...В разные часы и дни мы либо любим, либо ненавидим окружающих. Это не патология...
Вот и я не знал - ненавижу ли Удава, или мне он, как человек, удобоварим. Пьяный - скорее неприятен. Но и бросить его не мог. Другом не назвал бы, хотя работаем вместе уже много лет. Зачем тогда с собой брал? Для подстраховки, наверное, не более. Чужой город не располагал к раскрепощенному отдыху. Кто-то должен следить за обстановкой, когда я отвлекался. Я всегда носил с собой ноутбук, документы, деньги, мобильник. Ещё боялся, что могут подсыпать димедрол или клофелин. Этим промышляют многие девочки. Да и, случись драка, думаю, Длинный не сдрейфил бы. Хотя такого на моей памяти не было, мы никогда не нарывались. В этом городе, несмотря на рассказы тех, кого ограбили или избили, я никогда не встречал открытой неприязни со стороны других парней. Возможно, сказывался жизненный опыт. И ростом я не намного ниже моего напарника. А кто станет связываться с крепкими пацанами?!.
Мы взяли такси. По пути купили в ларьке пиво. На автопилоте добрались до гостиницы. Еще в клубе джин с тоником довел меня до такого состояния, что все воспринималось как кино, клип. В машине мы попросили включить музыку на полную громкость. Ночной город всегда манил неизвестностью и романтикой, а под алкоголь, да и в предвкушении приключения, которое ждало в гостиничном номере, - я просто упивался жизнью. Казалось, что пью каждое мгновение из огромного сосуда. Это был неподъемный кувшин, и дна у него не было. Настоящий отрыв. Уход от действительности в какой-то иной мир, с другими измерениями и плоскостями.
В отличие от советских времён, в гостинице никто особо не спрашивал документы. Хотя, ключи от номера выдали по чьему-то паспорту, вроде бы, по моему. Удав свой потерял пару дней назад. "Всем в душ!" - бросил здоровый клич кто-то, скорее всего, я. Чистоплотность, - это важно, для меня особенно. Все разделись и по очереди послушно зашли в ванную. Теперь трудно сказать, как эта очередь образовалась, - может быть, это фигура речи, анахронизм? Сдается, я что-то и преувеличиваю. На задворках памяти трепещет на ветру картинка, где голые Удав с Малышкой - она, как плетущаяся лиана, оплела его круп, повернула ко мне смеющуюся мордочку - завалились в ванную и закрыли за собой дверь. Опять же, надо принимать во внимание фактор опьянения и вектор перемены температур от внешней промозглости в сторону гостинично-нумерного тепла, когда все колеблется в мареве стоялых болотных поветрий. Где происходит загадочная смена углов зрения, освещенности, насыщенности цветов. Когда последовательность позиций, композиций, временных потоков, так же, как и ваша жизненная позиция, подвержены странной эрозии, неслыханной перлюстрации, чудовищному монтажу. Где ты вот только что видел нагую Малышку, а при смене кадра она только лишь приступает к ритуальному саморазоблачению. Когда всматриваешься в окно на огни ночи, а потом, обернувшись - в эту оле-наташу - сиськи ожидаемо небольшие, лысоватая недолепленная промежность, легкая испарина на молодом, как бы слегка недоразвитом теле, и начинаешь недоумевать, - сколько же лет этой блудной девчонке?
Почему мы не потушили настенное бра? Эта рампа, казалось, следила за нами своим подбитым глазом. Чувство стыда, впрочем, оказалось атрофированным напрочь. Мы, словно малые дети, предстали к началу мистерии в чем мать родила. В номере - огромных размеров кровать, что заняла большую часть комнаты, у изголовья ложа с каждой стороны переминалось по тумбочке с пирамидально накрученным полотенцем, - дань советскому поп-арту. Наверное, за стенами развлекались такие же истосковавшиеся по жизни люди - на подмостках с однотипными декорациями разыгрывались аматорские постановки в русле мини-пакета любви. Слегка коробило то, что Малышка предпочла Длинного. Хотя в той обстановке я над этим особо не грузился. Мы же тут собрались не для того, чтобы поговорить о высоком, а завалились элементарно поиметь нашу крошку, да и она была совсем не против данного примитива. Ну когда ещё у девочки выпадет такая возможность! И кто-то для нее был лучше, кто-то хуже, не могли же мы быть совершенно одинаковыми? Классический сценарий предполагает мужчину и женщину, а ей, отклонившейся от догмы, досталось сразу два клиента. Во всяком случае, разочарования в её взгляде – не прочел.
Но усталость брала своё. Плюнув на сексуальную озабоченность, я плюхнулся на широченную кровать. Почесавшись и зевнув, сомкнул вежды. Послышалось приглушенное хихиканье. И кто бы это мог быть? Смешливые вибрации легкими мячиками, упругими воздушными шарами метались от потолка к полу, от кровати к стенам, плодя эха пещерных отголосков. В растерянном недоумении я силился что-то сказать, произнести нечто бесконечно важное. Что, если это моя чудная нимфа, та, что скрывает, и теперь скрывается?* "Это ты?" – прохрипел, наконец. "Шшш", - прошептала забавница, я почувствовал легкое дуновение на губах, словно была она совсем рядом, и зачем-то подмигнул в совершеннейшую пустоту. Ища её глазами, собравшись с силами, поворотил голову влево. На тумбочке, обмахиваясь оприходованным полотенцем, бегло ковыряясь в носу, сидела голая Малышка; бледное зеленовато-фиолетовое тело колготило по тумбочке, и вдруг застыло; почувствовав мой взгляд, крошка сделала большие глаза. Из перламутровой щели сочился пороховой дым.
Потом мне снился страшный сон. В нём я видел себя на каком-то мосту, справа была пропасть, слева - тоже. Впереди и сзади громоздились неприступные скалы. Один камень оторвался от скалы, это было начало лавины. Я испугался и, проснувшись, увидел молодых - они, забыв обо всём, занимались любовью: Удав - длинный, мосластый, похожий из-за своей худобы на узника концлагеря, и Малышка - сложенная вдвое, походившая на подушку, которую он подмял под себя: вот-вот от напора из пор ея вырвутся перья.
Закрыв глаза, опять уснул под задаваемый их телами ритм, и видел теперь множество людей - целый лагерь, содрогающийся в мощных совокуплениях. Картина была настолько живой, что можно было разглядеть пот на лицах мужчин и женщин. Они смеялись, стонали, некоторые кричали. Это мужья изменяли холодным опостылевшим женам, а жены самозабвенно и пылко мстили. Находясь в одном огромном помещении, они не замечали друг друга. Мне же было подлинно известно, что совсем недавно вот он, к примеру, уезжал в командировку, его избранница поцеловала отъезжающего, даже всплакнула. Сейчас он отчаянно трахал охающую проводницу, а жена, хохоча, подпрыгивала на члене смущенного сантехника. Темнокожие мужики совокуплялись с белыми женами и, наоборот, смуглые жены отдавались богатым белым мужикам. Тут две обвивали одного мужчину, а там - женщину облапили двое. Никто ни в чем ничего зазорного не видел. Затем все сплелись в едином пульсирующем порыве, слились в гигантскую совокупность совокуплений. Казалось, кто-то невидимый задает ритм, и все беспрекословно ему подчиняются. Наконец, всё превратилось в единую по цвету колеблющуюся массу, копошащуюся в джунглях неописуемого шумового фона, и я провалился куда-то, забывшись крепким сном.
Разбудил стук по голове. Кто-то упорно и ритмично бил по моему затылку деревянным молотком.
- Шварц, - орал Длинный (молодчага, я вот отрубился, а он был начеку). - Вставай, нас выселяют!!!
До меня дошло, что то был не стук по моей голове, это стучали в дверь. Мы зачем-то попросили нас разбудить.
- Пошли все в жопу, мы хотим спать! - крикнул я, и стук прекратился. Нужно быть полным идиотом, чтобы попросить администратора нас разбудить. "Дурак!" - дал оценку самому себе.
Утро после ночи выглядело невыносимо поганым. Мыслей не было. Затем мозги, подрагивая от отвращения, стали понемногу включаться. Было стыдно. Благо, мой ноут никуда не делся. Ноут здесь - раз, мы все живы и здоровы - два. Болит голова, но это нормально: намешать водку, пиво, джин с тоником, потом опять пиво, - коктейль ещё тот. Мобильник - тоже на месте.
Честно разделил остатки пива. Затем Малышка стала канючить у меня деньги. Удав тут же сказал, что я ей обещал. Мне не было жалко денег, - отсчитал какую-то сумму. Но чтобы что-то кому-то обещал, - не помню. Сука, я-то думал, это чистой воды кураж. Мля, и что за привычка носить очёчки и полагать, что все именно такие, какими я их представляю. Жалкие людишки. Эта мандавошка вместо того, чтобы благодарить судьбу за то, что осталась цела и невредима (нарвись она на недоносков, продали бы иноземцам на стройку, а там трахала бы ее бригада наших братьев меньших за хлеб и воду) - секс не в счёт, какой из меня половой гигант, вот Длинный, это да... - oна, получается, думала только о деньгах? Хотя, может, ей жрать нечего? Такие обычно заводят альфонсов и тянут их на своём горбу.
Уладив финансовые дела с метрдотелем, вышел на улицу, присоединился к влюбленным. Малышка и Длинный стояли, обнявшись, она была ему до локтевого сгиба. Удав положил руку на ее плечо, она нежно обнимала его за жопу. Мы двинулись к какому-то парку. Сели на скамейку. Отхлебнули пива. Я вызвал машину. На том конце провода обрадовались. Нас уже потеряли. Утро стояло серое, щадяще безветренное. Прохлада приятно обволакивала. Приехала машина. Парочка расцеловалась на прощание. Меня отвезли в родное общежитие, где после душа я улегся спать. Длинного увезли на дальний объект. Там он еще два дня пил и куролесил с Погранцом, утерял телефон.
На следующий день похмелялся, подводил итоги. Больше всего была неприятна меркантильность девчонки. Как её назвать после всего, оле-сцуко-наташу?! "Хорошо, всё обошлось, и ладно", - эта мысль, в конце концов, утихомирила…
---
* - нимфа Калипсо, имя которой означает "та, что скрывает".
~~~~~~~
Повесть "Забег" (Лев Воросцов, Дон Боррзини) опубликована в сборнике "Эротическая проза, восемнадцатый год", Барнаул, 2018.
В электронном формате - на "Ридеро" - http://ridero.ru/books/zabeg/