Он продолжал думать в том же направлении, что и прежде: почему, мол, один, как Виталий, другой самодур.
Когда они мимо забора из сетки-рабицы спускались узкой дорогой с крутого берега к речке, и уже внизу, где слева крохотный ресторанчик, в котором плохо готовили, но там из зала, выгнутого стеклянным полукругом, открывается красивый вид на спокойную волну, забирая еще и кусок пляжа с зарослями красной, будто ошпаренной кипятком, вербы, дальше на выгнутую луком дамбу и над фарватером железный мост, восемь километров воды, острова и островки, перекаты и заводи, и там свернули направо, Туренин сказал, что его больше устроил бы такой зять, или почти такой, как Виталий.
Нина Николаевна шикнула на него.
-Кто им разрешил такое строить? – спросила она, кивнув в сторону уже другого, уродливого, заведения, которых здесь было много, у дороги вдоль берега. И дальше: «Этот хоть деньги зарабатывает, а Виталий занимал у меня на сигареты. Однажды Таня сказала мне, что ее муж по утрам бегает. Я ей: «А мой ходит на работу». Она как бы пресеклась, замолчала. Тут-то и произошел в ней перелом. Вскоре они расстались.
-Значит, и тут ты приложила руку, - скривил губы Туренин.
-Смотри на дорогу.
Дорога была пустой. Здесь вообще мало кто ездил.
На перекрестке:
-Строила из себя Марью Ивановну. Помогла бы с работой. Она ведь зав лабораторией в роддоме.
Дальше, уже, когда они опять въехали в город и подъезжали к винтовой лестнице, где через дорогу панельная многоэтажка, там с одной стороны во дворе детсад, а с другой школа, и в ней на десятом этаже их бывшая квартира, которая для Нины Николаевны была лучше их дома, она долго не могла привыкнуть к нему, он казался ей слишком большим, она сказала: «На нашем балконе сушится белье, - и, вздохнув, продолжила. – Как хорошо мы жили в нашей квартире». «Да», - не то согласился, не то подвел итог Туренин.
Выскочив из длинной улицы, машина на светофоре свернула налево.
Речной порт показался Туренин не таким, не настоящим. Он прицепился к тому, что там нет настоящих кораблей. Был белый, как парадная морская форма, с гладкими колонами речной вокзал и тут же у сиротской платформы, раскачивая на волне, речка била по кразовскими шинам облезлую «Ракету»-ресторан, дальше, надо было обойти огороженную бетонным забором территорию, короткая, в триста метров набережная. Набережная – их цель. Но и тут их ждало разочарование – везде грязь, под ногами обертки от конфет и мороженого, окурки.
-Женщины - дуры, хотя бы потому что, взять например, Зою, ей Павлик был не такой: смотрел на чужих женщин. Смотрел. И я, слышал, изменял. Но главное для нее - недостаточно много работал. Это он? Представь себе, газовый баллон пятьдесят килограмм. Надо загрузит в багажник. Выгрузить. А потом еще занести во двор. Это, когда он торговал по селам баллонами. Сто гривен в день. Тогда большие деньги. Зоя: «Мало». Он жаловался. Я не ожидал от него, что он так, не скроет, а все расскажет. Мне было его жалко. А еще жалко, что он рано умер. Интересный был мужчина, а Иван, новый ее муж, это кусок мяса, он вообще не работает, и с женщинами, правда, в прошлом у него не все гладко, было две жены и все умерли, ни в какое сравнение с Павликом не идет, но ей нравится. Павлик – Ален Делон и этот. Ха! Он ей нравится. Что это? Как называется?
-Если Иван – кусок мяса, почему же ты, когда мы были у них на даче, хихикал с ним? С куском мяса!
-Хм, почему? Потому что у него хороший самогон.
От женщин вообще и в частности он перешел к людям. Их было много. Он считал, что они тоже дурные. Скоро, уже скоро им скажут: «Баста, карапузики! Кончились танцы!» И они сначала с радостью пойдут на первый настойчивый призывный голос, затем с завидной готовностью безропотно смирятся с судьбой, приняв множество лиц (ролей): от жертвы до палача - и даже умрут, так ничего и не поняв.
И тут он спохватился, мол, а что если среди них, есть человек, который думает так же, как и я, тогда я тоже дурной, ведь он не знает, что я плююсь, когда вижу страшных мужчин с некрасивым женами, короткими и длинными, как жердь, в дешевой «прикольной» одежде, которая еще больше портила их, добавляя им новых уродств; я среди них, в толпе – атом в ней, безликий, бездумный и прочее.
-Давайте поедем куда-нибудь, где не так грязно и мало людей.
Нина Николаевне ухватилась за его мысль: «Давай, и лучше на пляж, где мы раньше жили».