Вещи и смыслы 4

Вера Июньская
Рама для картины      

      Утренний луч солнца смело заглянул в окно дремлющего чердака и заполнил затхлое помещение мягким светом. Задержавшись ярким пятном на пыльном полу, он выхватил из сумрака скелеты пустотелых рам, старые холсты, свёрнутые в рулон, банки с засохшими красками и использованными кисточками; мелькнул на старомодной этажерке и даже полежал на потёртой гобеленовой обивке одноногого кресла. Главным персонажем этой, почти театральной, декорации в центре у стены почивала высокая массивная рама с остатками прежней роскоши – облупленного покрытия «под золото». Если чуть переместить её в сторону, то краска осыплется, как подсохшие лепестки увядшего цветка.

      На крыше поскрипывал на ветру флюгер с вырезанной фигуркой таксы, добавляя разнообразия в монотонно текущую   жизнь этой скрытой части нежилого пространства.
      На площадке перед домом затеяли приготовление шашлыка. Плавные потоки воздуха поднимали запах  наверх и он чувствовался даже  здесь вперемешку с висящими в полосе света пылью и духотой. Выводя из сонного состояния, он бодрил местное «народонаселение» чердака, навевая – каждому свои – личные воспоминания о прошлой жизни.

     ...Выставочный зал томился тишиной и изредка оживлялся  случайными немногочисленными посетителями. Почти ежедневно здесь появлялся высокий, худощавый мужчина в потёртом замшевом пиджаке. Он уверенно направлялся к портрету красивой светловолосой  женщины в шифоновом длинном платье, юбка которого спадала лёгкими волнистыми фалдами  от тонкой талии.  Мужчина изящной рукой нервно касался перемычки очков на переносице и, приближаясь к картине, долго и сосредоточенно вглядывался в милые черты:  выражение его лица теплело, глаза блестели; на лбу проступала испарина. Несомненно, его  предыдущая жизнь когда-то была связана с этой женщиной... Он вряд ли понимал, в какую достойную оправу заключён этот вожделенный для него образ.

      Рама  с интересом наблюдала за этим действом  с самого лучшего ракурса, чувствуя себя зрителем, сидящим в третьем ряду партера. То был театр одного актёра.  Будучи уверенным, что остаётся наедине с этой женщиной, мужчина давал волю чувствам: временами прерывисто вздыхал, сдерживая набежавшую, еле заметную улыбку; то вдруг становился серьёзным, как будто произносил внутренний монолог, в чём-то убеждая свою безмолвную собеседницу и ожидая от неё ответа, то сникал и тогда полное разочарование отражалось на его губах мимической недовольной гримасой.

       Но однажды всё изменилось. Мужчина пришёл в зал вместе с Художником, чтобы обговорить условия продажи картины. Они остановились в нескольких метрах от портрета и заговорили так тихо, что невозможно  разобрать ни слова. После получасового спора договорённость, видимо,  была достигнута.

       Какой же  горькой волной  разочарования настигло раму, когда стало понятно, что покупатель в состоянии приобрести лишь портрет! Неделю спустя его аккуратно вынули из оправы и передали владельцу, а её  перенесли  на чердак.
       Шло время, но рама так и оставалась невостребованной и забытой. Она не понимала, что уверенность в собственной значимости может быть утрачена под влиянием случайных обстоятельств,  и тогда вмиг слетают высокомерие и самодовольство. А что в остатке?  Жизнь предлагает нам лишь то, что заранее уготовано судьбой...