Евгения Голант. Сергей Слонимский. Тройной портрет. Холст, масло.120х80 см. 2011 год.
Вы любите давать советы? С азартом, с упоением, с искренним убеждением его нужности, правильности, своевременности? С желанием всё устроить наилучшем образом? И, разумеется, совершенно бескорыстно! Тогда вы из природы тех же придурков, что и я, и жизнь вас вряд ли ещё чему-нибудь научит. Ну, ну!
Я познакомилась с известным коллекционером картин и заодно диссидентом Георгием Николаевичем Михайловым в 2014 году в его пяти комнатной квартире-галерее на Мойке 82 имени его любимого художника Александра Исачёва. Туда меня пригласил однокурсник Георгия физик по образованию Владимир Косарев, работающий в Физико-техническом институте им. Иоффе. Володя решил отпраздновать там своё 70-летие, поставив самодеятельную оперу «Золотая цепь» по А. Грину. Сам Володя хорошо пел и играл на гитаре. Были и пианисты, которые тоже пели и играли.
Картины в квартире на меня произвели ярчайшее впечатление. Было очень много необычных и интересных полотен. Почему-то кроме Исачёва. Его смазливые красавицы и пророки, тщательно выписанные раздражали своей «красивостью». Видимо оригинальным был при социализме запрещённый религиозный сюжет. Кстати, Исачёв нарисовал портрет Георгия в виде партиарха Авраама, очень похоже. Георгий показал изданную им большую книгу репродукций картин Исачёва, которую я с интересом посмотрела. Нет, не моё! Приторные, слащавые. Вспоминается Маяковский: «Да, да! Сделайте нам красиво!»
Михайлов сказал, что основное собрание картин у него в Германии – 13 000 полотен! Аж дух захватывает! Эту квартиру на Мойке Георгий уже успел ошибочным путём подарить каким-то почти незнакомым жуликам, подписав не глядя бумаги. Так она впоследствии им и осталась. Хорошо хоть его сестра успела в последний день вывезти находящиеся там картины Михайлова! Но это я забежала вперёд. Георгий жаловался на здоровье и выглядел неважно, несмотря на библейскую красоту. У него сильно отекали ноги и он жаловался на сердце, говорил, что врачи не могут и не хотят его лечить. Я в своих лучших традициях влезла с советом: «Тогда поезжайте лечиться в Германию, если вы им больше доверяете. «Нет! Это просто какая-то страна Советов, - взвился Георгий, - ничего не изменилось со времён революции! Все лезут с советами» Однако через неделю я узнаю, что Михайлов улетает в Германию на лечение и умирает в самолёте. Такой финиш яркой жизни!
Михайлов говорил, что за ним постоянно следят, травят в поликлиниках и больницах. Не знаю. Но наблюдатели в квартиру приходили к нему регулярно, когда кто-либо у него собирался. Пока мы сидели, вошла группа из 3-4 человек, прошлась по комнатам, всё осмотрела и через несколько минут ушла. «Наша служба и опасна и трудна».
Но обратимся к Женечке Голант. Познакомилась я с ней в 2009 году. Это сделала моя бывшая сотрудница по работе, Лариса Рычкова, ставшая к тому времени поэтессой. Талантливые люди талантливы во всём. Она пригласила меня впоследствии и в галерею Михайлова, будучи знакомой с В. Косаревым. Я попросила Женю нарисовать портрет моей дочки, и пришла от него в полный восторг! Через год мне захотелось подарить знакомому со студенческих лет композитору Володе Сапожникову портрет работы Жени Голант. Володя написал по моей просьбе Трио для трубы, домры и фортепиано для моих внуков, обучающихся в музыкальной школе, а деньги взять отказался. Но позировать для портрета согласился. Вот тут меня и посетила гениальная, на мой взгляд, идея! Женя Голант была совсем молодой художницей, окончившей Муху во времена перестройки. Она не состояла в Союзе Художников и у неё не было мастерской. Когда я ей сказала об этом, она ответила, что сейчас это ничего не даёт и не имеет значения. Каждый художник выживает как может. Но я уже загорелась и говорю Жене.
- Володя сапожников работает в Доме Композиторов. Ты пишешь пять портретов современных композиторов, Володя вешает их в Доме Композиторов, и по итогам выставки тебя принимают в Союз Художников. А уж нужна ли тебе мастерская, будешь решать позже. (У Жени для работы была комната в трёхкомнатной квартире). Картины у Жени большие, эффектные, выставка будет интересной. Первым в ряду был Володя Сапожников. Портрет Володи мне понравился, но взять его он наотрез отказался. У него уже было два маленьких портрета. Пришлось оставить его себе.
Вторым композитором для меня стоял первый по значимости Сергей Слонимский. Я ходила на все его концерты, премьеры опер и симфоний. Была увлечена его творчеством со своих студенческих лет, начиная с «Песен вольницы». Но как уговорить его позировать! Я вспомнила свою знакомую по фольклёрным экспедициям Ольгу Егорову и вспомнила, что на младших курсах она тесно общалась со Слонимским и его будущей женой Раисой. Они часто вместе отдыхали под Ленинградом в Комарово. Оля до сих пор поддерживала с Раей отношения и без труда получила от Слонимского разрешение на позирование. Но как и где? Слонимский сообщил, что в такой-то день он будет в оперной студии на концерте, подходите, садитесь рядышком и тихонько рисуйте. Может такое возможно, но не с Женей. Два моих художника действительно рисовали меня на небольших листочках карандашами, ничего мне не показывая. Но Женя брала с собой большой чистый холст (80х120 см примерно) и набор масляных красок. И вот Женя пришла в указанное время и просидела весь концерт со своим завёрнутым в бумагу холстом, ничего не сказав Слонимскому. О неудаче сообщила только мне. Я приняла решение подъехать вместе с Женей к Слонимскому в следующие часы его работы, показать холст и всё объяснить. Удрала в обеденный перерыв с работы, и мы покатили на жениной машине в консерваторию. Уже начиналось лето, и шли последние занятия. К Слонимскому в кабинет была целая очередь студентов. Мы стали ждать вместе с холстом. Входим последние, я представляюсь и начинаю объяснять маэстро манеру жениной работы, показывая на холст, что ей нужно сидеть в классе и рисовать. Сергей Слонимский сказал, что у него в этом году осталось всего одно заключительное классное занятие через несколько дней. Или уже в сентябре. Я сказала, что Женя придёт, не будем откладывать. Так и получилось.
Слонимский рассказывал очень интересно (по словам Жени), но он вставал, садился, жестикулировал. Женя стала писать в центре холста первый вариант, но тут Сергей Михайлович поменял положение и переместился в другое место. Женя начала ниже второй вариант. Тут Сергей Слонимский, взглянув на холст понял, что ему лучше какое-то время не двигаться, и последний час уже не менял положение. Ура! Жене удалось закончить портрет. Он получился поневоле тройным, а значит оригинальным. И, конечно, было не до выбора разных цветов. Палитра портрета очень сдержанная. Такой Слонимский и есть! Я ведь была у него в кабинете и видела его совсем близко. Удача налицо!
Но при чём тут советы, спросите вы? Слушайте дальше. Когда я стала обсуждать с Женей каких композиторов ещё стоит нарисовать, попросив у Володи их телефоны и предварительно уговорив позировать, я наткнулась на полное отсутствие интереса со стороны Жени. Да, портрет Слонимского я тоже купила и повесила у себя. Тут я задумалась. Женя не горит желанием рисовать композиторов и оставлять их у себя дома до выставки. А я не хочу иметь у себя пять больших парадных портретов чужих людей, всё-таки у меня семейное собрание. Да и денег надо копить приличную сумму ещё на три портрета. Идея перестала казаться такой лёгкой и привлекательной. А Женя тем временем стала ходить в ночлежки и рисовать бомжей. Помню, один выглядел просто профессором. Ещё Женя ходила на Владимирский рынок, где рисовала продавцов фруктов, пряностей, просто грузчиков из бывших наших республик. Такие её работы были даже опубликованы в газете Метро. Я поняла, что нельзя диктовать художнику, что писать, а что нет. У него могут быть отличные от тебя желания и интересы.
И не только художникам, но и всем окружающим тебя людям. Особенно зависимым от тебя детям и внукам. А уж если вы хотите осчастливить всё человечество!? Срочно пересмотрите свои задачи появления на свет.