В связи с переездами семьи, я поменял много школ, а учителей и того больше. Некоторые из них остались в моей памяти до сих пор, быть может, потому, что как-то повлияли на мою судьбу. Все они преподавали в 516 школе Санкт-Петербурга, где я окончил последние два класса.
Классная руководитель Лилия Петровна запомнилась пожилой и полной с круглым лицом и светлой короткой химией на голове точно завитушки спаниеля. Преподавала она химию и прежде чем вызвать кого-то к доске, внимательно и строго смотрела поверх очков, слегка наклонив голову вперёд.
Я этот предмет не учил, как считал — за ненадобностью. В те времена неудержимо стремился в небо и готовился поступать в лётное училище. И если устный материал кое-как запоминал во время лекции, то задачи с валентностью и замещением одних элементов другими не пытался понять совершенно. Изложение материала было не очень весёлым и, предполагая это, Лилия Петровна устраивала классу разрядку, когда видела, что школьники устали и плохо соображают, начинают «клевать носом». Она намеренно вызывала меня к доске и заставляла решать задачу. Я знал, для чего она это делает и не обижался. Расправлялся с заданием, совершенно не заботясь о свойствах веществ и законов химии. При этом бодро и убедительно рассуждая вслух как всё должно происходить, и что получится в результате, опираясь на собственные домыслы, случайные фантазии и вопиющую некомпетентность. Одноклассники не сдерживались от смеха; классная руководительница хохотала с ними до слёз, снимая очки и промокая глаза уголком свёрнутого носового платочка.
Я получал заслуженную тройку и возвращался на место. А Лилия Петровна, качала головой, с искренним сожалением прорицая, что в этой жизни я буду стучаться во все двери, но ни одну из них не открою. До сих пор вспоминаю это выражение и не могу понять — была ли она права?
Осталась в памяти преподаватель предмета, где изучали анатомию человека. Не помню, как её звали. Это была молодая женщина лет тридцати, стройная и улыбчивая. Она с безразличным видом и не скрываемым ехидством рассказывала о строении человека, не обращая внимания, чем занимается класс. Казалось, что сообщая о кровеносной системе, работе сердца и пищеварении, она решала какие-то свои проблемы периодически внимательно глядя в большое школьное окно точно Асоль, ожидающая свой корабль с алыми парусами. А может быть, просто мечтала о чём-то большем, чем группа оболтусов, сидящих за её спиной.
На этом уроке можно было встать и пересесть к приятелю, или вообще выйти из класса покурить. Озорные мальчики частенько приносили бутылку вина и карты. Располагались на последнем ряду и резались в «Очко», по очереди прикладываясь к горлышку. Безразличие педагога до сих пор меня шокирует. Наверно она случайно поступила в педагогический ВУЗ. Мне всегда было её жаль.
В противоположность ей была историчка. Имя её я тоже не помню. Сухонькая бабушка высокого роста в коричневом узком шерстяном платье до икр. Её морщинистое вытянутое лицо с большими очками в роговой оправе походило на черепашье. А пушистый тяжёлый платок на плечах, который она постоянно стягивала за концы к груди, казался защитой вместо потерянного когда-то панциря.
В редкие моменты общения на перемене, она наклоняла голову к плечу, выказывая хорошее настроение и добродушие. Но чаще во время урока с пеной у рта безудержно ругалась, называя нас «негодяями» и «мерзавцами» за то, что мы постоянно путали съезды КПСС, научные труды Ленина и очерёдность событий революционного процесса. В такие моменты она расправляла плечи, выпрямляя спину. Срывала платок, точно готовясь отхлестать им недостойных учеников. Ссылаясь на Хрущёва, говорила, что коммунизм наступит уже в 1980 году, через несколько лет, но мы этого не увидим, поскольку все будем сидеть в тюрьме!
Мне стало бесконечно жаль её, когда через десяток лет Коммунизм оказался небылицей, Великая революция — государственным преступным переворотом, а Владимир Ильич немецким шпионом. Она была очень искренним человеком, и фанатично верила в то, чему учила нас. Что с ней стало?
А тогда нам было просто обидно за её напутствие, и мы периодически жаловались нашему преподавателю литературы, но тот лишь улыбался, хитро щуря внимательные глазки, и сочувственно качал головой. Фамилию его я не помню, о чем до сих пор жалею, но имя и отчество зацепились в памяти на всю жизнь.
Евгений Николаевич при нас получил звание Народного учителя. Был он очень скромный небольшого росточка, на вид — лет сорока. Приходил в школу точно закоренелый холостяк, в помятом немного на вырост сером костюме с зауженными книзу брюками, отчего ботинки казались непомерно большими и даже клоунскими. Плоское невыразительное лицо с мелкими чертами усугублёнными морщинами и редкими спадающими на лоб светлыми волосиками походило на физиономию прожжённого выпивохи. Именно таким он и заходил в класс, всегда таинственно улыбаясь, немного сутулясь, придерживая у груди журнал точно что-то пряча за ним. Поджимая тонкие губы, вздёргивал вверх остренький курносый носик, ехидно оглядывая учеников прищуренными голубыми глазками.
И неожиданно распахивался точно веер, начиная говорить о литературе, писателях и героях их произведений. Будто скидывал серый плащ, перевоплощаясь в воображаемых персонажей. Внезапно увеличивался в росте, оглушительно читая Маяковского, размахивая руками, заставлял класс дрожать от рубленной громогласной непривычной рифмы. Проникаться духом революции и душевного смятения того безжалостного времени.
Или неожиданно округлялся, смущенно поводя плечами и делая лицо сладким точно масляный блин, источая изысканную притворную любезность и угодничество, изображая Чичикова, покупающего мёртвые души.
В другой раз внезапно начинал метаться по классу точно Достоевский, позорно проигравшийся в казино, полный отчаянного безумия и крамольных мыслей о самоубийстве.
И казалось, что устами педагога говорят сами прозаики и поэты, заглянувшие в нашу серую школьную аудиторию. Раскрашивая её метафорическим светом возникающих ярких образов. Герои произведений оживали, затягивая нас в свою кипучую насыщенную жизнь, заставляя присутствовать в увлекательных сюжетах, переноситься во времени.
Мы погружались на уроках литературы в историю и анатомию. Где Декабристы не были сухими биографическими справками, а становились нашими старшими братьями полными решимости отдать жизнь за свободу и процветание Отечества. Их сердца не делились на желудочки и перегородки, а горели от любви к своей Родине и народу.
Время на уроке пролетало мгновенно. Неожиданно раздавался звонок, спадали таинственные покровы. Перед нами снова появлялся невзрачный школьный учитель литературы. Слегка сутулясь, держа под мышкой классный журнал, он направлялся к двери, хитро оглядываясь на наши ошарашенные удивлённые лица. И в таинственной голубизне его глаз было что-то пронзительно щемящее, точно он извинялся за то, что нечаянно растревожил наши юношеские неокрепшие души…
Август 2023 года
Луга
P.S. На фото - я в 9 классе.