Через полчаса польская семья - муж, жена, сын и дочь - вышла из столовой и, переговариваясь, направилась к своему маленькому белому "Фиату", стоявшему в тени вяза. Возле машины, семья изумленно застыла: все четыре колеса спущены до самых дисков. Стояло жаркое лето. Советское время, начало 1980-х.
Час назад этот "Фиат" пересек советско-польскую границу у брестской таможни. Рядом оказалась столовая, поляки решили подкрепиться. Все обыденно и мирно. И вдруг четыре спущенные покрышки. Тут возникает перед полякам сияющий циничной улыбкой долговязый гаишный старшина, мелкие зубки поблескивают под пшеничными усиками.
Старшина кумекал по-польски: "Через четыре часа, когда хмель, ясновельможный пан, выветрится, можешь ехать!" А у самого на роже счастье, какую замечательную пакость он устроил иностранцам. Главное - законно!
с
Старшина со своим жезлом околачивался возле столовой, когда заметил ужасающую вещь: лысоватый глава польского семейства и водитель, заказал сто грамм водки! Поляк похлебал борщ, что-то сказал супруге и эти сто грамм в себя опрокинул. Ладно был бы советский человек, но поляк! Вынести такое надругательство над своей страной старшина не смог, затрусил к "Фиату", оглянулся - не видно ли полякам - и млея от мстительного удовольствия выкрутил ниппеля из всех польских колес. А сам вернулся на пост, постукивать жезлом по ладони, предвкушая удовольствие.
Глава семейства оторопело уставился на идиота-старшину. Уникальный экземпляр, таких в Польше он не видел. Поглядел и повернулся к жене: покажи пану полицаю свои права. Та покопалась в ридикюле, или как там он называется, и достала красную книжицу. Улыбка "пана полицая" погасла.
Шоферня с заправки, предчувствуя спектакль, стеклась к месту драмы. А она разворачивалась во всей восхитительной красе. Потому что поляк уже обращался к сыну: покажи пану полицаю свои права. В рядах водил растет ликование. Дошла очередь до дочки. У нее тоже есть водительские права. "Пан полицай", бледнеет и, стянув фуражку, платком обмакивает резко вспотевший лоб. Усы его поникли и обесцветились: врагу не пожелаешь так вляпаться. Еще эти водители с улыбками и ехидными советами.
Старшина еще пытается спастись. Он залебезил, рассыпаясь мелким бесом: "Сейчас, ясновельможный пан, извините, пожалуйста, сейчас исправим!" И грозно замызганному водителю: "Это твой "ЗиЛ"? Давай его сюда!" И к поляку, чуть ли не расстилаясь: "Извините, ошибочка, сейчас компрессором накачаем, пару минут, всего-то!"
Какие "пару минут всего?"! Отнюдь! "Ясновельможный" желает удовольствие продлить. Он открывает багажник своей машины, копается в нем с минуту, и достает для старшины велосипедный насос: смог покрышки спустить, теперь накачивай, по-польски - "пумупуй", давай. "Да ты что!!! - выходит из себя старшина, - я... ну, ошибся, так вот грузовик! Ха! Велосипедный насос... Эй, давай сюда, компрессором!"
Поляк не прошибаем, показывает на телефон-автомат у столовой: "Пумпуй, давай, или твой главный полицай все будет знать". Старшину окатывает горячий пот, он сломлен полностью и окончательно: за такие шутки с иностранцем он в два счета вылетит с работы и потеряет выслугу лет.
Заливаясь буряковой краской стыда, старшина берет насос, склоняется к правой передней покрышке. Взмокший, обессиливший от ярости и матюков в душе, под остроты, колкости и пакостные советы толпы водителей, он накачивает покрышки белого "Фиата". Польская семья сидит в холодке, угощается мороженным, хмель из ясновельможного пана потихоньку выходит. Через четыре часа долговязый гаишник разгибает одеревеневшую спину над последним накаченным колесом. Пан поляк принимает эту стахановскую работу, руками пробует покрышки на твердость. Потом церемонно благодарит ошалевшего старшину, забирает насос, и семья, устроившись в машине, отбывает в Минск.
Как вы думаете, поумнел тот старшина? Думаю, вряд ли. Сорвал потом злость на каком-то несчастном в старом "Запорожце", такие люди выводов из своих глупостей не делают.