Еще о Наташе
Последний мой текст в разделе «мемуары» был опубликован 19.05.2023 г. Прошло более трех месяцев. Я не мог ничего писать после ухода Наташи из жизни. Мы были с ней одним человеком, двумя половинками. Оба знали это, оба так говорили друг другу. Мы прожили вместе 58 лет, но это особая история.
Еще при жизни Наташи я написал книгу о ней - «Моё всё», но опубликована она была уже после смерти героини…
Для меня Наташа всегда была самым близким, самым любимым, самым родным человеком. Я не буду сейчас описывать нашу совместную жизнь. Многое об этом в моих мемуарах («Я в Мире, Мир во мне») и в книге о Наташе «Моё всё», включая наши бесчисленные поездки по всей Европе и Азии от Великобритании до Японии, от Португалии до Гонконга, ну, и по России. Только после смерти Наташи я полностью осознал, какой это был необычный своим совершенством, уникальный человек. Вот этим я хочу поделиться с читателями Проза.ру.
Но сперва несколько биографических данных. Проскурнина Наталия Николаевна родилась 12.09.1939 г. в Ленинграде. Окончила ЛИТМО, стала инженером-оптиком, прослужив до пенсии в одном из ВНИИ. Автор около десятка научных работ по оптике, а после знакомства со мной – трех работ по криминологии / девиантологии, в т.ч. она автор оригинальнейшей работы и соответствующей статьи по расчету коэффициентов криминальной, суицидальной, алкогольной активности различных социально-демографических групп населения Ленинграда (об этом подробнее ниже). Скончалась 21.01.2023г. в Санкт-Петербурге. Замужем за Я.И. Гилнским с 1964 г.
Теперь об уникальности моей Наташи.
Наташа удивительно миролюбивый человек. За всю нашу 58-летнюю совместную жизнь она ни разу никого не ругала (в отличие от меня). Она прекрасно понимала, who is who. Она не идеализировала не очень хороших людей. Но она никогда никого не ругала. Никогда не использовала обсценную лексику (в отличие от меня). Самое страшное, что она иногда говорила: - Твои ученички! Имея в виду, что действительно некоторые (не все!) молодые люди, которым я помог стать учеными, защитить диссертации, получить ученые степени, десятилетиями работая со мной в одной организации, ни разу не вспоминали обо мне и не знают, жив ли я…
Она была дружелюбна, приветлива, устраивая домашние приемы бесчисленного количеству наших гостей – друзей, коллег, отечественных и зарубежных. У нас перебывали гости из Австралии, Австрии, Анголы, Германии, Литвы, Польши, США, Франции, Чехии, Эстонии, Японии… Многие из них до сих пор вспоминают Наташины приемы и почему-то приготовленную ею картошку (она действительно ее не жарила, не варила, а как-то особенным образом запекала).
Она была молчаливой (технарь, в отличие от нас – болтливых гуманитариев). Наш друг, профессор Лев Спиридонов, шутя как-то сказал: - Хорошая баба, молчит все! Но это не исключала ее удивительного внимания ко всему, о чем мы говорили. Молча слушает, слушает и – вставит фразу, которая подводит итог всей нашей болтовне… Это не только мои воспоминания. После ее смерти многие наши друзья, мои коллеги вспоминали о том, как удивительно точно, метко реагировала Наташа на наши дискуссии. Кстати, Наташа была со мной почти всегда почти на всех международных конгрессах, конференциях, симпозиумах, активно общаясь с зарубежными коллегами. Это были Лондон и Париж, Болонья и Киото, Барселона и Йокогама, Хельсинки и Кобэ, Осло и Гонконг, Стокгольм и Бангкок, Будапешт и Порту…
Она была удивительно, уникально «порядочным» (от слова – порядок) человеком. Все, что она делала – упорно, точно, доводя проделываемое до идеала. В этом мы немного с ней расходились. Как она говорила последние годы: - Твой хаос побеждает мою упорядоченность. Уже после смерти Наташи я вижу горы моих бумаг, подобранных Наташей по тематике, упакованных в папки с соответствующими надписями. Я вижу горы наших бумажных фотографий с подписью каждой – когда, где. В многочисленных музеях, куда мы так любили ходить, Наташа должна была прочитать про автора каждой картины, про комментарии, имеющиеся в музее. После нее остались десятки записных книжек с описанием виденного нами в различных городах и странах. Ее добросовестность, упорядоченность проявились и в научной сфере, о чем – ниже.
Наташа очень любила животных. У нас дома всегда были кошки, а одно время две собаки. Жили кошки с собаками дружно, вместе спали, вместе гостей встречали. Но Наташа жалела уличных собак. У нас всегда были уличные друзья, которых мы кормили, зимой пытались укрыть всякой одеждой (взять всех домой нереально). Одну заболевшую бездомную Наташа отвозила в ветеринарную клинику. Другую мы пристроили в один дом и потом созванивались с хозяйкой, чтобы встретиться и погулять с собакой. Ну, это все довольно обычно. Мы не оригинальны. Но Наташа бросалась заграницей ко всем собакам, чтобы погладить, приласкать. В Германии я однажды испугался, она бросилась гладить двух огромных собак. Но те поняли Наташу и завиляли хвостами. Нет, пожалуй, ни одной страны, где мы были, чтобы Наташа не знакомилась с собаками. Да и с кошками, если они попадались. Надо было также кормить птиц, уток, вех зверей-птиц, которые нам попадались. У нас полно фотографий, где Наташа с собаками (кошками, утками, попугаем) в Германии, Литве, Франции, Японии, Ирландии…
Она очень любила цветы. Цветы были у нас дома. Наташа всегда радовалась цветам в парках, садах, в гостиницах. Она (в отличие от меня) знала название всех цветов, всех растений! Как она радовалась, когда мы приехали ранней весной в Париж, а там уже цвели многочисленные цветы и деревья!
Наташа… не умела, не могла лгать. Даже по пустякам. Она не могла сказать неправду, даже если это очень надо было…
Я уже не говорю о том, что она была хозяйственной женщиной. Дом держался на ней (и полностью разваливается сейчас…).
(продолжение следует)