Гимн Штирлицу
Телевизионный художественный фильм «Семнадцать мгновений весны» я смотрела фрагментами – отдельные сцены, эпизоды из разных серий. Я откладывала момент знакомства с этой картиной долгие годы. И не жалею об этом. Я посмотрела этот фильм в том возрасте, когда сумела его понять. И он меня заинтересовал настолько, что я решила прочитать роман Юлиана Семенова.
В интернете много отзывов об этой книге – чаще всего встречается мнение, что роман ничем не отличается от сценария. Я с этим не согласна. В романе гораздо больше интриг и сложностей. Штирлиц описан как творческий человек, который свою работу воспринимает как своеобразный вызов уму и сердцу. Персонажи описаны как умные сложные люди, никто не карикатуризирован. И немцы, и американцы, и русские показаны как расчетливые проницательные стороны военного конфликта. Дураков в этом романе нет, что идет вразрез с современной модой на карикатуризацию персонажей той эпохи. Тогда сценарии и фильмы о войне были более качественными.
В Штирлице меня подкупило сочетание строгости и сердечности, что органично описано в романе и сыграно Вячеславом Тихоновым. У него была феноменальная выдержка – умение не терять лицо в любых обстоятельствах, подстраиваться под любого собеседника, будь то друг или враг. В начале романа Штирлиц убивает своего агента Клауса, прослушав запись его беседы с пастором Шлагом. Клаус показан как безжалостный человек, готовый предать и подставить кого угодно ради своей выгоды. Работал он, как сказано в романе «артистично», обезоруживая собеседника кажущимся желанием говорить правду-матку. Опять же – описать такого человека можно было примитивно, сделав его отталкивающим. Но Юлиан Семенов описал талантливого мошенника, который умеет расположить к себе самых разных людей. Беседа Клауса с пастором Шлагом – один из самых ярких и выразительных эпизодов в романе:
«- Я не толковал человека. Я показывал мир воров и проституток, которые жили в катакомбах Бремена и Гамбурга. Гитлеровское государство назвало это гнусной клеветой на высшую расу, а церковь назвала клеветой на человека.
- Мы не боимся правды жизни.
- Боитесь! Я показывал, как эти люди пытались приходить в церковь и как церковь их отталкивала; именно паства отталкивала их, и пастор не мог идти против паствы.
- Разумеется, не мог. Я не осуждаю вас за правду. Я осуждаю вас за то, что вы показывали правду. Я расхожусь с вами в прогнозах на будущего человека».
Штирлиц издевательски беседует с Клаусом, провоцируя его на откровенность:
«-Это не так интересно, как кажется… Когда вы говорите, смеетесь, жалуетесь на боль в печени – это впечатляет, если учесть, что перед этим вы провели головоломную операцию… А в вашем досье – скучно; рапорты, донесения. Все смешалось: ваши доносы, доносы на вас… Нет, это неинтересно… Занятно другое: я подсчитал, что по вашим рапортам, благодаря вашей инициативе, было арестовано девяносто семь человек… Причем все они молчали о вас. Все без исключения. А их в гестапо довольно лихо обрабатывали…
- Зачем вы говорите мне об этом?
- Не знаю… Пытаюсь анализировать, что ли… Вам бывало больно, когда людей, дававших вам приют, потом забирали?
- А как вы думаете?
- Я не знаю.
- Черт его поймет… Я, видимо, чувствовал себя сильным, когда вступал с ними в единоборство. Меня интересовала схватка… То, что будет с ними потом, - не знаю… Что будет потом с нами? Со всеми?»
Штирлиц спасает жизнь пастору Шлагу из сочувствия и одновременно желая использовать его для своей деятельности. У пастора – широкий кругозор и связи в церковном мире. Штирлицу нужна была его искренность и способность находить общий язык с верующими.
В конце войны, когда кажется, что победа уже очевидна, Сталин говорит начальнику разведки: «Только подготовишки от политики могут считать Германию окончательно обессиленной, а потому не опасной… Германия – это сжатая до предела пружина, которую можно и сломить, прилагая равно мощные усилия с обеих сторон. В противном случае, если давление с одной из сторон превратится в подпирание, пружина может, распрямившись, ударить в противоположном направлении. И это будет сильный удар, во-первых, потому, что фанатизм гитлеровцев по-прежнему силен, а во-вторых, потому что военный потенциал Германии отнюдь не до конца истощен. Поэтому всякие попытки соглашения фашистов с антисоветчиками Запада должны рассматриваться вами как реальная возможность. Естественно, - продолжал Сталин, - вы должны отдать себе отчет в том, что главными фигурами в этих возможных сепаратных переговорах будут скорее всего ближайшие соратники Гитлера, имеющие авторитет и среди партийного аппарата и среди народа. Они, его ближайшие соратники, должны стать объектом вашего пристального наблюдения. Бесспорно, ближайшие советники тирана, который на грани падения, будут предавать его, чтобы спасти себе жизнь. Это аксиома в любой политической игре. Если вы проморгаете эти возможные процессы – пеняйте на себя. ЧК беспощадна, - неторопливо закурив, добавил Сталин, - не только к врагам, но и к тем, кто дает врагам шанс на победу – вольно или невольно…»
Сталин показан как человек, которому не свойственно примитивизировать своих врагов, он способен на объективную оценку ситуации. Штирлиц получает задание выяснить правду о мирных переговорах, которые Германия и Запад могут провести, игнорируя Советский Союз, потому что всех объединяла ненависть к большевикам и желание договориться обо всем за их спиной: «Исаев считал, что если разведке заниматься планированием политики, тогда может показаться, что рекомендаций будет много, а сведений - мало. Очень плохо, считал он, когда разведка полностью в подчинении политической, заранее выверенной линии: так было с Гитлером, когда он, уверовав в слабость Советского Союза, не прислушался к осторожным мнениям военных: Россия не так слаба, как кажется. Также плохо, думал Исаев, когда разведка тщится подчинить себе политику. Идеально, когда разведчик принимает перспективу развития событий и предоставляет политикам ряд возможных, наиболее, с его точки зрения, целесообразных решений. Разведчик, считал Исаев, может сомневаться в непогрешимости своих предсказаний, он не имеет права на одно только: он не имеет права сомневаться в их полной объективности».
Штирлиц в фильме Татьяны Лиозновой больше всего любит стариков и детей. Он с удовольствием делится своими продуктами с пожилой фрау и трогательно ее опекает, зазывая в гости, чтобы попробовать новинку. В романе нет такого персонажа. Штирлиц с нежной иронией отвергает кокетство молодой девушки Мари, которая хочет улучшить свою жизнь, предложив ему интимные услуги. «Девочка впервые увидала столько продуктов, - понял он. – Бедная девочка». Штирлиц предлагает ей забрать половину колбасы и сыр просто так, бесплатно. Он заботливый мужчина-отец, которому доставляет удовольствие заботиться о слабых, зависимых людях.
Личная жизнь Штирлица в романе показана в воспоминаниях о далекой родине - жена, сын. В фильм режиссер Лиознова вставила эпизод встречи Штирлица с женой, хотя профессионалы доказывали, что это не реалистично, никто не стал бы так подставлять его, ведь встреча такого рода – огромный риск для него. Но с точки зрения искусства фильм выиграл от этого. Немая сцена обмена взглядами с этой женщиной под музыку Таривердиева – один из самых ярких эпизодов в картине. Штирлиц выглядит нервным, напряженным, с трудом скрывая свое нетерпение и нежность к жене, которая впервые за долгие годы может показать свое отношение только глазами. Слова для них невозможны, запретны.
Штирлиц в определенный момент решил сделать профессора Плейшнера своим сообщником. И это была серьезная ошибка. Не в характере наивного, далекого от жизни кабинетного ученого шпионские игры. В результате вся операция оказалась на грани провала. В фильме Штирлиц раскаивается, что доверился ему, рассказал, что он советский разведчик. В романе Плейшнер говорит:
«-Я аплодирую вам, - сказал он наконец, - я понимаю… Вы можете положиться на меня во всем. Но я должен сказать вам сразу: как только меня ударит плетью по ребрам, я скажу все».
Он прекрасно понимал, что ему не надо заниматься такими делами. Но Штирлиц был вынужден обратиться к нему – от безысходности. Ему некому было больше поручить такое дело.
Один из самых трогательных моментов фильме – когда ошарашенный атмосферой свободы в Швейцарии Плейшнер счастлив, поверил в то, что его испытания позади, и впереди его ждет только радость. Одна из лучших мелодий Таривердиева сопровождает это состояние эйфории ученого, когда он по-ребячески наслаждается жизнью. Евгений Евстигнеев сыграл в этом фильме одну из лучших своих ролей. Как жаль, что продлилось это состояние недолго, и профессор, поняв, что он попался, вынужден был покончить с собой.
В романе стиль публицистический (размышления на разные темы) и диалоговый (как в сценарии) дают кинематографический эффект. Текст очень выразительный и живой. Шеф гестапо Мюллер, второй по величине и значимости герой романа, - мастер едкой насмешки. Он пародирует стиль речи своих подчиненных, издеваясь над ними, видя их насквозь. Свое уважение к Штирлицу, которого ему интересно открывать для себя заново в качестве фигуры, подозрительной властям, он выражает в разговорах с разными собеседниками. И лишь ближе к концу романа Мюллер становится откровенным со Штирлицем, отбросив сомнения в его искренности как мешающие общему делу, но не расставаясь с ними совсем. Ему свойственно все проверять и перепроверять, все подвергать критической насмешливости. Железная выдержка Штирлица, его способность выстоять против атаки власть предержащих вызывает уважение у Мюллера.
Он говорит, что уважает молчунов, а Штирлиц – молчун. Но мне показалось, что и Мюллер, и Штирлиц достаточно словоохотливы и любят витийствовать, чтобы вызвать доверие к себе.
Мюллер был разочарован в политике Гитлера, но упорен в своем желании не сдаваться до поры до времени, чтобы найти опору в этом крушении общего корабля, сбившегося с некогда верного, как казалось Мюллеру, курса. И найти нового человека, который спасет идею великой Германии. Он остается верным принципам национал-социализма, считая демократию неподходящей для немецкого народа, который уважает викингов, а не мелких лавочников.
И эта гигантомания проявляет себя в диалогах главного героя, Штирлица, со случайно встреченным на его пути в Швейцарию генералом. В фильме его гениально сыграл Николай Гриценко:
«- Фанатизм никогда не даст окончательной победы. Фанатики могут победить – на первых порах. Они никогда не одержат победы, потому что они устанут от самих себя. Прозит!
- Прозит… Тогда отчего же вы не поднимите свою девизию?
- Корпус…
- Тем более. Почему же тогда вы не сдадитесь в плен вместе со своим корпусом?
- А семья? А фанатики в штабе? А трусы, которым легче драться, веря в мифическую победу, чем сесть в лагерь союзников?
- Вы можете приказать.
- Приказывают умирать. Нет еще таких приказов – жить, сдаваясь врагу. Не научились писать».
Немцы не показаны как деградирующая нация, они – сильные и умные враги. Несмотря на всю чудовищность злодеяний той власти, к отдельным представителям правящего режима нельзя не проникнуться уважением. Мюллер и Шелленберг суперпрофессиональны – они мастера анализа и интриг. От Штирлица требуется невероятное упорство и дарование, чтобы противостоять таким, как они, суметь обмануть их, чтобы выжить. Будь по другому, разве вызывал бы он такое восхищение? Ведь борьба с дураками никому по большому счету не интересна.