Катуан. Гл. 14. Кровавая Долина

Snoz
Они снова в обнимку катились по склону, считая рёбрами неровности почвы и собирая колючки. С момента пробуждения декорации менялись так быстро, что Катуан не успевал толком испугаться, как приходилось пугаться чего-то ещё. В итоге сознание напрочь отказалось участвовать в происходящем, и он оказался во власти своего боевого лунатизма.
Пока летел с обрыва с цепляющимся за него орущим товарищем, он старался поелику возможно принять вертикальное положение, чтобы не разбиться о воду, и надеялся, что глубина окажется достаточной. Потом был фонтан брызг и облако пузырей, и тёмная толща, из которой нужно было вырваться обратно к свету и воздуху, но Микль облапил его и продолжал разевать рот. Катуан не мог ни отцепиться от этого барахтающегося груза, ни успокоить. Здесь и сейчас власть его голоса была бесполезна. Одной рукой он обхватил придурка, прижав оба его предплечья к туловищу, а сгибом локтя второй попытался одновременно зажать ему рот и нос, продолжая ногами выталкивать их наверх. Мучительно хотелось вдохнуть. Вышибала продолжал дёргаться и кусался. Они опускались всё глубже и глубже, как вдруг выпали из водной толщи и покатились по сухому, усеянному камнями и колючками склону.
Катуан продолжал катиться первые два вдоха, потом отпустил руки, их объятия распались и, по инерции немного проелозив землю, оба остановились. Сам толком не продышавшись, рыцарь перекинул товарища животом через колено и надавил. Хлынула вода. К счастью, её было немного, и тот сам закашлялся и задышал. Катуан стряхнул Микля и рухнул на спину. Мокрый, побитый, покусанный и вконец обессилевший, он с наслаждением дышал, разглядывал облака над собой и совершенно не хотел знать, где и когда они оказались. Недоутопленника рядом рвало остатками воды. Раз его со всем этим шумом ещё не съели и не убили, значит в их ближайшем окружении есть и убивать некому. Можно лежать, дышать и смотреть в небо.
- Я не умею плавать, - прохрипел Микль.
- А знаешь, я догадался. Кстати, тебе не кажется, что у нас входят в привычку обнимашки? Я бы счёл это нездоровым интересом с твоей стороны, потому что в своей ориентации я уверен. Но обстановка не располагает, и ты при этом как-то не так вопишь… 
Микль истерически захихикал, что с его надорванным рвотой горлом звучало как визг, переходящий в хрип, словно душили поросёнка. Это развеселило Катуана, и они какое-то время давились смехом.
И вдруг оба замолчали. Чувство тревоги, почти паники, накатило разом. Воздух сделался густым, хоть ложкой черпай, и не лез в горло. Катуан осторожно перевернулся на живот, и поднялся на корточки рядом со стоящим, как был, на четвереньках товарищем.
Из воды их швырнуло на склон холма, поросший жухлым бодыльём. Позади них подпирающая небо вершина, одна из гряды таких же вершин, простирающейся по обе стороны, насколько видел глаз. Перед ними чуть ниже по склону широко растянувшаяся зелёная стена явно заброшенного виноградника. В обозримом окружении ни подозрительных зверюг, ни людей, ни звуков, говорящих об их присутствии. Но что-то всё-таки было. Они переглянулись и замерли, напряжённо вслушиваясь. Тишина. Полная. Пугающая. В замершем мире ничего не звучало и не двигалось. Хотя… Краем глаза рыцарь уловил какое-то размытое светлое пятно слева. Медленно, очень медленно он повернул голову, ловя пятно в фокус. Перед ним, сливаясь с блеклой желтизной сухих стеблей, стояло нечто небольшое, цвета выбеленной солнцем кости… Нет, перед ним стояли выбеленные солнцем кости и смотрели прямо ему в глаза. Стоп! Кости не могут смотреть в глаза. Кости никуда не могут смотреть. И они не могут стоять. Они должны лежать, порознь или кучей, или, если ещё не все сухожилия распались, они могут лежать упорядоченно, составляя целый скелет. Целый скелет может стоять, соединённый проволочками и установленный на постамент в кабинете какого-нибудь книжника. Он видел такой скелет и у Таатара в замке, и в захламлённой объедками и манускриптами норе Камрара в Катире… Но у этого скелета не было проволочек и постамента, зато у него было что-то в зубах. И он смотрел. Прямо человеку в глаза. Катуан опустился на колени и сел.
Это был скелет небольшой собаки. Очищенный от всяких следов плоти, аристократически гладкий, местами сверкающий полировкой, хорошо высушенный и очень приветливый. Об этом можно было судить по тому, что создание положило свою ношу и вильнуло хвостом.
- Как ты это делаешь? – спросил Катуан.
Не то, чтобы он ждал ответа, но и не удивился бы. Стоять и вилять хвостом это может, так почему бы и не поболтать?
Скелет снова вильнул хвостом, сделал осторожный шаг к человеку и вытянул морду принюхиваясь. Ощущение тревоги усилилось. Катуан протянул открытую ладонь. Создание подошло ещё ближе, и на рыцаря обрушилась волна ужаса. Посреди ясного дня у него потемнело в глазах и перехватило дыхание, он услышал, как рядом тихонько подвывает Микль. Весь опыт Катуана восставал против его чувств. Язык тела, если можно говорить о языке тела, когда от самого тела присутствуют только кости, свидетельствовал, что это было радо человеку, но не было уверено, что человек рад ему. Источником ужаса было само существо, а не его намерения.
Катуан собрался с силами, проглотил ком в горле и выдавил:
- Привет. Ты кто?
Цепочка костей хвоста энергично заходила туда-сюда, останки сделали ещё несколько шагов к людям. Катуан дышал на счёт. Его колотило, но опыт и воля держали тело в узде. Да и прививка Ползунцом не прошла даром. Он продолжал держать протянутую ладонь, пока череп не уткнулся в неё передними зубами. Тогда он пару раз провёл ладонью по гладкому своду, отметив между прочим, что это действительно отполированная кость, а не зрительная иллюзия, а потом слегка поскрёб ногтями по нижней челюсти, надеясь, что это сойдёт за дружеское почёсывание.
- Есть хочешь? – поинтересовался рыцарь, чувствуя себя круглым идиотом. Но котомку с плеча снял и кусочек вяленого мяса, полученный в числе прочего на дорогу от арвов, достал.
Создание отскочило, энергично виляя хвостом и всем видом приглашая за собой. Мясо его не заинтересовало.
- Ладно, поскольку выбора нет – пойдём, - сказал Катуан поднимаясь на ноги.
- Нет, не надо, это ловушка! Оно нас заманивает, - прохрипел рядом Микль.
- Не тебе бы говорить. Ты меня к родне на хутор тоже завёл не на пиво с сухариками. Можешь предложить, что получше?
Микль не ответил, только поднялся сам и нехотя поднял свою котомку.
Создание убедилось, что его поняли, и тоже подхватило поклажу, брошенную в траве для церемонии знакомства. Это оказались мозги. Судя по размеру, они могли принадлежать крупному животному, свинье или корове… Но Катуан не стал бы биться об заклад, что мозги не человеческие. На эту мысль упорно наводило продолжающееся состояние паники. Они были целыми и чистыми, без следов крови. «Хорошо препарировано», - почему-то подумалось аристократу, который бывал на анатомических сеансах некоторых знакомых книжников, подвизавшихся в медицине.  Глядя на то, как костяк со своим грузом бодро трусит впереди, становилось понятно почему он так хорош собой: жёсткие стебли и метёлки травы, сквозь которую двигалось создание, действовали как абразив. Удивляло только, почему такой нежный орган, как мозг, болтаясь в зубах черепа при этом не изорвался в хлам.
Трио спустилось ниже по склону и вступило в виноградник. Быстро стало понятно, что это самый настоящий лабиринт. Плотно оплетённые лозами ряды возвышались вокруг непроницаемыми стенами. Распустившиеся без обрезки плети перебрасывались с ряда на ряд, формируя арочные своды и создавая коридоры, наполненные изумрудно-зелёным сумраком. Там, где небо ещё виднелось над головой, сама высота рядов закрывала обзор. Длина их была разной, концы располагались нерегулярно. Было неясно, почему поддерживающие лозу конструкции такие высокие и поставлены так плотно, ведь это мешало ягоде свободно наливаться солнцем в течение всего дня. А кроме того сам виноградник не был целиком ориентирован по сторонам света. Междурядия то плавно изгибались, то круто поворачивали, то вовсе упирались в поперечные ряды. Похоже, что основной задачей всего этого труда как раз и было заманить в ловушку случайного путника, решившего пройти сквозь виноградник, чтобы по тенёчку и незамеченным спуститься по склону. Ну и при случае полакомиться ягодкой-другой. Хотя до сих пор им не попалось ни одной ягоды. Несколько раз путники натыкались на выразительных персонажей, которые не дошли. К счастью, эти костяки лежали тихо. Или не обладали способностью двигаться, или в данный момент отдыхали.
Они давно сочли бы себя заблудившимися, если бы знали, откуда и куда идут. Но они не знали. Зато у них был проводник. Странный, внушающий ужас и приветливый одновременно. Нереальный, если бы дело было где угодно. Но не в Пустоши. И для этого проводника сложная виноградная головоломка, похоже, не составляла проблемы. Ровной и бодрой трусцой то мягко мерцая в полумраке, то сверкая полировкой в солнечных лучах, слегка задрав морду, чтобы мозги не елозили по земле, костяк уверенно лавировал в паутине несущих конструкций и переплетенных лиан, находя заросшие проходы, сворачивая в то вправо, то влево, переходя из ряда в ряд и порой меняя направление на противоположное. И люди покорно следовали за ним. 
Вдруг, после очередного поворота, Катуан стал столбом и уставился на огромную гроздь, свисающую между листьями. Она нежилась в пятне солнечного света и при этом, казалось, светилась своим собственным. Такая гроздь, пожалуй, целиком бы заняла большое ведро. Ягоды были слегка вытянутыми, крупными, размером с большой палец, красновато-лиловыми, покрытыми патиной с металлическим отливом. Гроздь казалось исходила жаром, а в глубине ягод вспыхивали пунцовые и лазоревые искры. Он с трудом оторвал от неё взгляд и посмотрел вдоль ряда, на который они только что свернули. То тут, то там сквозь листву проглядывали налитые жаром и мерцающие искрами ягоды, собранные в более или менее массивные грозди. Казалось, всё это спелое великолепие игриво подмигивает сбитому с толку путнику, приглашает сесть, дать отдых усталому телу в тихом сумраке, под сенью переплетённых лоз, восстановить силы и душевное равновесие, утолить голод и жажду.
Садиться он не стал, но отломил одну ягоду и бросил в рот. Хрустнула тугая кожица, из неё хлынул густой сок. Мёд и полынь. Обжигающий лёд и раскалённый камень. Солёные брызги и сухой ветер. Тяжесть бархата и игра света в витражном стекле. Катуан зажмурился. Кровь вскипела пунцовыми и лазоревыми искрами, ужас смыло, грудь расправилась, и воздух в ней заиграл, точно молодое вино. Тело зазудело силой, которая рвалась наружу. И, чтобы не быть порванным этим приливом необузданной мощи, рыцарь запрокинул голову и захохотал, давая выход внезапному счастью быть.
- Я знаю, где мы! Знаю, - возопил он, захлёбываясь от восторга, и шарахнул Микля ладонью по спине так, что тот кубарем отлетел под соседний ряд. – Мы на месте! Это Кровавая Долина!
Микль поднялся, потирая ушибленную спину и глядя на товарища с опаской. Катуан отломил от грозди веточку с несколькими ягодами и предложил вышибале. Тот отчаянно замотал головой:
- Не буду я это есть. Я здесь никогда не был, и бабка про это место говорить не любила. Сейчас-то тебя прёт, а что позже будет?
- Ну, Агинэ здесь в юности побывала, виноград ела и даже с собой унесла. И вон до скольких лет дожила. На ней и сейчас пахать можно. Ты-то чего постничаешь? У чертей в пиру хлебовом не брезгуют.
- Не буду, - упрямо повторил Микль. – Мне ни эти плоды, ни это место, ни эта тварь не нравятся.
- Ты скажи ещё, что Ползунец тебе нравился больше! Что до меня, то я на месте. Почти. Если хочешь - возвращайся. От склона мы недалеко ушли, выберешься. Ты ж почитай тутошний. Плюс минус полсвиньи. А я дальше пойду. Самому мне до Замка Спящего в этом винограднике не добраться. Даже если буду выбирать дорогу всё время вниз. Только надо, чтобы она была. А здесь, похоже, можно неделями бродить. С голода не помру, но ты прав: ягоды опасны. Даже без твоих подозрений. При такой эйфории до беды недалеко. А наш теперешний проводник ничем не хуже любого другого. Ну так как?
Катуан уложил отломанную веточку к себе в котомку. Микль обиженно засопел.
- Идём, - сказал он. – Я слишком долго прожил в городе. И мест этих не знаю. Сам не выживу. А насчёт того, что мы недалеко ушли, ты сколько таких самоуверенных по дороге видел? Не считал? Мне хватило. Только не знаю, просто заблудились или винограда объелись. С самого начала здесь ты ловчее меня оказался. Так что, куда ни кинь, мне от тебя отставать нельзя. Пустошь тебе благоволит.
- Хотелось бы...
Катуан уже взял себя в руки. Его всё ещё подмывало забить руками по воздуху и взлететь или попереться прямо вниз по склону, вырывая по пути и корявые стволы старых лоз, и стойки рядов с поперечинами, поддерживающими плодоносные плети, но он снова дышал на счёт и думал о насущном. А ещё он лишний раз восхитился помянутой им Агинэ. Его, здорового взрослого лба в компании товарища, развезло с одной ягоды. А одинокая девочка не только не сломалась под шквалом мощного наркотика, но и не потеряла ни цели, ни разума и воли для её достижения. И смогла поставить новую, когда дорога к прежней оказалась закрыта. С другой стороны, она была дитём Пустоши и могла иметь врождённую защиту от её сил.
Утешив таким образом своё Эго, рыцарь повернулся к их проводнику. Скелет, который в продолжение сцены сидел над мозгами и терпеливо ждал, вскочил, подхватил ношу и снова уверенно двинулся по междурядьям. Они следом.
Солнце стояло в зените. В лабиринте было душно, тяжёлый аромат созревшей грозди накатывал дурманящими волнами, вызывая короткие приступы то ярости, то восторга. Иногда сквозь мешанину эмоций продиралась паника от их костяного вожатого. Застёганные собственными ощущениями, изнемогшие от жары и бесконечного кружения среди зелёных стен, они не сразу поняли, что поверхность под ногами поднимается, травы редеют, почва каменеет. И только когда ряды внезапно оборвались, они очнулись. И огляделись. Все трое находились у подножия скального отрога. Словно нос корабля накатывающую волну, он разрывал склон и устремлялся к центру гигантской неровной чаши, окружённой кольцом холмов и известной под названием Кровавая Долина. Виноградник, из которого они выбрались, занимал сравнительно узкий и, похоже, самый пологий сегмент в южной её части. Скала на западе, в которую они уткнулись, с их стороны круто вздымавшаяся вверх и голая у подножия, на вершине была покрыта хвойным лесом. Гривой спускаясь по каменистым террасам по другую сторону, хвойные породы постепенно уступали широколиственным. Лес скрывал под собой всю северную, самую крутую, часть склона, а затем сменялся кустарниковыми пустошами. На востоке до самого виноградника царило разнотравье. Именно там, почти на границе между степным участком и зелёным лабиринтом, Катуан, прикрыв ладонью глаза, разглядел среди жухлой травы два ряда едва различимых на таком расстоянии низких каменных столбов, и между столбами светлую ленту дороги. 
На дне чаши стояла тёмная масса озера. Немного продышавшись от наркотического дурмана, Катуан ощутил в неподвижном воздухе солоноватый металлический привкус, как от разбитых губ. Похоже, эпитет «кровавая» долина получила не за здорово живёшь. Но он не хотел торопиться с выводами. Озеро было почти круглым, разве что в северной его части линия берега едва заметно вдавалась внутрь, словно с арбуза срезали шляпку. Из центра к ослепительному полуденному небу возносилась скала, увенчанная замком. Это было сильно вытянутое вверх сооружение, занимавшее практически всю вершину. Квадратный донжон с пятью рядами бойниц, к нему под углом примыкало прямоугольное здание пониже со стрельчатыми окнами в верхнем этаже, а в угол были втиснуты три или четыре разновысокие башни поменьше. Все строения увенчаны шпилями. Махина замка вырастала прямо из камня, отвесно вздымавшегося над тёмной гладью. Приземистые арочные ворота прямо в одной из башен смотрели на юго-восток. От замковых ворот к берегу широким зигзагом спускалась лента вырубленной в скальной стенке дороги, которую с их места было видно лишь частично. Зато хорошо просматривалась дорога, подходившая к озеру со стороны глубокого ущелья, единственного входа в долину. Там на берегу стояли две невысокие башенки с навесным переходом, похоже, каким-то образом обеспечивавшие переправу. Над одной вился дымок.
- Здесь кто-нибудь постоянно живёт? – Спросил Катуан.
- Из живых – никто. Просто мы догнали Балахонов.
- Хорошо.
Но не Балахоны волновали их сейчас больше всего