Как нам обустроить Россию
Выдержки
Ещё в начале века наш крупный государственный ум С.Е. Крыжановский предвидел: «Коренная Россия не располагает запасом культурных и нравственных сил для ассимиляции всех окраин. Это истощает русское национальное ядро».
Не к широте Державы мы должны стремиться, а к ясности нашего духа в остатке её
К сожалению, этот мираж «единонеделимства» 70 лет несла через
свою нищету и беды и наша стойкая, достойная русская эмиграция. Да
ведь для «единонеделимца» 1914 года — и Польша «наша» (взбалмошная
фантазия Александра I «осчастливить» её своим попечительством), и никак «отдать» её нельзя. Но кто возьмётся настаивать на этом сегодня?
Неужели Россия обеднилась от отделения Польши и Финляндии? Да только распрямилась. И так — ещё больше распрямимся от давящего груза «среднеазиатского подбрюшья», столь же необдуманного завоевания
Александра II, — лучше б эти силы он потратил на недостроенное здание
своих реформ, на рождение подлинно народного земства.
Наш философ этого века Ив.А.Ильин писал, что духовная жизнь
народа важней охвата его территории или даже хозяйственного богатства; выздоровление и благоденствие народа несравненно дороже всяких
внешних престижных целей.
А если верно, что Россия эти десятилетия отдавала свои жизненные соки республикам, — так и хозяйственных потерь мы от этого не
понесём, только экономия физических сил.
В Австрии и в 1848 галичане ещё называли свой национальный
совет — «Головна Русска Рада». Но затем в отторгнутой Галиции, при
австрийской подтравке, были выращены искажённый украинский ненародный язык, нашпигованный немецкими и польскими словами, и соблазн отучить карпатороссов от русской речи, и соблазн полного всеукраинского сепаратизма...
Для некоторых, даже и крупных, наций, как татары, башкиры,
удмурты, коми, чуваши, мордва, марийцы, якуты, — почти что и выбора
нет: непрактично существовать государству, вкруговую охваченному
другим. У иных национальных областей — будет внешняя граница, и если
они захотят отделяться — запрета не может быть и здесь. (Да ещё и не во
всех автономных республиках коренная народность составляет
большинство.) Но при сохранении всей их национальной самобытности в
культуре, религии, экономике — есть им смысл и остаться в Союзе.
Как показало в XX веке создание многих малых государственных
образований — это непосильно обременяет их избытком учреждений,
представительства, армией, отсекает от пространных территорий разворота торговли и общественной деятельности
Крымским татарам, разумеется, надо открыть полный возврат в
Крым. Но при плотности населения XXI века Крым вместителен для 8 –10
миллионов населения — и стотысячный татарский народ не может себе
требовать владения им.
Ещё этот мучительный и затратный процесс разделения отяжелит первый переходный период для всех нас, первую пору нового развития: сколько ещё нужно средств, средств, когда их и так нет. Однако
лишь это разделение прояснит нам прозор будущего.
Земля для человека содержит в себе не только хозяйственное значение, но и нравственное. Об этом убедительно писали у нас Глеб Успенский, Достоевский, да не только они
Столыпин говорил: нельзя создать правового государства, не имея
прежде независимого гражданина: социальный порядок первичней и
раньше всяких политических программ.
Но в общем виде мне кажется ясным, что надо дать простор
здоровой частной инициативе и поддерживать и защищать все виды мелких предприятий, на них-то скорей всего и расцветут местности, —
однако твёрдо ограничить законами возможность безудержной концентрации капитала, ни в какой отрасли не дать создаваться монополиям,
контролю одних предприятий над другими.
Противомонопольным законодательством необходимо в пределах любого вида производства регулировать непомерный рост сильно укрупнёнными налогами. Банки
— нужны как оперативные центры финансовой жизни, но — не дать им
превратиться в ростовщические наросты и стать негласными хозяевами
всей жизни.
Вся провинция, все просторы Российского Союза вдобавок к
сильному (и всё растущему по весу) самоуправлению должны получить
полную свободу хозяйственного и культурного дыхания. Наша родина не
может жить самоценно иначе, как если укрепятся, скажем, сорок таких
рассеянных по её раскинутости жизненных и световых центров для своих
краёв, каждый из них — средоточие экономической деятельности и
культуры, образования, самодостаточных библиотек, издательств, — так
чтобы всё окружное население могло бы получать полноценное культурное питание, и окружная молодёжь для своего обучения и роста — всё
не ниже качеством, чем в столицах. Только так может соразмерно
развиваться большая страна.
Вокруг каждого из таких сорока городов — выникнет из обморока
и самобытность окружного края. Только при таком рассредоточении жизни начнут повсюду восстанавливаться загубленные и строиться новые
местные дороги, и городки, и сёла вокруг.
И это особенно важно — для необъятной Великой Сибири, которую мы с первых же пятилеток ослеплённо безумно калечили вместо благоденственного развития.
Уже всё известно, писалось не раз: что гибнут книжные богатства
наших библиотек, полупустуют читальни, в забросе музеи. Они-то все
нуждаются в государственной помощи, они не могут жить за счёт кассовых сборов, как театры, кино и художественные выставки. (А вот спорт,
да в расчёте на всемирную славу, никак не должен финансироваться
государством, но — сколько сами соберут; а рядовое гимнастико-атлетическое развитие даётся в школе).
Не всякая новозатейщина обязательно ведёт прямо к добру. Наши
несравненные в 1916 году критики государственной системы — через
несколько месяцев, в 1917, получив власть, оказались совсем не готовы к
ней и всё загубили. Ни из чего не следует, что новоприходящие теперь
руководители окажутся сразу трезвы и прозорливы.
Конечно, постепенно мы будем пересоставлять государственный
организм. Это надо начинать не всё сразу, а с какого-то краю. И ясно,
что: с н и з у, с м е с т. При сильной центральной власти терпеливо и
настойчиво расширять права местной жизни.
Если в самих людях нет справедливости и честности — то это проявится при
любом строе.
Источник силы или бессилия общества — духовный уровень жизни, а уже потом — уровень промышленности. Одна рыночная экономика
и даже всеобщее изобилие — не могут быть венцом человечества. Чистота
общественных отношений — основней, чем уровень изобилия. Если в
нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государственное
устройство и никакое промышленное развитие не спасёт её от смерти, с
гнилым дуплом дерево не стоит.
Из каждых четырёх трубадуров сегодняшней гласности —
трое недавних угодников брежневщины, — и кто из них произнес слово
собственного раскаяния вместо проклятий безликому «застою»? И с
вузовских гуманитарных кафедр поныне самоуверенно вещают всё те же,
кто десятилетиями оморачивал студентам сознание.
Самый модный лозунг теперь, и мы все охотно повторяем: «права
человека». (Хотя очень разное все имеем в виду. Столичная интеллигенция понимает: свобода слова, печати, собраний и эмиграции, но
многие возмущены были бы и требовали бы запретить «права», как их
понимает чернонародье: право иметь жилище и работать в том месте, где
кормят, — отчего хлынули бы миллионы в столичные города.)
«Права человека» — это очень хорошо, но как бы нам самим следить, чтобы наши права не поширялись за счёт прав других? Общество
необузданных прав не может устоять в испытаниях. Если мы не хотим
над собой насильственной власти — каждый должен обуздывать и сам
себя. Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать
свои интересы. Большинство, если имеет власть расширяться и хватать,
— то именно так и делает. (Это и губило все правящие классы и группы
истории.) Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве
сопротивлений — но на сознательном самоограничении: на том, что мы
всегда обязаны уступать нравственной справедливости.
Только при самоограничении сможет дальше существовать всё
умножающееся и уплотняющееся человечество.
Всё больше каналов телепередач, да ещё и днём (а вот в Исландии — отказались от всякого телевидения хоть раз в неделю); всё больше пропагандистского, коммерческого и развлекательного звука (нашу страну ещё и поселе измождают долбящие радиодинамики над просторами), — да как же защитить право наших
ушей на тишину, право наших глаз — на внутреннее видение?
В 1754 году, при Елизавете, Пётр Иванович Шувалов предложил
такой удивительный — Проект сбережения народа.
Вот чудак?
А ведь — вот где государственная мудрость.
Освальд Шпенглер верно указывал, что в разных культурах даже
сам смысл государства разный и нет определившихся «лучших»
государственных форм, которые следовало бы заимствовать из одной
великой культуры в другую. А Монтескье: что каждому пространственному размеру государства соответствует определённая форма правления
и нельзя безнаказанно переносить форму, не сообразуясь с размерами
страны.
Для данного народа, с его географией, с его прожитой историей,
традициями, психологическим обликом, — установить такой строй,
который вёл бы его не к вырождению, а к расцвету. Государственная
структура должна непременно учитывать традиции народа.
Народ имеет несомненное право на власть, но хочет народ — не
власти (жажда её свойственна лишь процентам двум), а хочет прежде
всего устойчивого порядка.
Но выбирая демократию — надо отчётливо понимать, ч т о именно мы выбираем и за какую цену. И выбираем как средство, а не как цель.
Современный философ Карл Поппер сказал: демократию мы выбираем не
потому, что она изобилует добродетелями, а только чтоб избежать тирании. Выбираем — с сознанием её недостатков и поиском, как их преодолевать
Уважение к человеческой личности — более широкий принцип,
чем демократия, и вот оно должно быть выдержано непременно.
Однако и права личности не должны быть взнесены так высоко,
чтобы заслонить права общества. Папа Иоанн-Павел II высказал (1981,
речь на Филиппинах), что в случае конфликта национальной безопасности и прав человека приоритет должен быть отдан национальной
безопасности, то есть целости более общей структуры, без которой развалится и жизнь личностей.
Лидер кадетов П.Н.Милюков настаивал, что только прямые выборы от больших округов «обеспечат выбор интеллигентного и политически подготовленного представителя».
Цель всеобщего голосования — выявить Волю Народа: ту истинную Волю, которая будет всё направлять лучшим образом для народа.
Существует ли такая единая Воля и какова она? — никто не знает. Но
замечательно, что при разной системе подсчёта голосов мы узнаём эту
волю по-разному и даже противоположно.
Большинству у нас сейчас не кажется важным, как именно
устроена система голосования, а между тем она влияет существенно.
Состязуются в мире по крайней мере три системы подсчета:
пропорциональная, мажоритарная и абсолютного большинства.
Пропорциональные выборы по спискам чрезмерно усиливают власть партийных инстанций, составляющих списки кандидатов, и дают перевес большим организованным
партиям. И это особенно потому выгодно партиям, что они могут рассовать своих
центральных активистов по дальним округам, где те не живут, и так обеспечить их
избрание. На этом — чтобы не требовалось от кандидата жить в своём округе —
особенно настаивал кадетский съезд летом 1917: это «даёт возможность для ЦК
централизовать производство выборов». Да и все другие партии — на том же. Так
сказать, централизованная демократия.
При пропорциональной системе малые меньшинства обычно могут получить какой-то голос в представительном собрании, но создаётся множество парламентских фракций, и силы распыляются в раздор. Или это толкает партии
поправлять своё положение через беспринципные коалиции с изъянами для своей
программы — но лишь бы набрать голосов и захватить правительство. В сегодняшнем мире есть разительные примеры такой государственной слабости и
долгих правительственных кризисов.
Итак, всего лишь от способа подсчёта голосов может ошеломительно измениться и состав правительства и его программа, выражающая, разумеется, Волю Народа.
А уж пройдя избрание — кандидат становится народным представителем.
Наши четыре последовательных Государственных Думы мало выражали собой глубины и пространства России, только узкие слои нескольких городов, большинство населения на самом деле не вникло в
смысл тех выборов и тех партий. И наш блистательный думец В. Маклаков признал, что «воля народа» и при демократии фикция: за неё всего
лишь принимается решение большинства парламента.
Да и невозможны точные народные наказы своим депутатам на
все будущие непредвидимые случаи. И — нет такого импульса, который
заставлял бы нынешних избранцев стать выше своих будущих выборных
интересов, выше партийных комбинаций и служить только основательно
понятым интересам родины, пусть (и даже неизбежно) в ущерб себе и
своей партии. Делается то, что поверхностно нравится избирателям, хотя
бы по глубокому или дальнему смыслу это было для них зло. А в таком
обширном государстве, как наше, тем меньше возможность проверять
избранцев и тем большая возможность их злоупотреблений. Контрольного механизма над ними нет, есть только возможность попытки отказать в следующем переизбрании; иного влияния на ход государственного управления у народного большинства не остаётся.
Что ж отрицать, что при демократии деньги обеспечивают реальную власть, неизбежна концентрация власти у людей с большими деньгами.
Ныне пришло к тому, что мы так же не мыслим себе политическую жизнь без партий, как личную без семьи.
«Партия» — значит часть. Разделиться нам на партии — значит
разделиться на части. Партия как часть народа — кому же противостоит?
Очевидно — остальному народу, не пошедшему за ней. Каждая партия
старается прежде всего не для всей нации, а для себя и своих.
Национальный интерес затмевается партийными целями: прежде всего
— что нужно своей партии для следующего переизбрания; если нечто
полезное для государства и народа проистекло от враждебной нам партии
— то допустимо и не поддерживать его. Интересы партий да и само
существование их — вовсе не тождественны с интересами избирателей.
С. Крыжановский считал, что пороки и даже крушение парламентского
строя происходят именно из-за партий, отрицающих единство нации и
само понятие отечества. Партийная борьба заменяет где уж там поиск
истины — она идёт за партийный престиж и отвоевание кусков исполнительной власти. Верхушки политических партий неизбежно превращаются в олигархию. А перед кем отчитываются партии, кроме своих же
комитетов? — такая инстанция не предусмотрена ни в какой конституции.
Соперничество партий искажает народную волю. Принцип партийности уже подавляет личность и роль её, всякая партия есть
упрощение и огрубление личности. У человека — взгляды, а у партии —
идеология.
Что можно тут пожелать для будущего Российского Союза?
Никакое коренное решение государственных судеб не лежит на
партийных путях и не может быть отдано партиям. При буйстве партий
— кончена будет наша провинция и вконец заморочена наша деревня. Не
дать возможности «профессиональным политикам» подменять собою голоса страны. Для всех профессиональных знаний есть аппарат государственных служащих.
Любые партии, как и всякие ассоциации и союзы, не более того,
существуют свободно, выражают и отстаивают любые мнения, на свои
средства могут иметь печать, — но должны быть открыты, зарегистрированы со своими программами. (Всякие тайные союзы, напротив,
преследуются уголовно как заговор против общества.) Но недопустимо
вмешательство партий в производственный, служебный, учебный
процесс: это всё — вне политики.
Во всяких государственных выборах партии, наряду с любыми независимыми группами, имеют право выдвигать кандидатов, агитировать за них, но — без составления партийных списков: баллотируются не партии, а отдельные лица. Однако выбранный кандидат должен на весь срок своего избрания выбыть из своей партии, если он в таковой состоит, и действовать под личную ответственность передо всей массой избирателей. Власть — это заповеданное служение и не может быть предметом конкуренции партий.
Как следствие: во всех ступенях государственного представительства, снизу доверху, воспрещается образование парийных групп. И,
само собой, перестаёт существовать понятие «правящей партии».
Из высказанных выше критических замечаний о современной
демократии вовсе не следует, что будущему Российскому Союзу демократия не нужна. О ч е н ь н у ж н а. Но при полной неготовности
нашего народа к сложной демократической жизни — она должна постепенно, терпеливо и прочно строиться снизу, а не просто возглашаться
громковещательно и стремительно сверху, сразу во всем объёме и шири.
Все указанные недостатки почти никак не относятся к демократии малых пространств: небольшого города, посёлка, станицы,
волости (группа деревень) и в пределе уезда (района). Только в таком
объёме люди безошибочно смогут определить избранцев, хорошо известных им и по деловым способностям и по душевным качествам. Здесь —
не удержатся ложные репутации, здесь не поможет обманное красноречие или партийные рекомендации.
Это — именно такой объём, в каком может начать расти, укрепляться и сама себя осознавать новая российская демократия. И это —
самое наше жизненное и самое наше верное, ибо отстоит в нашей местности: неотравленные воздух и воду, наши дома, квартиры, наши больницы, ясли, школы, магазины, местное снабжение — и будет живо
содействовать росту местной нестеснённой экономической инициативы.
Без правильно поставленного местного самоуправления не может
быть добропрочной жизни, да само понятие «гражданской свободы» теряет смысл.
Демократия малых пространств тем сильна, что она непосредственная. Демократия по-настоящему эффективна там, где применимы
народные собрания, а не представительные. Такие повелись — ещё с
Афин и даже раньше. Такие — уверенно действуют сегодня в Соединённых Штатах и направляют местную жизнь. Такое посчастливилось
мне наблюдать и в Швейцарии, в кантоне Аппенцель. Я писал уже об этом
в другом месте, не удержусь тут повторить кратко. На городской площади
собраны, плотно друг ко другу стоят все имеющие право голоса («способные носить оружие», как предлагал и Аристотель). Голосование —
открытое, поднятием рук. Главу своего кантонального правительства,
ландамана, переизбрали очень охотно, с явной любовью, — но из предложенных им законопроектов тут же вслед проголосовали против трёх:
доверяем тебе! правь нами, — но без э т о г о!
Демократия малых пространств веками существовала и в России.
Это был сквозь все века русский деревенский мiр, а в иные поры —
городские веча, казачье самоуправление. С конца прошлого века росла и
проделала немалый путь ещё одна форма его — земство, к сожалению,
только уездное и губернское, без корня волостного земства и без обвершения всероссийским.
Я полагаю, что «советы депутатов» надо, шаг за шагом, снизу вверх, заменить земской системой.
Будем различать четыре ступени его:
— местное земство (некрупный город, микрорайон крупного,
посёлок, волость);
— уездное земство (нынешний район, крупный город);
— областное земство (область, автономная республика);
— всероссийское (всесоюзное) земство.
Нам, совершенно отученным от действительного самоуправления, надо постепенно осваивать этот ход, с низших ступеней его.
Голосование может производиться только за отдельных лиц. В
объёме местного земства они, обычно, избирателям хорошо знакомы.
Избирательные кампании желательны самые скромные и краткие: лишь
деловое оповещение о личных программах, биографиях и убеждениях; на
эту процедуру не должны тратиться никакие государственные средства, а
местные — по усмотрению местных сил. Также и многие подробности
процедуры должны решаться на местах, и они могут весьма разниться от
местности к местности.
При географической обширности и бытовых условиях нашей
страны прямые всегосударственные выборы законодателей в центральный парламент не могут быть плодотворны. Только выборы трёхчетырёхстепенные могут провести кандидатов и уже оправдавших себя и
укоренённых в своих местностях. Это будут выборы не отдалённых малознакомых людей, только и пофигурявших в избирательной кампании, но
выборы по взаимному многолетнему узнаванию и доверию.
Чем авторитетнее будет областное земство — тем, соответственно,
сильней самостоятельность и самопопечение автономных национальных
республик и областей.
Централизованная бюрократия инерционно старается ограничить области общественного самоуправления. Но это нужно лишь самой
бюрократии, а никак не народу, да и не правительству. В здоровое время
у местных сил — большая жажда деятельности, и ей должен быть открыт
самый широкий простор. Как формулировал Тихомиров: во всём, где общественные силы и сами способны поддерживать общеобязательные
нормы, действие правительственных учреждений излишне и даже
вредно, так как без нужды расслабляет способность нации к самостоятельности. Повсюду, где допустимо прямое действие народных сил —
в форме ли местного самоуправления или деятельности ещё каких-то
отдельных общественных ассоциаций, союзов, — это прямое действие
должно быть им открыто.
Сегодня президентская власть — никак не лишняя при обширности нашей страны и обилии её проблем. Но и все права Главы
Государства, и все возможные конфликтные ситуации должны быть строго предусмотрены законом, а тем более — порядок выбора президента.
Подлинный авторитет он будет иметь только после всенародного избрания (на 5 лет? 7 лет?). Однако для этого избрания не следует растрачивать народные силы жгучей и пристрастной избирательной кампанией
в несколько недель или даже месяцев, когда главная цель — опорочить
конкурента. Достаточно, если Всеземское Собрание выдвигает и тщательно обсуждает несколько кандидатур из числа урождённых граждан
государства и постоянно живших в нём последние 7–10 лет. В результате
обсуждений Всеземское Собрание даёт по поводу всех кандидатов единожды и в равных объёмах публичное обоснование и сводку выдвинутых
возражений. Затем всенародное голосование (в один-два тура, по способу
абсолютного большинства) могло бы производиться без напряжённой
изнурительной избирательной кампании. (Очевидно разумно, по
американскому образцу, предусмотреть и должность вице-президента:
его кандидатуру называет для себя кандидат в президенты, и они выбираются вместе).
Вспоминая свой богатый думский опыт, В. Маклаков выделял: самые прочные успехи демократии достигаются не перевесом большинства
над меньшинством, а — соглашением между ними. Для страны с политической неопытностью он даже предлагал создавать третью палату
парламента «из опытного и культурного меньшинства»: создание такой
преграды будет мешать свободному разливу демократии, но для неё самой менее опасно, чем неограниченная власть большинства.
Делая и ещё шаг в этой мысли: очевидно, надо искать форму
государственных решений более высокую, чем простое механическое
голосование. Всё отдавать на голосование по большинству — значит
устанавливать его диктатуру над меньшинством и над особыми мнениями, которые как раз наиболее ценны для поиска путей развития.
Высокий уровень деятельности всех государственных властей недостижим без установления над ними этического контроля. Его могла бы
осуществлять верховная моральная инстанция с совещательным голосом
— такая структура, в которой голосование почти вообще не производится, но все мнения и контрмнения солидно аргументируются, и это —
наиболее авторитетные голоса, какие могут прозвучать в государственной работе.
В нашей истории для того есть прочное подобие: Земский Собор в
Московской Руси.
В основу предлагаемой работы положены мысли многих русских
деятелей разной поры — и, я надеюсь, их соединение может послужить
плодоносной порослью.
Июль 1990
Биография писателя
Александр Солженицын родился в Кисловодске 11 декабря 1918 года. Его отца к тому времени уже не было в живых: за несколько месяцев до рождения сына он погиб на охоте. Мальчик знал его только по фотокарточкам и рассказам матери, Таисии Щербак. Когда началась Первая мировая война;, Исаакий Солженицын бросил университет и ушёл добровольцем на фронт. С женой он познакомился во время короткого отпуска в Москве;: Таисия Щербак тогда училась на сельскохозяйственных женских курсах княгини Голицыной. С началом революции; занятия прекратились, и она вернулась к родителям в село Кубанское (современный город Новокубанск).
Вскоре после рождения Александра Солженицына в село пришли большевики, установилась советская власть — и у семьи отобрали всё имущество. Таисия Солженицына с ребёнком переехала в Ростов-на-Дону; и устроилась стенографисткой. Она знала английский и французский языки, но на высокооплачиваемую работу дочь кулака не брали.
Три офицерских ордена с Первой мировой войны, которые в мое детство считались опасным криминалом, мы с мамой, помню, закапывали в землю, опасаясь обыска. <…> Она вырастила меня в невероятно тяжелых условиях. …все время снимали в каких-то гнилых избушках у частников, за большую плату, а когда и получили комнату, то это была часть перестроенной конюшни.
Александр Солженицын, «Бодался теленок с дубом»
В 1926 году Александр Солженицын пошёл в школу. Он рано начал читать Льва Толстого;: уже в 10 лет он познакомился с «Войной и миром»;. Мальчик мечтал стать писателем, сочинял приключенческие рассказы и даже составил из своих произведений две рукописные газеты.
В 1936 году Александр Солженицын окончил школу с золотой медалью, и его приняли в Ростовский государственный университет без вступительных испытаний. Он подал документы на физико-математический факультет. «Саня учился на математика не столько по призванию, сколько потому, что на физмате были исключительно образованные и очень интересные преподаватели. <…> Занимался Саня много, учился не за страх, а за совесть. <…> И ко всему Саня подходил очень организованно — заниматься так заниматься, учить других так учить», — вспоминал Эмилий Мазин, однокурсник и друг Солженицына.
Одним из преподавателей был математик Дмитрий Мордухай-Болтовской, который стал прообразом Дмитрия Горяинова-Шаховского в романе «В круге первом». Мордухай-Болтовской был почётным членом Сорбоннского университета и Нью-Йоркской Академии наук, но в СССР лишился всех званий из-за дворянского происхождения.
Чтобы заработать, студент Солженицын разгружал вагоны, а на старших курсах занимался репетиторством. Во время учебы в университете он не перестал заниматься литературой: стал редактором факультетской газеты, вступил в литкружок, создал свои первые произведения — «Ласточка», «Девятнадцать», «Эварист Галуа». «Был восемнадцатилетний Саня юнцом восторженным, весь светился правдоискательством, сочинял огромные поэмы в подражание «Мцыри»;, — вспоминал о Солженицыне писатель Борис Изюмский. В это же время молодой литератор задумал эпопею о революции и событиях Первой мировой войны. В 1937 году он изучил архивы и создал набросок романа «Август Четырнадцатого».
Летом 1939 года Солженицын подал документы на заочное искусствоведческое отделение в Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ). Вскоре он перевёлся на факультет русской литературы, продолжая учиться и в РГУ.
В университете Александр Солженицын познакомился со своей будущей женой — Натальей Решетовской. Они поженились на четвёртом курсе, втайне от родных. Писатель вспоминал: «Здесь больная черта моей биографии. Я с мамой был дружен, всегда охотно помогал ей, по всем очередям бросался, ничего не требовал для себя, ни подарков, ни игрушек. Но, начиная со старших классов, стал отдаляться от мамы, стал самостоятельно строить свою жизнь. Совершенно несчастной была моя привязанность к Наташе Решетовской, мама её явно недолюбливала, но из деликатности мне ничего не говорила, не пыталась влиять на меня, не лезла в душу, а я пользовался этим — живу как хочу».
В июне 1941 года Солженицын с отличием окончил РГУ и, досрочно сдав последний экзамен, уехал в Москву на сессию второго курса МИФЛИ.
Александр Солженицын приехал в Москву 22 июня 1941 года и тогда же услышал речь министра иностранных дел Вячеслава Молотова: началась война;. Солженицын хотел идти прямо в московский военкомат, но у него не было с собой военного билета. Пришлось возвращаться за ним в Ростов-на-Дону. Правда, Солженицына все равно не призвали из-за проблем со здоровьем. Вместо этого его с женой отправили в небольшой город Морозовск в Ростовской области; — преподавать математику в местной школе. Писатель не сдавался: он снова и снова приходил в военкомат, чтобы попасть на фронт. В сентябре 1941 года он написал стихотворение:
Опостылели мне безопасность и тыл,
Книги душу свою потеряли.
И теперь даже вид тех страниц мне постыл,
Что от пламени мысли дрожали.
<…>
Разве время теперь, чтоб талантом своим,
Самой жизнью своей дорожить?
Если Ленина Русь будет отдана им,
Для чего мне останется жить?
Солженицын добился своего: 18 октября 1941 года его мобилизовали и зачислили рядовым в гужевой транспортный батальон. Подразделение находилось в тылу, там Солженицын ухаживал за лошадьми. В марте 1942 года его отправили на Артиллерийские курсы усовершенствования командного состава, позже он закончил офицерскую школу в Костроме; и получил звание лейтенанта.
В декабре 1942 года Солженицына назначили командиром двух батарей звуковой разведки в Саранске;: ему нужно было отслеживать выстрелы противника, а потом передавать точные координаты артиллерии. За первый час битвы советские войска подавили 17 батарей противника, пять из них — благодаря координатам, которые засёк Солженицын. За это его наградили орденом Отечественной войны II степени.
В 1943 году Александр Солженицын встретился на фронте со своим другом Николаем Виткевичем. Они начали переписываться и обсуждать проблемы, с которыми сталкивались на службе. Цензуры они не опасались — считали, что карается только разглашение военной тайны. Постепенно друзья стали критиковать власть, писали, что Сталин «извращает» идеи Ленина. В январе 1944 года Солженицын и Виткевич снова встретились и составили «Резолюцию №1», в которой писали о послевоенном терроре и призывали сопротивляться режиму. За этот документ 9 февраля 1945 года Солженицына арестовали и лишили звания. Во время обыска у него нашли «Резолюцию» и фронтовые дневники, в которых он записывал истории сослуживцев. Через десять дней писателя доставили в Москву, на Лубянку. Его обвинили в антисоветской пропаганде и контрреволюционной деятельности. Допросы продолжались до мая 1945 года. Солженицын вину признал. «Это ничего, что я в тюрьме. Меня, видимо, не расстреляют. Зато я стану тут умней. Я многое пойму здесь, Небо! Я еще исправлю свои ошибки — не перед ними — перед тобою, Небо! Я здесь их понял — и я исправлю!», — писал он позже в романе «Архипелаг ГУЛАГ». В июле 1945 года его приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей и вечной ссылке после освобождения.
"Пять лет Александр Солженицын провёл в лагерях под Москвой. Сначала его отправили в пункт Новый Иерусалим, где он работал на глиняном карьере, затем перевели в строительный лагерь на Калужской заставе.
До ареста я тут многого не понимал. Неосмысленно тянул я в литературу, плохо зная, зачем это мне и зачем литературе. Изнывал лишь от того, что трудно, мол, свежие темы находить для рассказов. Страшно подумать, что б я стал за писатель (а стал бы), если б меня не посадили".
Александр Солженицын, «Бодался телёнок с дубом»
Солженицын участвовал в лагерных кружках самодеятельности и даже хотел присоединиться к музыкальному ансамблю, который гастролировал по тюрьмам. По воспоминаниям об артистах этого коллектива он написал пьесу «Республика труда».
Весной 1946 года из фронтовой части Солженицыну прислали положительную характеристику. В то же время появился слух, что Лаврентий Берия; распорядился переводить заключенных с высшим образованием на особые засекреченные предприятия. Солженицын на свой страх и риск дописал в лагерной карточке специальность «ядерный физик». Вскоре его вызвали на допрос. Обман раскрылся, но Солженицыну помогло математическое образование: его направили радиотехником в Рыбинск, на авиационное предприятие, где работали осужденные инженеры. Комната на шестерых, горячая еда, 800 граммов хлеба и 40 граммов сахара в день — по меркам ГУЛАГа Солженицын попал в неплохие условия. Время от времени его переводили на другие предприятия. Дольше всего писатель проработал на спецобъекте в Марфино, где его назначили библиотекарем.
В 1947 году в Марфино привезли двух заключённых: философа Дмитрия Панина и литературоведа Льва Копелева. Они стали друзьями Солженицына и прообразами главных героев его романа «В круге первом». В этом же году писатель начал работать над поэмой «Дороженька» и повестью «Люби революцию». Хранить тексты было нельзя: автор запоминал их, а затем сжигал листы.
"В лагере пришлось мне стихи заучивать наизусть — многие тысячи строк. Для того я придумывал четки с метрическою системой, а на пересылках наламывал спичек обломками и передвигал. Под конец лагерного срока, поверивши в силу памяти, я стал писать и заучивать диалоги в прозе, маненько — и сплошную прозу. Память вбирала! Шло. Но больше и больше уходило времени на ежемесячное повторение всего объема заученного — уже неделя в месяц".
Александр Солженицын, «Бодался телёнок с дубом»
Весной 1948 года на спецобъект в Марфино отправили Николая Виткевича, переписка с которым и стала причиной ареста Солженицына. Прежняя дружба возобновилась. В том же году жена писателя Наталья Решетовская попросила развод: она устраивалась на работу в химическую лабораторию МГУ;, и с осуждённым мужем у неё было мало шансов получить эту должность.
Из Марфино Солженицына отправили в Казахстан, где назначили каменщиком в лагере для политзаключённых. Там у писателя появилась идея — в подробностях описать, как проходит день осуждённого, «тот самый день, из которого складываются годы».
"Снова начинаю такую жизнь, какая была у меня пять лет назад. Очень многое со мной сходно с тем, что было тогда в Новом Иерусалиме; но огромная разница в том, что на этот раз я ко всему был приготовлен, стал спокойнее, выдержаннее, значительно менее требователен к жизни. Помню, например, как я тогда судорожно, торопливо и с кучей ошибок пытался устроиться поинтеллигентнее, получше. А сейчас все это мне как-то не кажется главным, важным, да и надоело, признаться. Палец о палец ничего подобного не предпринял. Пусть идет все как оно идет. Я стал верить в судьбу…", -
Александр Солженицын, «Бодался телёнок с дубом»
Солженицын продолжал сочинять стихи. В начале 1950-х годов он создал произведения «Отсюда не возвращаются», «Отречение», «С верхней полки столыпинского вагона», «Каменщик», «Хлебные четки». Все тексты он по-прежнему запоминал наизусть. Срок заключения писателя кончился 9 февраля 1953 года.
Согласно приговору после восьми лет лагерей Солженицына ждала вечная ссылка. Его отправили в посёлок Коктерек на юге Казахстана. «Поют ишаки! Поют верблюды! И все поет во мне: свободен! свободен!», — писал в он в романе «Архипелаг ГУЛАГ». Писателя привезли на место 4 марта, и первую ночь он провёл под открытым небом. На следующий день он узнал о смерти Сталина. Через месяц Солженицына приняли учителем математики и физики в местную школу.
На протяжении 1955 года писатель работал над романом «В круге первом». Тогда же он купил фотоаппарат для съёмки рукописей: в случае обыска негативы было бы легче спрятать, чем кипы бумаг. Солженицын вспоминал: «Важней всего и был объём вещи — не творческий объём в авторских листах, а объём в кубических сантиметрах. Тут выручали меня ещё неиспорченные глаза и от природы мелкий, как луковые семена, почерк; бумага тонкая, если удавалось привезти её из Москвы; полное уничтожение всех набросков, планов и промежуточных редакций; теснейшая… двусторонняя перепечатка; а по окончанию перепечатки — сожжение и главного беловика рукописи».
На XX съезде КПСС 1956 года Хрущёв; выступил с докладом, в котором осудил культ личности Сталина. Ссылки для политзаключённых отменили, их дела стали массово пересматривать. Солженицын получил справку об освобождении и право уехать из Казахстана. «Я ехал окунуться в самую душу средней России», — вспоминал писатель. 20 августа 1956 года он уехал в поселок Мезиновский Владимирской области;, где нашёл работу в школе. Солженицын поселился в соседней от школы деревне, в избе Матрёны Захаровой. Ей он посвятил рассказ «Матрёнин двор».
Постепенно у Солженицына наладились отношения с Натальей Решетовской: в 1957 году они снова поженились, и в конце учебного года писатель переехал к жене в Рязань.Там он преподавал физику в школе, работал на полставке, чтобы оставалось время для творчества. Весной 1958 года писатель задумал собрать все воспоминания и истории о жизни в лагерях в единое произведение — «Архипелаг ГУЛАГ».
В мае 1959 года Александр Солженицын начал работу над произведением «Один день Ивана Денисовича». Он написал повесть всего за 40 дней, а осенью того же года завершил рассказ «Матренин двор». Однако публиковать произведения он всё еще не решался.
В 1961 году Солженицын передал в редакцию журнала «Новый мир» рукопись «Одного дня Ивана Денисовича».
"Сам я в «Новый мир» не пошёл: просто ноги не тянулись, не предвидя успеха. Мне было 43 года, и достаточно я уже колотился на свете, чтоб идти в редакцию начинающим мальчиком. Мой тюремный друг Лев Копелев взялся передать рукопись. Хотя шесть авторских листов, но это было совсем тонко — ведь с двух сторон, без полей и строка вплотную к строке. Я отдал — и охватило меня волнение, только не молодого славолюбивого автора, а старого огрызчивого лагерника, имевшего неосторожность дать на себя след".
Александр Солженицын, «Бодался телёнок с дубом»
Редактор «Нового мира» Александр Твардовский; восторженно принял повесть и пригласил Солженицына в московскую редакцию. Договор на публикацию рассказа оформили по высшей ставке — один лишь аванс был равен учительской зарплате за два года. Почти год Твардовский добивался разрешения на печать. Он собрал отзывы авторитетных писателей — Самуила Маршака;, Константина Симонова;, Корнея Чуковского, попал на личный приём к Никите Хрущёву. Генеральный секретарь дал добро, решив, что «повесть написана с партийных позиций». В ноябре 1962 года «Один день Ивана Денисовича» вышел в 11-м номере журнала «Новый мир».
Произведение сразу стало популярным не только в Советском Союзе, но и за его пределами. Солженицына читали в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. Его приняли в Союз писателей и выдвинули на Ленинскую премию. Тогда Солженицын решил отдать в печать другие рассказы: «Матрёнин двор» и «Случай на станции Кречетовка». Твардовский опубликовал их в «Новом мире» через несколько месяцев.
Когда Хрущёв покинул пост генерального секретаря ЦК КПСС, отношение к Александру Солженицыну снова изменилось. Его произведения негласно запретили издавать. Благодаря Твардовскому удалось напечатать только рассказ «Захар-Калита». Однако после этой публикации Союз писателей СССР принудил редактора «Нового мира» уволиться. «Есть много способов убить поэта. Твардовского убили тем, что отняли «Новый мир»», — писал об этом Солженицын.
В 1966 году он закончил роман «Раковый корпус». Публикацию всячески оттягивали: просили переписать острые моменты, отказывали в печати. Солженицын даже написал письмо Брежневу: «Я прошу вас снять преграды с печатания моей повести «Раковый корпус», книги моих рассказов, с постановки моих пьес…». Ответа не последовало. Тогда писатель отдал копии произведения своим знакомым, и его напечатали в самиздате.
Солженицыну требовались помощники, чтобы перепечатывать тексты. Друзья познакомили его с Натальей Светловой. Вскоре они полюбили друг друга, и ради Светловой Солженицын второй раз развёлся с женой.
"Не решусь сказать, у какого русского писателя была рядом такая сотруженица и столь тонкий чуткий критик и советник. Сам я в жизни не встречал человека с таким ярким редакторским талантом, как моя жена, незаменимо посланная мне в моём замкнутом уединении, когда не может хватить одной авторской головы и примелькавшегося восприятия".
Александр Солженицын о Наталье Светловой
Солженицын продолжал работать над «Архипелагом ГУЛАГ». Произведение о репрессиях в СССР было основано на воспоминаниях и письмах 227 заключенных, а также личном опыте автора. Когда работа завершилась, один экземпляр он переправил за границу через Александра Андреева — внука писателя Леонида Андреева. Он вспоминал: «И вот я получаю инструкции. Мне нужно было выйти на определённой станции метро и, увидев знакомого человека, войти за ним в поезд, притворившись, что мы не знакомы… Выйдя из метро, мы сели в его «москвич» и поехали по Москве… Он сказал: «Посмотри под сиденье». Там лежали две банки из-под икры, побольше и поменьше. В них, переснятый на 35-миллиметровую пленку, и хранился «Архипелаг»».
В 1970 году Александру Солженицыну присудили Нобелевскую премию «за нравственную силу, с которой он продолжил традицию русской литературы». На церемонию номинант не приехал: опасался, что его не пустят обратно в СССР. Он слушал радиотрансляцию на даче своего друга — виолончелиста Мстислава Ростроповича;.
Зимой 1970 года Солженицын закончил роман «Август Четырнадцатого». Рукопись тайно передали в Париж Никите Струве, главе издательства «ИМКА-пресс». В 1973 году сотрудники КГБ арестовали помощницу Солженицына — Елизавету Воронянскую. На допросе она рассказала, где хранится одна из рукописей «Архипелага ГУЛАГ». Писателю грозил арест. Опасаясь, что все копии уничтожат, он решил срочно публиковать произведение за границей.
Печать «Архипелага ГУЛАГ» вызвала большой резонанс: в январе 1974 года Политбюро ЦК КПСС состоялось отдельное заседание, на котором обсуждали меры «пресечения антисоветской деятельности» Солженицына. В феврале писателя лишили гражданства «за действия, порочащие звание гражданина СССР» и выслали из страны. Сначала он жил в ФРГ, потом перебрался в Швейцарию, а вскоре решил переехать в американский штат Вермонт. Там писатель занялся публицистикой, основал «Русский общественный фонд помощи заключённым и их семьям».
"…4/5 ото всех моих гонораров отдать на общественные нужды, только пятую часть оставить для семьи. <…> В разгар травли я объявил публично, что гонорары «Архипелага» все отдаю в пользу зэков. Доход от «Архипелага» не считаю своим — он принадлежит самой России, а раньше всех — политзэкам, нашему брату. Так вот — и пора, не откладывать! Помощь нужна не когда-то там — но как можно быстрей".
Александр Солженицын, «Угодило зернышко промеж двух жерновов»
Отношение к писателю в СССР смягчилось с началом перестройки. В 1989 году впервые опубликовали главы из «Архипелага ГУЛАГ», а через год Солженицыну вернули советское гражданство и наградили его Литературной премией РСФСР. Он от неё отказался, заявив: «в нашей стране болезнь ГУЛАГа и посегодня не преодолена — ни юридически, ни морально. Эта книга — о страданиях миллионов, и я не могу собирать на ней почет». Осенью 1993 года Солженицын и его жена совершили «прощальную поездку» по Европе, а затем вернулись в Россию.
Последние годы жизни Солженицын провёл на подмосковной даче, которую ему подарил президент России Борис Ельцин. В июле 2001 года писатель опубликовал книгу о русско-еврейских отношениях «Двести лет вместе». В 2007 году Солженицыну присудили государственную премию «За выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности». 3 августа 2008 года писатель скончался, не дожив нескольких месяцев до своего 90-летия.
Интересные факты
1. Отчество Солженицына — не Исаевич, как указывают везде, а Исаакиевич. Когда будущий писатель получал паспорт, в конторе допустили ошибку.
2. Во время ссылки в Казахстане Солженицын подружился с семьей врача Николая Зубова, который научил его делать ящики с двойным дном. С тех пор писатель стал хранить бумажные копии своих произведений, а не только заучивать их наизусть.
3. Журнал «Новый мир», в котором была опубликована повесть «Один день Ивана Денисовича», раскупили за несколько часов. В 1963 году произведение вышло в издании «Роман-газета» тиражом в 750 тысяч копий.
4. Чтобы переименовать Большую Коммунистическую улицу в Москве в честь Солженицына, депутатам пришлось изменить закон: до этого запрещалось называть улицы в честь людей, которые умерли менее десяти лет назад.
https://www.culture.ru/persons/9837/aleksandr-solzhenicyn