Все началось с козла. Прожорливая скотина смачно прожевала прекрасный, нежный персик, презрительно фыркнув, выплюнула косточку и потянулась за вторым персиком.
- Дядь Егор, ты смотри, что делается! - ехидная соседка Наташка даже не подумала остановить рогатого, бородатого вора, с удовольствием досмотрела, как он сожрал ценный плод и только тогда толкнула локтем хозяина персиков, который яростно орал в телефон:
- Вредна колбаса эта! Не буду я вам ее покупать!
- Дядь Егор, а дядь Егор, - Наташка потянула Егора Семеновича за рукав, но обворованный продавец уже и сам заметил творящееся на его глазах преступление.
- Ах ты, скотина! Убью сволочь! - Егор Семенович замахнулся на козла. Противное животное лишь отступило на шаг и тупо поблескивало глазками, не забывая, впрочем, усиленно жевать.
- Чего это вы разорались? Вам жалко персика для милого козлика? - подала голос не менее милая старушенция, которая ласково наблюдала за козлиным обогащением витаминами.
- Ты хозяйка?
- Ну, я. А что?
- А то! Плати, бабка, за персики!
Будь Егор Семенович не настолько зол, он бы никогда не позволил себе такое хамство. Пожилых людей он уважал и, если это ему ничего не стоило, охотно им помогал. Через дорогу, к примеру, переводил или в магазине помогал прочесть надпись на упаковке, которая специально делалась такими мелкими буковками, чтобы ловчее обмануть доверчивого покупателя своим якобы натуральным составом, а на самом деле, в этих трудночитаемых строчках и таились вся химия и вред. Будь Егор Семенович спокоен, и не сожри козел ценный продукт, стоящий денег, он бы обратился к старушке вежливо и почтительно. Но нервы дяди Егора уже пострадали от наглого требования жены купить самую дорогую вареную колбасу (хоть и попросила именно его родная мать салат "Оливье", транжирить деньги было вовсе не обязательно, можно зарубить курицу, быстро отварить грудку, тут тебе и мясо на салат и бульон на легкий супец, да и вообще, в летнюю жару майонез вреден, так твердо выразил Егор Семенович свое мнение жене, которая за ответом в карман не полезла и посоветовала ему засунуть свои великие кулинарно-экономические идеи в куриную гузку и колбасу домой все-таки привезти). Как тут не осерчать?! Вот поэтому с губ расстроенного Егора Семеновича и сорвалось не то, чтобы грубое, скорее, непочтительное слово.
"Бабка" - пожилая дама, одетая роскошно и изысканно (так подумал неопытный в подобных делах Егор Семенович и решил цену заломить изрядную), удивленно глянула на хама и достала из сумочки маленький кошелек.
- И во сколько же вы оцениваете персики?
- Триста рублей! - нагло выдал Егор Семенович, предвидя, что сейчас начнется торг и даже скандал и в лучшем случае от козлиной хозяйки удастся получить рублей сто, а то и всего лишь пятьдесят.
- Не дорого ли за два персика? - спокойно осведомилась "бабка".
- Ты сама посмотри персики-то какие! - продолжил хамить Егор Семенович. - Как с картинки! А сочные, сладкие, душистые! Да и не два персика козел сожрал, вон, на третий слюной накапал, как пометил! Кому я теперь его продам? Так что три больших персика! А еще моральный вред, вот! Будешь знать, бабка, как козлов с привязи спускать. Порядочным людям проходу не давать! Вот, бери третий персик, весь слюнявый и плати!
- Я и не спорю, просто спросила, - спокойно ответила старушка, вытащила из кошелечка три сотни и отдала Егору Семеновичу. Козел возмущенно заблеял, словно протестовал против такой высокой цены за свое вероломство. Но кто бы эту скотину спрашивал!
- Персик-то возьми, на пару с козлом съешь, - хихикнул Егор Семенович, уже довольный и почти счастливый. На полкило дорогой вареной колбасы, считай, заработал. А если купить колбаску подешевле, то и прибыль останется. И это он только-только торговать начал! Эх, хороший видно сегодня день, счастливый!
Старушка послушно взяла персик, на котором и капельки козлиной слюны не наблюдалось, немного подумала и неожиданно сказала:
- Я вас, пожалуй, угощу. Мне персики нельзя, аллергия, знаете ли, козлик уже наелся, а вы берите! Вкусные персики, душистые, медовые!
Егор Семенович мог бы поклясться всеми еще не проданными персиками и яблоками, что наглая бабка издевается. Ну и пусть! Зато этот персик можно будет продать еще раз! Егор Семенович усмехнулся, взял персик и даже поблагодарил бабку.
- Я тут каждый день торгую, приходите вместе с козликом, буду оченно рад! - крикнул Егор Семенович бабке в спину и уже хотел было положить персик в ведерко, как вдруг, абсолютно неожиданно произошли два события: во-первых, Егору Семеновичу до стона захотелось персика, а во-вторых, зазвонил телефон.
- Снова жена! Да куплю, куплю я вам колбасы! - сказал Егор Семенович и досадливо и нетерпеливо выключил телефон. Совсем, ко всем чертям! Ну, может человек спокойно поторговать и съесть собственный персик, за который он, к тому же, еще и сотню получил?
Егор Семенович потер персик о чистую рубашку, широко открыл рот и, предвкушая нереальные сладость и вкус, откусил большой кусок. Через пару секунд стихийный рынок, который местные власти уже отчаялись разогнать, огласился таким ревом, что вздрогнули и покупатели, и продавцы и чуть сами, по недоброй воле вопля, не разбежались.
- Дядь Егор, ты чего? Оса укусила, что ль?
Егор Семенович выплюнул кусок медового персика, самого надкусанного "виновного" отшвырнул так далеко, что неожиданно метко попал в праздного голубя и схватился за щеку.
- Зуб, кусок прямо в дырку попал, - с трудом простонал дядя Егор.
- Сейчас, водичкой прополоскаешь и лучше станет, - засуетилась соседка Наташка, тетка немного противная, но добрая.
От водички, попавшей на воспаленный нерв, стало еще хуже. Егор Семенович стонал и прощался с жизнью. Терпеть такую боль он был не в состоянии.
- Что ж ты так зуб запустил? В поликлинику надо было!
Зуб Егор Семенович запустил по причине жадности и страха. За укол, который позволит вылечить зуб безболезненно и даже приятно, надо было, вроде бы, платить. Самыми настоящими деньгами. Так платить и не за что! За один единственный укол? Жалко. Это, если с одной стороны посмотреть. А с другой, если не платить, то лечение зуба оборачивалось маленькой трагедией с жуткой болью, слезами и отчаянным хватанием зубного врача за руки. Поэтому Егор Семенович и решил, что зуб поболит и сам пройдет. Надо только не есть на ту сторону и после еды рот полоскать, можно даже водкой. Дезинфекция, она не помешает!
И вроде бы действительно это помогало, зуб затаился и ныл лишь изредка, когда Егор Семенович забывал про него и неосмотрительно плескал на больную сторону горячий борщ или холодный компот. И жил бы так Егор Семенович долго, очень долго, но проклятый персик и радость от дармовых, хоть и небольших денег, отбили ему все памороки, и сладкая мякоть с ювелирной точностью вонзилась в трепетный нерв.
- Аааа, ооооо, - выл Егор Семенович, держась за щеку.
Удивительно, как боль меняет человека. Егор Семенович - одетый чисто и опрятно, совсем не старик, вдруг, вроде бы, прекратился в дряхлого, измученного юродивого, попрошайку, отщепенца. От него даже запахло немытым телом и, почему-то, сладкой мышиной вонью. Этот морок, несомненно это был именно он, разогнал всех покупателей маленького рынка, и соседка Наташка, усилием воли отогнав от себя неприязнь и гадливость, взяла Егора Семеновича за руку и предложила:
- Дядь Егор, на соседней улице есть платная стоматология, хорошая, мне там зуб дергали. Совсем не больно. Давай я тебя туда отведу? А фрукты твои сама продам. Придешь, деньги до копейки отдам, ты меня знаешь!
Страшное слово "платный" почти излечило ноющий зуб, но, он, поняв, что если дать слабину, то хозяин лечить его и не подумает, заявил о себе таким мощным и сильным всплеском боли, что Егор Семенович лишь закатил глаза и прошептал:
- Веди. Персики отдавай по 250, яблоки по 100.
То ли сон, то ли явь, то ли кошмар, сразу и не поймешь. Боль правит телом и миром, не дает смотреть и слушать, думать и запоминать. Егора Семеновича, обессиленного, жалкого, словно дитя неразумного, подвели к креслу, усадили, а он, послушный и покорный, лишь рот открывал, закрывал, сплевывал и все стонал. Даже когда боль отпустила. По привычке охал и ахал, особенно когда увидел квитанцию, где говорилось, сколько ему надо заплатить за все эти новомодные штуки, уколы и временную пломбу, которую, как сразу понял Егор Семенович, он менять никогда не будет. Ибо все знают, нет ничего более постоянного, чем временное. Так почему пломбе быть исключением?
Попытался Егор Семенович поторговаться, но кассирша устало на него посмотрела и сказала, что он не на рынке, тут торг не уместен.
"Рынок! Персики и яблоки! Да еще и колбасу надо успеть купить! Сколько он зуб лечил? Долго! Часа полтора, а то и два, запущенный случай, сказали, был! Конечно! Придумали, как деньги из измученных граждан трясти! Рентгены всякие, салфетки одноразовые, перчатки! Пахнет в кабинете вкусно и совсем не страшно! За то, наверняка, отдельная плата! Да и все за денежки! Эх!" - думал Егор Семенович и бежал прытко, как напуганный заяц. "А ну как Наташка уже все продала и уехала? А деньги? Никак потеряет? Ведра опять же! Ах, как некстати зуб заболел! А все эта бабка ехидная и ее козел! На них вся вина!"
Пугал себя Егор Семенович страшно, но все, на удивление, обошлось. И цену на персики не сбивали, и народ бойко шел, и продались все фрукты, и ведра дождались хозяина! Если бы не зубные траты, удачный был бы день! Прекрасный!
Пока суть, да дело, пока зуб и мучения, пока Наташка отчитывалась по продаже фруктов и выручке, пока Егор Семенович неспешно обходил магазины в поисках приличной, но не очень дорогой колбасы, пока он ездил в ювелирный и смотрел на золотые цепочки, чтобы ткнуть жене в нос ценами, времени прошло много. Только через несколько часов он вспомнил, что телефон он давно выключил.
- Ничего, ничего, переживут! - сказал он телефону, увидев, что жена звонила ему раз двадцать, и дочка звонила, и зять и тоже не по одному разу. - Как им эта колбаса в печенки въелась! - немного разозлился Егор Семенович, а позже подумал: как же это ничего ему сердце не подсказало? А вдруг успел бы? Нет, не успел бы! Видно, судьба такая. Теперь только смириться.
Сердце Егора Семеновича, как уже было сказано, молчало, кошелек ныл от трат, а зуб тоже молчал, но уже довольно, стервец! Егор Семенович вел машину и думал, что он, в общем-то, счастливый человек, а теперь еще и зуб не болит. Вот если бы только вся его семья слегка поумнела бы и начала правильно распоряжаться деньгами.
Деньги - вот что постоянно ссорило Егора Семеновича с его семьей.
Деньги Егор Семенович любил страстно. Мятые, старые купюры одаривал ласковым взглядом и аккуратно разглаживал ладонью. Новые, хрустящие, заносчивые, не знающие жизни и людских, грубых прикосновений, вызывали в нем безграничную нежность и заботу. Он говорил им всем, что теперь-то они попали в хорошие руки, которые будут о них заботиться, часто пересчитывать, перекладывать из ящичка в ящик и, конечно же, они услышат истории своей жизни. Не всей, конечно, только того отрезка, который их связывает с Егором Семеновичем.
- Зачем ты их копишь? - бывало ругались и жена, и мать.
- Затем! А вам бы все тратить! Растрынькаете все накопления за неделю, а дальше что?
- Инфляция твои деньги трынькает, - отбрехивалась жена и начинала канючить. Все ей что-то было надо, все требовало трат и, как следствие, разлуки с любимыми купюрами. Если вдруг жена сильно, со скандалом, настаивала на выдаче ей какой-либо великой суммы, Егор Семенович прощался с деньгами, как с живыми людьми, чуть ли не оплакивал их, вынимая из своего тайника.
- Прощайте, - шептал он деньгам и гладил их на прощание.
- Псих ненормальный! - обзывалась жена и шла жаловаться свекрови, то есть матери Егора Семеновича - старушке пожилой, но бодрой и здравомыслящей.
- В кого ты такой уродился, Гошка? - спрашивала она сына и добавляла, что в нем сидит бес скупости, и, по-хорошему, надо бы Гошку отвести к бабке, чтобы беса изгнать. - Что же ты над каждым рублем трясешься? Пенсия у вас хорошая, с огорода все продаешь, я вам свою пенсию отдаю! Зачем тебе эти бумажки?
Бумажки, сказала тоже! С их помощью жизнь можно изменить раз и навсегда! Так отвечал Егор Семенович, но делать это не спешил. Зачем? Его и так все устраивает. А денежки пусть лежат, глаз и руки радуют.
В общем, хорошо они жили: от одного денежного скандала до другого. Последний был особенно жарким потому, что жена Егора Семеновича, не спросившись, купила дочери вроде бы чудодейственный амулет за абсолютно бешеные деньги, поставила супруга перед фактом и нагло заявила, что на хозяйство денег нет и пусть он открывает сундук и дает деньги на продукты.
- Вот за это? Сколько? - схватился за сердце Егор Семенович, увидев жалкую безделушку. - Сдавай назад! Немедленно!
- Не сдам! Это амулет, дочери на женское счастье! - неожиданно твердо ответила жена, а к ней и мать присоединилась, предательница.
- Это лунница, она женщине помогает. Даст Бог наконец-то внучка ребеночка родит, - объяснила Егору Семеновичу мать - старая и темная женщина, всю жизнь прожившая в деревне, ей предрассудки даже простительны, а вот жене...
- Это не просто кулон, амулет, понимаешь? Его специально делали, в определенную фазу Луны, с заговорами и травами, - пыталась объяснить страшную цену безделушки жена.
- Дура! Развели тебя, как ребенка! - рявкнул Егор Семенович, но дело было уже не исправить. Дочка нацепила на себя эту глупость и наивно стала ждать долгожданной беременности. - Тоже дура! Как и все бабы! - определил Егор Семенович.
- И кто дура? - ехидно спросила Егора Семеновича жена всего лишь через несколько месяцев, когда дочка, плача от счастья, принесла им маленькую черно-белую карточку - фотографию будущей внучки.
- Совпадение, бывает такое, - ответил Егор Семенович. Рад он был и за дочь, и за всех их, но верить в то, что дорогая безделушка помогла забеременеть? Глупости! Врачи постарались, зять постарался, лекарства помогли, время пришло. Вот и все. А хочется им думать, что это все кулон, ну и пусть. Лишь бы к Егору Семеновичу не приставали.
Но неймется жене! Придумала она к этой луннице еще и цепочку заговоренную приобрести. По цене такой невероятной, что на руках волосы дыбом встали, как представил Егор Семенович, что вот этими руками он будет из заветного ящичка купюры отстегивать! Егор Семенович отмолчался, сделал вид, что думает, а сам заглянул в ювелирный и убедился, что цепочек этих валом, и приобрести одну тоненькую, но приличную, можно намного дешевле, чем ту, которую выбрала жена у какого-то интернетного шарлатана. Кроме того, у Егора Семеновича в рукаве был еще один козырь: дочке сорок лет исполняется, а, как известно, дата эта зловещая, ее не отмечают (а дочке уж и рожать скоро, так тем более, опасно сорокалетие справлять!) и подарком можно обойтись скромным. Лучше уж потом внучке кроватку купить или коляску. На эти траты Егор Семенович был согласен. Нужные, это тебе не побрякушки на шею навешивать!
Обо всем этом Егор Семенович неспешно и думал, аккуратно ведя машину и слушая, как голодный желудок поет громкие песни. Ничего, сейчас быстро купленную им колбаску в салат покрошат, тарелку борща нальют, и день закончится самым приятным образом!
Наверняка в тот августовский день скупой демон Егора Семеновича совсем задурил ему мозги. Как иначе объяснить тот факт, что Егор Семенович не понял, почему около его двора стоит машина зятя, а ворота и калитка раззявили пасти перед любопытной улицей? Почему на пыльной дороге толпятся бабки соседки и смотрят на Егора Семеновича взглядом скорбным и жадным? Ничегошеньки он не понял! Только разозлился, что все нараспашку, что непорядок и вообще! Про "вообще" он не додумал, не успел. Жена выскочила навстречу и только по ее лицу, посеревшему и осунувшемуся, он вдруг понял, что в дом пришла беда, которую ничем не исправить, не откупаться. Вечная беда. Жизненная. Своенравная. Смертью ее зовут.
- Мама... - жена не договорила, зарыдала, обняла Егора Семеновича крепко, словно стараясь удержать его на этом свете. "Мама?" - удивился Егор Семенович и ничего не понял. Чья мама? Жены? Теща, то есть? Она давно умерла!
- Мы тебе звонили, она проститься хотела, чувствовала, что умирает, а у тебя телефон отключен, - всхлипывала жена, а Егор Семенович так и не мог понять: о ком это она? Надо войти в дом, спросить у матери, кто...
Мама, его мама, звавшая его Гошенькой и Егоркой, вырастившая его одна, его здоровая и вечная мама, это она... А что она? "Умерла я, Егорушка", - вроде бы услышал он мамин голос. "Совсем умерла. Навсегда."
- Мама? - повторил Егор Семенович.
- Да, Егорушка. Инфаркт. Быстро умерла, как она Бога и просила, в больницу успели отвезти, но...- заплакала жена.
Егор Семенович загнал машину в гараж и поспешил в дом. Ему хотелось зацепиться взглядом и рукой за что-то родное, привычное, за что-то... мамино. Лечь на ее кровать, спрятаться под одеялом и вспомнить себя совсем маленьким.
- Егор, дел много. Во дворе надо убрать, маму завтра утром привезут, - жена подошла неслышно, он даже испугался немного. И снова недоумение. Почему маму привезут? Откуда? Куда она ездила? - Она ждала тебя, сказала вот это сразу же отдать. Мы тебе звонили, звонили...
Жена вытащила из кармана старое, потертое портмоне, которое всегда лежало под маминой подушкой, и почему-то именно эта неправильность - мамина личная вещь в жениных руках - достучалась до сознания Егора Семеновича, и он с каким-то удивлением и непонятным облегчением (за него он позже долго ел себя поедом, обвинял в бесчувственности и жестокости, пока не понял, то было облегчение от маминой легкой смерти, легкой, не страшной, не гниющей и не мучительной) осознал: мама умерла.
- Егор, дел много, - повторила жена, всунула ему в руки портмоне и, утирая слезы, стала завешивать зеркала старыми простынями.
Егор Семенович машинально открыл портмоне, увидел в нем свою детскую фотографию (он сидит на мамином сундуке), какие-то бумажки и, конечно же, деньги.
- Мама все расписала. Она все обдумала и мне рассказала, - жена снова смогла удивить Егора Семеновича. Да и мама тоже, - гроб мы уже заказали, а поминки она попросила сделать в кафе "У любимой березы".
- Где? - не сдержался Егор Семенович, и тут его демон, почувствовав родную стихию, мерзко проявил себя во всей красе. - Зачем кафе, да еще и такое дорогое? Вполне можно все организовать дома, и вкуснее будет, и...
- Нет, в кафе! Мама так хотела! Мы ездили туда месяц назад, она все выбрала! И не смей даже слово сказать! - жена хлопнула дверью и выскочила во двор, словно Егор Семенович ее чем-то обидел. Он всего-то хотел немного сэкономить. Все знают, насколько дороги сейчас похороны.
***
Мамины поминки всем запомнились вкусным пюре.
- На скольких поминках я была, всегда селедка очень вкусная, а пюре абсолютно отвратительное, - так сказала мама Егора Семеновича владелице кафе месяц назад, когда строго указывала, что должно быть на столах, когда ее начнут вспоминать добрым словом, - смотрите! Сделаете толчёнку на воде, я вас с того света достану и житья не дам! Хочу, чтобы пюре было на сливках и с настоящим, вкусным маслом! Не хотите ноги бить, на рынок идти, мои все продукты принесут!
Владелица кафе закатывала глаза. Такая придирчивая покойница, да еще и будущая, попалась ей впервые. Она, конечно, пообещала пюре сделать как дома, но в глубине души знала, что когда придет тот самый день, она пожалеет и масло, и хорошее молоко. Сделает картофельную размазню, как и всегда. Поминки - это вам не свадьба. Народ за столами засиживаться не будет, а покойнику так и все равно, чем там его поминали. Главное же внимание, верно?
Мама Егора Семеновича эти мысли поняла мгновенно, вперилась во владелицу тяжелым взглядом и еще раз сказала:
- С того света приду, усекла, кудрявая?
Почему-то именно эта смешная угроза на владелицу и подействовала. Словно могильным хладом на кудрявую пахнуло, ледяной крест на груди нарисовало.
- Кондиционер, кто-нибудь, выключите, холодно же! - раздраженно крикнула владелица и буркнула:
- Усекла.
И, что самое интересное, не обманула. Пюре все хвалили, говорили, что такого легкого и вкусного давно не ели.
Егору Семеновичу кусок в горло лез с трудом. Все не верилось, что это мамины поминки. Так и хотелось ей пожаловаться, сколько деньжищ потрачено! Как все дорого!
- Не твои деньги, мамины, она их собрала, не стыдно жаловаться и жаться? - рявкнула на Егора Семеновича жена и требовательно протянула руку. Егор Семенович вздохнул, достал мамино портмоне и отслюнявил деньги.
Портмоне было старым, заслуженным. Откуда оно у мамы? Почему она никогда его не меняла? Кто ж его знает! Почему-то Егор Семенович никогда не спрашивал. Портмоне и портмоне, хорошее, крепкое, теперь он его полноправный хозяин.
***
Полгода после маминой смерти пролетели быстро, незаметно. Иногда Егору Семеновичу казалось, что она вовсе и не умерла, просто уменьшилась, превратилась в маленького человечка, который живет в старом портмоне. Почему-то, когда он доставал его из кармана, он всегда чувствовал мамино присутствие, которое, как он позже понял, и одарило его неизлечимой болезнью, не описанной в медицинских справочниках. Называлась она - щедрость и, видимо, была избирательно заразна, в его случае, передалась по наследству вместе со сберегательной книжкой мамы.
Поначалу ему просто нравилось держать портмоне в руках, открывать его, смотреть на фотографию счастливой дочки и новорожденной внучки, а немного позже появилась и радость от потраченных денег. Чувство это было настолько необычным, что Егор Семенович даже болел несколько дней, температурил, не желая принимать незнакомое, наглое ощущение - удовольствие от расходов.
Он хорошо помнил, как это греховное чувство посетило его в первый раз.
Он распродал яблоки и персики (умудрялся их сохранить в холодном погребе и продал втридорога, в не сезон) и решил зайти в ювелирный, присмотреть подарок дочери на рождение внучки. Дорогую цепочку жена дочери самовольно купила (бабы, все-таки, дуры!), и теперь та самая лунница (оказывается, именно мама Егора Семеновича настояла на покупке дорогого амулета) болталась на такой же якобы заговоренной цепи - неоправданно дорогой. Егор Семенович думал, что купит дочке какое-нибудь серебряное колечко (все равно дома сидит, зачем ей дорогие украшения? важна память), попросит положить его в красивую, богатую коробочку, и тогда, наверняка, жена не станет кричать и обзывать его жмотом. Но, неожиданно для самого себя, он подошел к витрине с золотом. И, словно магнитом его притянуло, вцепился взглядом в крошечные сережки - гвоздики, камни в которых сверкали так ярко, что глаза слепли.
- Почему так дорого? - вроде бы недовольно спросил у скучающей продавщицы, а самому, от непонятного предчувствия, дышать тяжело стало. Продавщица в ответ затараторила про чистоту камней, швырялась непонятными цифрами и словами, а в груди у Егора Семенович шевелилось странное чувство которое он удивленно опознал, как восторг. Восторг от траты таких денег? Не может такого быть! Но чувство разрасталось, грело уже всего Егора Семеновича, и он решительно достал старое мамино портмоне.
- Выписывайте! - махнул рукой привычно, шикарно, как миллионер, и сам испугался. Но пути к отступлению отрезали тот самый восторг и предчувствие: как обрадуется дочка и... что было весьма неожиданно, как будет рада мама, там, на небесах.
Егор Семенович вышел из магазина с красивым пакетиком, легкой душой и пустым портмоне. Потрогал языком ту самую временную пломбу - крепкую и надежную, посмотрел на уже ласковое, прохладное солнце и неожиданно и странно подумал: "А ведь все перемены начались именно с козла! Если бы не он, может быть..." А что может быть? Егор Семенович и сам не знал.
Вдруг ему почему-то стало весело и легко, как ребенку, которого похвалили в школе, и Егор Семенович почти побежал к машине, чтобы поскорее добраться до дома и показать жене дочкин подарок. Наверняка она тоже обрадуется, как и мама, там, на небесах.
©Оксана Нарейко