угощение. Елена сидела на арбе, безучастная ко всему, и мужчина решил, что если она не сбежит на базаре, то можно и на обратном пути завезти, как раз к вечернему поезду.
Торговля шла бойко. Он выгодно продал овец, яблоки, кукурузную муку - арба быстро пустела. В полдень поделился с Еленой нехитрым обедом - мчади с сыром и зеленью. Она взяла протянутую им кукурузную лепешку и - улыбнулась. "Красивая какая у нее улыбка, - подумал Луарсаб. - И совсем не кажется безумной". Он отошёл купить казан, сковороду, бутыли для масла, поминутно оглядываясь на свою арбу. В какой-то момент не увидел тоненькую фигурку Елены в грязном пальто, испугался, побежал к повозке, расталкивая людей, не обращая внимания на их недовольные вскрики. Но девушка не сбежала, она мирно спала, скрытая бортами опустевшей арбы, положив на грудь ладошку, и он подивился, какие тонкие и красивые у нее пальцы, пусть и с обломанными, обрамленными трауром ногтями.
Луарсаб вернулся в торговые ряды, купил женскую черкеску, шаль с кистями, платье. На обувь денег пожалел, ботинки Елены казались ещё крепкими, только почистить надо будет.
Когда девушка проснулась, они уже выезжали из города. Как ребенка, он нарядил ее в черкеску и новую шаль, старую выбросил, а вот пальто оставил, хорошая вещь. Испачканные платье Елены не решился заменить на купленное, потом. Он подъезжал к своему селению с тревогой, что скажет матери и сестре, односельчанам, как объяснит свой поступок. Наверное он также безумен, как эта девушка.