1
Глеб Игоревич брел в глубокой задумчивости по знакомому коридору, стараясь понять, как могут объединяться в Истинной Реальности «здесь» и «там». Казалось бы, только что они с Минотавром были «там» - шагали по влажной полосе прибоя, радовались закатному солнцу и небу, летнему теплу… И вот опять «здесь» темнота, холодные стены, и звуки шагов отзываются в них коротким эхом. «Там» небо, солнце и море – «здесь» хорошо знакомый путь в коридоре…
Минотавр почему-то отстал и потерялся где-то далеко в его недрах, и даже света его лампады не было видно позади. Глеб Игоревич забеспокоился. Такое случилось впервые. Почему он пропал? Это начало какого-то нового урока? Мысли, что случилось что-то нехорошее, Глеб Игоревич не допускал. «Да, урок. Ты должен понять, что есть демоны, которые тебе не враги… - услышал он внутри себя знакомый голос. - И они тоже ищут встречи с тобой».
В темноте вдруг влажно пахнуло варящимся мясом. Вот газовая плита, на ней большая кастрюля. Под кастрюлей ровно светятся голубые язычки пламени, а в кастрюле что-то тихо булькает – завтра будет борщ. Или суп.
Это тесная кухня панельной пятиэтажки. Сквозь шторы на окне едва пробивается свет уличного фонаря. Посередине кухни стоит небольшой круглый столик на трех ножках, сделанный специально для таких случаев. Вокруг стола теснятся самые смелые – хозяин квартиры Валера, почему-то называющий себя графом Браницким, его подруга Лена, которую под стать ему все зовут княжной Куракиной, подруга «княжны» Лариса. Отдельно сидят Сережа Войтов – в то время Ларисин кавалер, еще кто-то… Все готовят себя к спиритическому сеансу.
Всем заправляет Глеб Игоревич. Он велит сидящим вокруг стола положить руки на его поверхность так, чтобы большие пальцы каждого касались друг друга, а мизинцы смыкались с мизинцами соседа справа и слева. Эта цепь очень важна, и ее нельзя размыкать ни в коем случае.
Тихо. Все ждут. И на самом деле слабо верят, что может произойти что-то, что дух придет с ними пообщаться. Мясо все так же варится на плите, фонарь все так же светит за окном.
Неожиданно стол как будто ожил – скрипя ножками по полу, провернулся под руками сидящих за ним. Как будто чья-то невидимая рука подвинула его, поставила поудобнее. Затем он наклонился, одна его ножка поднялась вверх и резко, со стуком опустилась. Потом еще раз, еще, еще… Стол ритмично ударял ножкой в пол.
Глеб Игоревич воодушевился. Началось!
- Дух, мы видим, что ты пришел, – произнес он громко. – Хочешь ли ты с нами пообщаться? Один удар будет означать «да», два удара - «нет».
Тук!
- Спасибо. Мы рады. Мы можем что-то сделать для тебя?
Тук! Тук!
- Понятно. А мы можем узнать твое имя?
Тук!
Глеб Игоревич не скрывал волнение. Чувствовалось, что другие участники сеанса тоже взволнованы.
- Я буду читать азбуку. На нужном звуке ты будешь ударять ножкой стола. Хорошо?
Тук!
- А. б, в, г, д…п, р, с, т, у, ф…
При звуке «ф» ножка стола резко опустилась на пол:
Тук!
Глеб Игоревич переспросил:
- Первый звук - «ф». Правильно?
Тук!
- Читаю азбуку, - продолжил он. - А, б, в, г, д…п, р, с, т, у…
На звуке «у» ножка вновь громко ударила в пол.
- Второй звук – «у». Правильно?
Тук.
- Читаю дальше. А, б, в, г, д…п, р, с…
Тук!
- ФУС – это правильно? – уточнил Глеб Игоревич.
Тук!
- Хорошо. Тогда читаю азбуку с начала. А, б, в, г, д…п, р, с…
Тук!
- ФУСС – это правильно? – переспросил Глеб Игоревич. – Твое имя ФУСС?
Тук!
- Откуда ты? Можешь сказать об этом? А, б, в, г, д…
Оказалось, что Фусс из Уганды. Когда ей было 28 лет, ее отравили из ревности.
- Тебе там хорошо? – спросил ее Глеб Игоревич.
Тук!
- А люди, живущие на земле, могут быть счастливы?
Тук! Тук!
- Почему? – удивленно загалдели все за столом. – А, б, в, г, д… - начал читать Глеб Игоревич.
Ответ Фусс удивил всех своей глубиной:
- ЛЮДЯМ ВСЕГДА ВСЕГО МАЛО.
- А что нужно, чтобы все-таки быть счастливым в этой жизни? – Глеб Игоревич беседовал с Фусс так, как будто она была здесь, за этим столом. – А, б, в, г, д…
Азбуку нужно было читать всякий раз с самого начала, и на это уходило много времени. Но никто этого не замечал. Все были поглощены необычной беседой человека и духа.
- ВЕСЕЛИТЕСЬ. ПОЙТЕ, - таков был ответ.
- А что еще? – переспросил Глеб Игоревич. - Что еще нужно человеку, чтобы быть счастливым в этом мире? А, б, в, г, д…
- ВИДЕТЬ ВЕЧНОСТЬ В СЧАСТЬЕ ЖИЗНИ!
«О чем это она? – вспыхнуло в сознании Глеба Игоревича. – Вечность – это же Бог! Или Иная Реальность… Видеть Бога в земной жизни? Видеть в этой жизни Иную Реальность? А может быть, и то и другое? А может быть, это одно и то же?»
Все, что происходило дальше, было похоже на какой-то странный фильм. Участники сеанса попросили Фусс по-другому показать свое присутствие. Например, светом. И тотчас же кухню озарила короткая яркая вспышка – как будто кто-то невидимый чиркнул поблизости зажигалкой.
- Фусс, это ты? – решил на всякий случай уточнить Глеб Игоревич.
Вспышка тут же повторилась, и всем стало еще больше не по себе. Кто-то предложил: пусть Фусс поднимет стол в воздух.
- Фусс, а ты можешь поднять стол в воздух? – оформил это предложение Глеб Игоревич. – Если да, сделай это.
Стол на мгновение замер, и вдруг рванулся вверх, преодолевая сопротивление рук, лежащих на нем. Казалось, на него действует какая-то необычная сила, похожая на ту, что выталкивает на поверхность доску, погруженную в воду. И если бы Глеб Игоревич не подхватил его снизу за ножки, он ударил бы кого-нибудь из сидящих поблизости в лицо.
После этого он как будто сошел с ума – стал быстро перекатываться с ножки на ножку, выдвигаясь из кухни в прихожую, где стояло зеркало.
- Она там, в зеркале! – завизжали девчонки, и с перепугу разомкнули цепь. Стол замер. Стало тихо. В зеркале, отражавшем контур кухонного окна напротив, никого не было.
Все поняли, что на этом спиритический сеанс закончился. Засобирались домой, начали разбирать вещи в прихожей… Но свет почему-то не включали.
- Ну что? – Глеб Игоревич услышал за спиной знакомый голос. - Тебе понравился твой новый урок?
Он оглянулся и увидел Минотавра, который стоял совсем близко. В его руке была знакомая лампада, освещавшая стены поблизости. Они вновь стояли в коридоре лабиринта, и это не удивляло Глеба Игоревича. «Здесь» - то же самое, что «там». Под капюшоном Минотавра было темно. Лишь там, где должны были находиться его глаза, коротко вспыхнули два красных огонька.
Тебе понравилось? -– повторил Минотавр. – Ты узнал для себя что-то новое?
- Да! - откликнулся Глеб Игоревич. – Да! Человеку важно увидеть вечность в счастье жизни! Но над этими словами я еще подумаю. О какой вечности идет речь? О Боге? Об Иной Реальности?
- А может, это бесконечность жизни в Космосе? – подхватил Минотавр. – Бесконечность Сознания… Ты прав, здесь есть над чем подумать.
Они оба помолчали, размышляя над словами Фусс.
- И я надеюсь, из этого эпизода ты вынес понимание еще одной важной истины, – вновь заговорил Минотавр. – Мудрость приходит самыми неожиданными путями. Нужно быть готовым принять ее. И твои демоны всегда оказываются носителями этой мудрости. Если не друзьями твоими, то уж точно не врагами.
- Да… - согласился Глеб Игоревич. – Сегодня я узнал, что человеку важно видеть Вечность в счастье жизни. Видеть Вечность… - задумчиво повторил он.
2
Кухня в квартире «графа Браницкого» исчезла, а коридор лабиринта, в котором вновь двигались Глеб Игоревич и Минотавр, странно преобразился. Его наполнили мерцающие тут и там языки пламени, и лампада, которую Минотавр по своему обыкновению нес в руке, уже казалась лишней, ненужной. Зато поблизости более отчетливо обозначились глухие серые стены, уходящие куда-то далеко в темноту, и им не было конца.
- Мы идем, идем… - уныло пробормотал Глеб Игоревич. - А будто все на одном месте топчемся. У меня так уже было. Эти однообразные стены…
- Да, в жизни так часто бывает. Ничего как будто бы не происходит, а движение к Истине есть…Счастлив тот, кто это движение замечает.
- А как его заметить? – оживился Глеб Игоревич.
- Нужно ценить перемены в жизни и особенно в себе.
- Перемены? Даже если они в худшую сторону?
Чувствовалось, что минотавр улыбнулся под своим капюшоном.
- Правильный вопрос. Дело в том, что в плохом на самом деле есть зерно чего-то хорошего и в хорошем обязательно есть что-то плохое. Пока человек живет, он невольно творит добро и зло.
- Вот как! – насторожился Глеб Игоревич. – Я вроде бы не должен удивляться, и все же…
- Конечно, не должен, - Минотавр заговорил рассудительно, как говорит профессор во время лекции. - Это же диалектика! Вспомни китайскую пиктограмму «Инь и ян». В черной ее части есть белый кружок, в белой части – черный. В зле содержится добро, а в добре – зло.
Они какое-то время шли молча. Глеб Игоревич размышлял о добре и зле. Неужели их взаимосвязь тоже берет начало в Истинной Реальности? Ни шагу без какого-нибудь нового урока!
Он посмотрел на монотонные стены коридора и вновь подумал о приметах пути.
- Как же увидеть собственное движение в духовном странствии?
- Прежде всего, не нужно молить Господа о его легкости и благополучии. Вот послушай. Жили два праведника. И послал Господь к ним Ангела, чтобы наградить их за праведность. «Чего ты хочешь?» - спросил Ангел первого. - «Я хочу, чтобы путь мой был прям и чтобы препятствий на нем было как можно меньше», - ответил первый праведник. - «А чего хочешь ты?» - спросил Ангел второго. – «Я не прошу прямого пути, - ответил тот. – Пусть все будет как будет. Но дай мне всегда видеть цель моего пути и силы, чтобы по нему идти». «Ну, будь по-вашему», - сказал Ангел. И отправились оба, каждый своей дорогой. И смотрел первый по сторонам и не видел ничего нового. Путь его был прям и однообразен. Цель свою он потерял. И отчаялся он, и пал духом, не имея сил идти дальше. А второй шел и смотрел по сторонам. Вот он миновал лес, а вот высокий холм остался позади, озеро в низине, город с живущими в нем людьми. А впереди яркой зарей горела цель, к которой он шел. И силы не покидали его. И он все шел, зная, что достигнет своей цели обязательно.
Минотавр замолчал. Глеб Игоревич ускорил шаг. Оба шли по коридору, всматриваясь в его стены, – искали хоть какие-то признаки движения.
- Нужно знать, о чем просить, – задумчиво произнес Глеб Игоревич. - Но важно еще и правильно просить.
- Да, – отозвался Минотавр. - Правильная просьба и есть молитва. Люди разучились молиться. Потому их молитвы и не исполняются.
- А ты можешь сказать, что такое молитва?
Минотавр как будто ждал этого вопроса.
- Это сердечная просьба, обращенная к Высшим Силам. Но просьба не о себе. Высшие Силы лучше тебя знают, что тебе нужно. Молитва – это просьба о других. И величание Господа, песнь любви к нему. Что мы можем дать Ему? Только свою любовь.
- А ведь люди, наоборот, обычно молятся о себе. Они вспоминают о Боге, только когда им худо. Монахов и мусульманский намаз мы сейчас не имеем в виду…
- Эгоизм царит в мире, - согласился Минотавр. - И это не Господь стал глух к человеческим мольбам – это сердца людей замкнулись в себе, стали грубыми и бессмысленными.
Оба опять замолчали. Их шагни в коридоре отзывались все более уверенно и энергично. Мерцающее пламя вокруг оживилось, заиграло ярче.
- А что за огни мерцают вокруг? – спросил Глеб Игоревич, стараясь вписаться этими словами в ритм движения.
- Это свет твоего истинного знания, – отозвался Минотавр. - Он нам теперь вместо лампады. Разве ты не заметил?
- Заметил. Но все-таки боялся ошибиться. И еще я заметил, что этих огней становится больше, когда…
- …ты думаешь в правильном направлении, - подхватил Минотавр. - Вот смотри.
Он указал на стену коридора поблизости. В ней Глеб Игоревич увидел простую металлическую дверь, какие ставят на входе в квартиру. Огни вились вокруг двери, как будто указывая на что-то.
- Смотри. Свет твоего знания говорит, что эта дверь на твоем пути не случайна и должна быть открыта. Хочешь ослушаться?
- Нет. Я и сам знаю, что она здесь для меня. Я ее открою – так мне велит мой внутренний голос!
Глеб Игоревич сделал несколько шахов в направлении к двери, дернул за ручку – закрыто. Он дважды нажал кнопку звонка рядом на стене – за дверью прозвучала искусственная соловьиная трель... Тишина… Но вот послышались чьи-то шаги, щелкнул замок. Дверь распахнулась.
3
От нее всегда исходил какой-то покойный, лунный свет. А серые глаза смотрели невозмутимо и снисходительно. Так она смотрела на Глеба Игоревича даже в те минуты, когда говорила о любви к нему. Порой это даже удивляло: она говорит, что любит, обнимает, ласкается, а в глазах застыла эта невозмутимость… Какая-то инопланетянка. А имя у нее было вполне земное, властное – Васса.
Их жизни много лет шли близко, но никак не пересекались. Оба учились в одной музыкальной школе, потом в музыкальном училище. Когда он встречал ее случайно где-нибудь, то любовался ею издали и влюблялся… Но не заговаривал – просто боялся чего-то.
А однажды решился. Она сидела на диване в коридоре музыкального училища одна, ее красный перламутровый аккордеон стоял рядом. Глеб Игоревич подошел, как бы непринужденно, заговорил о каких-то пустяках… Так они, наконец, познакомились.
Их отношения развивались стремительно. Он приходил к ней домой в любую свободную минуту, приносил цветы. Васса обнимала его, целовала, прижимаясь всем телом, а глаза оставались невозмутимыми. Она понимала, что Глеб Игоревич в ее власти.
И вот сейчас щелкнул замок, дверь распахнулась… Васса. Она, как обычно, обняла его, поцеловала. Потом чуть отстранила лицо, и стали видны близко ее серые глаза – невозмутимые и снисходительные. Глеб Игоревич почувствовал, как где-то возле сердца вспыхнула нежность и затопила сознание, лишая его воли. И это его всегда настораживало где-то в глубине души.
- Вот сколько мы вместе, – прошептал он Вассе на ухо, губами касаясь шеи, – наглядеться на тебя не могу. Какая ты… Небесная. Если бы не боялся банальности, сказал бы, что ты ангел, посланный мне небом.
Васса как-то плотоядно рассмеялась.
- А ты скажи. Любой женщине приятно услышать такие слова от мужчины.
«Причем здесь какие-то мужчины?» - отдаленно прозвучало в сознании Глеба Игоревича. Но вслух он произнес другое.
- Что мне любые женщины? У меня есть ты. И никто мне больше не нужен. Заколдовала меня!
- Уж и заколдовала! Скажешь тоже… - Васса опять рассмеялась. – Ну проходи.
Глеб Игоревич прошел из прихожей в комнату небольшой квартирки и вдруг понял, что он вернулся в прошлое, что события его молодости развернулись вновь как настоящее, быстро сменяя друг друга, как в каком-то ускоренном кино. «Проявление Истинной Реальности, - прозвучало в его сознании. – События прошлого, настоящего и будущего существуют в ней как данность».
Вот они вместе готовят обед – лепят вареники с картошкой. Васса все время поучает его, хотя Глеб Игоревич хорошо знает, как это делается. Наверно, поэтому чувство радостного единства с ней в душе Глеба Игоревича мешается с досадой.
Вот они вдвоем на лесной поляне. У Глеба Игоревича день рождения, и Васса готовит ему особый подарок – хочет отдать ему свою девственность. Но вновь держит себя величаво и снисходительно. Именно это останавливает Глеба Игоревича. Внутренний голос подсказывает ему: «Не надо, это западня».
А вот в пору безденежья Васса, как всегда величаво, поучает Глеба Игоревича: у настоящего мужчины всегда должны лежать в бумажнике двести или триста рублей. Сейчас это примерно двадцать или тридцать тысяч. «Значит, я не настоящий мужчина?» - подумал тогда Глеб Игоревич, и волна тоски нахлынула на него.
Вот Глеб Игоревич пытается победить в себе острое чувство ревности, когда Васса с упоением рассказывает ему, как за ней ухаживает в училище Борис, предлагает ей выйти за него замуж. И по разговору понятно, что ей нравятся его ухаживания.
А потом они расстались. Просто Глеб Игоревич однажды сказал ей, что им не надо больше встречаться. И это было честно.
В ином времени, спустя годы, Васса рассказывала Глебу Игоревичу, что вышла замуж за Бориса еще учась в училище, хотя твердила: до его окончания никаких замужеств! Что у них родился сын Пашка. Что она тяжело болела почками. Что в конечном итоге развелась с Борисом и обзавелась любовником – даже двумя. А Глеб Игоревич слушал и чувствовал, что ему все это неинтересно. Часть его души, в которой жила Васса, еще тогда, в пору их близости, выгорела, превратилась в черное пепелище. Выгорела?
Неожиданно в прихожей раздался звонок. Он встал с дивана.
- Я открою…
Пройдя в прихожую, распахнул дверь. Машинально шагнул в открывшееся темное пространство лестничной площадки.
4
Нет, это коридор лабиринта. Огненные всполохи кружатся вокруг, и их стало еще больше. Перед дверью стоит Минотавр. Он странно неподвижен, а под капюшоном тревожно горят два красных огонька.
Глеб Игоревич спросил подавленно.
- Это ты звонил?
- Да, решил, что тебя надо спасать, – голос Минотавра звучал глухо и тревожно, как будто откуда-то издали. - Между прочим, от тебя же самого. От очередного твоего демона. Его привлекательность – лишь плод твоего воображения. Или мечты. Ты породил силу, которая стремилась поработить тебя… Попросту - сожрать. Так часто бывает: твое детище тебя же уничтожает, чтобы самому вырасти. Правда, случается и обратное: родители жрут своих детей…
- А как узнать этого демона? – спросил Глеб Игоревич, хотя в душе уже знал: он чужд истинной любви. А истинная любовь – не стремление к власти над человеком и подавно не абсолютная личная свобода, порождающая космическое одиночество. Это неизъяснимое единство двух равных друг другу начал, единство «инь» и «ян», составляющее целостность Дао.
Глеб Игоревич не понимал, откуда в его сознании появилось такое проникновение в китайскую философию. Но ему сейчас это было и неважно. Он думал о том, что неправильная любовь, полное растворение человека в ней, рождает демона, который потом сожрет своего творца.
- В любом случае, тебе нужно что-то сделать, чтобы этого демона победить, – откликнулся на эти мысли Глеба Игоревича Минотавр. - Готов вернуться туда?
- Я многое понял только что – спасибо тебе! – произнес Глеб Игоревич уже вслух.
- Я ведь чувствовал, как из меня уходят силы. И сейчас чувствую.
- Ты должен победить этого демона!
- Да, должен... Знаешь, а мне хочется как-то вернуть ту, светлую, которая встречала, обнимала нежно, целовала…
Минотавр тяжело вздохнул.
- Порой мне становится жаль тебя. Но может быть, я ошибаюсь. В том, как ты думаешь и какой делаешь выбор, наверняка есть своя правда. Во всяком случае, сразись с этим демоном. Победишь – получишь новую защиту и мощь! И останется совсем немного до…
- До чего?
- Узнаешь потом. Ты же помнишь: нельзя перейти к новому испытанию, не закончив предыдущего. Закон!
Глеб Игоревич глубоко вздохнул, собираясь с силами.
- Да, помню. И я иду. Не знаю, что буду делать, что говорить. Все решу на ходу. Спонтанность и постоянная готовность – тоже закон!
Он взялся за ручку двери. Чуть повременил, обернулся к Минотавру.
- Ты меня дождись. Думаю, я недолго.
С этими словами открыл дверь и ушел в светлое пространство маленькой, однокомнатной квартирки в блочной пятиэтажке.
5
Васса сидела в кресле, задумавшись. Теперь это грузная, пожилая дама, в которой с трудом узнается та молодая и легкая девушка, которую любил Глеб Игоревич. Волосы, покрашенные в противоестественный иссиня-черный цвет, безжизненны, болезненные мешки выделяются под глазами, от носа к губам идут глубокие складки, сильно отекшие, как будто надутые ноги в свободных тапках выглядывают из-под длинной юбки... Но властность и величавость, которые когда-то намечались в юной Вассе, теперь видны более отчетливо. И взгляд – хоть и усталый, но все такой же твердый и властный. Да, во взгляде сквозит все та же Васса…
Она подняла глаза на Глеба Игоревича.
- Это ты? Я тебя ждала. Все это время ждала…
Глеб Игоревич прошел в комнату, сел на диван напротив.
- Да, это я.
- Я помню, как ты ушел в последний раз. В дверь позвонили, ты вышел в прихожую открыть – и пропал. Кто там был?
- Уже не помню. Столько времени прошло. Кажется, квартирой ошиблись.
- Ошиблись… На целую жизнь.
- Не преувеличивай. Раньше за тобой такого не наблюдалось. Лучше расскажи, как ты.
- Не очень, сам видишь. По идее, давно должна была умереть. Почки. Но хожу еще, работаю. Ремонт вот сделала…
Глеб Игоревич вдруг увидел, что находится в просторной квартире с дорогой мебелью. Многочисленные бра на стенах светили мягко, неназойливо. Светлые стены, светлая кожа на диванах и креслах, светлые пледы… И повсюду затейливые, бессмысленные фигурки, выполнявшие сугубо интерьерную функцию. В общем, все было вроде бы красиво, но как-то холодно, безжизненно. Не хватало простого, естественного уюта. А Васса гордилась своей квартирой – это было заметно по ее глазам. Наконец, она прямо похвасталась:
- Все вокруг – моя задумка! И я довольна тем, что у меня получилось.
Она явно ждала похвал от Глеба Игоревича, но он молчал… Когда-то, много лет назад, он рассматривал рисунки Вассы и восхищался ими (они действительно были хороши, с тонкой иронией, очень искренни - просто талантливые), но Вассе это было неважно. Она забросила их куда-то и надолго забыла и о них, и о восхищении Глеба Игоревича. А теперь вот вспомнила. И по-настоящему захотела вернуть его эмоции. Но Глеб Игоревич молчал. Почему? Бог весть. Просто все это было теперь как-то далеко и неважно…
А когда Васса провожала Глеба Игоревича до двери, показалось ему, что в глазах ее уже нет былой снисходительности и величавости. Есть усталость, глубокая физическая и душевная боль, тоска о несбывшемся счастье – о давней любви Глеба Игоревича к ней. И потом, когда однажды он подарил ей в машине букет маленьких кустистых роз, - просто так, без всяких поводов, как он делал это когда-то в юности, - она заплакала. Впервые! И не скрывала своих слез.
Глеб Игоревич ее не успокаивал. Он понимал, что ни ее величавость, ни снисходительность, ни самоуверенность, ни эти слезы его уже не задевают. Любил ли он Вассу в этот момент? Ему казалось, что нет. Он лишь с грустью вспоминал ту светлую девочку, которая однажды заполнила собой его сердце, но не сумела быть бережной.
Еще Глеб Игоревич понял, что демон, которого он взрастил с любовью к Вассе, больше не имеет над ним силы. Он побежден!
А когда Глеб Игоревич узнал, что Васса умерла – рак съел ее легкие в два месяца, - он почувствовал, что с ней окончательно уходит и ее демон. «Деструктивная Анима», - вспомнились ему слова Юнга. «Но есть и светлая ее часть, и она останется во мне навсегда». Глеб Игоревич решил это твердо.