Герман обхватил двумя ладонями тёплую кружку и, сделав большой глоток чая, откинулся на спинку стула, уставившись в пыльное стекло окошка. Солнце уже утонуло в море, но всё ещё не сдавалось, раскрашивая небо на западе причудливыми красками, будто пытаясь в одночасье отдать миру всю свою нерастраченную за день красоту.
Герман протер уставшие глаза и бросил взгляд на календарь. Гидрографическое судно с провиантом должно прийти на днях. Сегодня уже вряд ли, может, завтра. Скорее бы – еды хватит ещё на пару недель, а вот дизельное топливо уже почти на исходе. Есть, конечно, «НЗ», но не хотелось бы его вскрывать – это же бумажки, отчёты, бюрократия... Зачем вскрыл, почему? Нет, пусть лучше судно придёт вовремя. Главное, чтобы погода не подвела.
Он снова посмотрел на затухающие отголоски солнца на небе, двумя глотками прикончил чай и, накинув легкую куртку, вышел из дома. Герман работал смотрителем маяка уже седьмой год и это был своеобразный рекорд – до него самое продолжительное время здесь пробыл какой-то мужик, то ли Григорий, то ли Георгий. Ровно полгода продержался – когда в очередную навигацию ему завезли провиант, этот бедолага ждал судно на берегу со всеми своими немногочисленными пожитками. Плюнув в сторону маяка, тот забрался в катер, вцепился в скамейку и сказал, что если его не увезут прямо сейчас, то он и себя порежет, и еще кого-нибудь из моряков до кучи. И для подтверждения своих слов приставил к своей шее лезвие ножа. Спорить с ним не стали – привычное дело. Отвезли на большую землю, как и всех предыдущих смотрителей. Все они, как один, говорили, что это место проклятое и нормальному человеку здесь не место. Наверное, так и было – только дело не в месте, а в людях. Разве «нормальный» человек захочет по собственной воле отправиться в одиночную ссылку на островок размером два квадратных километра на целый год? Явно же, в этом человеке должно быть что-то не так, чем-то он точно должен был отличаться от других людей.
Чем отличался от других Герман? Он и сам часто задавал себе этот вопрос, но не находил ответа. Обычный человек, не хуже и не лучше других. Даже семья была... когда-то. Давно, в прошлой жизни. Жена-красавица и дочка. Теперь их нет – он их убил. Сел за руль пьяным и убил, а сам живой остался, только руки сломал. Осознание всего ужаса не сразу пришло, а когда понял, что натворил, хотел и сам на тот свет отправиться. Священник один отговорил, в церкви, куда он ходил грех свой отмаливать. Он ему и посоветовал на маяк устроиться поработать. Знал, наверное, что-то, да не говорил. Герман к совету прислушался, думал, что полгодика посидит здесь один, успокоится, может, поймёт что-нибудь, а вышло так, что уже восьмой год пошёл.
Нет, это отшельничество не помогло избавиться ему от боли, разрывающей его душу, каждый день он мысленно возвращался к тому страшному дню, но с острова некуда было сбежать и некому было рассказать о своих переживаниях, поэтому он варился здесь в своих мыслях, как мясо в собственном соку, но не как нежное филе, а как старая жесткая говядина, которая и через восемь лет остается такой же старой и жесткой. Но здесь он хотя бы чувствовал себя нужным. Нужным этому миру, людям. Значит, здесь его место, значит, так нужно кому-то.
Из горьких воспоминаний его вывел стук в дверь. Герман бросил взгляд на окно – он сам не заметил, как уже стемнело. Стук повторился.
Герман нервно сглотнул – он знал, что на острове нет никого, кроме него, но и кто стучит в его дверь он тоже знал. И каждый раз встреча с этими гостями была, мягко говоря, волнительной.
– Нет еще корабля, сегодня ночью будет, – крикнул он.
Стук прекратился, но через мгновение раздался снова, уже в окно. Настойчивый такой стук, угрожающий. Герман опустил голову, заставляя себя сдержаться и не посмотреть сквозь стекло.
– Сказал же – сегодня ночью будет. Чего вы всполошились?
Снаружи раздался знакомый ему звук. Что-то вроде лёгкого дуновения ветра, но усиленного динамиком до уровня, от которого хочется сжать зубы и закрыть уши руками. Злятся чего-то, недовольничают...
– Чего вы разошлись, ребята? Будет сегодня корабль, будет. Маяк работает, сами видите. Мимо не проплывёт. Ещё ни разу не проплывал.
Чтобы самому убедиться в своих словах, он подошёл к окну и всё же заставил себя посмотреть наружу. И тут же отшатнулся. Сквозь стекло на него смотрело то, что когда-то было лицом человека. Безглазое, распухшее, сползшее вниз, как маска, сделанная из цельного куска масла. В разрывах кожи белели кости черепа. Его рот то открывался, обнажая остатки зубов, то вновь с силой захлопывался, производя тот самый страшный звук, похожий на дуновение ветра, который он слышал уже не раз. Но какой бы страшной ни была эта жуткая пародия на человеческое лицо, ужаснуло Германа не оно.
Маяк не светил.
Герман почувствовал, как его спина, ладони и лоб тут же стали мокрыми. Маяк не светил. Чертов генератор. И надо же ему было сломаться именно в эту ночь? Эти гости, а их сейчас на острове много, они... Герман не знал, что они с ним сделают и через какой ужас ему придётся пройти, но то, что они не простят ему эту оплошность – в этом не было никаких сомнений.
– Топливо в генераторе закончилось? Вряд ли, – вслух рассуждал он, пытаясь звучанием своего же голоса успокоить самого себя, – Может, фильтр забился? Форсунки ещё эти. Давно нужно было их поменять. А если лампа? Это еще хуже.
В любом случае, ему нужно было выходить из дома и идти к маяку – других вариантов не было. Проблема заключалась только в том, что за семь лет во время прибытия корабля он ни разу не выходил на улицу. Даже с Капитаном он всегда общался через окно. Впрочем, он разговаривал с ним всего один раз – в первый год нахождения на острове. Герман помнил ту ночь, как сейчас. Всё началось точно так же – сначала кто-то постучал в дверь, затем в окно, а затем его дом стали штурмовать толпы живых мертвецов. Они скреблись, выли и стучали, они царапали дверь и даже разбили окно, после чего он и поставил на раму решётку. Они тянули к нему свои распухшие руки и что-то пытались сказать на своём мертвом языке, но он их не понимал. Герман забился в угол и только и мог, что трястись от страха и без перерыва креститься, но им было плевать на его защитные средства. Им что-то было нужно, но он не мог понять – что именно.
Затем они как по команде замерли, замолчали, а после побрели в сторону моря. Преодолев свой страх, Герман подполз к окну и выглянул наружу. У самого берега в свете луны стоял огромный черный фрегат, будто бы выплывший из книг Верна или Сабатини. Мёртвые брели к нему по берегу, забирались по сходням, но вдруг от толпы отделилась одна фигура и неспешно направилась к его дому. Герман наблюдал за ней, как зачарованный. Жуткий силуэт приближался и с каждым шагом становился всё страшнее. Очень высокий, выше двух метров роста, от пяток до головы замотанный в какую-то чёрную ткань, свисающую с него рваными лоскутами. Он передвигался очень странным образом – с одной стороны, медленно и спокойно, с другой же – каждое его отдельное движение было настолько быстрым и стремительным, что из-за этого невозможно было разглядеть ни его кистей рук, ни стоп. Они будто размазывались в пространстве, превращаясь в одно чёрное пятно, неумолимо приближающееся к Герману. Единственное, что можно было совершенно точно рассмотреть в этом куске мрака – два тускло светящихся огонька в том месте, где у обычного человека должны быть глаза. И эти огоньки были направлены прямо на Германа.
Силуэт остановился у разбитого окна, некоторое время помолчал, будто изучая нового смотрителя маяка, а затем произнёс тихим, но одновременно и гремящим голосом:
– Так было и так будет. Маяк должен светить.
Так и закончился единственный разговор Германа с капитаном корабля, если это можно назвать разговором. Ровно через год всё повторилось с той лишь разницей, что смотритель был готов к этому событию, а капитан не подходил к его дому. Погрузив всех на корабль, он бесшумно отчалил от берега и растворился в ночной мгле. Каждый год в одну из ночей остров наполнялся странными и жуткими созданиями, которых потом забирал черный фрегат. Да, это выглядело жутко и неправдоподобно, но это было реальностью, поэтому со временем смотритель смирился с этой особенностью своей работы и принял ее как должное. Конечно же, экипажам судов, завозивших ему провиант, он ничего не рассказывал.
Сегодня же произошло то, чего Герман не мог представить даже в страшном сне. Мертвые или кто они, черт их побери, были уже на острове, а это значит, что скоро сюда пожалует и капитан на своем корабле. А маяк потух. «Маяк должен светить», – вспомнились ему слова капитана и почему-то он был уверен в том, что эти слова имеют большую силу, гораздо большую, чем он мог представить.
Поразмыслив, Герман пришёл к выводу, что выход лишь один – ему нужно очень быстро найти и устранить неисправность, которая привела к тому, что свет маяка потух. Но для этого ему нужно было выйти из дома, чего делать ему совершенно не хотелось. Герман бросил тоскливый взгляд на ружье, стоящее в углу, но тут же отбросил эту мысль – вряд ли кусок свинца сможет существенно навредить существу, у которого кожа слезла с костей, но он продолжает двигаться и даже ходить. Выхода не было – Герман опустился на колени, сунул руку под кровать и вытащил оттуда ящик с инструментом для ремонта генератора.
– Не убьют же они меня, в конце концов, – произнёс Герман и понял, что его слова прозвучали крайне неубедительно. Но делать было нечего – он отодвинул засов и, глубоко выдохнув, распахнул дверь настежь.
Остров был усеян мертвецами – одни сидели на берегу, всматриваясь вдаль, другие лежали на камнях, третьи просто бесцельно бродили вокруг дома, но все они замерли, как осы в гнезде при приближении опасности. Неживые лица повернулись в его сторону, будто чего-то ожидая. Герман вытер со лба липкий пот и шагнул на крыльцо. Спустившись по ступеням, он направился к маяку, пытаясь не смотреть на гостей острова. Уставившись себе под ноги, он медленно брёл по каменистому берегу и понимал, что толпа существ, в первые же минуты окружившая его, становится всё плотнее. Они не хватали его за руки, не пытались остановить, они просто шли рядом, не сводя с него своих пустых глазниц.
«Если бы у них были глаза, можно было хотя бы предположить, что у них в головах и чего от них ждать», – подумал Герман.
До маяка оставалось несколько метров, когда Герман споткнулся и упал, растянувшись на земле. Тут же перевернувшись на спину, он инстинктивно закрыл лицо руками и закричал:
– Не трогайте! Не надо!
Но, кажется, никто и не думал на него нападать. Убрав ладони от лица, он увидел над собой десятки склонившихся страшных лиц с пустыми глазницами. Все они просто смотрели на него, чего-то ожидая. И, кажется, он понял – чего именно.
– Сейчас, ребятки, сейчас... – затараторил он, собирая в ящик рассыпавшиеся инструменты, – сейчас всё сделаем, сейчас...
Открыв дверь маяка, Герман вошел внутрь. Ни один из гостей не последовал за ним, все они остались снаружи и замерли в ожидании. На поиск поломки ушло около получаса. Всё оказалось просто – из строя вышел топливный насос, который он уже давно собирался заменить на новый. Этим он и занялся, стараясь не думать о том, кто прямо сейчас стоит за дверью. Справившись с этой задачей, он запустил генератор и снова включил лампу, опустив рубильник. В этот же момент он снова услышал тот самый звук, похожий на шелест ветра, усиленный в сотни раз. Почему-то только в этот момент ему стало по-настоящему страшно. Будто бы, избавившись от одной проблемы, его мозг обратил внимание на то, что его окружает проблема не менее важная и страшная.
Герман подошел к двери и, слегка приоткрыв ее, выглянул наружу. Мертвые, будто забыв о нем, снова начали заниматься привычными делами – бродить по пляжу, лежать на камнях, замирать, уставившись пустыми глазницами в море. Герман выдохнул, захлопнул дверь и сел на пол, прислонившись к ней спиной. Он и сам не заметил, как задремал. Видимо, перенесенное волнение дало о себе знать.
Проснулся же он от ощущения страха, от которого не слушались конечности, от которого пот не просто выступал на лбу, а катился с него градом, от которого хотелось забиться в какую-нибудь маленькую щель и остаться там навсегда. Он буквально кожей ощутил, что причина его страха находится совсем рядом – прямо за дверью. Но при этом какой-то внутренний голос убеждал его в том, что эту дверь нужно открыть. Не в силах сопротивляться, он поднялся на ноги, схватился трясущейся рукой за ручку и потянул на себя.
Перед ним стоял Капитан. За его спиной, у самого берега, освещаемый лунным светом возвышался фрегат, к которому со всех концов острова брели мёртвые.
– Маяк не светил. Я искал, – произнёс Капитан своим странным голосом.
– Пээ... поломка случилась и... эээ... починил вот.
– Маяк не светил, – повторил Капитан.
– Но сейчас же светит? Светит же? Работает? – пробормотал Герман.
– Я искал. Они могли остаться здесь навсегда.
– Они? Вот эти? Кто это такие, объясни мне уже, наконец! Кто это? Трупы, духи, демоны? Кто?
– Те, кого забрал океан. В ночь исхода они идут на маяк. И я иду на маяк. Я забираю их. Маяк должен светить. Маяк не светил.
– Но сейчас же светит?! Вы же нашли его? И они уже почти все на корабле.
Капитан уставился на Германа своими тусклыми огоньками, наклонился и повторил:
– Маяк должен светить. Всегда. И живым, и мертвым. Идём.
– Куда?
– С нами. Маяк не светил.
Капитан грубо схватил Германа за локоть и потащил за собой. Казалось, для него это не составляет никакого труда. С такой же легкостью он тащил бы за собой и ребенка, и груженный сухогруз. Когда до корабля оставалось несколько десятков шагов, Капитан вдруг остановился, отбросил от себя Германа и будто бы принюхался, с шумом втягивая в себя воздух. Затем подошёл к смотрителю и наклонился, вплотную приблизив свою голову к его лицу. Еще раз втянув воздух, он тихо произнёс:
– Женщина. Твоя женщина и твой ребёнок. Они там, за водой. Ты хочешь их видеть.
Герман молча смотрел на Капитана. Ему нечего было на это ответить. Тот чувствовал и знал всё.
– Останешься здесь. Среди живых. Это наказание. Умрёшь – за тобой никто не придёт. Я так сказал.
– Но... стой, подожди! Я никогда их не увижу? Скажи!
– Увидишь. Когда я решу. А пока... маяк должен светить.
Капитан развернулся и направился к кораблю, на который по сходням забирались последние моряки, рыбаки, утопленники и все те, кого забрал океан. Герман смотрел на них со страхом, но и с завистью. Все они скоро увидят своих родных, но не он. Теперь он точно увидит их не скоро. Но это было справедливым наказанием, а самое главное, что у него был хотя бы какой-то, пусть абстрактный и размытый, но всё же срок.
***
– Ну как ты здесь, Гер? – забрасывая мешок с мукой на склад, спросил матрос с гидрографического судна, которое бросило якорь недалеко от острова на следующий день, – кукуха еще на месте? Слушай, что ты здесь сидишь за эти копейки? Молодой же ещё. Давай к нам, у нас как раз дизельщик уволился.
– Нет, – покачал головой Герман, – маяк должен светить.
– Так другого найдут смотрителя. Не проблема. Какого-нибудь пенсионера с материка, которого жинка заела. Там очередь из таких страдальцев-романтиков. Правда до первой зимы, но всё же... Не пропадёт без тебя твой маяк.
– Маяк-то не пропадёт, – закуривая, произнёс Герман и задумчиво посмотрел на горизонт, – я без него пропаду.
– Да ну, брось. Как сказал какой-то умник – к одиночеству привыкают годами, а отвыкают за один день. Это тебе сейчас кажется, что здесь хорошо, а как в общество к живым людям попадёшь, сразу забудешь об этом маяке.
– К живым людям, – усмехнулся Герман.
– А что ты смеешься? Знаешь легенду про души погибших моряков, которые смотрителей маяков жрут? Мне её один дед в порту рассказывал. В общем, по ночам к маяку выползают...
– Да заткнись ты уже со своими историями! – вдруг вспыхнул Герман, – понаслушаются всяких дедов полоумных, потом разносят эти байки по свету. Что ты знаешь про эти маяки? Ничего! Вот и закрой рот. Что там в катере осталось? Насос топливный запасной привезли? Вот и неси давай.
– Ну, точно кукуха поехала, – пожал плечами матрос и направился к катеру, – нормальные здесь не живут.
©ЧеширКо