Это настоящий партизанский край. От Устюжны до Пестово меня вез молчаливый мужчина на стареньком десятитоннике «Вольво» по узкой дорожке без обочин, которую одновременно покрывал и густой молочный туман, и темнота наступающей ночи. Сам поселок Пестово я прошел в глубокой ночи, ориентируясь по указателям, выводившим путников в направлении Боровичей. Я очень надеялся, что на выезде из этого райцентра будет, по обыкновению, заправка и я смогу там и посидеть, и, может быть, даже чаю хлопнуть, но мне с этим не очень повезло. Заправка была. Но она была в глубине леса, с отдельным заездом и представляла из себя такой старый советский вариант с окошком и без такого привычного избалованному жителю Санкт-Петербурга кафе. Я встал на дороге. Фонаря нет, только мой телефон, который я как-то укрепил на рюкзаке, чтобы хоть как-то обозначить мое присутствие на обочине.
Полночь. Тишина абсолютная. Даже в поселке ни звука, кроме отдаленного лая собак. И, разумеется, ни одной машины. Я простоял не меньше часа. Мои спасители появились не из поселка, а из леса. Я этой дорожки в темноте даже не видел. Зато я увидел автомобильные фары среди деревьев напротив, которые медленно пробирались между стволами и, наконец, вывернули в мою сторону на проезжую часть. И остановились около меня.
Как в страшной истории, которой меня часто пугали перед походом — старый черный «Мерседес», а внутри два армянина. Я сказал, что мне бы в сторону московской трассы сколько получится, на что получил утвердительный ответ и приглашение в салон автомобиля. Я сел на заднее сиденье и узнал, что довезут меня до деревни Меглецы. Я еще хорошо запомнил, что я спросил о наличии фонаря в деревне и тоже получил положительный ответ. Меня достаточно быстро сморило, так что всю дорогу я практически продремал. Меня разбудили тогда, когда мы въезжали в Меглецы. Я увидел такой желанный фонарь, у которого «Мерседес» плавно съехал с дороги и остановился у частного дома.
Я поблагодарил и двинулся уже было к тому самому фонарю, но мои армянские друзья, отец и сын, сказали, что не позволят уставшему путнику провести ночь в одиночестве на дороге, по которой ночью, дай Бог, если пара машин проедет. И меня пригласили в дом, накормили простым, но очень вкусным ужином, пусть время и близилось к трем часам. Затем организовали мне постель на веранде, а утром, прежде чем довезти на другой конец деревни к остановке, поставили передо мной внушительную порцию деревенского омлета, с ветчиной и зеленью и сладкого чаю.
Разумеется, мы поговорили. Отец еще с советских времени живет в этой деревне, он строитель. Сейчас с сыном занимаются тем, чем в Пестово и Сонково, по-моему, занимается больше половины взрослого мужского населения — строят дома. А я рассказал им, что я возвращаюсь с Байкала, что мне до дома остался день пути при удачном раскладе, и что я очень благодарен им за их гостеприимство, хотя и, признаться, немного струхнул, когда встретил их на ночной дороге. Посмеялись. Прекрасные люди живут в нашей стране. И совершенно неважно какой они национальности, когда они приехали, чем занимаются. Я повторюсь, в своем путешествии плохих людей я почти не встречал.
Уже к девяти утра я достиг Боровичей. Меня подбросил самый распространенный транспорт в сельской местности в утреннее время — молоковоз. По Боровичам я прогулялся пешком, прошел по железному мосту Белелюбского через Мсту, который является памятником русского мостостроения. Оригинальность конструкции моста состоит в использовании принципа напряженного лука. Арка, опираясь концами о берега, держит на себе всю тяжесть моста с передвигающимися по нему грузами. Чтобы во время большой нагрузки арка не переломилась, в ее центре сделано подвижное шарнирное устройство.
Из Боровичей на фуре с огнеупорным кирпичом местного производства я добрался до Крестцов, что уже находятся на московской трассе. Здесь меня почти сразу подобрал бородатый байкер на микроавтобусе, с которым мы сначала вместе отведали знаменитых местных пирожков. Кто часто ездит из Питера в Москву или обратным курсом через Крестцы знает, что в этой деревне достопримечательностью являются стоящие по обочинам столики с самоварами. Здесь вам и чаю нальют, и собственного изготовления пирожков предоставят с начинкой на любой вкус. Редкий дальнобойщик не останавливался в Крестцах, чтобы угоститься. Уже к середине дня я снова, как и почти три недели назад, пересек Волхов по пешеходному мосту, а затем через Новгородский Кремль вышел на улицу Псковскую.
Словно стремясь быстрее доставить меня до дома, судьба предоставляла мне машины одну за другой. Расстояния были небольшие, но я почти не стоял на дороге в холостую. Одной машиной до Панковки, затем по прямой до Шимска, из Шимска до Сольцов, там до Дубровки, оттуда до Порхова, а здесь в Попадинке, меня подхватила супружеская пара, которая двигалась в сторону Бежаниц. В пять печера я высадился в Максаковом Бору, а меньше чем через полчаса я уже постучался в дверь нашего деревенского дома в Волышово, вошел в комнату и обнял маму, которая, как и полагается всем встречающим мамам, заплакала. Без грусти. Просто потому что я вернулся. Признаться, я тоже пустил слезу.
Мое путешествие закончилось. Я сам не до конца верил в то, что действительно это сделал — прошел автостопом чуть больше тринадцати тысяч километров, сменил сто тринадцать машин и два скутера, побывал в двадцати четырех регионах нашей страны и своими глазами увидел Байкал, искупался в нем (если это можно так назвать), видел Волгу, Вятку, Каму, Иртыш, Обь и Енисей, пересек Уральские горы на юге и севернее. Еще пару дней мама слушала мои сбивчивые рассказы о том, как я спал в палатке, как поднимался в гору на Байкале, как разводил костры, как спасал латвийского водителя и готовил щи в кабине фуры, как смотрел на бескрайние поля Бородинского разреза и встречал утро под стенами Казанского Кремля. И мама стала первой, кто поддержал мое твердое желание написать об этом книгу. Мои нехитрые путевые заметки, которые вы только что прочли, друзья.