Странный народ эти иностранцы.
Были времена, когда все мы торжественно писали в анкетах, что родственников за границей не имеем. И вдруг все наоборот. Не только родственниками, не только знакомыми, удравшими туда, а даже знакомыми полузнакомых начали хвастаться: работал, мол, у нас в таксопарке мужик женатый на немке из Маклакова, теперь письмо брату из Германии прислал... и начинается рассказ из райской жизни немецкого безработного.
У меня родственников за границей нет. Я вообще с иностранцами ни разу не разговаривал. И видел их только в кино и в Москве. А в Сибири, сколько ни мотался по ней, бедовой, не встречал. Правда, один раз чуть было не сподобился.
Приезжаю в один городишко Кемеровской области. По дороге с вокзала, смотрю на заборы, читаю афиши и радуюсь, что на ближайшее время — никаких массовых соревнований и никаких театральных гастролей. Значит имеется надежда попасть в гостиницу и даже пожить в мирной обстановке, потому что среди бродячего народа нет людей шумнее спортсменов и капризнее артистов. Разве что комсомольские слеты..., но такие мероприятия обычно проводятся не в районных городишках. Короче, расслабился раньше допустимого для таких, как я. Вот и получил...
Захожу в гостиницу, а меня новостью по сопатке — иностранцев ждут. Казалось бы, я здесь с какого боку? Если боятся, что секреты какие-то выболтаю, так я ни одного языка кроме русского и татарских ругательств, не знаю. И не такие уж они иностранцы — всего-навсего братские поляки. В общем, стою, балагурю — заселиться-то хочется, ну и любопытство, конечно, пусть и не больное, но все-таки... Слово за слово, узнал, что им срочно требуется известка — кое-какие родимые пятна забелить. Я сразу условие: известку в обмен на койкоместо. Сторговались. На заводе, куда, собственно, приехал, меня уже знали — не первая командировка, — известку нашли и машину дали. Привез чуть ли не полный мешок. И гостиничные пятна замазать хватит, и яблоньки на собственных дачах побелить. Слово сдержал. Они тоже от своего обещания не отказываются. Селят. Но с предупредительной распиской, что гражданин въезжает в забронированный номер и при необходимости обязуется покинуть его. Я хватаюсь за мешок с известкой — так не договаривались. Они мешок не отпускают: не волнуйтесь, мол, это пустая формальность, глупый приказ начальства, никто вас не тронет, живите сколько влезет. Поверил, деваться-то все равно некуда.
Поселился.
Живу.
Работаю.
А подготовка к приему иностранных поляков идет полным ходом. Со второго этажа кого-то расселили, кого-то выселили. Где подбелят, где подкрасят, где соскребут. Маляры в известке, хозяйка гостиницы в мыле, жильцы в задумчивости. А на меня, когда подобные авралы вижу, словно зуд нападает.
Спускаюсь по лестнице, смотрю, хозяйка мужику какому-то из местных тузов что-то объяснить старается. Я и сам-то не слишком умный, а язык совсем дурной. На работе разговаривать некогда, в одноместном номере — не с кем. Вот и не удержался. Встрял. Хорошо готовитесь, говорю, но главное упустили. Затурканная дама губы кривит, сквози, мол, без тебя хлопот полон рот. А мужик — нет. Видимо, решил показать подчиненным умение прислушиваться к народному голосу. Улыбнулся всеми золотыми и говорит:
“Минуточку, а что вы имеете в виду? Мы с удовольствием рассмотрим”.
Мне деваться некуда, объясняю, что в настоящих гостиницах для интуристов лестницы покрыты ковровыми дорожками, чтобы цокот дамских каблуков о бетонные ступеньки людей не дразнил. Про каблуки я совсем ради смеха намекнул, да и про дорожку-то ляпнул, чтобы язык почесать. Говорю же, зуд нападает. Трепанул и заторопился на работу, опять же картины для, с намеком, будто делом занимаются в другом месте, а здесь баловство неприличное.
Но они-то загорелись. Припомнили, видать, что где-то встречали ковровые лестницы, в тех же обкомах, например.
Вечером перед приездом иностранцев дорожку привезли в гостиницу, правда, позаботились всего о двух пролетах, только до этажа, на котором приготовили комнаты для иностранцев. Начальник, который со мной разговаривал, в это время обходил второй этаж с последней проверкой: под кровати заглядывал, линолеум носовым платком на чистоту пробовал... Дорожки постелили и побежали к нему рапортовать. У настоящего барина — право первой ночи, а у этого — право первого шага. Но если бы только шага, ему досталось и право первого полета. Шагнул... и полетел. Дорожку-то надо специальными железными прутьями укреплять. Сначала не знали, а потом забыли в суете... И солидный человек, на глазах у подчиненных, пересчитал задницей ступеньки пролета.
По ковру, говорите, не очень больно?
А вы испробуйте. Это, как раз тот случай, когда мягко стелют да жестко спать, или бьют пуховой подушкой в которой спрятан утюг.
Осанистые люди красиво падать не умеют, не приучены. Пока летел, верещал хуже бабы, потом рухнул, как мешок с дерьмом, да еще и воздух испортил. Хотя может быть и не он, а кто-то из гостиничных, боясь потерять теплое место. Он лежит, не шевелится. Они стоят, оцепенели. И снова вылез я. Спрашивается, какого лешего я вообще там оказался? Кто меня звал? Так нет же, любопытство обуяло. Увидел, что начальник в некрасивом положении после моей подсказки ну и линял бы потихоньку пока за ухо не схватили. Куда там — помогать кинулся, как своему. И те же самые ступеньки пересчитал собственным тощим задом. Начальник уже приподниматься начал, а тут я на него сверху. И нет бы рядышком лечь, а то прямой наводкой пяткой в ухо. Не целился, но попал. И опять не туда, уж коли на то пошло, надо было в глаз бить, может, и не признал бы. А то, не успел очухаться, а уже орет:
“Опять этот специалист...” — и матом четырехэтажным, не обращая внимания на окружающих дам женского пола.
Вы говорите, что дам мужского пола не бывает?
Ошибаетесь. Но об этом как-нибудь потом.
Хорошо еще, хватило ума заночевать в чужом номере и на чужом этаже, а то бы вышвырнули на ночь глядя. Хотя утром все равно выследили и предъявили расписку, где я давал обязательства покинуть забронированный номер. Но утро надежнее вечера, особенно при поисках жилья.
Так и не увидел иностранцев. Не тащиться же специально к парадному гостиницы, чтобы на них поглазеть.