Глава четвёртая.
Дядя, Ермолай Пантелеевич.
Роковая любовь.
Летит душа к тебе босая,
Бездумно, свой оставив кров.
Ослепла и не видит края,
Моя безумная любовь.
А. Валеева.
В 1881 году в станице Донского уезда Калитвинской, на реке Донец, в родовом семействе казака Барышева Пантелея Георгиевича родился сын.
Рождение сына в семье казаков это особое событие, значительно отличающееся, от рождения ребёнка в простой крестьянской семье. / Так же, как и рождение дочери/
Маленьких казачат и казачек воспитывали в самобытном казачьем духе. Но мы сейчас пока поведём речь о рождении сына. Младенца мужского пола с первых дней воспитывали воином. Важнейшим событием считалось духовное рождение казака, то есть крещение. Проводиться этот обряд через сорок дней после рождения ребёнка. Особый подход делается к подбору крёстного, большая часть ответственности за воспитание нового человека ложилось на него. В день крестин в люльку малышу клали шашку, стрелу или пулю – а затем наблюдали за его реакцией. Если младенец хватался за эти предметы, признавался «добрым казаком». А проявивший равнодушие, к воинским атрибутам, огорчал собравшихся нерадивостью.
Достигшему годовалого возраста казаку наголо стригли голову и сажали его на коня. Крёстный давал ему шашку. Шашку ребёнок, конечно, удержать не мог, но если он хватался за неё ручонками – это означало, что растёт добрый казак.
Когда казаку исполнялось семь лет, его во второй раз стригли наголо. Бритоголовым он торжественно шёл к первой в своей жизни исповеди. Тогда же его переселяли в мужскую половину дома, где с этого момента он спал в комнате со старшими братьями или дедом, на жёсткой постели. Мать больше не имела права его наказывать, воспитанием будущего воина теперь занимались только мужчины.
С трёх – пяти лет казачат начинали обучать верховой езде и рукопашному бою, с семи лет учили стрелять, а с десяти рубить шашкой. Сначала их обучали отцы и крёстные, затем – самые опытные представители казаков, нередко даже атаманы. Воспитание будущего воина признавалось крайне важным делом.
Воспитывалось в парнях и ещё одно обязательное для казака качество – умение быстро, почти молниеносно, принимать единственно правильное решение в конкретной ситуации и воплощать его в жизнь, для этого, для мальчишек регулярно создавали ситуации, выход из которых они должны были находить самостоятельно. И к четырнадцати – пятнадцати годам юный казак владел сложнейшими элементами джигитовки, был смышлён и ловок.
С семнадцати лет и до момента, когда он поступал в полк, юноша назывался «малолетком», а в девятнадцать лет отправлялся служить на три – четыре года, срок зависел от места службы. Дальнейшая жизнь молодого казака представляла собой почти постоянную военную службу с некоторыми перерывами.
Но не только физическим развитием и находчивостью отличались молодые казаки, ведь их с детства учили защищать слабых, с благородством относиться к девушкам и женщинам. Быть готовыми бороться за свободу, веру и честь.
***
Крёстным, долго не раздумывая, Пантелей Георгиевич попросил быть казака одногодка, они, совсем недавно, вместе обороняли границы государства Российского, Платонова Петра Семёновича, Георгиевского кавалера, лучшего умельца в приёмах джигитовки.
Когда наречённый крёстный, на сороковой день жизни младенца, опустил в колыбель шашку и заряженный патрон, крестник - ребёнок довольно крупного телосложения, бессознательно прижал ручкой патрон к своей груди. А увидев шашку, улыбнулся, когда же её стали убирать из колыбели, крестник заревел во всю глотку. Возможно, это произошло случайно, но окружившие колыбель родственники, единодушно решили, что без Всемогущего здесь не обошлось.
- Добрый казак будут! – гордо заявил Пётр Семёнович. - Следовало бы, и имя соответствующее ему дать.
После длительного обсуждения и споров, решено было назвать нового казака Ермолаем.
- Назовём его в честь нашего земляка, атамана Ермака, - торжественно провозгласил Платонов, - ведь полное имя его Ермолай Тимофеевич Такмак. Я слышал, что он родился у нас на Дону в станице Качалинской. Даст бог, и крестник мой не посрамит род свой и доброе имя земляка нашего!
Когда же, в годовалом возрасте, постриженного наголо, Ермошу посадили на вороного отцовского коня, он так вцепился в гриву лошади, что его пришлось стаскивать силой. А он, снятый с тёплого крупа Воронка, продолжал тянуться в его сторону и реветь так, что слышно было далеко за пределами Барышевского двора. Когда же крёстный поднёс к его рукам шашку, Ермолай перестал реветь и, заулыбавшись, обхватив её обеими ручками, довольно замычал, так как разговаривать ещё не мог.
- Ну, Пантелей Георгиевич, сынок наш видимо атаманом будет, - широко улыбаясь, радовался крёстный, - я ещё такого не видел, чтобы годовалый ребёнок так рвался к коню и любил оружие.
- Скажешь, тоже Пётр Семёнович, атаманом, - покраснел от удовольствия, за похвалу сына, отец, - хватит и того, что он будет хорошим казаком.
- Это верно, - согласился крёстный, - кем бы он ни был, а лет через семь ему нужно готовить коня.
- Ну, за этим дело не станет, долго ждать не придётся, кобылица у меня на базу молодая, даст бог к тому времени жеребчика принесёт.
- Да и у меня две кобылы, - подхватил крёстный, - конём с двух дворов, как, ни будь, обеспечим.
Когда же в семилетнем возрасте Ермолая Пантелеевича, опять постриженного наголо, вели к первой его исповеди, он уже считался лучшим верховым наездником в станице, мог на полном скаку выполнить любую акробатическую фигуру. Соскочить с лошади и коснувшись обеими ногами земли, снова оказаться на спине коня, моментально развернуться в седле задом наперёд, стоя во весь рост, проскакать определённый участок, держась одной рукой за повод, а другой орудовать «шашкой» /пока ещё палкой специально сделанной для обучения казачат/ и многое другое.
Все боевые науки, схватывая налету, Ермолай уже начал обучаться стрельбе из винтовки.
При достижение одиннадцатилетнего возраста, не было ему равных среди сверстников, как в рукопашном бою ,так и во владении шашкой. И не только в станице Калитвенской, но и во всём округе. Молодой казак был рослый непогодам, отец и крёстный частенько вывозили его на молодецкие игры в дальние станицы, где их ожидал обязательный успех их воспитанника. После чего они торжественно проходили по рядам казаков, с гордо поднятыми головами, сопровождая победителя.
Переведённый в мужскую половину, он спал с дедом Георгием, на дощатой самодельной кровати. И без труда приспособился спать на жёстких досках, что говорило о его неприхотливом отношении к быту. Дед Георгий тоже немало вложил сил в воспитание своего внука, благо тот схватывал всё налету. В сложившихся, казалось бы, безвыходных обстоятельствах, иногда подстроенных специально дедом, молодой казак молниеносно принимал верные решения, выходя победителем из затруднительных ситуаций.
На женской же половине, его место занял родившийся в 1890 году, брат Афанасий Пантелеевич, у которого появился свой крёстный. И отец переключился на развитие казачьей доблести младшего сына.
Ермолай обучался не только боевым наукам, но и духовным, которые он перенимал от деда, бабушки, отца, матери – защищать слабых, с благородством относиться к девушкам и женщинам, быть готовым к борьбе за свободу, за Родину, веру и честь.
Кроме того в станице при храме Дмитрия Солунского находилась сословного типа школа, где преподавались: Закон Божий, чтение и письмо, арифметика и, опять же, строевая часть. В ней – то и обучался грамоте Ермолай Пантелеевич.
Конечно, на первом месте у казаков, несомненно, было умение владеть оружием и готовность в любой момент самоотверженно защищать Отечество, свой дом и семью. Отслужив три – четыре года, казак отпускался на два года домой, затем призывался снова на два года, и такой режим, постоянного призыва на службу, но уже на более короткие сроки службы, чередовался до тридцати восьми летнего возраста. А если вспыхивала война, естественно, на весь срок боевых действий. Помимо военной службы, на нём ещё лежали тяжкие обязанности кормильца семьи – хлебороба. Владея довольно большими наделами земли, казаки заготовляли и большое количество сена, чтобы прокормить рабочих лошадей, домашний скот, да ещё и верховых /боевых/ лошадей, которые на тяжёлых работах не использовались. Кроме того нужно было обработать пашню; посеять и собрать урожай зерна. Скота и птицы держали по многу, так как основной пищей были хлеб, мясо и молоко, в общем, что припасёшь, тем и сыт будешь.
Поэтому в хозяйстве трудились все и мужчины, женщины и дети с раннего возраста. Часто казаки объединялись дворами и совместно трудились на полях. Иногда, в помощь, приходилось нанимать крестьян.
И в этих делах Ермолаю не было равных, с десятилетнего возраста, когда отец призывался на службу, он становился хозяином в доме, дед не возражал, а наоборот поддерживал все проявления хозяйской доблести старшего внука.
Матушка Агафья Фёдоровна, не могла нарадоваться на красивого, ловкого во всём сына, иногда залюбовавшись им, она незаметно смахивала набежавшую слезу счастья, ей так хотелось погладить сына по голове, но не принято у казаков такое обращение, а зря. Не долго, оставалось матери видеть своего старшего сыночка. Жизнь повернулась так, что Ермолаю Пантелеевичу выпала вскоре дальняя дорога, по которой он уже никогда не вернётся к родному порогу.
***
Случилось это на девятнадцатом году его жизни, за три месяца до призыва молодого казака в Войско Донское, Донецкого округа. Ермолай влюбился, да так, что потерял разум.
Весной 1899года молодой казак Барышев Ермолай Пантелеевич был призван на майские учебные сборы в станицу Каменская, где находился штаб Войска Донского, Каменского округа.
После того, как прошли учебные тренировки: различные поединки, где выявлялись способности молодых казаков, в верховой езде, умении владеть шашкой, в меткости стрельбы из винтовки на полном скаку, метании копий и пик, было решено повести состязания казаков показавших лучшие результаты в процессе проведённого сбора.
В состязания входили кавалерийские боевые приёмы с копьём, пикой; фланирование казачьей шашкой, саблей, нагайкой. Немало было выявлено молодых казаков, умеющих отлично владеть всеми этими приёмами, но лучшим среди них, заслуженно стал Ермолай.
С победой его поздравил сам командующий Каменского округа полковник Чернецов Василий Михайлович:
- Добрых казаков даёт нам станица Калитвенская, я особенно рад этому, так как родом оттуда. - Сказал он, вручая именную шашку. - Это твоя первая награда, Ермолай Пантелеевич, и думаю не последняя. Знаю отца твоего Пантелея Георгиевича и крёстного Петра Семёновича, славные казаки, думаю, и ты не подведёшь Отечество наше, царя – батюшку, и не посрамишь малую Родину свою и Войско Донское наше! Присваиваю тебе первое казачье звание урядника.
- А теперь, - вышел вперёд из рядов, войсковой старшина, - самая красивая девушка округа, вручит победителю казачью папаху. Иди, принимай, достоин! - и он указал на взгорок, на котором полукругом выстроились молодые казачки, в центре с рушником на вытянутых руках, на котором красовалась чёрная барашковая папаха с красным околышем, смущённо улыбаясь, стояла девушка.
Ермолай, сажень в плечах, бесстрашный и ловкий боец – победитель, вдруг оробел. Не поднимая головы от земли, медленно приблизился к девичьему ряду, протянул руки, чтобы принять подарок. Взгляд его, медленно оторвавшись от травы, поплыл вверх и замер на лице дарительницы. Словно молния мгновенно пронзила сердце великана, он обомлел. На него смотрели огромные синие глаза, окаймлённые длинными чёрными пушистыми ресницами, тонкие дугообразные брови, чёрными крыльями ласточки, взлетели вверх и замерли на мгновение. Аккуратный носик, устремившийся от бровей вниз, привёл взгляд оторопевшего юноши, к прекрасному букету алых губ. Выбившиеся, из под цветного платка, светлые пряди волнистых волос, нежно теребил ветерок.
Принимая папаху, Ермолай, как бы нечаянно коснулся белой, нежной ручки девушки – сердце вздрогнуло и, на мгновение, остановилось. Руку красавица не отдёрнула.
- Поздравляю вас, Ермолай Пантелеевич, - тихо произнесла она и ещё раз обожгла нежным, печальным взглядом, взор молодого казака.
Наступила неловкая пауза, казак, замешкавшись, застыл с вытянутой рукой, затем сообразив, что его медлительность со стороны кажется странной, быстро взял папаху и, развернувшись на каблуках, зашагал в строй.
Вернувшись в казарму, он прилёг на свой лежак и, уставившись в потолок неподвижным взглядом, задумался.
«Кто же это такая, откуда она взялась? - не давали покоя мысли, и эти огромные синие глаза, стоящие перед его взором. - За два месяца сборов я много девушек видел в станице, но эту увидел впервые». Конечно, в своей станице общения с девушками он не избегал, но так, чтобы полюбить, кого, ни будь, до этого не доходило. Полюбить, значит засылать сватов, иного молодые казачки не принимали, так складывалось веками.
Традиция воспитания девочек в казачьих семьях – верная подруга. Мать и крёстная с пяти лет учили малышку шить, прясть, готовить. Девочке внушалось, что самое главное – спокойная душа и чистое сердце, а счастье – крепкая семья и достаток, честно заработанный. Росла девочка с главной мыслью, что она будет хозяйка и мать, этому было подчинено всё её воспитание.
Когда девочка становилась девушкой, дед дарил ей серебряное колечко. Получив его, девушка начинала готовить приданое. Будущую свою супругу казак чаще выбирал в церкви. Смотрел, как она одета, как стоит на службе, как молится. Это говорило о многих чертах её характера. Потом уже знакомился, если до этого они друг друга не знали. Решение о женитьбе высказывалось родителям. Они благословляли только после тщательного изучения родословной невесты. Тоже, самое, делали и родители девушки. Девичья жизнь заканчивалась сватовством и свадьбой…
- Что задумался, Ермолай? Понравилась девица, что ли? – над самым ухом, прозвучал вопрос соседа по месту в казарме.
- С чего ты взял? – приподнялся Ермолай с деревянной лежанки. - «Чёрт его принёс, я и не заметил, как он появился в комнате»
- Ну как с чего, все видели, как ты покраснел, как рак варёный, когда папаху брал, - соседом был молодой казак с хутора Красный Яр, Петро Куделя.
- Да понравилась! – согласился Ермолай. - Хороша и лицом, и статью! Хоть сегодня сватов засылай.
- Ну, ты сильно - то губу не раскатывай, это дочка казака Аджубея Иосифа Калиновича, Дарья. Богатый чёрт, как султан, работников держит пол - дюжины.
- А ты откуда всё знаешь Петро?
- Да, как же мне не знать, он с хутора Красный Яр, мой сосед. А сюда в церковь дочку возит, жениха достойного подыскивает. У нас – то храма нет, так он сюда, а иногда и в вашу станицу заглядывает. А сегодня, видишь, согласился дочь перед «малолетками» /молодые казаки не достигшие девятнадцатилетнего возраста/ выставить.
- Послушай Петро, можно я к тебе в гости на хутор приеду?
- Да мне, что, приезжай, сестра моя Дуняшка с Дарьей дружит, только всё это бесполезно, Аджубей богатого жениха хочет выловить.
«Что же я ни разу не видел эту Дарью у нас в храме? Видимо редко посещаю храм. Вот бог и обиделся на меня, скрыл такую красавицу. Познакомлюсь и зашлю сватов, мы тоже не нищие. Отец и крёстный Георгиевские кавалеры. Хотя, скоро призываюсь в Войско. Ничего подождёт два года, в нашей семье, все ждут»
***
Встречали Ермолая в станице торжественно, в гости пришёл атаман Гончар Фёдор Павлович, крёстный Пётр Семёнович с семьёй, соседи.
- Ну, что же, - подняв стакан с вином, произнёс речь атаман, - от всех жителей станицы низкий вам поклон Пантелей Георгиевич и Пётр Семёнович, достойного сына воспитали вы. Не каждому в «малолетках» звание урядника присваивается и от полковника именное оружие вручается. Молодец Ермолай Пантелеевич, не посрамил станицу нашу. Скоро на службу пойдёшь, на хорошем счету ты теперь у полковника Василия Михайловича, а это большое дело, быстро по службе продвигаться будешь. Выпьем за твои успехи и за здоровье воспитателей твоих.
Много разных хвалебных речей ещё было сказано и выпито вина, но все эти похвалы не радовали молодого казака, вино он не любил, радости в нём не находил.
- Что – то ты хмурый такой Ермолай, - заметил крёстный, - радоваться надо, а ты сник. Не доволен званием урядника? Хотел, видимо, сразу есаулом стать, - пошутил он.
И тут Ермолай, отозвав крёстного во двор, выложил ему всё.
- Вот увидел девушку, и нет мне покоя ни днём, ни ночью.
- Ну, браток, это ли беда, за такого красавца, а теперь ещё и героя, любая девица, не задумываясь, пойдёт. Вот пойдём в воскресенье в храм, покажешь её мне.
- В храм – то пойдём, да не знаю я, будет ли она там, с хутора Красный Яр она.
В воскресенье Ермолай, отец и крёстный, надев праздничный наряд, двинулись в церковь. Им повезло; к началу литургии к храму подкатила тройка отменных лошадей в богатой упряжке. Выйдя из повозки, Аджубей протянув руку, помог дочери спуститься на землю. Ермолай замер, стройная красавица, с ясными, голубыми глазами, словно лебедь плыла ко входу в храм, опираясь на руку тучного, с потухшим взглядом и хмурым лицом отца, и этот контраст ещё больше подчёркивал красоту девичьего лица и фигуры.
В такой день все раскланиваются при встрече, но странное дело, Аджубей кинув взор в их сторону, вдруг ещё больше нахмурился и отвернулся. Дочь его, Даша, наоборот, оборотив взгляд свой в сторону Ермолая, узнав его, улыбнулась и слегка склонила голову. Душа казака дрогнув, вырвалась наружу и взлетела в чистое голубое небо, он приложил руку к груди и низко поклонился.
В церкви, во время литургии, Ермолай ничего почти не слышал и не видел, кроме стоящей чуть впереди фигуры девушки. К концу службы, он потихонечку продвинулся вперёд и оказался рядом, вплотную с Дашей, она краем глаза заметила это, но не отодвинулась. Правой рукой девушка молилась, левая же, опущенная вниз оказалась рядом с его рукой, он, легонько коснувшись нежных пальчиков, замер. Нежная ручка, в ответ, легонько скользнула по его ладони и отодвинулась. Краска смущения залила лица рабов господних, не достойно ведущих себя в храме.
«Господи! – пела душа Ермолая. - Значить и я ей не безразличен!» При выходе из церкви, Даша чуть отстала от отца, улучив момент, Ермолай приблизился к ней и шепнул:
- Я скоро приеду в Красный Яр к Петру Куделе. – Девушка, смущённо опустила глаза долу, и согласно кивнула головой.
Застоявшаяся тройка вороных взяла с места рысью, и вскоре рессорная кошева скрылась за поворотом. Молодой казак неподвижно стоял, глядя на оседающую пыль над дорогой, где ещё минуту назад виднелась, милая сердцу, головка горячо любимой девушки.
- Ты чего застыл, - толкнул в бок его крёстный,- пошли домой.
- Ну, как девушка? – потупив взор, спросил крёстного Ермолай.
- Хороша казачка, всем взяла; красотой и статью, и ведёт себя соответственно. Только ты, как бык на базу, забыл, что ты в церкви, рванулся сразу к ней.
- Зовут – то, как узнал?
- Зовут Дарьей.
- Хороша Даша, да не наша, - выдал каламбур Пётр Семёнович.
- Значит скоро можно и сватов засылать? – просиял жених.
- Нет, сынок со сватами придётся повременить, - вступил в разговор отец, - нам в этот двор вход заказан.
- Почему?
Ничего не ответил Пантелей Георгиевич, промолчал.
***
- Ты на кого Дарья в церкви заглядывалась? - насупив брови, вопрошал Аджубей.
- Ни на кого, батюшка, - опустив глаза, пролепетала девушка.
- Ну, ты мне не ври, я старый воробей, меня на мякине не проведёшь, я вперёд смотрю, но и по сторонам всё вижу. Это тот казак, которому ты папаху вручала, Ермошка Барышев?
- Да батюшка, это он.
- Что понравился, что ли?
- Да, батюшка, - покраснела Даша.
- Да, парен хорош. Статен, ловок, красив.
- Мне можно с ним встретиться? – обрадовалась она.
- Ни в коем случае. Забудь про него дочка. Если узнаю о тайных встречах, запру в комнате, на волю носа не покажешь. Будешь противиться, выдам замуж за старого казака – вдовца.
Лицо Даши испуганно вытянулось и покрылось краской, слёзы градом полились из её прекрасных голубых глаз. Она прикрылась ладонями и до самого дома не проронила ни слова.
«Опять эти Барышевы встают поперёк дороги, никак их не обойти, - под гул колёс, думал Иосиф Калинович, - ну, нет, не бывать тому, чтобы Барышевскй отпрыск ещё и дочь мою увёл. Поеду на неделе в станицу Тацинскую к сотнику Коршунову Димитрию, давний мой приятель, есть у него сынок, не орёл, конечно, но ничего, зато свой человек, да и богатством бог не обидел. Хаживал сотник в своё время на персов, понавёз добра. Приглашу их с сыном в гости на недельку, глядишь и породнимся»
***
До хутора Красный Яр от станицы Калитвенской было пятнадцать вёрст, по дороге, если же переправится на лодке, напрямую, получается расстояние в два раза короче. Серый в яблоках жеребец Ермолая, Соколик, спокойно преодолев плавно текущие воды Донца, выскочил на крутой берег в версте от хутора. Чем ближе подъезжал казак к хутору, тем явственней вырисовывался, чуть в стороне от широких улиц, большой дом, утонувший в зарослях фруктовых деревьев.
«Дом Аджубея, - догадался Ермолай, - как там моя ласточка, удастся, ли свидеться с ней сегодня?»
«Где же дом Петра Кудели? Он говорил, что сосед Аджубея, но рядом с домом того, нет больше строений. Значит первый дом на улице от богатого особняка, далековато для соседства» - определил казак, и не ошибся, действительно у ворот намеченного дома, он увидел Петра сидящего на лавочке и лузгающего семечки. Рядом сидела довольно симпатичная чернявая девчонка: «Видимо Дуняшка – сестра Петра» - догадался он.
- Вот так гость, - вскочил с лавки Куделя, - приехал всё - таки.
Он приобнял, соскочившего с жеребца, Ермолая, видимо был рад его приезду:
- Вот Дуняшка, знакомься, это мой однополчанин Ермолай Барышев, я тебе о нём рассказывал.
Девушка встала, одёрнув юбку, без всякого смущения протянула свою маленькую ручку богатырю:
- Наслышана, мне Петька все уши прожужжал, ах какой Ермошка сильный, ах какой Ермошка ловкий. А ты и впрямь здоровенный парняга, - Ермолай сразу почувствовал, что понравился девушке, так, как она не сводила своего пристального взгляда с его лица, и не спешила убрать свою ручку, утонувшую до запястья, в его огромных лапах.
- Ладно, идёмте в дом, - пригласил Петро, - давай коня, я его отведу на баз, да овсеца малость дам.
Гость быстро познакомился с родителями Петра, казаки люди гостеприимные, а тут ещё и однополчанин сына приехал, им тетерь скоро уже служить вместе. На столе появилось вино, закуски, фрукты. От вина Ермолай отказался, ссылаясь на то, что ему сегодня же необходимо ехать назад. За разговорами время пролетело быстро и неотвратимо приближалось к вечеру. Дуняшка всё это время, как завороженная, ловила каждое слово парня, заглядывая ему в лицо. Петр незаметно подмигнул Ермолаю, «мол, выйдем во двор»
- Ты ж, видимо, не за этим приехал, чтобы лясы точить с моими родителями? – спросил он, когда парни оказались во дворе.
- Конечно, нет. Слушай Петро, друг, как же мне хотя бы на минуточку увидится с Дашей.
- Сейчас попробуем, что ни, будь сообразить. Только всё это бесполезно, хоть ты и геройский парень, но Аджубею будешь не по нутру.
- Эй, Дуняшка, поди сюда, - приоткрыв дверь позвал сестру Пётр.
- Я уже здесь, - просияв смазливым личиком, радостно доложилась она. Ей так хотелось побыть рядом с Ермолаем.
- Вот, что Дуняшка, сходи, позови свою подругу, Дашу к нам.
- Это ещё зачем? – сморщила носик она, ревниво взглянув на Ермолая.
- Мне с ней поговорить очень нужно, - как можно мягче попросил тот, - ты лучше спроси её, куда мне подойти, я сам приду туда.
- Ну, если только поговорить, - недоверчиво протянула Дуня, и скрылась за тесовыми воротами.
Появилась она примерно через полчаса, запыхавшаяся, с растерянной улыбочкой на лице:
- Вон видишь, жених, - с ехидцей заявила она, - за огородом яблони кучкой стоят, беги туда, её еле из дома выпустили, на несколько минут, погулять со мной.
Ермолай, мигом перемахнув через забор огорода, пролетел в секунды этот огород, перепрыгнул через заднюю ограду и оказался у этих яблонь. Там прислонившись к стволу дерева, стояла его мечта. Лицо её покрывала тень печали, на глаза навернулись слёзы.
- Лапонька, ты моя! - пал на колени казак, никогда он ещё никому не говорил таких слов, и думал, что не знает их, но они сами приходили ему на ум от сердца. - Ночей не сплю, молю бога, хоть одним глазком, раз в день, видеть тебя. С того дня потерял я покой! Ничто и никто мне не любы! - и он припал губами к её хрустальной ручке.
- Милый Ермоша, я тоже потеряла покой с того дня, как увидела тебя. И всё время представляю, что стоим мы в храме перед богородицей, взявшись за руки, и молим её, чтобы она помогла нам соединиться!
- Дарьюшка, сейчас я уеду, а через три дня приду со сватами просить руки твоей у твоего батюшки.
- Милый мой, всё это бесполезно, отец мой запретил, почему – то, мне видится с тобой. Пригрозил, если я ослушаюсь, отдать меня за казака – вдовца.
- Видимо он был не в духе, а может умом тронулся. Я много слышал о его крутом характере, но и я духом твёрд. Стану на колени, посреди вашего двора, и пока он не уступит мне тебя, с места не сойду.
- Хорошо, я буду ждать тебя, а сейчас прости, мне нужно идти, - она кинулась ему на шею, крепко обняла и будто растворилась за плотно примкнувшими друг к другу яблонями.