В этом разорванном на клочки мире, в хаосе мыслей, в беспределе событий, в нервотрепке тревог должны быть незыблемые монолиты, опоры для души, отправные точки, через которые ты будешь в состоянии триангулировать окружающую действительность.
Я вырос на творчестве Аркадия и Бориса Натановичей Стругацких. «Жизнь дает человеку три радости. Друга, любовь и работу» - эта фраза из романа «Стажеры» (по ранним романам я писал первую курсовую на филфаке… и вторую, а диплом – по позднему роману «Хромая судьба»), так вот, эта фраза стала для меня тем, что принято называть «жизненным кредо». Именно через эти три точки – дружбу, любовь и работу - я и проводил триангуляцию всего, что меня окружает, что я допускаю в свое окружение.
Есть у этой фразы продолжение: «Каждая из этих радостей отдельно уже стоит многого. Но как редко они собираются вместе!» Действительно, как редко три потока жизненной силы, энергии объединяются в одну полноводную реку. К счастью, мне повезло – жизнь была щедра со мною, наделила всеми атрибутами счастья, да в придачу множеством бонусов: и дети у меня замечательные, и хобби у меня увлекательные, «и вдобавок чтобы он и красив был, и умен» - все это про меня.
Но даже самый прочный каркас можно расшатать. Речь не только обо мне, все мы плывем на одном корабле, пусть и жмемся к разным бортам. Время и обстоятельства старательно подмывают фундаменты наших «счастий» в надежде, что рано или поздно они разойдутся трещинами. Даже с друзьями мы теперь говорим осторожно – не сболтнуть бы лишнего. Работа теперь приносит все меньше удовольствия и все больше напряжения: нет, к штормам мы привыкшие, но годами работать в авральном режиме, без просвета на штормовых фронтах – это измотает даже самого бывалого шкипера.
Хорошо, что спасает любовь, – с женой мы уже под сорок лет вместе, бороздим океаны рука об руку, не разжимаем хватки ни при каких обстоятельствах. Но нельзя же так нещадно эксплуатировать любовь – в упряжке должно быть больше резвых коней, что снимут нагрузку с тех, что стали прихрамывать. Для дающего трещины фундамента нужны скрепы.
Винил – это один из тех островков покоя, на который можно опереться в беспросветном болоте, что так и норовит втянуть тебя в пучину по самые ноздри. За окном тревоги, в душе сумятица, на сердце вьюга, а ты берешь старую пластинку – ту, еще из юности, записанную на фирме «Мелодия», с царапками, треском и хрипом - и снова в исполнении Бичевской корнет Оболенский наливает вина, Высоцкий стелет поля влюбленным, все еще юный Сюткин поправляет оранжевый галстук, Лоза только-только оттолкнул от берега маленький плот, еще не растерявший народную любовь Макаревич пьет до дна за тех, кто в море, и пока еще не перепуганный и сдавшийся Гребенщиков бодро сидит на красивом холме.
А если разжечь камин, откупорить пыльную бутылку вина, нарезать кубиками сыр, то начинаешь верить, начинаешь знать, что будет хорошо. Все будет хорошо, если не забыть выключить телевизор, грузящий новостями, если забыть про интернет, пичкающий твой разум шелухой дней.
Пока крутится виниловый диск, пока трещат дрова в камине, пока терпкие танины вина гармонируют с трюфельными и ореховыми нотками сыра, жизнь улыбается тебе – щедро, открыто, до самых ушей, как будто и не было этих странных, безумных, абсурдных последних лет.