Глава 082. Чайковский. Щелкунчик

Валентин Великий
Петр Ильич Чайковский
«Щелкунчик»
Двухактный балет на либретто Мариуса Петипа
По мотивам сказки Э. Т. А. Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король»
Балетмейстер-постановщик Лев Иванов
Премьера — 6 декабря 1892 г., Мариинский театр, Санкт-Петербург
Оркестр Мариинского театра (Санкт-Петербург)
Валерий Гергиев (дирижер)

Aelina: Постановка Чудо-Сказка-Волшебство!
Видео отличного качества, благодаря выразительным мизансценам создается иллюзия собственного присутствия в зале театра!

abyrvalg: Посмотрел. Просто какой-то апофеоз любви и праздник души, а также бальзам для уха и глаза. После такого балета жить еще лет сто хочется.
 Гергиев — человек невероятной трудоспособности и в хорошем смысле амбициозен, да и как дирижер чудесен, хотя и бывают недоумения.

Mikhail_Kollontay: Надо бы описать в деталях один его рабочий день, но не уверен, что Валерию это будет приятно... Это более чем невероятно. Имел возможность, в связи со своей оперой, близко наблюдать работу эту, на протяжении ряда разрозненных наездов. Кроме того, впечатление, что и весь театр так живет.

victormain: Так и живет. После вечернего концерта с Девятой симфонией Бетховена мы прошлись по Офицерской от средне-нового зала до Мариинки, зашли в театр. Было часов десять вечера, спектакля не было. При этом весь театр гудел голосами и звуками инструментов: певцы и оркестранты занимались в классах. Мы поднялись наверх, где молодая пианистка сыграла Валере фортепианный Концерт Галынина, целиком. Это он ее отслушивал на предмет совместного музицирования. Утвердил. Дальше слушали певца, кажется (кстати, в Висбадене певцов Валера слушал прямо в антракте концерта с отличной Пятой симфонией Чайковского). Нет, певицу, на Эболи, что ли... Опять немного гуляли.
В общем, он всегда был трудоголик, ну тут я абалдел. Утром-то он еще и репетировал...

Mikhail_Kollontay: Я все-таки не удержусь. Зная тоже Валеру очень много лет, пусть и не так близко, как Вы, всегда его очень уважал. Помню наше ликование, когда он стал, почти мальчик еще, главой театра.
 
Ну вот о том, что я видел в Мариинке в 2000 и около того году.

Вот идет конкурс в оркестр на передвижку на какое-то там место скрипок. Как!!! Конкурс идет на БОЛЬШОЙ СЦЕНЕ, поставили рояль, и с десяток скрипачей состязается. Мало того, что сам Валера сидит и руками машет так, что страшно рядом находиться (заодно вспоминает, как показать вступление в Рондо каприччиозо), как только уцелел рядом сидючи — не знаю, как он это по мне промазал. Так вот, этого мало. Масса народу, сидят в публике Ольга Бородина и Ульяна Лопаткина, болеют там за кого-то, что ли, я уж не знаю. Ну, где, скажите, такое видано.
Когда Валерий ходит в туалет — не знаю. Мне показалось, что не ходит вообще. Ежесекундно на шее не один даже человек, а сидит десяток людей в кабинете, и с каждым вежливо и до глубин идут деловые и всякие разговоры. Естественно, любой антракт в спектакле планируется заранее — какие вопросы и с кем надо решать. Я, например, имел важный разговор, когда маэстро надевал черное для сцены, Светлана (сестра) держала дверь, чтоб никто не ворвался, и вот так мы решали вопросы.
Настоящая же работа начиналась после спектакля. Заседания, иной раз выездные (помню, поехали вдруг все на Новую Голландию, что-то там рассматривать) — часов до пяти утра. Дальше, может, и спать, а может, и дома по телефону говорить — уж не знаю, но только в десять утра — за пультом и репетиция.
И так КАЖДЫЙ ДЕНЬ. Это не исключение из правил, а ежедневный, рутинный труд. В итоге — каждый месяц в то время выходил новый спектакль. Я помню, как подряд на моих глазах выскочили «Семен Котко» и «Пиковая дама». О текущем репертуаре, концертах (Вторая симфония Малера там затесалась заодно) и не говорю.
Конечно, при таком ритме никакой человек полностью сосредоточиться на искусстве не может. Поэтому иногда да, я согласен, иногда то, что делает Гергиев, на выходе, воспринимается как нескончаемая генеральная репетиция. Но этот мелькающий недостаток компенсируется объемом, толщей, монструозной мощью деятельности в целом. Вот такая особенность.
Помню, как, ну, видимо, ни секунды не занимаясь, Гергиев сел и принялся довольно лихо играть на рояле Дон-Жуана Рихарда Штрауса, косясь на меня при этом еще. Думаю, что он должен был играть хорошо — судя по этим касаниям клавиатуры. О сверхъестественной интуитивности можно и не рассказывать, но все же. Я внезапно приехал, пришел в театр, пошел наверх, на репетиционную сцену, где шел прогон «Парсифаля». Наверное, там не все были: вход там как бы снизу, ровно как в амфитеатре БЗК. Вот они поют-играют, я вхожу, далеко, тихо и незаметно, практически сзади. — В ту же секунду Валера поворачивается ко мне и, как бы зная, что это я, улыбаясь, делает ручкой... — Он не знал, что я приеду, он не мог меня видеть, потому что только моя макушка там могла быть ему видна, но стоял-то Валерий спиной. И такие вещи постоянно. В общем, успехи основываются на огромном комплексе самых разных свойств. На уме в том числе, между прочим, ибо я частично в курсе, как он устроил дела в театре с самого начала.

Валера, извините, что я не выдержал, это все с любовью и уважением, думаю, Вы понимаете. К слову, я понял так, что он думал, не привлечь ли меня и как пианиста заодно, ну, куда там, я дал по тормозам.

victormain: Да, сумасшедший дом все это. Оттенок которого всегда свойственен любому театру. А такому гигантскому да в таких исторических обстоятельствах — подавно. Ну и стиль работы Валерия индивидуальный, конечно. Удивляюсь, как он при всем том временами умудряется очень высококлассно музицировать. Помню, не так давно по Меццо была Десятая симфония Малера с Лондонским Филармоническим — просто здорово, как мне показалось.