Во время существования Советского Союза было положение, что дети кадровых военных могут не учить в школе местный язык. Всё дело в том, что кадровые военные каждые 5 лет меняли гарнизон. Система называлась «5 лет ближний, 5 лет дальний», эта система не касалась только генералитета, специалистов высокого класса, военных учёных и «сынков». Ни в одну из этих категорий папа не входил. Он входил в категорию «по 5 пункту». Поэтому мы обжили все севера, дальние востоки и новые земли. В результате всего этого я хорошо знал географию и очень плохо знал эстонский язык. Пропагандистская машина работала настолько сильно, что мне и в голову не могло прийти, что это может кого-либо задевать и оскорблять. Ходил такой розовощёкий оккупант, с глазами доброго щенка и думал, что все его любят. Когда я заматерел, то я решил для себя, что тот кому я нужен, найдёт как меня понять, а если я не нужен, то не помогут и знания 25 языков. Частично это было правдой, но более всего я оправдывал таким образом свой полный лингвистический кретинизм. Чиновный мир Таллинна по методам своей работы мало отличался от чиновного мира предыдущей власти. Тупость, злобность, высокомерие. При этом чиновники не делали ни одного движения тебе навстречу. Они общались на особом языке – чиновничьем. Этот язык я знал в совершенстве. Я заранее извиняюсь перед многими чиновниками, которых я невольно оскорбил и даже оклеветал. Видимо, дело в моей постоянной еврейской невезучести, и я попадал именно на тех чиновников, которых описываю. Всё изменилось, когда я попал в Тарту. Тарту – это абсолютно особый город. Не знаю, что на него повлияло больше. Маленькие размеры, маленькое население, многие поколения интеллигенции, университет. По отдельности или всё вместе эти факторы сформировали Тарту абсолютно иной уклад жизни, чем в Таллинне. В Тарту я попал не лучшим образом. Из Тартуской тюрьмы меня выпустили «на браслет», и я ждал от Тартуских чиновников отношения, соответствующего моей биографии. Прежде всего я познакомился с „kriminaalhooldus“. Инспектор, которая вела меня, была совершенно благожелательна и любезна. От неё я знал, от ближайшей библиотеки до удобного магазина, честно говоря, я был просто ошарашен такой заботой, тем более от государственного чиновника. Я был к этому не готов. Я определил, что ни мои данные, ни моя биография не предполагает такого отношения ко мне. Значит всё дело было в характере и личных качествах этого чиновника. Она посоветовала мне сходить в регистр народонаселения, мне полагалась какая-то материальная помощь от Тартуских социальных служб, а я был в Таллиннском регистре. Я пришёл в Тартуский регистр и объяснил свою ситуацию. Дама, которая общалась со мной, посмотрела в компьютер и сказала: «Вы состоите в браке, у вас квартира и дача». Я ответил, что примерно в таком-то году я развёлся, а всё имущество передал бывшей супруге, поскольку она промучилась со мной целых 11 лет и была очень душевным и некорыстным человеком. Моя третья жена была на 30 лет моложе меня. На первые полгода мы одевались в гуманитарке и крупы покупали оптом. Так что корыстный мотив в нашем союзе не просматривался. Больше о ней пока ничего, я думаю, что жёнам я посвящу отдельную главу.
Вернёмся в регистр народонаселения. Ни один мой ответ чиновнику не был документально подтверждён. Я стоял и прикидывал, сколько недель или месяцев займёт у меня сбор информации. Меня усадили на стул посетителей и предложили мне кофе. Когда я допил свой кофе, чиновница, полазив по компьютеру, решила все мои вопросы. Я написал пятистрочное заявление и оказался в регистре народонаселения города Тарту. Сказать, что это был шок – это значит ничего не сказать. И ещё один аналогичный случай у меня произошёл в новом университете Тарту. Я пошёл покупать рубашки. Продавщица не говорила по-русски и по-английски, зато она очень быстро и любезно привела менеджера, владеющего русским языком. Та нырнула в компьютер и сказала, что в Тартуских магазинах моего размера есть только манжеты и воротник. Зато она назвала мне несколько магазинов, где я мог бы выбрать себе рубашки и сказала, что в их магазине есть маленькая мастерская, где за 5 евро рубашку подгонят под размер. Очень профессионально, очень доброжелательно и на перфектном русском.
В общем за 1.5 года, что я прожил в Тарту, я ни словом, ни взглядом не ощутил упрёка за незнание эстонского языка. Вот тут мне и стало стыдно. Вернувшись в тюрьму, я сразу записался на курсы эстонского языка. А теперь о проблеме государственного языка в целом. У нас есть Языковая инспекция и возглавляет её господин Тимуск, возглавляет достаточно давно. Вот этот чиновник, на мой взгляд, заслуживает наибольшего уважения среди всех чиновников. Он всё время на острие. Любое его действие непопулярно или для 300 000 населения русскоязычных, или для 900 000 эстоноязычных жителей нашего государства. При этом не подставился ни разу, очень честно, грамотно и вдумчиво работал. Правда было у него несколько смешных проколов, но ситуация была не создана им, а спущена ему «сверху». Дело в том, что господин Тимуск не составлял «Закон о языке», а просто контролировал исполнение этого закона. Был в законе такой пункт, что на рекламе названия всех фирм должно быть крупно написано на эстонском языке и более мелко на языке фирмы. Господа, спускавшие директиву, видимо, не знали и даже не подозревали о таких вещах, как авторское право и защищённый товарный знак. Это надо же себе представить, надпись на Макдональдсе и Кока-Коле на эстонском языке. Следующий прокол был ещё смешнее. У нас есть союз национальных культурных обществ «Лира». И вот было принято решение, что все эти общества, т.е. их названия должны писаться на эстонском языке. Сильнее всего эта директива ударила по армянской составляющей общества. Их ячейка называлась «Ануш», что по-армянски значит «звезда», но поскольку в государственном языке для армян не нашли букву «ш», то название их общества стало звучать как «анус», что в переводе с латинского значит…Очень, очень обидно для армянской диаспоры. Я наслушался много ужасов про эту инспекцию, после этого дрожащей рукой набрал их телефонный номер и получил очень грамотную и развёрнутую консультацию на русском языке. Поэтому анекдот, который я придумал про господина Тимуска довольно благожелательный, хотя по характеру я человек вредный и ехидный. Очень. Так вот выходит Тимуск к микрофону и говорит: «У нас сложилась очень сложная демографическая ситуация». Поэтому языковая инспекция приняла решение, что с сегодняшнего дня фраза „Fuck your mother“ будет считаться не матерным ругательством, а добрых пожеланием».
Из анекдотов, не придуманных мной мне больше всего нравится вот этот: «Диктор по радио объявляет, что сегодня произошла автоавария. Столкнулись 2 автомобиля языковой инспекции. В подробностях о столкновении диктор добавляет, что экипаж потерпевшего автомобиля 120 раз, а экипаж виновного автомобиля 43 раза нарушили закон о языке».