Глава 21. Расставание.
Сентябрь в здешних местах оказался совсем не тем, что я привык наблюдать на Подкаменной Тунгуске. Краски виделись более выразительными и яркими, но по многообразию цветов значительно уступали другим, со старого места обитания. Сегодня мы с Михаилом поднялись на самую верхнюю точку прилегающих территорий. Вершина сопки украшена лишь редкими кривыми березками, да ползучим по камням колючим кустарником. Изредка между камней попадаются желтые и запоздалые соцветия совсем неизвестного мне происхождения. Густой, и уже начинающий сереть, мох был повсюду под ногами, лошади лишь изредка прикладывались к нему, и то скорее из любопытства.
Причина нашего, столь далекого путешествия, виделась мне, спустя неделю от пришествия гостя, в его скором возвращении в родные края. Пусть только свыкнутся друг с другом – он и Лысуха, да немного ездок поднатореет в седле. А там провожу их до Тунгуски, да благословлю на путь праведный и неблизкий. Это была идея Михаила, и я с ним согласился. Сегодня он уже пробует целиться правым глазом, и одна из трех отправленных им пуль принесла нам добычу в виде крупного, и еще не виданного мною ранее, зайца-беляка. Я подвесил его у седла Лысухи, и поневоле залюбовался столь необычной картиной, когда на моей лошадке восседает другой, с карабином в руках и заслуженной добычей у ног.
По дороге домой Михаил усадил меня на Лысуху, а сам, с Альфой наперегонки, кружил впереди перед носом.
- Дядя Егор, - так он меня назвал еще сразу, и я не противился, - а давай Огонька обучим, и поедем вместе!
Но разве ему расскажешь все про меня, да он, скорее всего, знаком, или еще услышит историю про пропажу людей у большой реки. Хотя Палыч, может быть и замял это дело, но знакомых его ментов никто не отменял. Михаил же казался мне порядочным и честным, и в последние долгие вечера нарассказывал мне таких историй, что я искренне удивлялся и его мужеству, и добропорядочности.
Уже пару раз мы побывали с ним на реке и пробыли почти по целому дню. В первом случае разобрали лодку и свезли в лагерь доски. Во втором – разведали путь вдоль реки, куда через пару-тройку дней удалится мой неожиданный сожитель, и где в доброй тысяче километров проживают его родные. За все время, проведенное у реки, мы так и не встретили на ней какого-либо движения, что еще больше настроило Михаила на скорейшее возвращение домой. Я же нисколько не горевал о том, что расстанусь с Лысухой, а видел в этом деяние свыше – когда-то провидение послало мне ее, и только сейчас свершилось его предначертание.
На удивление сентябрь действительно начинался днями солнечными и безветренными. Знаю, что скоро зачастят северные мокрые ветра и им на смену быстро придет снежный покров. Ждать осталось совсем недолго, в первых числах октября уже и случится. А в нашем жилище все готово к встрече зимы, разве что не доделана баня, да не поднял лабаз для хранения мороженой дичи. Михаилу все интересно. Сказал даже, что весной вернется со всей семьей ко мне на все лето, и мы срубим дом из дерева. Да я и сам уже об этом задумывался, хотя не глянутся мне эти места, и тянет домой, на Подкаменную Тунгуску. А где он дом то? Помнится, как однажды Владимир Иванович хвалился, какой у него знатный дом в городе, а я еще удивлялся – почему он пропадает на реке?
Если все сложится, то к концу третьего дня Михаил выйдет к тому селению, где случилось окунуться в воду. А там уж и на моторе домой. Лысуха опытная, переплывет на другой берег за лодкой и, думаю, что найдутся добрые руки, да и ферма должна быть при местном хозяйстве. В таких моих раздумьях и пролетели дни до нашего расставания. Казалось, что я все предусмотрел для похода неопытного человека в тайге, но Михаил окреп, и раз не сдался в прошлый свой приход к реке, то теперь все пройдет благополучно.
Мы вышли с ним на берег Нижней Тунгуски рано утром, и первым делом я еще раз осмотрел амуницию путника поневоле. Скудный запас еды на три дня, добрый брезентовый дождевик, моя походная палатка, карабин с двумя обоймами и нож у седла. То, что нужно для защиты от случайного зверя и возможной непогоды. Чуть не забыл про литровую кружку, да сбор из трав для поддержания сил, но все не предусмотришь. Помнится, что при первых своих походах к северным людям, забыл однажды коробку с солью, и пока не прибыл на место, как говорится, был несолоно хлебавши. Михаил казался мне при расставании напряженным, да еще бы не быть таковым – опять одному шастать вдоль реки! Но скорая встреча с родными все спишет, и я это, кажется, ему внушил на прощание. Похлопал Лысуху по холке и трижды перекрестил. Бывает иногда со мною такой грешок, но в этом деле все средства хороши. У дальнего изгиба реки всадник напоследок попридержал лошадь и на прощание помахал руками. Я ответил тем же, и присел на обточенный водой валун. Была мысль проводить его подальше, но Михаил категорически воспротивился этому, видимо, жалея меня.
По возвращении домой, первым делом завел разговор с Огоньком. Будет скучать по матери, да и мне иногда явится во сне ее образ. Пока попридержу его в загоне, что бы ненароком не разбегался в поисках по окрестностям. А придет зима, так и отпускать будет некуда. Альфа с удивлением провожала Михаила, и все порывалась отправиться следом, а теперь лежит перед загоном на своих лапах и поскуливает от досады. Доски от лодки впору подошли для обшивки бани, которая расположилась в яме у ручья и виделась, как конура для собаки. Высотой в мой рост, да в полтора метра шириной. С жаром, да алюминиевым тазом на полтора ведра. При желании после разогрева можно и окунуться в ручей, но что бы сказал мой лечащий доктор на это мое намеренье?
Лабаз расположил в тени близлежащих сосен, недалеко от копешек. Из тонких кругляков понадбил к сосне ступеней наверх, а на переход бросил метровый горбыль. Это понадежнее будет, чем закапывать в снег, да и Альфа вон пригрела себе охранное место на соседней копешке. Трое нас теперь, но бог, как говорится, любит троицу, и это его действо настраивало меня на доброе расположение души на весь долгий снежный период.
Все, что осталось от съестного, разместил внутри чума. Соли и сахара было предостаточно, по полмешка гречки и риса, коробка тушенки на черные дни, да два куска сушеной соленой оленины. Это все дары от Григория, буду вспоминать его добрым словом. И вот сегодня, на исходе дня, просиживая который час у костра, все всматривался и вслушивался в отголоски тайги. Где-то там далеко-далеко Михаил уже накормил и напоил Лысуху, и в предчувствии скорой встречи с людьми, пялится перед сном в звездное небо, пытаясь углядеть там себе братьев по разуму…