Глава I

Анна Милова
      
       " Судьба всё подочла, всё взвесила... Как сеявший ветер - пожал бурю этот последний царь".
       Л. Г. Жданов.
   
      Автомобиль пересёк Невский проспект, по лёгкому ноябрьскому снегу прочертил Дворцовую площадь. Она слушала теперь не привычное "Боже, царя храни!...", а "Мы жертвою пали в борьбе роковой...", красными знамёнами празднуя годовщину революции. Зимний дворец, увешанный плакатами, отмечал рождение новой эпохи. "Свобода, равенство, братство", "Отречёмся от старого мира" пестрело вокруг.
      За площадью встали у серого мрачного здания. Один в пальто и шапке, другой в кепке и кожанке, нахмуренные поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж и пошли по анфиладе парадных залов. Там никого не было видно, лишь пылилась  в белых чехлах мебель, и чернели в стенах провалы каминов. Эхом отскакивали шаги от мраморных стен - ковры сняли и под ногами скрипел дубовый паркет. Звонко тикали часы, с люстр печально свисали хрустальные листья. Всё начало обрастать забвением.
      - И как они жили в эдаком каменном мешке? До костей пронизывает холод, - поежился солидный человек в пальто с собольим воротником, - А когда его жена уехала, Степан?- спросил он крепкого парня в чёрной куртке.
     - Не уехали, а удрали, - насмешливо поправил тот руководителя, - успели сбежать от расправы. Князь-то, что здесь жил, вроде и стишки писал?
      - Не вроде, а издавал стихи - салонную, буржуазную поэзию, - Ты, Стёпа, в Наркомпросе* служишь, и должен приобщаться к...
      - Приобщаться?! - нервно перебил тот руководителя, - отсюда всё старьё велено убрать, да позолоту всю позолоту замазать.
      - Ты погоди командовать, хозяин! Там, - Пётр Анатольевич указал пальцем куда-то в сторону, ещё ничего не решили. Дворец достояние народа.
      - Какое, к чертям достояние! У нас своя культура будет. Что он в жизни и в поэзии- то вашей понимал? В деревнях, поди, не голодал, на каторгах не горбатился. Воры, буржуи, ух!
      Стёпа сорвал с головы кепку и швырнул её на изящный позолоченный диванчик так, что тот будто съёжился и вскрикнул в ответ на его грубость.
      - Ценности и картины вывозят? Мы посоветуемся и примем решение.
      - А, может, приют для детей устроить?
      - Посмотрим.
      Степан промолчал, но на дне его глаз читалось: "А ты, интеллигентик, контра!".
      По винтовой лестнице они спустились вниз, в личные покои бывших хозяев. Прошлись по комнатам - оглядели уютную гостиную: пальмы в кадках, гору вышитых подушечек на диване, пёструю скатерть на круглом столе под шёлковым зелёным абажуром.
      - Какое мещанство! И жили, как обычная мещанская семья, - Пётр Анатольевич тронул засохшие розы, - м-да, цветочки, вазочки...
      В кабинете они подошли к письменному столу. Рядом с ним стоял распахнутый сейф, а в нём лежала тетрадь в солидном кожаном переплёте. Замочек на ней был уже сломан и бездействовал. Пётр вынул её из сейфа, небрежно покрутил в руках:
     - Его бумаги остались? Превосходно.
      Он полистал исписанные мелким почерком страницы, и, остановив рукой одну, вчитался. Брови его удивлённо поплыли к вискам, он покачал головой и хмыкнул. Степан, теребя кепку, поглядывал на него уже с нетерпением. Наконец, Пётр оторвался от тетради и аккуратно уложил её в свой портфель.
      - Вот что, Стёпа... - медлил он, решая сказать или пока не говорить ему что-то  важное.

      * НАРКОМПРОС - с июня 1918 года Народный комиссариат просвещения РСФСР.