Альфред вел машину и рассказывал дочери о сне, который привиделся ему до ее рождения. Он начал с того момента, как почувствовал себя в шкуре зверя, и продолжил до самого конца, не утаив ничего, в том числе и напутствие черной тени.
Маргарет слушала не перебивая, иногда закрывала глаза, будто представляя себе то, что привиделось отцу. Когда он закончил, она долго молчала.
— Красивая и сильная женщина, ее мерзкая свита из мелких и крупных грехов, обнаженный танец, буйная сексуальность, дитя в огне, черная лента на талии, бессилие ее избранника в деле зачатия – как следствие бесплодия ее самой… все это атрибуты Лилит в коллективном мужском сознании. На ней висит ярлык «убивающая младенцев». В переводе с аллегорического это называется абортом.
— Твоя бабушка полагает, что ты моя нерожденная дочь.
— О, про меня уже сложили городские легенды! А что в них сказано о знаке на теле малышки? Как он выглядел?
— Как число 69 или две спирали, закрученные друг в друга. Найди маркер и листок бумаги в бардачке. Остановимся, нарисую. Что еще привлекло твое внимание?
— Вальпургиева ночь – это время сбора ведьм на шабаш у костра… — Маргарет вдруг вспомнила слова Диониса Парвы и невольно произнесла их вслух: — …числа неразборчивы, за ними костры и пляски ночных теней.
— О чем ты?
— Пока не знаю, — отмахнулась она. — Первое мая это еще и день христианской святой Вальбурги Хайденхаймской. Улавливаешь двойственность?
— Святая и ведьмы, это очень странный салат.
— Если говорить о религии… скорее всего, папа Адриан Второй следовал политической аксиоме «Не можешь запретить – разреши, но под своей вывеской», поэтому намеренно канонизировал Вальбургу в день языческого праздника Весны. Это религиозный плагиат, та же история, что с Венерой, тут важно другое. Твой сон похож на миф о двух дочерях; одна из них святая, другая проклятая. Здесь же антураж противоположностей – ночь ведьмовских шабашей и день христианской святой. Тут как бы дополнительный вес для убеждения, ведь сны в Вальпургиеву ночь считаются вещими. С одной стороны, это можно списать на мистику, с другой – похоже на сценарий, режиссерский замысел. Манипуляцию, если угодно. Скажи, твой сон повлиял на какое-то важное решение?
Альфред вновь кивнул, не отрывая взгляда от дороги:
— Повлиял, но эта тема пока закрыта.
— Могу рассказать про аллегорию зверя в природе, если хочешь, — она взглянула на отца, получила от него утвердительный кивок и продолжила: — Этот зверь символизирует похоть самца; он силен, но слеп, бежит по запаху, подчиняясь инстинкту. Однажды он натыкается на стену, за которой находится сознательная взрослая жизнь. Его туда не пускают, потому что он натворит там бед и, скорее всего, погибнет сам. Это порог экзистенциального кризиса или время переоценки. Зверь встает на две ноги, превращается в человека, ему открывается вид на мрачную чащу его бездумных деяний, которые нужно переосмыслить.
— Дальше не нужно, ты права, но я не хочу переживать все это заново.
— Есть еще кое-что… очень деликатное, то, о чем Диане лучше не знать, — она посмотрела на отца. — Уже догадался или дать подсказку?
— Не надо, — по лицу Альфреда скользнула тень старой боли, внезапно поднявшейся из нижних казематов души; он крепко сжал руль, выпрямил руки и уперся затылком в подголовник кресла. — Я не должен говорить об этом.
— Забыли, — Маргрет пригубила воды из бутылки. — А когда ты узнал об аборте?
— В тот же день, 1 мая 1992 года. У Эрики была соперница, имевшая на меня виды. Она знала про аборт, поэтому не сдалась даже через год после нашей свадьбы. Лиз Стоун, так ее звали, рассчитывала на развод. Она под невинным предлогом заявилась на семейное торжество и спровоцировала конфликт. Скандал был знатный, но его участниками и свидетелями стали только я, Эрика и Лиз. Тогда-то она и выдала секрет об аборте. Лиз выбежала из комнаты, мы с Эрикой остались вдвоем; у нас состоялся серьезный разговор…
— Теперь понимаю, почему ты не поехала со мной в Италию! Ты решила избавиться от ребенка!
— Ты сам подтолкнул меня к этому своим отъездом! Я сомневалась до последнего! Мне было страшно! Беременной я сразу перестала бы тебе нравиться! А эта мерзавка Лиз охотилась на тебя! Я не могла дать ей преимущество! Что мне оставалось?
— Если бы ты сказала о своей беременности, то я сделал бы предложение раньше, еще до поездки!
— Откуда мне было знать? — Эрика начала заламывать руки. — Я чувствовала, что ты готов к женитьбе, но через пару месяцев, а тут эта неприятность… и такой удобный момент, чтобы все исправить. Я боялась, что ты передумаешь!
— Разве я давал тебе поводы усомниться в моих чувствах?
— Что?! Ты был неуловим! Быть с тобой уверенной в чем-то серьезном было невозможно! Я не хотела внебрачного ребенка!
— Наше равнодушие друг к другу было игрой!
— Вот мы и доигрались, — обреченно сказала Эрика.
Альфред с тяжелым вздохом присел на стул.
— Не могу понять, как ты решилась на это…
— Как? Да что это за невеста с животом, боже мой! Я совсем не так представляла себе главное событие в моей жизни! Все мои планы свадебного торжества летели к черту! А медовый месяц? А свадебное путешествие?
— Эрика, — он взял руку жены и опешил.
Красивые глаза ее были полны слез, показавшихся ему серебряными; это были очищающие слезы раскаяния. Альфред вспомнил события из своего сна и напутствия черной тени. Он пристально смотрел на жену и чувствовал, что по-прежнему любит ее, хочет детей и будет хорошим отцом.
Эрика сочла перемену во взгляде мужа за приговор.
— Теперь ты меня презираешь, — обреченно сказала она и в порыве раскаяния опустилась перед мужем на колени: — Прости меня, прости! Я поступила гадко!
Альфред не пытался остановить этот приступ самоуничижения, который для характера Эрики был чем-то фантастическим. Гарднер опустился рядом с ней, стал на одно колено и молча обнял; она уткнулась ему в плечо, вздрагивала, всхлипывала и тоже молчала.
— У нас будет девочка, — уверенно сказал Альфред.
— Не будет, — она посмотрела на мужа, и он в первый раз в жизни увидел ее глаза красными и заплаканными. — Может случиться так, что я больше не смогу родить.
— Неужели все так плохо?
— Доктор сказал fifty-fifty.
— Будем надеяться… ведь я все равно люблю тебя, — он обнял ее голову ладонями и поцеловал в губы.
Лицо Эрики, несмотря на потекшую тушь, было красивым и каким-то особенно лучезарным от искренней благодарности мужу; в этот момент она, не раздумывая, пошла бы за ним куда угодно, хоть на верную смерть. Альфред серьезно сказал:
— У меня есть кое-что получше надежды.
— Ребенок от другой женщины? — всхлипывая, предположила Эрика.
— Нет, у меня есть уверенность.
— Я не понимаю…
— У нас будет дочь, это предопределено.
— Кем предо… — судорожный вздох помешал ей говорить, но она продолжала, вытирая слезы: — Откуда она возьмется?
— Родится, наверное, — улыбнулся Альфред, сглаживая наивность ее вопроса. — Это будет девочка с маленьким родимым пятнышком на груди.
Джип миновал скоростную автостраду Санта-Моника, съехал в сторону Олимпийского бульвара и свернул на Четвертую улицу. До пирса оставалось немного, дорога сузилась, появились светофоры. На одном из них Гарднер взял приготовленный маркер и нарисовал число 69.
— В моем сне знак был таким. Я решил, что это символ зодиакального рака, но на твоем теле два кружка сблизились, и пятнышко стало похоже на букву S, — пояснил он, заново рисуя цифры.
Маргарет взглянула на рисунки и убрала их в сумочку. Альфред продолжил рассказывать:
— В тот же день, первого мая, но утром, еще до скандала, у меня состоялся разговор с отцом. Я упомянул о божественной жемчужине, но он прервал меня и запретил рассказывать. Он что-то знал о тебе и Диане.
— Он интересовался судьбой принцессы Уэльской?
— Откуда тебе известно? Я говорил об этом только Диане.
— Сама не понимаю… это как бы из ниоткуда, — Маргарет начала вспоминать вслух то, чего никогда не знала: — Он увидел пятнышко на груди ребенка… Дианы… и тогда назвал ее принцессой, а потом затеял ремонт.
— Все верно, об этом я рассказал Диане сегодня утром! — воскликнул Альфред и ужаснулся: — У вас общая память!
— Прелестно, — Маргарет нахмурилась. — Я не смогу утаивать от Дианы то, что знаю, даже если обмотаю свою голову алюминиевой фольгой.
— Проедем это, говори дальше.
— Диана не делает выводов. А я делаю! Очевидно, Винсент Гарднер был посвящен в тайну моего… нашего с Дианой рождения, но формулировка этой тайны была двусмысленной, и он перепутал. Такое случается с трактовкой пророчеств, написанных особым языком иносказаний. Мой дед решил, что принцесса из пророчества – это Диана Уэльская, но после появления маленькой внучки понял, что ошибался.
— Я думаю, так и было! Я сказал отцу, что знак на теле малышки был похож на знак зодиакального Рака, а Диана Уэльская родилась первого июля. Она Рак по гороскопу, и отец наверняка знал об этом!
— Все проясняется, если сложить усилия. Идем дальше. После прозрения относительно своей ошибки Винсент Гарднер сообщил об этом в письме, которое ты получил спустя семнадцать лет. Это означает, что ему запретили открывать тайну раньше назначенного дня, а именно 27 мая 2010 года. Возможно, сам автор пророчества поставил это условие. Мой дед понимал, что времени у него мало, и под видом ремонта соорудил в доме надежный тайник, где спрятал свой секрет. Ключ к этому тайнику, скорее всего, находится во втором письме, адресованном Мариэн Гарднер. Нам остается вскрыть его прямо сейчас или ждать до 27 мая.
— Я не стану вскрывать письмо раньше времени, — уверенно возразил Альфред.
— Наверно, это правильное решение, если учесть, что сам Винсент Гарднер относился к этому очень серьезно, — неохотно признала Маргарет. — Придется ждать целую неделю, но мы уже кое-что знаем и никому об этом не скажем.
Альфред вдруг помрачнел и с досадой прихлопнул ладонью по рулю:
— Боюсь, молчание нам не поможет, тайник уже пуст, — он шумно вздохнул и рассказал дочери историю о ночной краже из сейфа, спрятанного за скульптурой Амура и Психеи.
Выслушав отца, Маргарет нахмурилась:
— Кто-то добрался до секретов Винсента Гарднера раньше нас…
Альфред начал вспоминать вслух:
— Отец затеял ремонт незадолго до своей смерти, в 1993 году. Тогда в холле и появилась копия скульптуры, а с ней и домашний сейф. Следов взлома не было, вор имел аварийный ключ или знал код, поэтому полиция сразу отработала версию установщика. В сейфовой фирме подняли старые накладные, выяснилось, что мастер, выполнявший заказ, умер еще в девяносто пятом. Это был пожилой и опытный работник с безупречной репутацией, но даже если он кому-то и проговорился, то выходило, что злоумышленник выгадывал момент для преступления целых четырнадцать лет.
— Может, украли не документы, а ключ от банковской ячейки?
— Нет, нет, — поспешно возразил Альфред, — ключ от ячейки всегда хранится в банке и никогда не покидает его пределов.
— А каким был кодовый замок на сейфе?
— Механический, со шкалой на сто делений. После кражи стрелка указывала на число девять.
Маргарет начала неторопливо рассуждать:
— Допустим, Винсент Гарднер никому не рассказывал о потайном сейфе. Он доверил свой секрет письму, письмо – банковской ячейке, а это значит… — она помолчала, формулируя следствие из посылки, но вдруг отвлеклась: — Мне померещилось, или в дате на втором конверте перед числом девять стоит ноль?
Альфред достал письмо и показал строчку: Вручить мисс Марии Улановой 27 мая 2010 года, ровно в 09 часов утра.
— Так и есть, — продолжила Маргарет, взглянув на конверт. — Допустим, дата и время – это код от сейфа. Вор ввел комбинацию 27-20-10-09, открыл дверцу, и тут завыла сирена. Он больше не крутил ручку, ему было не до нее, поэтому она и осталась на девятке. Если все так и было, то банковскую ячейку Винсента Гарднера кто-то вскрыл до тебя. Он и есть тот, кто нам нужен.
— Или она… — мрачно вставил Альфред, вспоминая Ванессу.
Маргарет вскинула тонкие брови.
— Есть идеи?
— Пока только догадки.
— Письмо мог вскрыть тот, кто работает в банке. Если, конечно, его не ограбили за последние полгода. Тогда вор или тот, на кого он работал, вскрыл и второй конверт.
— Скорее всего.
Маргарет, понимая, что отец по каким-то причинам не торопится делиться с ней своими догадками, вкрадчиво добавила:
— А если вор не из банка? Правило «Cherchez la femme» никто не отменял. Где седина в бороду, там и бес в ребро; моего деда могла охмурить женщина…
— Исключено! — убежденно возразил Альфред. — Я знал отца как примерного семьянина, ему было за восемьдесят, последний год он сильно болел… К тому же по договору взять ключ от банковской ячейки мог только он и никто другой. Это при его жизни, а на случай своей смерти он оставил список допущенных к содержимому ячейки; в нем числится лишь четверо близких родственников: я, моя мать, Эрика и Диана.
Маргарет с подозрением прищурилась, глядя на отца:
— Может, женщина охмурила не моего деда, а тебя?
— Нет, я узнал о сейфе лишь в день ограбления и… — Альфред замешкался, все еще думая о внучке Годвина Терри.
Маргарет вновь уловила его колебания, на этот раз интуитивно поняла их причину и потребовала:
— А ну-ка быстренько выкладывай, что за пиявка к тебе присосалась?
— Она представилась служащей банка… — нехотя сообщил Альфред.
— Неужели того самого банка, в котором твой отец арендовал ячейку для хранения своих секретов? — в тоне Маргарет звучала откровенная ирония.
— Да, но она не служащая, а скорее хозяйка…
— Владелица казино претворилась крупье? Прелестно! — Маргарет торжествовала и не срывала лихорадочного интереса. — И какие же крапленые карты она тебе сдала?
Альфред кратко рассказал о Ванессе Терри и ее детской влюбленности.
— Она выглядела дружелюбной и сказала, будто отец поручил ей передать мне что-то...
— И ты до сих пор не узнал, что именно?! — возмутилась Маргарет.
— Разумеется, нет! — вспылил Альфред. — Мы разговаривали с ней всего пару часов назад! Это была наша первая и единственная встреча! Потом она ушла, я получил ценности из ячейки, затем читал письмо отца, а после встретил тебя у бассейна…
— Она красивая? — вдруг тихо спросила Маргарет, пристально глядя на отца, но, заметив, что он хмурится, догадалась сама: — Видимо, да, раз ты так пылко оправдываешься. Мне даже захотелось на нее взглянуть.
Альфред глубоко вздохнул и выдохнул с рычанием.
— Мало мне Эрики с ее ревностью, и ты туда же!
— Все, тихо, не продолжай! — Маргарет подняла пальчик, немного прибавила громкость проигрывателя и прислушалась к мелодии. — Это Лунная серенада в исполнении Фрэнка Синатры, — она вновь посмотрела на отца. — Слышишь?
— Слышу, — буркнул Альфред.
— Это серенада о любви, my darling, — наставительно пояснила она, — и поет ее мужчина, хотя текст написан для женщины. Песня стала популярной после премьеры мюзикла «Серенада солнечной долины», ее исполнила Линн Бари. Сюжет фильма помнишь?
— Любовный треугольник, — неохотно ответил Альфред.
— Тема вечная и злободневная, — с иронией заметила Маргарет, — но главное в том, что вся эта романтическая чепуха вышла на экраны в августе сорок первого – почти на третий год Второй Мировой и спустя месяц после начала Великой Отечественной. Теперь понимаешь?
— Что я должен понимать? — в тоне Альфреда звучало легкое раздражение.
— Тут война, вот что! Поэтому никаких треугольных измен и розовых соплей быть не должно! Ясно?! У нас появилась конкурентка! Она хочет овладеть тайнами Винсента Гарднера не меньше нашего! Не удивлюсь, если Ванесса уже прочитала оба письма и ознакомилась с содержанием документов из секретного сейфа. Вот только ей этого мало, поэтому она расставила для тебя медовую ловушку.
— Зачем? — невольно вырвалось у Альфреда; он скорее спрашивал самого себя и не ожидал ответа.
— Это ее лунная серенада в солнечной долине, — Маргарет приосанилась, возложила руку на плечо отца и напутствовала высокопарным тоном: — Знай же, что долина эта пролегает меж двух соблазнительных холмов и уготована для твоей погибели. Если ты пойдешь и долиною смертной тени не убоишься зла… потому что Я с тобой… — она выдержала долгую паузу и царственно повелела: — Теперь, отец наш, рассказывай про эту доброжелательную пиявку все, что тебе известно.
Альфред усмехнулся в усы и осуждающе покачал головой. Ему понравилась наглое представление дочери, но то, что она влезла в самое нутро его тайных мыслей, думать которые он боялся сам, оставило неприятный осадок:
— Аферистка.
— Афера – это рискованное предприятие с целью личной наживы. Я стараюсь не только для себя, — наставительно заметила Маргарет и пригрозила: — Рассказывай про пиявку, или я закачу тебе такую нотацию о моральной чистоте помыслов, что ты заплачешь слезами праведника и как человекам положено однажды умереть, а потом суд!
Гарднер взглянул на дочь и не удержался от смеха. В глазах ее горели озорные огоньки, губы сложились в коварную улыбку; она была похожа на хитрую лису, которая уже стащила одну курицу и намерена умыкнуть вторую.
Посмеявшись, Альфред успокоился, потер руками руль и добавил к своему рассказу подробности о происхождении мисс Терри из богатой семьи, затем упомянул о скандальной репутации Ванессы и ненароком вспомнил, как при их первой встрече она вышла на солнечный свет из темного коридора.
Маргарет тут же взялась рассуждать.
— Если Ванесса прочитала письмо, то вполне могла обыграть свое появление так, чтобы соответствовать описанию Винсента Гарднера – появиться на границе между светом и тенью. Трюк довольно простой и рассчитан на внешний эффект. Она хочет, чтобы звездой Утренней и Вечерней считали именно ее. Ты ничего не забыл мне сказать?
Гарднер пожал плечами и тут вспомнил о визитке. Маргарет взяла ее и воскликнула, едва увидев треугольный рисунок:
— Это же сигил Люцифера! Она люциферианка! Последовательница древнего культа прометеевских гностиков!
— Сатанистка? — равнодушно предположил Альфред, следя за дорогой. — Охотно верю, что-то в ней такое есть…
— Не-ет, — со значением протянула Маргарет, — люцифериане это кое-что посильнее придурков, которым нравятся рогатые звезды, козлиные головы и ритуальные оргии при свечах. Животный сатанизм предназначен для черни, для толпы; богоборческая паства, это просто рабочий скот. Даже гении, одержимые знанием и творчеством, это всего лишь инструмент контроля над коллективным бессознательным, а вот люциферианство – привилегия высших почитателей дьяволического древа. Они не ведомые, они поводыри, серые пастухи. Дьявол наделил их тайным знанием, Сатана дал им силу, чтобы добиться власти и богатства, Люцифер же помогает им сберечь все это. Только его покровительство гарантирует неуязвимость – полную безнаказанность.
— Откуда ты все это знаешь?
— Оттуда, — Маргарет ткнула пальчиком вверх. — Я чувствую связь с изобретателями системы, знаю ее устройство в общих чертах, но пока не понимаю, зачем я здесь.
Широкая полоса песчаного пляжа, прилегающая к автомобильной стоянке у пирса Санта-Моники, привела Маргарет в неописуемый восторг.
— Какой огромный пляж! Это же целая пустыня! — восхищенно воскликнула она, глядя вдаль на узкую кромку воды между небом и песком. — Сколько футбольных полей нужно пройти до океана? Пять? Десять? К вечеру доберемся? — Она торопливо скинула босоножки и с радостным визгом побежала вперед.
Альфред умиленно улыбнулся, подобрал их и пошел к полосе прибоя следом за дочерью. Мелкие волны тихо накатывали из необъятной водной глади, сливающейся с небом. Пологое песчаное дно было ровным, как гигантский поднос, уходящий в океан на несколько сотен метров. Альфред смотрел вдаль, стараясь держать в поле зрения фигурку дочери. Находясь в полусотне метров от берега, она ступала по колено в воде… и вдруг исчезла.
Альфред побежал по воде в диком ужасе от того, что может потерять правильное направление или пропустить место, где она упала.
«Кричать бесполезно, она не услышит под водой. Глупец! Зачем я отпустил ее так далеко! Какой же я идиот!»
Он добежал быстро. Эфемерная точка на необъятной водной глади – место падения Маргарет было где-то рядом. Правее? Левее? Впереди? Альфред стал мысленно говорить со всевышним, имени которого никогда не произносил. Он клялся, обещал, умолял дать шанс, знак, намек и вдруг увидел чайку. Птица снижалась к воде. Ему показалось, что там, куда она устремилась, что-то выступало над поверхностью. Он бросился наперерез чайке и почти сразу увидел дочь, она лежала в океанской воде, как спящая царевна. Маргарет упала на спину, а не лицом вниз; в месте ее падения глубина была по колено; девушка не тонула, она лежала на песчаном дне, как в ванне.
Чайка покружила и улетела. Альфред поднял дочь из воды и понес на руках к берегу. Она была без сознания, но дышала размеренно и спокойно, будто во сне… и вдруг открыла глаза.
— Я видела подлунный мир истин, — мечтательно сказала она.
— И как там?
— От храма осталась только одна колонна… когда в ночи от факелов тенями пляшет тьма, собаки гончие становятся волками… в их окружении проклятая богиня-охотница носится между руинами и призраками… ее волки жаждут крови, — Маргарет положила руку на грудь отца. — Пап, опасности не было, я почувствовала, как ты за меня испугался, и попросила чайку подсказать.
— У тебя все под контролем? — спросил он, устало улыбаясь.
— Не все, но я работаю над этим.
Альфред положил промокшие ботинки с носками на капот, достал из машины пляжное покрывало и отдал дочери, чтобы она могла снять и высушить платье. Спустя час, перекусив в прибрежном ресторанчике морской кухни, они вернулись к джипу. В этот раз Маргарет, наполненная впечатлениями, устроилась на заднем сидении. Альфред выехал на автостраду и только тут заметил, что дочь мирно спит, подложив под голову рюкзак.
Глава 15. Красота Пандоры
http://proza.ru/2023/08/26/1240
Примечания
* Cherchez la femme (франц.) — Ищите женщину.
* My darling (англ.) — Мой дорогой.
* Оригинальная цитата: Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Псалом 22:4.