Стук топора по вишневому саду

                СТУК  ТОПОРА  ПО ВИШНЕВОМУ  САДУ.
                Роман.

                КАРАМОВ  С. К.

«Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву».
                Чехов А.П. «Вишневый сад».

         «Да, жизнь в этом доме кончилась… больше уже не будет…».
                Чехов А.П.  «Вишневый сад».


                Глава 1
                Я не оловянный солдатик!

   Никита Золотицкий, режиссер и художественный руководитель Театра юмора, средних лет господин, широкоплечий, худощавый, с короткой стрижкой, блондин с голубыми глазами, сидел со скучающим видом на очередной репетиции спектакля «Вишневый сад».
   Золотицкий очень любил свою профессию и театр, постоянно думал о театре, как на работе, так и дома. Он производил впечатление человека, наделенного незаурядным умом, постоянно анализировавший все свои поступки и действия окружающих. Хотя он не имел медицинского образования, Золотицкий знал и любил психоанализ, часто в одиночестве думая о своем жизненном пути и карьере. Чрезвычайно умный и гордый, ершистый и резковатый Золотицкий старался всегда честно и открыто высказывать свое мнение, если даже оно шло вразрез с мнениями сильных мира сего, в частности, с мнениями чиновников из Министерства культуры, курировавшими его театр; вдобавок он пытался отстаивать свое мнение до победного конца. Однако тем не менее в рациональности и рассудительности ему тоже нельзя было отказать - Золотицкий никогда не совершал опрометчивых поступков, тщательно обдумывая все слова и действия. Каждый день он вставал с лучезарной широкой улыбкой, желая совершить сегодня что-то хорошее на общее благо. Он был честолюбивым, как все талантливые и одаренные люди, которые хотят признания и известности.
   Репетиции спектаклей в театре казались Золотицкому  лишними. Ну, зачем проводить репетиции спектаклю, как размышлял он, если все уже сыграно давным- давно, десятки лет назад, если все известно, как и что сказать и когда? Он хотел ставить новые спектакли, хотел ставить современные пьесы, часто полемизируя с разными режиссерами, чиновниками из Министерства культуры, но пока это не удавалось - слишком много было противников новизны в театре, слишком много было приверженцев старого, еще советского репертуарного театра, когда долгие годы ставили в театрах одни и те же спектакли. Чиновники боялись новизны, новых современных тем в пьесах, поэтому советовали Золотицкому успокоиться и работать на старом отработанном материале.
    К тому же Золотицкий считал, что пьеса «Вишневый сад» это драма, а не комедия, как написал Антон Чехов. Поэтому он часто спорил со своими актерами, которые пытались и не раз внести какое-то оживление в действие.
   Золотицкого несколько раз приглашали за рубеж, награждали дважды, чему он был очень рад. Однако его жена Анфиса советовала лучше не связываться с заграницей, мотивируя это тем обстоятельством, что сейчас не время ездить за границу, когда все
агрессивно настроены друг против друга, когда говорят, что якобы везде враги.
                -3-
      
   Золотицкий спорил с Анфисой, говоря иронично:
-Анфис, понимаешь, ну, если везде враги, значит, у кого-то паранойя!
    Анфиса, миловидная дама лет тридцати пяти, шатенка с голубыми глазами, казалась мужу немного наивной, простодушной, слишком верящей убеждениям телепропагандистов.
-Ну, если говорят, значит, так и есть,- кротко возражала Анфиса.
   Ершистый Золотицкий ранее поставил в своем театре комедию «Лисистрата» древнегреческого комедиографа Аристофана. Это случилось полгода назад после бурного спора с Аристарховым, чиновником  из Министерства культуры, когда чиновник в очередной раз пытался убедить Золотицкого ставить старые проверенные пьесы.
-Хорошо! Тогда поставлю в своем театра пьесу Аристофана, назвав это премьерой!- рассмеялся Золотицкий, говоря с чиновником.
    Аристархов  ничего не ответил Золотицкому, лишь  пожав плечами. Однако на премьеру древнегреческой комедии «Лисистрата» он пришел. И удивленно смотрел, как на сцене ходят  три абсолютно голые актрисы, за которыми бегают  три актера; актеры в отличие от актрис были с обнаженными торсами, но в шортах, а спереди шортов виднелись прикрепленные кожаные фаллосы. Посидев минут пять, Аристархов
недовольно воскликнул:
-Что за пошлятина!
   И ушел, не попрощавшись.
   К Золотицкому подбежала его секретарша Нина, молодая девушка, брюнетка, сильно накрашенная, в синих джинсах и красном свитере.
-Ой, Никита Сергеевич, вам звонит опять этот чиновник!- сообщила она.
   Золотицкий нахмурился:
-Аристархов  звонит?
-Он самый. Он спрашивает по поводу явки на собрание.
   Золотицкий помолчал минуту, потом нехотя ответил:
-Скажи, что я на репетиции. Очень занят.
   Нина сказала со скрытой досадой:
-Он уже трижды звонил. Надоел! Я говорю, режиссер на репетиции, а он твердит одно и то же: позови!
   Золотицкий нехотя встал, пошел в свой кабинет.
-Да, слушаю…- произнес небрежно он, беря телефонную трубку.
-Слушаете, да? Я уже трижды звонил!- услышал Золотицкий в трубке бас чиновника:.
- Вы помните о собрании?
-Как же. Помню.
-Всем надо завтра явиться в час дня! Это собрание очень важное. Для поддержки правящей партии!- сказал приказным тоном Аристархов.
   Золотицкий промолчал, закусывая нижнюю губу от злости. Он не хотел ругаться с наглым и важным чиновником из Министерства культуры.
-Никита Сергеевич, что же вы молчите?- поинтересовался Аристархов.
-Я слушаю вас.
-Слушаете? Я напоминаю, чтобы вы пришли на собрание!
   Золотицкий помолчал минуту, потом решил отказаться:
-Извините.  Я занят репетициями.
-Напрасно, Никита Сергеевич! Советую одуматься. Явка обязательна!
-А если я не поддерживаю эту партию?- задал вопрос Золотицкий.
   Слова Золотицкого  вызвали бурную реакцию чиновника: он повысил голос, негодуя и настаивая, чтобы Золотицкий явился на собрание:
-Никита Сергеевич, подумайте! Не хотите прийти? А потом будете просить финансовую
                -4-

поддержку вашему театру?
   Золотицкий насупился:
-Только не надо меня шантажировать!
-Я никого не шантажирую! Явка обязательная!
   Золотицкий слегка усмехнулся:
-Хорошо, постараюсь. Оловянный солдатик Золотицкий постарается прийти.
-Что за глупости? В общем, жду.- С этими словами Аристархов повесил трубку.
   Нина стояла рядом с Золотицким, часто вздыхая.
-Напрасно, Никита Сергеевич… Напрасно вы так резко говорили,- упрекнула она режиссера.
-Вовсе не резко,- парировал Золотицкий.- Я просто высказал свое мнение по поводу партии. Я не оловянный солдатик, чтобы мною командовали на плацу.  И я очень занят.
    Вечером усталый и задумчивый Золотицкий пришел домой. Анфиса сразу заметила, что муж чем-то удручен, поэтому после того, как он поужинал, задала вопрос:
-Что случилось, Никита?
   Золотицкий не ответил, сидел за столом, уставившись в одну точку. Потом он поднялся, прошелся по кухне, говоря неторопливо и тщательно обдумывая каждое слово:
-Понимаешь, Анфис… Вроде стараюсь, работаю, но очень трудно делать вид, что ничего не происходит. Что вроде наша обычная жизнь… - Он остановился, сокрушенно вздохнул:
-Сверху постоянно какие-то приказы. То приди на собрание, то подпиши какую-то бумагу, какое-то воззвание, то одобри, что не хочешь одобрять…
-Поясни.
   Золотицкий пристально посмотрел на Анфису, удивленно спросил:
-Неужели непонятно? Как жить, когда пространство свободы постоянно сокращается?
   Анфиса пожала плечами:
-Ты еще спроси, как классик: быть или не быть.
-Не поняла?… Как сохранить самого себя, не став оловянным солдатиком.
   Анфиса уверенно произнесла:
-Просто работать, приносить пользу. Я тоже не хочу быть оловянным солдатиком.
-Это хорошо, что не хочешь… Да, постоянно надо останавливать себя, чтобы сказать откровенно: да плевал я на это или то! Самоцензура угнетает.
   Анфиса сразу согласилась:
-Да… Ты знаком с аутотренингом, успокойся.
-Иногда он не помогает…- Золотицкий помолчал, потом припомнил:
-У писателя Мамина-Сибиряка есть хорошая сказка о Серой Шейке.
-При чем…
   Золотцкий задумчиво произнес:
-Послушай… Серая уточка, которая не смогла осенью улететь в теплую страну и теперь плавает в полынье, которая все сужается. Трудно выжить в  этой замерзающей полынье!
-Неплохой образ для пояснения ситуации. Но ты режиссер, твори, радуйся театральной жизни.
   Золотицкий быстро согласился:
-Да, я режиссер, а не политик или чиновник… Да, мне нравится театр, в котором работаю. Но жизнь сейчас в социуме становится намного противнее, чем ранее.
 Он помолчал минуту, потом добавил, слегка вздыхая:
-Слышится стук топора по вишневом саду…
   Анфиса удивилась:
-Ну и метафоры у тебя!
-Понравилось?
   Анфиса слегка улыбнулась:
-Да… Кажется, тебя приглашали в Америку на постановку там «Вишневого сада»?
                -5-
   -Скоро поеду… Хотя ты советовала не ехать.
-Поедешь, забудешь все. С головой уйдешь в творчество. Вместе поедем.
   Золотицкий мечтательно произнес:
-Я режиссер, мечтаю ставить пьесы… Знаешь, иногда я мечтаю оказаться в прошлом. Поставить пьесу «Вишневый сад» в  театре в присутствии Антона Чехова!
   Анфиса присвистнула от удивления:
-Да ну? Мечтаешь оказаться в прошлом?
-В последнее время очень часто. И с тобой.
   Золотицкий обнял жену, поцеловал. Вечер прошел вполне спокойно. А следующий день…

                Глава 2.
                Сплошные неприятности.
 
     А следующий день оказался очень тревожным.  Как всегда, Золотицкий зашел в свой кабинет в десять часов утра. Увидев его, Нина не удержалась от комментария:
-Никита Сергеевич, глядя на вас, даже часы не нужно проверять.
   Золотицкий милостиво улыбнулся:
-Хочешь сказать, что я пунктуален.
-Да. Как всегда, приходите ровно в десять часов.
   Золотицкий вошел в кабинет, включил компьютер.
   Нина пошла следом за ним, докладывая:
-Никита Сергеевич, вам уже дважды звонил…
-Неужели этот противный Аристархов?- предположил Золотицкий.
-Он самый.
-И что опять хотел?
   Нина пожала плечами:
-Того не знаю. Но звонить будет.
   Нина вышла из кабинета. Несколько минут Золотицкий просидел в задумчивости.
«Да, господин Золотицкий, постоянно вы оказываетесь в пучине неотвратимых тревожащих мыслей и страшных снов!- подумал с горечью Золотицкий.- Ну, что делать, если приходится жить в период новых заморозков? К сожалению, у нас только два времени года: оттепель и заморозки, увы… К сожалению, времена не выбирают, как и страну, в которой тебя родили… Перестань думать о плохом… Страшные сны, прочь от меня! Сосредоточься исключительно на работе!».
   Осторожный стук в дверь вернул его в бодрое, рабочее состояние.
-Да…- Золотицкий привстал, потом вновь сел в кресло.
   В кабинет вошел актер его театра Борис Вильштейн, лет сорока, светловолосый, коренастый, в очках, чем-то взволнованный. Вильштейн работал в Театре юмора уже десять лет. Он вырос в актерской семье, оба родители тоже были актерами. Вильштейн, робкий и нерешительный в жизни, но талантливый и уверенный в актерской игре, был очень симпатичен Золотицкому. Они дружили, ходили друг к другу в гости, не раз ездили в отпуск вместе с семьями.
   Поздоровавшись, Вильштейн сел на стул напротив Золотицкого.
-Что-то случилось, Борис?- поинтересовался Золотицкий.
   Вильштейн закурил сигарету, говоря удрученно:
-Случилось… И многое.
-Поясни.
   Вильштейн минуту помолчал, потом робко ответил:
-Ты знаешь, я иногда что-то пишу в соцсетях… Ну, понимаю, что все сейчас проверяют, опасно писать, о чем думаешь… Не удержался, поставил один лайк в сети.
                -6-
-И что?
-А то!…- Вильштейн перестал курить, сжал пальцы рук в кулаки.- Вчера вечером ко мне заявляются люди в черных масках, хамят, забирают мой компьютер.
-За один лайк? И по поводу чего он был?
-Да забыл уже… Мне грозят судом! И еще одна гадость. Хотят арестовать сына.
   Золотицкий опешил:
  -А его за что?
   Вильштейн протяжно вздохнул:
-Витя написал пост по поводу спецоперации.
   Минута прошла в гробовом молчании. Вильштейн сидел, уткнувшись в одну точку на полу, с выражением беспомощного страха на бледном лице.
   Золотицкий постучал пальцами по столу.
-Да, все тревожно…- подытожил он. - Даже робкий Вильштейн решил уехать.
-Робким был раньше. А сейчас надо быть решительным!- твердо произнес Вильштейн.
-Да, могут тебя записать в иноагенты. Я уже давно ничего не пишу в соцсетях. И тебе советую!
   Вильштейн подхватил:
-Раньше я тоже ничего не писал. Боялся. А сейчас черт попутал…
   Золотицкий криво усмехнулся:
- Раньше говорили о врагах народа, а сейчас появились иноагенты… Да-с, метаморфозы нашего бытия… Здравствуй, капиталистический 37 год!..  И что ты намереваешься делать?
-Уеду. Да, я уеду!- Вильштейн подскочил, повторяя одни и те же слова, но все громче и громче, переходя потом на истерический вопль:
-Уеду! Уеду!! Уеду!!
   Пришлось Золотицкому встать, похлопать по плечу друга, успокаивая.
-Хватит кричать… Сядь и остынь…- произнес добродушно Золотицкий. - Я тебя не узнаю…  Куда делась твоя робость?
   Вильштейн сел на стул, прикрывая глаза.
-И куда хочешь уехать?
   Вильштейн открыл глаза, взглянул на Золотицкого растерянно.
-Надо уехать… С сыном. Пока на свободе…- сказал он еле слышно.- Уже решил уехать
в Израиль. Один русскоязычный театр в Тель- Авиве давно приглашал меня играть в «Беге» по Булгакову.
   Золотицкий скептически произнес:
-Там тебе не будет лучше.
-Нет, будет.
-Неужели?
   Вильштейн уверенно сказал:
-Будет! Там не сажают за лайки! Мне надоела полицейщина! Мне все надоело!
   Золотицкий печально протянул:
-Значит, «Бег» по Булгакову… Но сначала бег из Москвы.
-У тебя в ходе нашего разговора появляются аллегории.
-Что поделать, мы люди творческие… Бег… Там, кажется, в пьесе четыре действия и восемь снов.
-Правильно.
-А сон есть драматургическая условность, представляющая что-то нереальное… То есть все, как страшный сон русской интеллигенции.
   Вильштейн расплылся в улыбке:
-Как ты все образно описал! Творческая интеллигенция не могла найти консенсус… Не могла поступиться своими нравственными принципами.
                -7-
   Золотицкий восторженно улыбнулся:
-Это ты, кажется, говоришь и о себе.
-Правильно!
   Золотицкий протянул другу лист бумаги, говоря:
-Ну, пиши заявление по собственному.
   Вильштейн кивнул, начал писать. Раздался телефонный звонок.
Золотицкий занервничал:
-Только бы не этот противный Аристархов…
   Опасения Золотицкого подтвердились:  в телефонной трубку он услышал бас Аристархова:
-Приветствую, Никита Сергеевич!
   Золотицкий поздоровался, взял подписанное заявление у Вильштейна. А любопытный Вильштейн не уходил, прислушиваясь к разговору.
-Никита Сергеевич,  вы не пришли на собрание,- то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес Аристархов.
   Золотицкий от злобы закусил нижнюю губу, мысленно настраивая себя на спокойствие и хладнокровие, желая в этот миг, чтобы противный и надоевший ему чиновник побыстрее повесил трубку.
-Не пришел…- коротко ответил Золотицкий.
-Я же вам напоминал!
-Извините, был на репетиции. Я обещал прийти, но не смог.
-Очень плохо!.. Ладно… - Аристархов помолчал минуту, потом продолжил:
-Да, вам надо будет подписать одно заявление. Уж не отказывайте в этом.
   Золотицкий раздраженно сказал:
-Слушайте, то собрание, то заявление, то еще что-то! Я работаю в театре или в каком-то военном штабе, где только слышатся приказы?
-Напрасно вы так… Не сердитесь! Заявление только подпишете и все.
   Золотицкий беспокойно спросил:
-И о чем заявление?
-Так, заявление театральных деятелей по поводу одобрения проводимого курса… И еще завтра  в двенадцать часов  дня состоится митинг, на который обязаны явиться все наши театральные деятели. Как куратор вашего театра, сообщаю.
-Хорошо, постараюсь.- Голос Золотицкого зазвучал однотонно, бесстрастно.
-То, что постараетесь, неплохо, но было бы лучше, если б ответили: обязательно приду!
-Извините, но я бываю очень занят на работе!
-Это понятно… Но мы находимся в социуме, а не в космосе. Как говорил раньше товарищ Ленин, нельзя находиться в обществе и быть свободным от общества.
   Золотицкий снисходительно усмехнулся:
-Знаете, эта мумия  Ленин не мой товарищ. И он мне не авторитет.
   На том конце провода замолчали.
   Вильштейн хихикнул, неслышно хлопая в ладоши.
-Что ж, плохо, что Ленин вам не указ…- услышал Золотицкий ответ чиновника. - До свидания. Но советую все-таки прийти. Чтобы не было потом неприятностей.
   Аристархов дал отбой.
-Он мне еще и угрожает…- процедил сквозь зубы Золотцкий.
-И чем же?
   Золотицкий пожал плечами:
-Упоминал о финансовой поддержке театра. Может прислать новую налоговую проверку.
   Вильштейн встал, напоследок сказал:
-Советую тебе тоже уезжать.
-А что я буду делать за рубежом?
                -8-
   Вильштейн быстро ответил:
-Будешь так же работать режиссером.
   Золотицкий с жаром возразил:
-Нет! Моя родина тут!
-Тут ты мучаешься…
   Золотицкий махнул рукой:
-Когда мучаюсь, когда радуюсь… Ты не очень спешишь?
-А что?
   Золотицкий порылся в ящике письменного стола, вытаскивая исписанный лист бумаги.
-Послушай… Написал забавный монолог на злобу дня. Может, вставлю в какую-нибудь пьесу.
   Он встал, прошелся по кабинету, начав читать:
-Скажи, нам теперь надо забыть название романа Льва Толстого? Какого романа? Роман «Война и мир» Толстого.
   Золотицкий сделал паузу, а Вильштейн хихикнул.
-Ой, нельзя говорить!- Золотицкий, подражая актерам, театрально поднял обе руки, закатывая глаза.- И как теперь… Ой, даже не знаю… О многом говорить нельзя.- Он испуганно оглянулся, вздрагивая.- Ой, даже страшно стало! И о войне нельзя говорить… Ой, ой, о мире тоже нельзя говорить!
   Вильштейн снова хихикнул, хлопая в ладоши.
-Ой, как страшно стало жить! Обо всем нельзя говорить. Почему? Можно хвалить наших чиновников. Да, это можно, но не хочется. Помнишь, как Оруэлл писал? Что мир это война, а война это мир? Вот-вот… Только не надо об этом говорить. Помню, когда была война в Афганистане. Нет, нельзя! Ой, говорили о контртеррористической операции. Верно. Лучше говорить: операция Ы. Почему ж Ы? При чем тут название старой комедии? Да потому, что наша жизнь похожа на комедию. На комедию или трагикомедию? Ой, как страшно стало жить!
   Золотицкий захохотал, пряча листок бумаги в ящик стола. Вильштейн захохотал тоже, похвалив своего друга:
-Слушай, а у тебя есть способности к сочинительству! Молодец! Почти, как Оруэлл!
   Золотицкий засмущался:
-Ну, ты скажешь…
-Пиши! Молодец! И в какую пьесу вставишь этот монолог? Надеюсь, не в «Вишневый сад»?
   Золотицкий отрицательно качнул головой:
-Не туда.

                Глава 3
                Маски-шоу в театре.

      На следующий день Золотицкий,  как обычно,  зашел в свой кабинет ровно в десять часов утра. Нина сообщила ему, что опять звонил Аристархов. Золотицкий ничего не ответил, лишь только кивнул секретарше.
   Посидев примерно часа два на репетиции, Золотицкий вернулся в свой кабинет. Он решил не ходить на собрание. Он даже не хотел сегодня брать телефонную трубку,
чтобы не говорить с противным ему чиновником.
   Ровно в час дня обезумевшая от страха Нина вбежала в кабинет, вопя:
-Никита Сергеевич! В театр ворвались люди с автоматами!
-Вызвать полицию!- произнес приказным тоном Золотицкий, вскакивая.
-А она тут не поможет…- пробормотала Нина.
   Выйдя из своего кабинета, Золотицкий увидел людей в камуфляже и черных
                -9-
масках с автоматами, которые кричали: «Всем лечь на пол! Лежать и молчать!». Увидев это, Золотицкий застыл от неожиданности.  Нина стояла рядом с трясущимися руками.
   Через минуты три к Золотицкому подбежали трое в черных масках.
   Высокий в черной маске, заметив Золотицкого, представился:
-Капитан  Козлов! Это экстренная проверка вашего театра! Показать все документы, все компьютеры.
   Золотицкий презрительно  усмехнулся:
   -Простите, капитан каких  козлов?
   Козлов нецензурно выругался, потом схватил Золотицкого  за рукав, говоря очень грубо:
-Слушай, умник! Интеллигентик! Ты для меня дерьмо! Проверка твоего поганого театра!
   Нина модяще воскликнула:
 -Отпустите его! Не бейте!
   Козлов немного смягчился и отпустил Золотицкого.
   Войдя в кабинет Золотицкого, двое в черных масках открыли шкаф, побросав на пол
все папки с документами, включили компьютер.
-Чем обязан? Почему устроили маски - шоу?- тревожно спросил Золотицкий.
-Проверка. Растраты. Налоги. Все проверим,- отрывисто произнес Козлов, не смотря на  помрачневшего Золотицкого.
-Какие растраты?- удивился  Золотицкий. - Не было никаких…
-Черт! Отставить разговорчики!- грубо оборвал его Козлов, снова нецензурно ругаясь.- Вопросы здесь задаю только я!
   Золотицкий покраснел от волнения, сжав пальцы рук в кулаки.
 -Так, где бухгалтерские отчеты?- деловито спросил Козлов.
-В бухгалтерии,- ответил тихо Золотицкий. - Я могу…
-Сиди.  И без тебя принесут.- Козлов  махнул рукой одному в черной маске, после чего тот быстро кивнул и вышел из кабинета.
   Через несколько минут человек в черной маске вернулся с несколькими журналами. Он положил их на стол, ожидая дальнейших команд капитана. Козлов  стал перелистывать бухгалтерские журналы.
   Золотицкий минуту молчал, потом не выдержал:
-Что за придирки? Вы не церемонитесь, будто у себя дома!
   Козлов коротко ответил, не глядя на режиссера:
-Что значит придираться? У нас плановая проверка!-  Потом он снова грязно выругался, плюясь.
   Козлов приказал людям в черных масках унести компьютер и бухгалтерские журналы.
   Золотицкий подскочил, почти крича:
-Постойте! А как же я буду работать без компьютера?
-Черт поганый! А мне на это наплевать!- огрызнулся Козлов.
   Через несколько минут Золотицкий с Ниной остались в кабинете одни.
   Золотицкий сел в кресло, сжимая пальцы рук в кулаки. Зазвонил городской телефон. Однако Золотицкий сидел неподвижно, будто не слышал звонка.
-Телефон… Никита Сергеевич…- еле слышно сказала Нина.
  Золотицкий догадывался, кто звонит, поэтому не спешил взять телефонную трубку. Но трубку подняла Нина:
-Да… Театр юмора….- Через минуту, она прошептала Золотицкому, прикрывая трубку ладонью:
-Это опять…
   Золотицкий кивнул:
-Аристархов…
-Вы угадали, Никита Сергеевич.
   Золотицкий нехотя взял телефонную трубку, процедив сквозь зубы:
                -10-
-Слушаю…
 -Приветствую вас, Никита Сергеевич!- услышал режиссер бас Аристархова.
   Золотицкий промолчал, чтобы не выругаться.
-Алло, Никита Сергеевич, вы слышите меня?
-Слышу. И только что видел ваших опричников в черных масках.
   Аристархов почему-то засмеялся:
-Ну, какие же они мои? Ребята работают, ищут неплательщиков налогов, растраты…
   Золотицкий произнес ядовито - ледяным тоном:
-Значит, эта ваша месть? Грозили мне проверкой?
-Месть?
-Ну, маски - шоу…Проверка финансовой отчетности, да?
   Аристархов моментально ответил:
-Это пока вам предупреждение, чтобы впредь были бы полюбезнее! Чтобы являлись на наши собрания! Чтобы подписывали, когда вас просят!
-Значит, это цветочки? А ягодки впереди?
   Аристархов повысил голос:
-Не кипятитесь, Никита Сергеевич! Знайте, что все кандидатуры на посты режиссеров и худруков заменяемы! И вас могут легко заменить!
   Золотицкий помедлил с ответом, потом тревожно спросил:
-Значит, угрозам нет конца?
-Повторяю: все заменяемы! У нас незаменимых нет!
   Золотицкий сухо ответил:
- Незаменимых нет, но есть недосягаемые! Извините. До свидания!
   Золотицкий бросил телефонную трубку.
   В кабинет Золотицкого вбежала испуганная главная бухгалтер театра  Таня Маслова, пожилая дама, брюнетка в коричневом брючном костюме, с отечным лицом. Золотицкий всегда посмеивался над ней, говоря, что она похожа на ходячую парфюмерную выставку; но сегодня он заметил на ее лице слезы с размазанным макияжем.
   -Что случилось, Татьяна Петровна?- участливо спросил Золотицкий.
-А вы не знаете?- Маслова присела на краешек стула напротив режиссера, вытирая платком слезы.- Люди с автоматами! Ворвались ко мне, унесли компьютер!
   Золотицкий встал, дружески похлопал ее по плечу, говоря как можно мягче:
-Это плановая проверка, Татьяна Петровна. И ко мне заходили.
-Знаю. Мне звонили еще из налоговой полиции.
   Золотицкий сел в кресло, попросив главного бухгалтера рассказать, что сказали в  в  налоговой полиции.
-Ну, что сказали? Ничего хорошего…- ответила удрученно Маслова.- Плохое состояние бухгалтерии, хищение двухсот  миллионов рублей.
-Черт! Не было никакого хищения!- разозлился Золотицкий.- Это все Аристархов подстроил!
-Он вам грозил?
-Да… Намекал… И сегодня звонил, мол, надо было приходить на собрания. Подписывать, если просят что-то подписать.
   Маслова прочувственно воскликнула:
-Ну, надо было вам все подписать! Нам грозит суд! Театр обвиняют в хищении миллионной суммы! Вы понимаете…
-Я все понимаю, Татьяна Петровна,- перебил Золотицкий.- Но прежде всего прошу не кричать в моем кабинете!
-Извините, я…
-Так,  уже была одна попытка ранее обвинить театр в хищении,- напомнил Золотицкий.-
И теперь снова… Назначенная ранее комплексная проверка финансовой отчетности
                -11-
показала, что не было грубых нарушений! Да, была госсубсидия, все у нас есть в отчетах.
-Есть, конечно,- сразу согласилась Маслова.
-И в обвинительном раннем заключении мало было конкретики, неясно, в чем выразились противоправные действия обвиняемых. Все финансовые документы мы представили.
   Маслова кротко возразила:
-Но это было раньше. А сейчас все снова…
-Снова… Если будет новое обвинение, повторится все, как и ранее,- уверенно сказал Золотицкий.- Пусть проверяют, пусть пугают… Пусть забирают у нас компьютеры! Лучше бы подумали о несовершенстве порядка госфинансирования в сфере культуры!
-О чем это вы?
-Недавно Союз театральных деятелей России заявил, что система финансирования театральных проектов создает непреодолимые препятствия для работы! Наши театры вынуждены составлять планы и графики работы на годы вперед. Финансирование, согласно  закону, выделяется постфактум, в порядке компенсации за уже выполненные работы! Уже выполненные! И бухгалтерия составляет фиктивные отчеты о еще не выполненных работах, чтобы получить деньги на решение театральных задач.
   Маслова заулыбалась:
-Ой, Никита Сергеевич, как с вами приятно говорить! И все разложите по полочкам, и все объясните. Да, еще… Чтобы купить реквизит на блошином рынке нужна наличка.
-Знаю… Все я знаю… Наличка нужна театру, а не нам. А налоговая полиция думает, что мы якобы преступники, казнокрады! И мы почти каждый день должны доказывать, что мы честные!
- Как это в старой юмористической сценке, докажи, что ты не верблюд.
   Минута прошла в молчании.
   В кабинет вошла Нина, сообщив, что люди в черных масках покинули театр.
   Золотицкий благосклонно улыбнулся:
-Очень хорошо! Покинули.
-Надолго ли?- подхватила Маслова, сокрушенно вздыхая.
-Уже бы завтра отдали наши компьютеры и больше б нас не беспокоили.
   Оставшись один, Золотицкий минуту просидел в кресле, потом поднялся и стал ходить по кабинету, взволнованно говоря:
-Стук топора по вишневом саду все отчетливее! Увы!
 На следующий день маски - шоу вновь повторились. Уже в одиннадцать часов утра Нина вбежала в кабинет Золотицкого, вопя:
-Никита Сергеевич, снова эти с автоматами!
   Золотицкий встал, вышел в коридор и увидел подходящего хмурого капитана Козлова в сопровождении двух в черных масках и с автоматами.
-Чем обязан на этот раз?- деловито спросил Золотицкий.
   Козлов ничего не ответил, спрашивая людей в черных масках, где главная бухгалтер.
   Золотицкий еще раз повторил свой вопрос, но Козлов лишь грубо оттолкнул его, матерясь. Через минут пять привели плачущую Маслову. Она была в наручниках. Двое а черных масках держали ее за руки, словно вели какого-то особо опасного преступника. Увидев Золотицкого,  Маслова завопила:
-Никита Сергеевич! Что происходит?
   Козлов поморщился:
-Происходит задержание преступников. Мы работает в рамках закона!
-Неужели?- усомнился Золотицкий.- Это мы преступники? И я тоже преступник?
   Козлов глянул на Золотицкого, отвечая с полупрезрительной снисходительностью:
-И ты тоже преступник! Арестовать его!
   Золотицкого окружили двое в черных масках.
   Золотицкий слегка опешил:
                -12-
-За… за что?
   Козлов грязно выругался и отошел от Золотицкого. Плачущую Маслову посадили в автозак и повезли в сопровождении троих в черных масках и автоматами. А Золотицкого посадили в другой автозак и привезли домой, напоследок сказав ему, что он месяц будет находиться под домашним арестом.
   Анфиса занервничала, увидев арестованного мужа:
-Черт! За что?
   Золотицкий пожал плечами:
-Опять старое дело вспомнили. Якобы растраты…
    Анфиса попросила:
-Ну, наручники ему снимите! Что творится?
   Один в черной маске снял наручники, забирая их. Через минуту оба в черных масках ушли.
   Анфиса подбежала к мрачному мужу, причитая:
-Зачем все это? Почему домашний арест? Что ты натворил? Ну…
   Золотицкий перебил ее:
-Перестань плакать… Вспомнили старое дело.
-Старое?
-Золотицкий кивнул:
-Ничего криминального раньше найти не смогли, не смогут и сейчас. Это просто месть чиновника Аристархова.
   Золотицкий сел на стул, потирая запястья.
-Что? Болят руки?- участливо спросила Анфиса.
-Немного ноют… Да, стук топора по вишневому саду все отчетливее!
   Анфиса обняла мужа, моляше восклицая:
-Ну, согласись с этим противным Аристаховым! Подпиши бумажку! Я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму!
-Не посадят.
-Не посадят, если будешь подписывать то, что скажут!
   Золотицкий решительно возразил:
-Нет и еще  раз нет! Я не оловянный солдатик!
   Вечер прошел спокойно. Золотицкий стал смотреть телевизор, говоря, что это теперь будет его каждодневным занятием.

                Глава 4
                Жить по правде.

   Ночью Золотицкий ворочался с боку на бок, уснуть не смог. Он несколько раз вставал, ходил по квартире, раздумывая. А Анфиса крепко спала, не слыша его шагов. Золотицкий пролежал с закрытыми глазами примерно час, потом вздремнул на час. Проснувшись, он поднялся  в предутренней темноте и подошел медленно к окну. Звезды  еще блестели, но рассвет занимался теперь быстро. Постояв немного возле окна, Золотицкий снова лег, прикрывая глаза и желая успокоиться. Он сильно переживал, что его приговорили к домашнему аресту, что главная бухгалтер Маслова тоже арестована, а театр фактически остался без руководства. Невозможность что-то изменить в данной трагической ситуации бесила его. Он всегда был человеком действия, всегда обдумывал свои поступки, сторонился всякого криминала, поэтому сейчас страстно желал что-то изменить, доказать, что  ни в чем не виноват: напрасно вспомнили старое дело о каких-то театральных незаконных растратах, когда год назад все уже было доказано, что ни он, ни Маслова не совершали ничего противозаконного.
-Жил по правде…- говорил вполголоса сам себе Золотицкий,- Не прогибался  ни
                -13-
перед кем.  И не молчал. Постоянно надо молчать, что ли? Постоянно угождать разным чиновникам, подписывать разные заявления, как они требуют? А если моя совесть не велит того подписывать?! Молчим, мы молчим… И к чему приведет наше бездействие? Боимся даже лишнего слова сказать! Можем только анекдотики на кухнях рассказывать! И сколько раз я слышал трусливый комментарий: «А что мы можем? Мы ничего не можем…». Увы, многие утеряли человеческий облик, став какими-то  жалкими животными, которые удавятся за миску супа, забыв все принципы, душу свою, все старания своих предков. Чего же мы боимся? Боимся потерять комфортное пребывание в уютной квартирке, боимся совершить даже один шаг гражданского мужества! Да, вот недавно во Франции были демонстрации протеста, забастовки, но это там… А у нас молчаливое и долготерпеливое население, которое по привычке помалкивает, лишь тихо ругая кого-то на кухне. И никто не выйдет на улицу, протестуя, а если выйдет, его моментально арестует полиция. Хотя одиночные пикеты сейчас разрешены, но это только на бумаге… А в нашей удручающей реальности даже одиночный пикет запрещен! А если выйдет не один, а тысяча, если выйдет на улицу миллион протестующих граждан? Поводов для протестов предостаточно! Если выйдет целый миллион?! Ой, я даже не призываю никого к бунтам, помилуйте! Я только размышляю… Да, за годы кровавого коммунистического террора взрастили трусливое и покорное поколение, которое будет молчать, когда надо действовать! Когда надо сказать лжи свое решительное «нет»! Когда надо не поддерживать ложь на всяких собраниях, когда надо перестать быть робкими и молчаливыми, когда надо не подписывать разные заявления на работе, которые тебе нагло подсовывают подписать.  Каждый должен выбрать путь честного человека, отвергающего ложь, или путь подлого слуги лжи. Не сидеть, не слушать разную беззастенчивую пропаганду и ложь на собраниях, лекциях, опровергать эту ложь по мере возможности! Жить по правде сложно, но нужно! Да, можно из-за этого лишиться работы, большой премии, похвалы начальства, но душу чистую свою сохранишь. И можешь смело заявить всем: не быдло я, не трусливый страус, ура - холуй, а свободолюбивый и честный гражданин! Вот путь, который может привести нас к освобождению ото  лжи, тупой пропаганды, ненужной рабской покорности. Который приведет к лучшей жизни, без всяких кровавых переворотов. Забыть свою робость, покорность, перестать быть молчаливым и терпеливым быдлом! Сказать свое решительное «нет!», когда от тебя, молчаливого и покорного, требуют сказать «да»! Может, мы сами виноваты в плохой жизни? Может, надо подумать, чтобы ее изменить? Заткнули рты, не дав говорить?! Закрыли разные оппозиционные сайты? Не работает сейчас радио «Эхо Москвы» и не выходит «Новая газета»? А что ты сделал, что ты сказал, чтобы они работали, как прежде? Нет, ты молчал, как ура - холуй! Выборы? Возможно, можно и нужно голосовать не по указке. Не молчать! Не молчать нигде: ни на работе, ни на собраниях, лекциях. Излагать свою точку зрения, спорить и доказывать. Жить по правде! Иначе станем рабами, которым, как писал Пушкин, нужно «ярмо с гремушками да бич».
   Последние слова он произнес достаточно громко. Анфиса проснулась, зевнула.
-И чего ты добился со своей правдой?- криво усмехнулась она, потягиваясь.- Сидишь теперь под домашним арестом… Чистеньким хочешь быть? А иногда надо прогнуться, чтобы выжить, муженек честненький! Чтобы хорошо жить и хорошо жрать!
   Насмешливый и грубый тон жены оскорбил Золотицкого. Он вскочил, недовольно восклицая:
-Нет! Прогибаться ни перед кем не буду! Я не ура - холуй!
-Не будешь? Тогда дождешься, что тебя посадят в тюрьму!
   Золотицкий пронзительно закричал:
-Не буду! Не стану я биодекорацией режима!
   Анфиса удивленно спросила:
-Чего, чего? Какая такая декорация?
                -14-
-Биодекорация режима!- повторил Золотицкий. - Может, видела  на разных выставках улыбающихся к месту или не к месту девушек у разных стендов? В прайс - листах выставок  есть специальная статья расходов на этих работниц, которых цинично называют «биодекорациями». Если девушка, тьфу, биодекорация молчит, ее называют молчащей биодекорацией. В штате имеется говорящая биодекорация, которая получает больше молчащей. Можно быть такой биодекорацией не только на выставках. В жизни у нас есть везде биодекорации, ура - холуи, которые выслуживаются перед режимом!
-Чего?  Какая такая декорация?- Анфиса  помолчала минуту, потом добавила с нескрываемым раздражением:
-Лучше позвони этому чиновнику, скажи, что будешь все подписывать!
-Неужели? И он сразу прикажет меня выпустить? Сажали меня другие.
   Анфиса парировала:
-Сажали другие, да, но с его подачи! Не будь упрямым идиотом!
    Золотицкий категорически заявил:
-Не буду ему звонить и унижаться! Не хочу быть ура - холуем!
   Анфиса недовольно поджала губки, уйдя в соседнюю комнату. А Золотицкий сел смотреть телевизор. К сожалению, телевизор не отвлек его от горестных мыслей, лишь только еще больше разозлил.
-Черт!.. Что за зомбияшик!- недовольно воскликнул он, вскакивая.- Надоели эти мастера телепропаганды!
   Под словами «мастера телепропаганды» наш герой подразумевал теледикторов или ведущих разных телеканалов, которые настойчиво пытаются внушить обывателям, что якобы все везде у нас хорошо, оболванивая обывателей. Золотицкий раздраженно стал переключать каналы, ища что- то интересное, однако, кроме новостей с комментариями мастеров телепропаганды и скороспелых фильмов, мыльных опер, пошлых юмористических программ, ничего не нашел. Сев в кресло напротив телевизора, он протяжно вздохнул:
-Ой, стук топора по вишневому саду слышится  еще ближе… Правильно писали ранее в «Новой газете», что телевизор, точнее, зомбиящик применяет против обывателей оружие массового поражения! Всякие политические шоу нагнетают только страх, выключают механизмы рационального мышления. Ложь, ненависть… Не нравятся мне соловьиные трели и кисельные берега!.. Тьфу, ура - холуи!.. А что наши деятели культуры? Какая-то спецоперация в культуре… Витринные люди страны, наши культурные звезды (не хочу называть фамилии, которых почти каждый день показывают по телевизору, словно выставляя их на витрине) поносят тех, кто не одобрям-с, кто не желает постоянно орать «ура!!». Какой-то патриотический ренессанс!.. Музыкальные патриоты создают патриотическую музыкальную Ассоциацию, говоря, что якобы у нас мало духоподъемных песен. Чего стоит одна песенка «Из России - матушки вдаль глядят сарматушки»! Тьфу!..
   Выключив телевизор, Золотицкий решил узнать, как дела в его театре. Он позвонил своему заместителю, режиссеру Пузикову.
   Пузиков Антон, лет тридцати пяти, рослый шатен с короткой стрижкой, работал в театре уже лет пять. Он стремился работать без всяких конфликтов с администрацией, пытался угождать всем, кому надо в данный момент угодить. И постоянно уговаривал Золотицкого помягче разговаривать с чиновниками. Золотицкого крайне раздражало поведение Пузикова, его конформизм. Золотицкий даже несколько раз ругался со своим замом, ворча:
-Мне не нужен на работе конформист, соглашатель! Мне нужен честный и бескомпромиссный гражданин, который любит свою страну и свой театр! Мне не нужна говорящая биодекорация режима!
  На что Пузиков смущенно отвечал, что не желает ни с кем ругаться и портить
 отношения.
                -15-
   Набрав номер телефона кабинета Пузикова, Золотицкий услышал бодрый ответ, что
все хорошо.
   Золотицкий усомнился:
-Так ли все хорошо? Спектакли идут?
-Все хорошо, Никита Сергеевич!
  Золотицкий минуту помолчал, потом поинтересовался:
-Этот противный Аристархов звонил?
-Он не звонил. Он вчера пришел в театр. Все хорошо.
   Золотицкий присвистнул от удивления:
-Да ну? И что хотел?
-Ну, спрашивал тоже, как дела… Заходил в ваш кабинет.
   Золотицкий занервничал:
-И что он искал в моем кабинете?
-Ой, не знаю… Все хорошо!
-Компьютер же забрали. И когда его отдадут?
   Пузиков снова повторил:
-Ой, не знаю…
-И сколько мне сидеть под домашним арестом? Тоже не знаешь? И снова повторишь: все хорошо? Как в песенке «Все хорошо прекрасная маркиза»?
   На том конце провода Золотицкий услышал лишь вздох. Минуту помолчали.
   Золотицкий спросил с интересом:
-Может, мне позвонить этому противному Аристархову?
  Пузиков пробормотал:
-Ой, не знаю…
-Интересно, что ты знаешь? Что все хорошо?
   Пузиков помолчал минуту, потом осторожно произнес:
-Знаете, Никита Сергеевич, лучше не ссориться с этим Аристарховым.
-Я с ним не ссорился. Только не соглашался.
   Пузиков сокрушенно вздохнул:
-Напрасно, Никита Сергеевич.
   Закончив разговор с  Пузиковым, Золотицкий поднялся, походил в задумчивости по квартире, потом сел. Раздался телефонный звонок. Золотицкий не торопился брать телефонную трубку. Он напрягся, думая, что звонит Аристархов. Прошли три минуты, а телефон продолжал звонить. Не выдержав, он поднял трубку, говоря еле слышно:
-Да, слушаю.
-Хорошо слушаете, Никита Сергеевич?- услышал в трубке бас Аристархова.
-Хорошо.
-Как настроение, Никита Сергеевич?
   Золотицкий пожал плечами:
-Интересные у вас вопросы… Лучше скажите, когда я буду выпушен на свободу.
-Значит, раскаиваетесь?
   Золотицкий твердо произнес:
-Я ни в чем не раскаиваюсь! Я не совершал никаких преступлений! Жил и буду жить по правде!
-Вот оно как?
-Да, по правде!.. Маслову освободили?
-Пока нет.
   Золотицкий повысил голос:
-Но она ни в чем не виновата!
-Только не кричите на меня.
-Я волнуюсь, я…
                -16-
   Аристархов перебил:
-Раньше надо было волноваться! И не спорить со мной!
-Выходит, вы мстите мне?
   Аристархов сухо ответил:
-Бросьте нести всякую чушь! Скоро вас обоих освободят. И надеюсь, впредь вы будете более благоразумным!
-Скоро? Это когда?
   Однако вместо ответа Золотицкий услышал в трубке частные гудки.
   Золотицкий  помрачнел:
-Черт! Стук топора по вишневому саду слышен очень хорошо!
   В комнату вбежала испуганная Анфиса.
-Ты чего кричишь?- беспокойно спросила она.
-Кричу… Стук топора…
   Анфиса сразу перебила мужа, нахмурившись:
-Заладил одно и то же… Лучше бы помягче говорил с Аристарховым.
-Помягче? Надо жить по правде…
   Золотицкий подошел к Анфисе, обнял ее, потом мечтательно произнес:
-Вот если бы я попал в прошлое, на репетицию «Вишневого сада»! В Малом театре!
-Ну, ты и фантазер.
-Мечтаю хотя на денек оказаться там… Поговорить бы со Станиславским.
   Анфиса хмыкнула:
-А с Чеховым не хочешь поговорить?
-И с Чеховым тоже хочу поговорить! И с Гоголем хочу поговорить! Знаешь, человек иногда страдает от того, что он не живет в своем времени.
   Анфиса удивленно спросила:
-Ну и что потом? Поговорил бы, дальше-то что?
-Ой, я мечтаю… Кажется, мое время- это прошлое. Каждый человек рожден для своего времени, но когда он попадает не в свое время, он страдает!


                Глава 5
                Встреча со Станиславским.

… И увидел Золотицкий  удивительный сон. Сны, конечно, не явь, что-то среднее между фантасмагорией, вымыслом и удручающей реальностью. Он очутился в зрительном зале Московского Художественного театра, когда шел спектакль «Вишневый сад». Золотицкий сначала удивленно оглядывался вокруг, потом немного успокоился, наблюдая за игрой актеров. После окончания спектакля все зрители захлопали, некоторые вставали с криками «Браво!». Занавес на короткое время закрылся, потом открылся, все актеры вышли на сцену, радостные, улыбающиеся. Через минуту на сцену вышел режиссер Константин Сергеевич Станиславский. Он был огромного роста, отличного телосложения, с энергичной походкой и  грациозной пластикой; у него были совершенно седые волосы на голове, а большие усы и густые брови остались черными. На   груди на золотой цепи висел лорнет. Все в нем подкупало: и огромный рост, и грациозная пластика, и ясные глаза, и простодушная улыбка, и четко поставленный голос. Золотицкий подивился немыслимой гармонии великого режиссера, его силе, красоте, артистизму; в Станиславском не было ничего специфического актерского, никакой фальши, никакого налета театральности и интонаций, заимствованный у сцены.
   Подождав, когда зрители стали расходиться, Золотицкий проник за кулисы. Он увидел Станиславского с несколькими актерами, которые очень оживленно говорили. Золотицкий медленно подошел к ним, стоя поодаль, но внимательно наблюдая и вслушиваясь в
                -17-
разговор.  Через минуты две Станиславский заметил его, интересуясь:
 -Вы что-то хотите мне сказать, сударь?
   Золотицкий кивнул, волнуясь, пробормотал что-то невнятное. Станиславский вскинул брови от удивления.
   Наконец через минуту Золотицкий робко ответил:
-Извините меня великодушно, Константин Сергеевич, я очень хочу с вами познакомиться.
-А кто вы, сударь?
   Золотицкий слегка поклонился режиссеру, потом представился:
-Я режиссер из Москвы, Золотицкий Никита Сергеевич. Я живу в будущем, но сейчас угодил в 1904 год.
   Собеседники Станиславского хмыкнули, отошли в сторону. А Станиславский остался рядом с Золотицким. Минуту Станиславский молчал, пристально смотря на незнакомого ему человека, потом недоверчиво сказал:
-Говорите, из будущего… Да-с… Похоже, вы, сударь, фантазер.
   Золотицкий немного осмелел, поэтому решительно возразил:
-Что вы, Константин Сергеевич, я живу в будущем! Я режиссер и художественный руководитель Театра юмора в Москве! Я…
   Станиславский перебил его, предлагая продолжить беседу в его доме. Он жил со своей семьей на втором этаже большого особняка в Каретном ряду. Парадную дверь открыл старый слуга Василий. Он почему-то напомнил Золотицкому Фирса из спектакля «Вишневый сад».
   Впустив  Золотицкого и притворив дверь, Станиславский сел в кресло, предлагая своему гостю сесть напротив. Золотицкий оглянулся, осматривая зал со скользким, хорошо натертым паркетом; зал показался Золотицкому неуютным, холодным, со стульями возле стен. Он немного походил по залу, потом сел напротив Станиславского.
 -И как находите мой дом?- поинтересовался Станиславский.
-Хорош, весьма,- похвалил  Золотицкий.
-Итак, коллега… Вы разрешите мне так вас называть?
   Золотицкий засмущался:
-Ну, конечно…. Рад, что такой известный режиссер, как вы…
   Станиславский жест руки остановил Золотицкого:
-Право, не стоит… Расскажите, что вы ставите.
-«Вишневый сад» Чехова!
   Радости Станиславского не было предела: он повеселел, подскочил, прошелся по залу энергичной походкой, потом сел снова в кресло, говоря очень возбужденно:
-Это весьма!.. Это весьма превосходно, коллега! Никита Сергеевич, если мне не изменяет память?
-Он самый.
-Весьма превосходно, коллега!.. И вы считаете «Вишневый сад» комедией или трагедией?
   Золотицкий моментально ответил:
-Считаю «Вишневый сад» драмой.
-Вот как? – Станиславский задумался.- В моей первой постановке «Вишневого сада» Антона Павловича многое не устраивало. Он писал эту пьесу специально для Московского художественного театра.
-Интересно, что же его не устраивало?
-Многое… Распределение ролей в спектакле, настроения и жанр. Понимаете, я ставил трагедию! Расхождения еще касались даже постановочных средств, отражающих натуралистическую эстетику театра. И я сказал Чехову, что напишу новую пьесу, и она  будет начинаться так: „Как чудесно, как тихо! Не слышно ни птиц, ни собак, ни кукушек, ни совы, ни соловья, ни часов, ни колокольчиков и ни одного сверчка“». Я процитировал шутку Антона Павловича по поводу звуковой партитуры.  Да, гнетущая атмосфера, слезы,
                -18-

потоки слез пугало Антона Павловича.
   Станиславский замолк, поняв, что он увлекся своим рассказом, забыв на какое-то
 мгновение о госте.
-Однако я слишком много стал рассказывать о себе… Что вы еще ставите?
   Золотицкий ожидал этот вопрос, поэтому он начал бодро рассказывать:
-Я работаю в Театре юмора, поэтому ставлю только комедии. Ставил комедию «Ревизор» Гоголя, пьесы Островского.
    Станиславский убежденно сказал:
 -Если честно, коллега, я не считаю пьесы Островского комедиями.
-Да?
-Скорее, его пьесы драмы,- уточнил Станиславский.
   Золотицкий спросил спокойно:
-Да, а как вы оцениваете его пьесу «Доходное место»? Ее у нас ставили в Театре сатиры.
-Театр сатиры?.. Гм, возможно, ставить ее и как комедию,- согласился после некоторого раздумья Станиславский.
   Но через минуту уточнил:
-Нет, лучше, как трагикомедию.
-Константин Сергеевич, я стремлюсь ставить в своем театре что-то новое, но это очень трудно! – взволнованно произнес Золотицкий.
-Почему?
-Постоянно в мою работу вмешиваются чиновники! Из Министерства культуры. Лучше, говорят, ставить проверенные годами пьесы, чем ставить что-то современное. Я спорю с ними по мере возможности. Спорил, спорил, потом надоело, поставил комедию Аристофана.
   Станиславский засмеялся:
-Аристофана?..  И после этого чиновники больше вас не беспокоили? Думаю, эта комедия очень древняя. И проверенная веками!
-Точно… Только чиновнику не понравилось, что актеры бегали по сцене голыми.
   Станиславский удивился:
-Совсем голыми?
-Актрисы совсем голые, а актеры с обнаженными торсами. И они были в кожаных шортах с искусственными фаллосами.
   Станиславский поморщился:
-Я бы оставил только кожаные шорты. Без фаллосов. И что потом сказали на это ваши чиновники?
   Золотицкий слегка усмехнулся:
-Сказали, что я ставлю пошлятину. И больше не приходили в мой театр.
   Станиславский снова засмеялся:
-А вы молодец, Никита Сергеевич. А пьесу «Вишневый сад» ставите, как комедию?
-Уже говорил вам,- напомнил Золотицкий.- Считаю «Вишневый сад» драмой. Но мои актеры хотят играть ее, как комедию.
-Напрасно! Никак нельзя ставить, как комедию. Это трагедия!
   После минутной паузы Золотицкий признался:
-Я очень хочу поработать с вами, Константин Сергеевич! Хотя бы один день! Поучиться
у вас режиссерскому мастерству!
   Станиславский благосклонно улыбнулся:
-Попробую вас включить в штат театра, но обещать это на сто процентов не могу, коллега.
-Спасибо! Еще бы я хотел поставить «Вишневый сад», чтобы спектакль смотрел Антон Павлович!
   Станиславский немного погрустнел:
                -19-
-Нет, коллега, Чехов сейчас болен, отъехал лечиться. У него сильный кашель.
-Может быть, потом, когда он приедет?
-Гм, возможно… Я согласен, но когда приедет Чехов, не знаю.
… Проснувшись, Золотицкий привстал, зевнул и пробормотал:
-Значит, все мне привиделось… То был сон…
   Анфиса перестала храпеть, приподняла голову, спрашивая:
-Чего ты говоришь? Не спишь?
-Уже проснулся. Я говорил со Станиславским!
   Анфиса равнодушно сказала:
-Ну- ну… Фантазер ты. Спи.
   Золотицкий удивился:
-И тебе не интересно, что я видел?
-Совсем не интересно. Мне интересно только, когда ты станешь вести себя поумнее. Чтобы соглашался с Аристарховым.
   Сказав это, Анфиса отвернулась от мужа, закрыв глаза. А Золотицкий стал ходить по комнате, вспоминая только что увиденный сон.   А ранним утром…


                Глава 6

                Это прекрасное слово «свобода»!
   
   А ранним утром раздался звонок в квартиру Золотицкого. Он очень удивился, не торопился открывать дверь, думая, что звонили по ошибке. Однако звонок повторился, потом стали сильно стучать в железную дверь, поэтому Золотицкий подошел к двери, посмотрел в глазок. Каково же было его удивление, когда он увидел полицейского. Открыв дверь, Золотицкий поздоровался с полицейским, но тот не ответил, быстро заходя в прихожую. Полицейский лет тридцати, в чине сержанта, бритоголовый, жевал жвачку, Он внимательно посмотрел на хозяина квартиры, потом прошел в комнату, постоял минуту молча, только потом сказав Золотицкому довольно равнодушно, что домашний арест гражданина Золотицкого Никиты Сергеевича с сегодняшнего дня отменен.
   Золотицкий обрадовался:
-Очень хорошо! А постановление об этом вы принесли?
   Полицейский отрицательно повертел головой, идя к двери.
-Постойте! А вдруг мне скажут, почему я вышел на улицу, мне нужно…
   Полицейский огрызнулся:
-Черт! Тебе все сказали, придурок!
   Открыв дверь, полицейский вышел, не попрощавшись.
   Анфиса, услышав разговор, вышла из спальни.
-Никит, кто-то приходил? – поинтересовалась она.
   Золотицкий кивнул:
-Полиция.
   Анфиса забеспокоилась:
-Что-то опять случилось?
   Золотицкий радостно воскликнул:
-Мне дарована свобода! Это прекрасное слово «свобода»!
-Но это же прекрасно!- обрадовалась Анфиса.
-Но только на словах.
-Как это?
   Золотицкий пожал плечами:
-Знаешь, Анфис, в последнее время я ничему не удивляюсь. Я спросил полицейского,
                -20-
 где бумажное постановление об отмене моего домашнего ареста, но в ответ услышал…- Он замолк, слегка вздыхая.
-Понятно… Значит, ты можешь выходить на улицу, работать в своем театре.
-Могу, но хотелось бы получить официальное разрешение от полиции.
   Через час раздался снова звонок в квартиру Золотицкого. Тот же полицейский молча отдал то разрешение от полиции, которое ждал Золотицкий: с печатью, на официальном бланке.
-Ну, теперь ты должен быть доволен,- расплылась в улыбке Анфиса, держа принесенный полицейским бланк с печатью.
   Золотицкий снисходительно усмехнулся:
-Да… Лучше поздно, чем никогда.
   Он подошел к телефону, позвонил Пузикову.
-Очень рад за вас, Никита Сергеевич, что вас освободили!- услышал Золотицкий  радостный голос Пузикова.
-А Маслову выпустили?- деловито спросил Золотицкий.
-Нет, ее нет в театре.
   Золотицкий насупился:
-Плохо это…
-Ничего, все будет хорошо!
-Перестань твердить одно и то же! Где все хорошо, если Маслову не выпустили?..- Золотицкий помолчал, потом спросил, как идет работа в театре.
   В ответ он услышал стандартный ответ своего зама:
-Все хорошо! Ждем вас в театре.
-А можно поконкретнее?
-Работаем, репетируем спектакль «Вишневый сад». Все хорошо!..- Пузиков помолчал минуту, потом несмело продолжил:
-Еще небольшое новшество мы придумали… Чтобы осовременить «Вишневый сад».
Мы решили ставить мюзикл.
   Золотицкий опешил:
-Что, что вы решили? И кто ж такой смелый…
   Пузиков перебил:
-Извините, Никита Сергеевич, но по уставу театра, как гласит устав… В общем, в отсутствие худрука его функции выполняет зам, то есть я.
-И воспользовался ситуацией, чтобы переписать классику? Да как вам не стыдно? Как вы посмели?- вспылил Золотицкий.
   Пузиков помолчал, потом коротко ответил, что сейчас идет на репетицию, и попрощался.
   Золотицкий застыл, не кладя трубку на рычаг.
-Что опять случилось?- беспокойно спросила Анфиса.
   Однако Золотицкий не ответил, только махнул кулаком.
-Да что случилось, Никит?
   После того, как Золотицкий коротко рассказал о модернизации в его театре, что там ставят мюзикл «Вишневый сад», Анфиса ахнула от неожиданности:
-Не может быть!
-Может, Анфиса… Вот поэтому я хочу поехать сейчас в театр…
   Анфиса перебила мужа:
-Не стоит.
-Почему, я…
-Не стоит! Ты иногда бываешь вспыльчивый. Остынь, посиди сейчас, подумай, а завтра поедешь.
    Золотицкий парировал:
                -21-
-Но я художественный руководитель театра, я должен вмешаться…
-Вот и вмешаешься! Завтра! А сейчас ты пока должен радоваться свободе!
   Золотицкий слегка улыбнулся:
-Радуюсь.
-Вот и отлично. Пойдем в парк, погуляем.

                Глава 7
                Мюзикл «Вишневый сад».
   
   На следующий день ровно в десять часов утра, Золотицкий бодро вошел в свой кабинет. Увидев его, Нина подскочила к нему, радостно говоря:
-Ой, Никита Сергеевич! Рада, что вас выпустили!
   Золотицкий  осмотрел внимательно свой кабинет, сел в кресло.
-Так, а где мой компьютер? Почему не вернули?- деловито спросил он.
   Нина пожала плечами, ничего не говоря.
-Вызови ко мне Пузикова!- приказал Золотицкий, хмурясь.
  Нина захотела выйти, но дорогу ей преградил улыбающийся Пузиков.
-Зачем звать меня, когда я уже здесь?- С этими словами он пожал руку Золотицкому, садясь напротив него.
-Так, прошу ответить, что творится в театре! Где Маслова? Где мой компьютер? Где…
-Извините, Никита Сергеевич,- перебил Пузиков,- но я не так осведомлен, как вы думаете. Я не ведаю, почему не выпускают Маслову.
-А где мой компьютер?
-И того не знаю.
   Золотицкий постучал пальцами по столу, потом негодующе спросил:
-А что с репертуаром? Зачем надо было переписывать классику? «Вишневый сад»? Теперь тоже скажите, что все якобы хорошо?
   Пузиков улыбнулся фальшивой улыбкой:
-Все  в самом деле хорошо! Стало больше зрителей. Зритель хочет веселья, музыки, танцев. Поэтому мы ставим мюзикл «Вишневый сад».
-Ставим? Вот когда будешь художественным руководителем другого театра, Пузик, тогда и будешь работать, как хочешь! Не будет никакого мюзикла!- властно произнес Золотицкий.
   Пузиков вежливо возразил:
-Извините, Никита Сергеевич, но новая версия спектакля утверждена Министерством культуры. И моя фамилия Пузиков, а не Пузик.
-Вот как? Никак Аристархов утвердил?
   Пузиков ответил утвердительно:
-Он самый. И ему очень понравилось.
   Золотицкий  недовольно воскликнул:
-Кажется, мне сначала должно понравиться! Я худрук театра!
-Да, не отрицаю…
-А! Не отрицаешь? Я тут главный!
   Тогда Пузиков предложил Золотицкому пойти на репетицию мюзикла. Золотицкий кивнул, вскакивая.
   В большом зале театра как раз шла очередная репетиция мюзикла. Золотицкий знаком руки поприветствовал всех актеров на сцене, усаживаясь на первом ряду. Покрасневший от волнения Пузиков сел рядом с ним. Посидев минуты две молча, Золотицкий не выдержал, спрашивая своего зама с нескрываемой досадой:
-Почему поставили такую пошлятину? Пляски, объятия? Зачем так искажать классику?
                -22-
-Извините, Никита Сергеевич,- произнес виновато Пузиков,- музыка, танцы должны вызвать радость зрителей, улыбки. Какая пошлятина?
    Раздраженный Золотицкий моментально ответил:
-Знаете, Раневская с Лопахиным никак не могут танцевать! И обниматься!
   Пузиков начал неуклюже оправдываться, мол, зритель желает веселья, музыки, но через минуты три Золотицкий увидел совсем непотребную сцену, когда актриса, играющая Раневскую, осталась в одной белой комбинации, а актер, играющий Лопахина, - в одних черных трусах.
-Что это такое?!- гаркнул на весь зал Золотицкий.
   Пузиков невольно вздрогнул, садясь чуть подальше от Золотицкого.
-Черт! Пузиков, что ты выдумал? Пошлятина! Может, они и сексом сейчас займутся?
   Актеры на сцене застыли, не зная, что делать.
   А Пузиков натужно улыбнулся, не смотря на злого худрука, робко отвечая:
-Они займутся сексом за ширмой. На сцене ничего не будет видно.
   Золотицкий взревел от гнева:
-За ширмой, значит?! Хватит! Я запрещаю играть эту пошлятину!
   Пузиков криво дернул губой, злобно говоря:
-Никита Сергеевич, вы, кажется, не ханжа!
-Да, я совсем не ханжа, но эту вульгарность, эту пошлятину  запрещаю! Все актеры на сцене могут быть сегодня свободны! – В  голосе Золотицкого звучал металл.- Я запрещаю играть эту гадость! Это надругательство над классикой! Все актеры на сцене могут уйти!
   Пузиков напомнил:
-Никита Сергеевич, вы ведь недавно ставили пьесу Лисистрата», где все актеры бегали
по сцене голые.
   Золотицкий хмыкнул:
-Гм, да… Но то была древнегреческая пьеса Аристофана, которую я поставил без всяких изменений! И вы, Пузик, прекрасно знаете, что я ничего не дописывал!
   Пузиков обиженно произнес:
-Опять искажаете мою фамилию! Я Пу…
   Золотицкий оборвал Пузикова:
-Знаю, Пузиков!  И я увольняю своего заместителя Пузикова!
   Пузиков растерялся:
 -По какому праву, я…
   Золотицкий оборвал Пузикова, вскакивая и махая кулаком:
-По закону! Я являюсь тут художественным руководителем театра и его главным режиссером! Вы, Пузиков, будете уволены с сегодняшнего дня за превышение полномочий!
-Я временно был…
-Временно, а теперь постоянно я буду худруком театра! А вы уволены с сегодняшнего дня! И никакой чиновник из Минкульта вам не поможет! Вы, Пузиков, надругались над классикой, своевольно изменили репертуар театра! Вы не согласовали со мной изменения в театре! Вы переписали классическую пьесу «Вишневый сад», исказив все в ней, внеся только секс и пошлятину! Вы надругались над классикой! Вы не будете здесь работать!  Это настоящий позор, что вы натворили! – Золотицкий остановился на минуту, потом обратился к застывшим актерам на сцене:
-А чего вы стоите? Или вы не знаете, кто тут главный режиссер и худрук? Расходитесь! Этот поганый и пошлый мюзикл не будет ставиться на сцене!
   Взбешенный Золотицкий вбежал в свой кабинет. За ним плелся покрасневший Пузиков.
-Так, Нина, печатай приказ об увольнении Пузикова!- приказал Золотицкий.
   Нина вопросительно взглянула на Золотицкого и Пузикова, ожидая какого-то объяснения.
                -23-
-Извините меня, Никита Сергеевич, я…- начал оправдываться Пузиков, но его оборвал Золотицкий, садясь в кресло:
-Сударь, вы можете уходить! Вы не справились со своими обязанностями!
   Нина осторожно спросила:
-Извините, Никита Сергеевич, по какой статье вы увольняете Пузикова?
-Пузиков уволен в связи несоответствия занимаемой должности.
    Мрачный Пузиков стоял возле двери, смотря на пол.
-Так, сударь, чего вы тут делаете? Вы уволены!
   Пузиков застенчиво спросил:
-Может, пока не стоит меня увольнять?  Может, я смогу исправить свою ошибку?
-И ничего слышать не желаю!- гаркнул Золотицкий.- Можете звать сюда на помощь  кого угодно, и Аристархова, и даже министра культуры, но вы уволены!
   Минутой позже Золотицкий спросил без обиняков:
-Сударь, на мое место метите?
-Да что вы, я…
   Золотицкий ударил кулаком по столу, снова гаркнув:
-Все! Вон отсюда!
   Нина дала Золотицкому напечатанный приказ на подпись. Он быстро подписал приказ,
говоря, чтобы она срочно отнесла его в отдел кадров. Пузиков постоял еще минуту, потом вышел, не прощаясь.
  Нина сочувственно сказала, слегка вздыхая:
-Извините, Никита Сергеевич, но я таким сердитым вас никогда не видела.
   Золотицкий не ответил ей, посидел несколько минут в кресле, потом подошел к окну. Нина вышла из кабинета. В дверь кабинета постучали. Он обернулся и увидел входящую улыбающуюся Маслову.
-Здравствуйте, Никита Сергеевич!- поздоровалась она.- Меня выпустили!
   Лицо Золотицкого залилось легким светом улыбки.
   -Как я рад! И меня тоже выпустили!..-  обрадовался Золотицкий.- Он хотел добавить, что сейчас уволил Пузикова, но решил пока повременить с этой новостью.
   Маслова села на стул, спрашивая:
-А что случилось в театре? Видела мрачного Пузикова.
   Золотицкий несколько помрачнел, говоря вполголоса:
-Я уволил его.
   Маслова изумилась:
-За что?
-Он хотел поставить в театре мюзикл «Вишневый сад».
   Маслова снова изумилась:
-Что за бред?
   Золотицкий воскликнул с отвращением:
-Вот именно, Татьяна Петровна! Этот Пузик надругался над классикой! Как вы себе представляете танец Раневской с Лопахиным в спектакле?
-Такого не может быть!
-Совершенно с вами согласен!- продолжал злиться Золотицкий.- Ладно, танцы… Но потом…- Он остановился, чуть не выругавшись.- Да, потом Лопахин раздевает Раневскую, она в одной комбинации, он только в трусах…
   Маслова замахала руками, прося худрука:
-Ой, хватит! Даже не хочу слушать про эту гадость!
   Золотицкий сразу согласился:
-Да, гадость… Актеры в спектакле по милости Пузика должны заниматься сексом! Вот поэтому я его уволил с сегодняшнего дня!
   Маслова одобрительно сказала:
                -24-
-Правильно сделали!
   Золотицкий прибавил:
-И этот придурок еще заикался об Аристархове, что он якобы утвердил мюзикл.
-Гм, Аристархов уже худрук вместо вас?
   Золотицкий махнул рукой:
-Ладно, с этим придурком… Но Аристархов может явиться в театр.
-Пусть… Полагаю, Никита Сергеевич, вы сможете ему достойно ответить?
   Золотицкий смягчился:
-Конечно… Ладно, когда мой компьютер вернут?
   Словно в ответ на вопрос Золотицкого в кабинет вошла улыбающаяся Нина, говоря:
-Никита Сергеевич, ваш компьютер вернули!
   Золотицкий встал, недоуменно спрашивая:
-А почему не принесли в мой кабинет? .. – И потом сам же ответил:-Да, ничему не надо удивляться сейчас… В царстве абсурда…
   Он сам занес компьютер в кабинет, включил в сеть.
-Значит, Татьяна Петровна, мы полностью реабилитированы!- подытожил Золотицкий, слегка улыбаясь.
-Да, все обвинения сняты. Лучше поздно, чем никогда! Остается только завтра ждать Аристархова,- ответила убежденно Маслова.
 

                Глава 8

                Те же и Аристархов.
   
   Слова Масловой насчет прихода Аристархова оказались пророческими: на следующий день в кабинет Золотицкого уверенно вошел Аристархов. То был важный господин лет пятидесяти, низенький и тучный, с поседевшими висками, с серыми безжизненными глазами. Он был одет в строгий синий костюм, синий галстук и белую сорочку.
   Аристархов работал в Министерстве культуры уже лет двадцать. Окончив ВГИК, он мечтал работать актером, но актер из него получился никудышный - никакого таланта не было, к тому же излишний гонор и непомерное высокомерие вызвали неприятие к нему режиссеров и всех актеров, в результате чего Аристархов был уволен из-за несоответствия своей должности. Мать его занимала высокий пост в Министерстве финансов, подключила всех знакомых, чтобы устроили ее высокомерного сынка в Министерство культуры. Там ему не нужен был талант актера, только требовалось усердие и исполнительность. Несколько напуганный увольнением, Аристархов работал примерно, умерив свои непомерные амбиции. Поначалу работа показалась ему скучной, однако со временем он понял, что сидит на неплохой должности - ездить и проверять, делать указания с важным видом знающего все и вся значительно лучше, чем быть исполнителем. Через пять лет Аристархов дослужился до более высокого поста в Министерстве культуры, став куратором нескольких театров.
   Аристархов  весьма брезгливо огляделся вокруг, не замечая секретаршу Нину, заходя без всяких церемоний к Золотицкому.
   Увидев его, Золотицкий поздоровался, предлагая присесть напротив себя. Аристархов кивнул, сел на стул, потом произнес высокомерно - меланхолическим тоном:
-Знаете, Никита Сергеевич, я по долгу службы обязан курировать несколько театров, но в некоторые мне очень не хочется заходить… Да… Я понимаю, что худрук в театре самый главный, но есть еще над ним многие, которые тоже трудятся на благо своей страны.
   Длинное предисловие чиновника совсем не понравилось Золотицкому. К тому же холодный взгляд серых безжизненных глаз Аристархова внушали лишь отвращение к его
                -25-
особе.
   Золотицкий подумал недовольно: «Вот явился тут… Поучать будет… Как он мне надоел! Только бы не сорваться…».
  Он тревожно спросил чиновника:
 -Извините, Петр Иванович, я что-то опять не то сделал, как вы считаете? Опять
претензии ко мне?
- Да, есть претензии. По поводу репертуара и по поводу увольнения Пузикова.
   Золотицкий брезгливо поморщился:
-Этот Пузик… этот Пузиков вчера мной был уволен.
-Он стоит за дверью, сейчас я его приведу.- С этими словами Аристархов поднялся, ведя Пузикова за собой.
   Пузиков поздоровался с Золотицким, но тот сделал вид, что не заметил прихода бывшего своего зама. Пузиков остался стоять возле двери, а Аристархов сел напротив Золотицкого.
-Никита Сергеевич, считаю, что Пузиков незаслуженно был уволен,- продолжил Аристахов,- поэтому настоятельно советую вам отменить свой приказ об увольнении!
-Нет, Пузиков уволен!- решительно возразил Золотицкий.- И не будет работать в моем театре!
-Это театр государственный, а не ваш личный.
-Конечно, он государственный, но я тут работаю. Я тут художественный руководитель!
   Пузиков натужно улыбнулся:
-Никита Сергеевич, извините меня, я…
   Золотицкий перебил Пузикова:
-Сударь! Вы уволены в связи несоответствия занимаемой должности.
   Аристархов парировал:
-Никита Сергеевич, но ранее он вас устраивал.
-Да, ранее все было нормально, но теперь…- Золотицкий остановился, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться.- Теперь он самовольно изменил репертуар театра, он…
-Но вас не было в театре,- перебил Аристархов.
-Не было всего месяц, да… Но можно было хотя бы позвонить мне, согласовать изменения! Пузиков надругался над классикой!
   Аристархов добродушно сказал:
-Никита Сергеевич, вы работаете в Театре юмора. И Пузиков хотел…
-Да, в Театре юмора, а не Театре пошлости! Пузиков уволен за превышение полномочий!
-Никита Сергеевич, но он хотел поставить…- начал Аристархов, но его оборвал Золотицкий:
-Он уволен за глумление над классикой!
-Никита Сергеевич…
-Пузиков бездарно переписал классику!
   Аристархов хотел снова возразить, но Золотицкий перебил его:
-Он самовольно изменил репертуар театра!
-Но…
-Он поставил в театре пошлятину!
-Но, Никита Сергеевич…
   Золотицкий прочувственно воскликнул:
-Не может быть мюзикла «Вишневый сад» с танцами, сексуальными сценами! Театр юмора, а не Театр пошлости! Нельзя глумиться над классикой! Над известной пьесой Антона Чехова «Вишневый сад»! Это позор! Пузиков превысил свои полномочия! Понимаю, Петр Иванович, что вы одобрили задумку бывшего моего зама, но это ошибочное решение! Я тут художественный руководитель театра, я решаю, что нужно
делать в театре! А вы можете лишь советовать мне!
                -26-
   Аристархов моментально ответил:
-Я лишь советую.
-Спасибо, Петр Иванович, за ваш совет, но считаю недопустимым пребывание Пузикова
 в должности моего зама! Поэтому прошу Пузикова выйти из моего кабинета!
   Минута прошла в полном молчании. Аристархов неприязненно посмотрел на покрасневшего Золотицкого, потом развел руками, обращаясь к Пузикову:
-Ну, что делать… Пузиков, уходи отсюда…
   Пузиков вышел, ничего не говоря.
   Аристархов произнес со зловещим добродушием:
-Так, Никита Сергеевич, теперь о вас… Думаю, теперь вы будете более благоразумным? После домашнего ареста? Вас выпустили, компьютер отдали. Лучше не ссориться со мной. Давайте жить мирно, надеюсь, будете более благоразумным.
-Что значит более благоразумным?
     Аристархов пояснил:
-Думаю, в следующий раз, когда вам будут звонить из Министерства культуры, вы не станете отказываться от посещения разных собраний. Это ведь в ваших интересах. Зайти
и подписать заявление или поприсутствовать на важном собрании…
   Золотицкий недовольно подумал:
«Как он мне надоел! Очень хочется грубо ответить… Нет, надо держать себя в руках… Спокойно, Никита, не сорвись…».
   Аристархов повторил свой вопрос, пристально глядя на Золотицкого.
   Золотицкий уклонился от прямого ответа:
-Постараюсь…
-А если честно? Будете ходить на собрания?
-Ну, возможно…
   Аристархов не унимался, требуя четкого ответа:
-Поточнее бы!
   Золотицкий помолчал минуту, потом порывисто ответил:
-Если честно… Я загружен… Работы много! И если мое появление поможет вам, тогда постараюсь прийти. Но прошу больше мне не угрожать всякими проверками, рейдами силовиков, финансовыми проверками!
   Аристархов скептически сказал:
-Не уверен, что придете. Но за честный ответ спасибо.- Он помолчал минуту, потом заговорил о репертуаре театра:
-Да, Никита Сергеевич, теперь о репертуаре Театра юмора. Хотелось бы, чтобы спектакль «Лисистрата» больше не ставился в театре. Если вы против пошлости, тогда со мной сразу согласитесь.
    Золотицкий неуверенно сказал:
-Ну, подумаю над этим… Вообще-то я против пошлости, да… Но грек Аристофан не писал же, что герои его пьесы были во фраках или смокингах.
   Аристархов внушительно, медленно произнес:
-Вы правы, Никита Сергеевич. Надеюсь, мы поняли друг друга. Теперь насчет других пьес. Надо, как я вам советовал, ставить в театре только проверенные годами пьесы.
-А мы их и ставим: «Вишневый сад», «Горе от ума», «Ревизор». Разве это не проверенные пьесы?
   Аристархов сразу согласился, кивая:
-Полностью с вами согласен.
-И я вы можете быть уверены, что в Театре юмора никто не увидит мюзикла «Горе от ума»! А также мюзиклов «Вишневый сад» и «Ревизор».
   Аристархов благосклонно  улыбнулся:
                -27-

-Очень рад, что этих спектаклей не будет. Но я ранее говорил Пузикову, что зритель
хочет веселья, музыки, танцев.
   Золотицкий произнес добродушно:
-Полностью одобряю ваши слова. Но без пошлятины.
   Аристархов встал, прощаясь. Напоследок он снова напомнил, что надеется на посещение Золотицким некоторых собраний. Когда Аристархов ушел, Золотицкий упрекнул себя в уступке чиновнику:
-Да, напрасно ты почти согласился с Аристарховым, Никита… Теперь он будет думать, что мой домашний арест надломил меня! Хотя, если честно говоря, очень тягостно быть сидеть дома без дела, когда хочется работать!
   Придя домой, Золотицкий рассказал жене о визите Аристархова.
   Она обрадовалась:
-Значит, теперь тебя никто больше не посадит! Теперь ты будешь ходить на собрания!
   Золотицкий кротко возразил:
-Если будет время… Хотя мне очень не хочется быть оловянным солдатиком.
-Я тоже не хочу, чтобы мой муж был оловянным солдатиком, но еще страшнее, если тебе угрожают арестами и штрафами. Хоть на время уйми свою гордыню! Ну, ответь!
   Золотицкий слегка кивнул. Он не хотел больше ссориться с женой, понимая, что она беспокоится за него и желает лишь лучшего.

                Глава 9

                Золотицкий на премьере спектакля «Вишневый сад».
 
  Вечером следующего дня Золотицкий вышел погулять в центре Москвы. Ему очень нравился именно центр: Тверская улица, Моховая, виды Кремля, Театральная площадь. Анфиса отказалась идти, предпочтя смотреть телевизор.
   Подходя к Малому театру, Золотицкий  остановился возле памятника Островскому и задумался. В задумчивости Золотицкий простоял примерно минут пять, потом пробормотал, не глядя на одиноких прохожих:
-Попасть бы в прошлое… Поговорить бы с Чеховым, Станиславским. Ну, хотя бы на денек! – Постояв возле памятника и помахав ему по- дружески рукой, он повернулся.
-Что ж, могу помочь вам,- услышал Золотицкий чей-то незнакомый голос за спиной.
   Он обернулся, ища говорившего, но никого не нашел.
-Кто  говорил? Тут со мной рядом…
-Сударь, это я вам говорил,- ответил быстро памятник.
   Золотицкий оторопел:
-Неужели памятники могут говорить?
-В нашей стране все возможно! В нашей стране многие памятники иногда живее всех живых! Не хочу называть их фамилии,- добавил памятник.- Их фамилии и имена мне противны!
   Золотицкий догадался:
-Понимаю вас… И знаю, о каких политических монстрах прошлого говорите.
-Вот именно - о монстрах прошлого, которые не уходят из нашей жизни! А вы читали
 мои пьесы?
   Золотицкий оживился:
-Как же!.. И читал, и ставил в театре. Недавно ставили вашу пьесу «Доходное место». Мне очень нравится. Некоторые считают ее комедией, но я старался поставить трагикомедию.
-Приятно слышать! Трагикомедия? Возможно.
   Минута прошла в молчании.
   Золотицкий осторожно спросил:
                -28-
-Скажите, а как же вы мне поможете? Как я могу оказаться в прошлом?
-Сударь, будьте завтра в десять часов вечера тут, окажетесь в любимом вами прошлом. Хотя, если честно, надо стремиться расти   свой сад, а не думать о прошлом.
   Золотицкий благоразумно промолчал, кивая. Следующим вечером он  вновь пошел
погулять по центру Москвы. И медленным шагом подошел к Малому театру. Золотицкий не верил в чудеса, во все мистическое, однако тем не менее он шел с тщетной надеждой воплотить свою мечту в явь.
   Постояв возле памятника минут десять, он посмотрел на часы: до десяти часов вечера оставалось каких- нибудь четыре минуты; Золотицкий стал оглядываться по сторонам, будто думая, что к нему кто-то приедет или подойдет. Как только наступило десять часов вечера, Золотицкий покачнулся, что-то его подняло вверх…
    И через мгновение Золотицкий чудесным образом очутился в помещении театра. Поначалу он не понял, в каком театре находится. Только потом, присмотревшись внимательно, Золотицкий обрадовался: он находится в помещении Московского Художественного театра! А когда увидел  ходящего в фойе Станиславского, еще больше обрадовался, тихо говоря себе:
-Неужели, Никита, твоя мечта сбылась?
   Разряженные дамы в декольте и мехах расхаживали вместе со своими кавалерами в дорогих костюмах и смокингах. Они оживленно говорили меж собой, что именно сегодня  17 января 1904 года (по старому стилю, юлианскому календарю) состоится премьера пьесы Антона Чехова «Вишневый сад» в постановке  режиссёров Станиславского и Немировича-Данченко. Станиславский приурочил премьеру к дню рождения Чехова, чтобы ему было приятнее - двойной праздник.
   Немирович - Данченко, невысокого роста, пожилой, неброской наружности, с большой окладистой бородой, поспешно подошел к Станиславскому, взволнованно говоря:
-Константин Сергеевич, что же Антон Павлович? Где он?
   Станиславский ответил с легкой полуулыбкой:
-Ждем-с!
-Я уже послал за ним экипаж, написал записку.
    Станиславский добродушно произнес:
-Не волнуйтесь, Владимир Иванович! Именно ради премьеры Чехов приехал из Крыма в Москву. Ждем-с!
-Может и опоздать…
   Как и предполагал Немирович - Данченко, Чехов опоздал, приехав лишь концу третьего акта. Золотицкий наблюдал, как суетится Немирович - Данченко, бегал по фойе, думая, что Чехов приехал и ждет его там.
   Золотицкий подошел к Станиславскому, успокаивая его:
-Извините, Константин Сергеевич, не волнуйтесь. Антон Павлович обязательно приедет.
    Станиславский внимательно посмотрел на Золотицкого, интересуясь:
-Сударь, мы знакомы?- Он сбросил пенсне, ожидая ответа.
-Ну, в какой-то мере…
-Поясните… Мы ждем на премьеру Антона Павловича, так что нет времени поговорить
с вами.
   Золотицкий смущенно произнес:
-Как-то раз мы разговаривали в театре.- Он не уточнил, что виделся с известным режиссером во сне, справедливо предполагая, что тот сочтет его ненормальным.- Я очень хочу с вами работать, режиссер из Москвы.
-А из какого  вы театра?
   Золотицкий охотно ответил:
-Работаю в Театре юмора.
-Гм, Театр юмора? Такого не слышал…
                -29-
   Подошедший Немирович - Данченко отвлек Станиславского. Они отошли в сторону.
   Золотицкий сказал тихо сам себе:
-Ну, чего ты навязываешься? Допустим, Станиславский согласится тебя взять помощником режиссера. Что дальше? Ты будешь жить в прошлом?.. А может, лучше
возделывать свой сад, а не чужой? Согласен, лучше… Если позволят… А если не дадут, лучше останусь здесь… И буду расти свой сад, как хочу… И мне никто не помешает… Мечты, мечты…
   Наступил последний антракт. Наконец,  Чехов появился.
   Увидев его, Станиславский подбежал к нему, обнимая:
-Рад видеть вас, Антон Павлович!
   Подошедший Немирович - Данченко подхватил:
-Мы рады видеть вас! И публика давно ждет!
   Чехов, высокий, худощавый, с острой бородкой, поправил очки и слегка улыбнулся.
   После окончания спектакля Чехов появился на сцене вместе со Станиславским. Зрители устроили овацию Чехову, крича: »Браво!». Чехов слегка наклонил голову в знак благодарности. Любимейший писатель русского общества стоял на сцене, радуясь успеху своей пьесы; Немного сгорбленный, смотрел умными, ясными глазами, несколько раз кашлял. Станиславский с Немировичем - Данченко хлопали вместе с ликующими зрителями. Чехов на самом деле чувствовал себя нехорошо, мертвенно бледный, слабый, не в силах унять кашель.
   Кто-то из зрителей выкрикнул:
-Ну, подайте стул Антону Павловичу! Ему плохо!
   Однако Чехов нахмурился и простоял все длинное и тягучее торжество своего юбилея. Потом в кулуарах он вспомнил, что добродушно смеялся в своем водевиле над юбилеем.
Юбилей получился торжественным, да и премьера «Вишневого сада» удалась к радости Станиславского и Немировича - Данченко.
   После окончания спектакля Станиславский пошел провожать Чехова, а Немирович - Данченко стал хлопотать насчет экипажа для Чехова.
   Станиславский вспоминал, как Чехов раньше  придумал название пьесы:
-Вы помните, Антон Павлович? Вишнёвый сад!
   Чехов сразу подтвердил:
-Помню…- Он опять закашлял.
-Чудесное название! Вишнёвый сад!- Станиславский стал повторять название пьесы, делая ударение на букву «ё». – Антон Павлович, вы повторяли это название на разные лады, со всевозможными интонациями. Вы даже смаковали это название!
-Вам тоже оно понравилось.
   Станиславский расплылся в улыбке:
-Право, очень понравилось! Антон Павлович, вы, напирая на нежный звук «ё», желали с его помощью обласкать прежнюю красивую, но теперь ненужную жизнь, которую разрушал топор в вишневом саду!
   Чехов добродушно произнес:
-Да… Хорошо сказали, Константин Сергеевич! Вишнёвый сад своего рода деловой, коммерческий сад, который должен приносить доход хозяину. Но старый сад дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни.
   Подошедший Немирович - Данченко похвалил Чехова:
-Как вы образно говорите, Антон Павлович!
   А Станиславский быстро  прибавил:
-Да, такой сад цветет для удовольствия, для глаз разнеженных эстетов. Его не хочется уничтожать, но бизнес  то требует!
   Подождав, когда Чехов уехал, Станиславский отошел от двери.
   А стоящий рядом Золотицкий вновь задал ему вопрос:
                -30-
-Извините, Константин Сергеевич, могу ли я надеяться…- Тут он запнулся,
заметив, что Станиславский перестал улыбаться.
-Э, сударь… Вы, кажется, мешаете мне работать… Вы вьетесь возле меня, как надоедливая и жужжащая муха!- сказал с нарастающим чувством досады
Станиславский.
   Золотицкий покраснел от волнения.
-Извините, я лишь хотел узнать… пожалуйста, ответьте… Только узнать, можно ли надеяться на то, что вы можете включить меня помощником режиссера?- вкрадчиво спросил Золотицкий.
    Станиславский пожал плечами:
-Сударь, надеяться надо всегда.
-То есть… может, возьмете меня в театр?- не унимался Золотицкий.
   Станиславский отрывисто ответил:
-Посмотрим. Потом.
   Золотицкий, конечно, не ожидал, что знаменитый режиссер моментально зачислит его в штат театра, разрешить работать с ним помощником режиссера, но тем не менее надеялся на более вразумительный ответ. Он не хотел показаться назойливым  Станиславскому, он хотел стать его лучшим помощником, учиться режиссерскому мастерству, поэтому упрекал себя за настойчивость, но как без этого добиться успеха, признания, как начать работу в театре под руководством Станиславского? Выход только один: упорство и настойчивость, которые приведут к успеху! Думая об этом, Золотицкий вышел на улицу и…
   И он вновь очутился в своем времени. Минуты две он оглядывался по сторонам, потом, поняв, что очутился в своем времени, расстроился и сокрушенно вздохнул.
   А дома его встретила недовольная жена, стоя в коридоре.
-И где ты так долго гулял?- вскричала  она, расположив руки по бокам.
   Золотицкий несмело ответил:
-Я… я гулял… Был в театре.
-Вот как? Так гулял или был в театре?
   Золотицкий терялся в догадках: как ответить жене, ответить правдиво, чтобы она поняла, не ругалась и не сочла его ненормальным?
   А Анфиса требовала ответа:
-Ну, что молчишь? Может, нашел себе новую женщину?
-Да что ты…- Золотицкий подошел к Анфисе, обнял ее, говоря очень ласково:
- Тебя я только люблю.
-Любишь, значит? И с кем гулял?
   Золотицкий сказал дрогнувшим голосом:
-Не сердись… Когда я в театре, забываю про время. Я тебя люблю.
-Больше театра?
-При чем тут театр…- Золотицкий замолк, потом решил рассказать все, как он попал в прошлое, как он присутствовал на премьере «Вишневого сада». Через несколько минут Золотицкий понял, что напрасно честно все рассказал: иногда правда оказывается ненужной, и стоит иногда чуть соврать, чтобы в семье был мир и полная гармония.
   Анфиса застыла, потом подошла к мужу, касаясь его лба.
-Нет, лоб не горячий… Может, ты выпил?- спросила с интересом она.- Ты не пьян?
   Через минуту она поняла, что муж совершенно трезв и не пьян.
-Никит, уже двенадцать часов ночи… Ты обещал только часок погулять.
   Золотицкий  подтвердил:
-Обещал… Я устал, спать хочу. Завтра утром все расскажу.
   Анфиса недоверчиво хмыкнула:
-Не поверю ни единому твоему слову.
                -31-
-Не поверишь? Иногда чудеса случаются.
   Анфиса хихикнула, повертела указательным пальцем у виска, глядя на мужа, потом стала дожиться спать.
   Ночью Золотицкий несколько раз просыпался, вставал, подходил к окну. Он никак не мог понять, каким образом переместился в прошлое, как мог встретиться с Чеховым и Станиславским? Памятник помог? Какой бред… Никто ж не поверит, даже собственная жена. Его очень беспокоило поведение Анфисы: она не поверила, как совершенно нормальный человек, знающий, что чудес на свете не бывает, а они лишь в сказках.
Он напрасно ляпнул, что попал в прошлое,  переживая, что делать дальше и как выкрутиться из щекотливого положения, как сказать, чтобы она поверила и не сочла его
за психа? Ответов на вопросы он не находил и очень переживал. Постояв минут пять у окна, он лег спать.

                Глава 10
                Проблемы, проблемы…
               
      Утром следующего дня, придя в театр ровно в десять часов, как обычно, Золотицкий был добр и полон энергии. Он наметил сегодня заняться репертуаром Театра юмора. Просмотрев репертуар, который он знал наизусть, Золотицкий задумался. Дело в том, что комедии «Ревизор» и «Горе от ума» были костюмированными спектаклями, но сценические костюмы износились, к тому же весь реквизит устарел. Он вызвал Маслову, чтобы посоветоваться.
   Маслова зашла в кабинет, как всегда, сильно накрашенная, к тому же сильно накуренная. Золотицкий поморщился, махая рукой.
-Ой, Татьяна Петровна, вы опять курили,- упрекнул ее Золотицкий.
   Маслова извинилась, садясь напротив Золотицкого.
   Золотицкий деловито спросил ее:
-Что будем делать со сценическими костюмами? Они совершенно износились. Мне уже два актера жаловались, а денег на покупку новых нет. Проблема!
   Маслова подтвердила:
-Нет денег. После того, как меня арестовали, больше денег не выделяют.
-И что делать? Как решить эту проблему?
   Маслова пожала плечами:
-Не знаю… - Она помолчала минуту, потом предложила:
-Пусть играют в своих костюмах.
-Каких своих?
-Ну, в чем пришли в театр, в том и играют. Я несколько раз видела в театрах, что актеры играют без сценических костюмов.
   Золотицкий сначала обрадовался идее Масловой, потом слегка погрустнел:
-А что… Может… Нет, тогда нас будут ругать. Скажут, театр намекает. Опять этот противный Аристархов станет придираться!
-Не поняла, на что театр намекает?
   Золотицкий разволновался:
-Ну, как вы не понимаете, Татьяна Петровна! Что мы издеваемся над нашими чиновниками! О чем в «Ревизоре» говорится? О казнокрадах, ворах.
   Маслова криво усмехнулась:
-И теперь что театру делать? Как говорится, на воре шапка горит.
-Это вот так вы Аристархову скажете? – добродушно спросил Золотицкий.- Он же только ждет удобного случая, чтобы придраться ко мне!
-Гм, не собираюсь с ним говорить! Ни на какую тему!
   Маслова вышла из кабинета, оставив Золотицкого одного в раздумьях. Он припомнил
                -32-
спектакль по пьесе Островского «Доходное место» в одном театре Москвы, когда актеры играли в современных костюмах, и  все претензии важных официальных лиц, которые критиковали режиссера и худрука за своеволие и надругательство над классикой. Хотя какое тут надругательство, как думал  Золотицкий, тут просто один намек на то, что ничего у нас не меняется - чиновники, как раньше, берут взятки, и будут брать, как считал Золотицкий, приговаривая, что чиновники могут покончить с коррупцией только с помощью суицида.
   Он не помнил, что ставили ли где- то пьесу «Горе от ума» без сценических костюмов. И если в Театре юмора поставят комедию «Горе от ума» в современных костюмах, его тоже могут упрекнуть в надругательстве над классикой, но это еще можно пережить, а могут обвинить в издевательстве над нашими современными чиновниками.
-Что ж, пусть тогда заплатят за новые сценические костюмы, реквизит…- пробурчал Золотицкий.- А то выделят государственную дотацию, а потом слушай их претензии и глупые вопросы: куда деньги дел?.. Ой, надоело-то как… Стук топора по вишневому саду слышится уже рядом.
   Еще хотел Золотицкий поставить две пьесы: пьесу Булгакова «Бег» и пьесу Шварца «Дракон». Если пьесу «Дракон», которую Шварц назвал сказкой, можно поставить, как трагикомедию, как размышлял наш герой, то «Бег» являлся драмой, никак на трагикомедию не похож. Поэтому он стал размышлять и над этим, желая разнообразить
театральный репертуар. Маслова вчера говорила ему, что стоит найти замену уволенному Пузикову, и он согласился с этим. В Театре юмора работали еще два режиссера: Антон Агапов и  Наталья Сухова. Оба режиссера  исправно работали, с большим энтузиазмом. Обдумывая, кого же назначить своим замом, Золотицкий остановился на кандидатуре Суховой. Сухова Наталья была чуть моложе Агапова,  очень энергичная, ранее работавшая в другом театре худруком. Она не сработалась с несколькими режиссерами там, поэтому пришла работать в Театр юмора, и с первых дней до сегодняшнего  он радовался ее работе; к тому же Сухова оценивала весь сегодняшний социум, как и он. Если Сухова  считала себя демократкой по политическим убеждениям, то Антон Агапов во всеуслышание заявлял, что он коммунист, ругая все и вся. Конечно, взгляды режиссеров не главное, как справедливо полагал Золотицкий, главное - их работа; и он учел, что у Суховой уже есть опыт административной работы. К тому же Золотицкому было приятно общаться по работе  с жизнерадостной Суховой, чем с постоянно хмурым
 и ортодоксальным коммунистом. И  Сухова, как и Золотицкий, всегда хотела ставить в театре современные пьесы, а не только одну классику.
   Он вызвал Нину, прося  позвать Сухову. Нина послушно кивнула, потом Золотицкий приказал, чтобы она напечатала новый приказ о назначении Суховой на должность заместителя главного режиссера. Через минут пять в кабинет Золотицкого вошла улыбающаяся Сухова.
   Наталья Сухова была брюнеткой лет тридцати, с короткой стрижкой, высокого роста. Она постоянно улыбалась, что отличало ее от всех коллег, которые в основном ходили озабоченными и даже хмурыми. На частый вопрос ей «чего постоянно улыбаешься?» Сухова охотно отвечала, что надо радоваться жизни, как она есть.
   Сухова села на стул напротив Золотицкого, спрашивая:
-Никита Сергеевич, зачем вы назначили меня на должность своего зама?
    Золотицкий тоже мило улыбнулся:
-Мне нужен новый зам. Вместо Пузикова. Будем вместе решать наши проблемы.
-А их много?
   Золотицкий кивнул, став перечислять:
-Так, реквизит, сценические костюмы. Все устарело, а денег на покупку новых, пока
нет.
   Сухова не удержалась от комментария:
                -33-
-И не будет.
-Согласен, после моего домашнего ареста не дадут.
   Сухова неуверенно сказала:
-Тогда, может,  надо играть в старых.
   Золотицкий решительно возразил:
-Нет! Мне уже жаловались два актера, что костюмы не подходят. Пусть играют  в современных костюмах. Но тогда скажут: театр высмеивает наших чиновников.
-Непременно скажут.
   Золотицкий продолжил:
-Об этом говорил с нашим главным бухгалтером. Она тоже считает, что пусть играют
в старых костюмах - денег  пока не дадут.
-А как другие наши спектакли?- вспомнила Сухова.- Ведь у нас не только два костюмированных спектакля. Вы забыли о «Двенадцатой ночи» Шекспира? О «Доходном месте» Островского?
-Я ничего и не никогда не забываю. Не могут же наши актеры надевать одни и те же костюмы в разные спектакли! Актер с костюмом Городничего из «Ревизора» не может
 же играть в том же костюме в роли Мальволио или сэра Эндрю в спектакле
«Двенадцатая ночь».
-Верно…
-Это же разные эпохи… Ну, а в «Лисистрате» нам костюмы не нужны,- снисходительно усмехнулся Золотицкий.- Актеры там голые бегают… Да, лучше снять этот спектакль…
-Почему? Аристархов просил?
   Золотицкий напрягся, не желая показать собеседнице, что согласился на просьбу чиновника, помолчал минуту, потом неохотно ответил:
-Да… Говорили об этом… Если наш театр против пошлости, если мы не ставим мюзиклов «Горе от ума» и «Ревизор»,  тогда снимаем «Лисистрату»!
   Сухова напомнила:
-Но в «Лисистрате» нет пошлости. Если актеры бегают голые…
-Я все понимаю… Но лучше не надо ставить этот спектакль. Ранее поставил эту пьесу, когда спорил с Аристарховым. Он просил ставить только старые, проверенные временем пьесы, вот я и поставил. Значит, решили: актеры играют в современных костюмах. Пока только в двух спектаклях «Ревизор» и « Горе от ума». – Золотицкий помолчал, потом  продолжил:
-Еще проблема, хочу обновить наш репертуар.
   Сухова  оживилась:
-Хотите поставить современную пьесу? Давайте поставим…
-Поставим современные пьесы,- перебил Золотицкий,-  пока хочу поставить на сцене
две пьесы: «Бег» Булгакова и «Дракон» Шварца. Но нам могут не дать их поставить.
   Сухова сразу согласилась:
-И я знаю фамилию этого поганого чиновника, который станет запрещать!
-Да… Наш постоянный цензор и критик Аристархов,- немного поморщился Золотицкий, вспоминая на миг важного чиновника, его холодные безжизненные глаза.- Скажет, «Бег» это не комедия, зачем ставить эту пьесу в Театре юмора, в котором должны ставиться только комедии?
-Именно… То же скажет насчет «Дракона»,- подхватила Сухова.- Может, тогда не
ставить эти пьесы? Или поставить, наконец,  в нашем театре современную пьесу?
   Золотицкий помолчал минуту, потом произнес задорно - интригующим тоном:
-Мы будем ставить современные пьесы. Но сначала  поставим в нашем театре пьесу «Дракон», назвав ее трагикомедией. И кто сказал, что в Театре юмора нельзя ставить трагикомедии?
   Сухова спросила удивленно:
                -34-
-Трагикомедия?.. Вот уж не думала так… То есть напишете, что спектакль по мотивам пьесы Шварца «Дракон»7
-Можно и так… По мотивам. Ну, вставим там немного музыки, чтобы не смущать нашего придирчивого критика Аристархова.
-А где там будет музыка?- снова удивленно спросила Сухова.
-Ну, как же… Когда говорят о том, что Дракон ищет себе невесту… Когда героиня Эльза
 будет танцевать… Музыка там будет веселая, но в других сценах спектакля грустная. Надо поискать композитора, чтобы придумал побыстрее музыку для трагикомедии.
   Сухова вспомнила:
-Да, совсем недавно Аристархов говорил, что публика соскучилась по танцам, веселью, музыке в спектаклях.
-Вот и чудно! Будет ему музыка,- снисходительно усмехнулся Золотицкий.
   Сухова помолчала минуту, потом отрицательно качнула головой:
-Ой, Никита Сергеевич, с огнем играете.
-Ничего, получится отличный спектакль!..
-Проблемы будут… А как «Бег» представить, как комедию? Даже на трагикомедию не тянет.
   Золотицкий ответил удрученно:
-Правильно… Но хочется поставить  и «Бег»… Ладно, пока будем  репетировать пьесу «Дракон». Работы будет много! – Он помолчал, потом немного приободрился:
-Ничего!.. Поставим сначала «Дракон». Назову спектакль «Любовь к дракону».
   Сухова криво усмехнулась:
-Никита Сергеевич, будет много упреков. Скажут, театр намекает.
-А в своей пьесе Шварц так много намеков оставил, что их хватит и по сей день!-
твердо произнес Золотицкий.- Гениальный драматург Шварц написал сказку, в котором много намеков. Я не боюсь проблем! Жизнь полна проблем, на то она и жизнь, что состоит из проблем, которые надо постоянно решать. Дело в том, что сами Драконы без обожания оных ничто! Тираны не могут править без рабов, которые им прислуживают и угождают. Тираны должны опираться на толпу, которая любуется ими! И нельзя представить даже на миг тирана без опоры, без солдат, без холопов, которые поклоняются им! Согласись, это очень странно, когда люди обожают тиранов! В нашей истории тому немало примеров. Хотя бы царь Иван Грозный, который казнил, сажал на кол сотни тысяч людей. А мы до сих пор вспоминаем его, да? А кто в нашей истории освободил холопов от крепостного права? Забыли того царя Александра! И это наша проблема (боюсь назвать ее вечной)- любовь к тирану, к твердой руке! А этот Вождь с трубкой?
-Кто?
   Золотицкий поморщился:
-Даже фамилию его не могу произносить без презрения - Сталин! Как писал поэт Бродский «Свобода - это когда забываешь отчество у тирана». Поэтому я стремлюсь не называть некоторые фамилии…  Да, Сталин  был настоящий Дракон! Настоящий тиран! Скольких людей он погубил? Сотни тысяч, нет, миллионы загубленных жизней!  И до сих пор многие его вспоминают, чтят с благодарностью, мол, войну выиграл! Любой тиран, любой Дракон прежде всего заботится об армии, чтобы защитить самого себя! Да, Драконы выигрывают в войнах, но людей губят, не считаясь с потерями! – Золотицкий передохнул минуту, потом продолжил:
-И в спектакле будет упор не столько на самого Дракона, сколько на толпу обожателей Дракона! На холопов, которые любуются Драконом! Говорят, он навел порядок, да! Он освободил холопов от цыган! Запугал своих холопов. Режим держится только пропаганде и автоматах! Он, он, он! Герой… точнее, антигерой нашего времени!
   Сухова осторожно спросила:
-Никита Сергеевич, это вы о ком сейчас говорили? О герое пьесы Шварца или…- Она
                -35-
остановилась, пытливо  глядя на Золотицкого.
   Золотицкий слегка усмехнулся:
-Ты правильно поняла мой намек. Навел порядок, как говорят.
   Сухова опасливо сказала:
-Лучше не надо, Никита Сергеевич. Не надо ставить этот спектакль.
-Не надо?
-Проблем еще больше будет!
   Сухова помолчала, потом предложила:
-Может, ставить фарс, а не трагикомедию?
     Золотицкий похвалил Сухову:
-Молодец! Фарс намного лучше.
-И тогда вы сами, Никита Сергеевич, напишите новую пьесу,- то ли вопросительно, то
ли утвердительно произнесла Сухова.
-Почему новую?
-Думаю, в текст нужно многое добавить, как вы хотите.
   Золотицкий охотно ответил:
-Добавлю. Много чего я добавлю. Добавлю в спектакле, что все зависит от этих холопов, которые напрасно восторгаются Драконом. Когда- нибудь они осознают, что он не благодать, а их враг! И тогда никакие выдуманные рейтинги и никакая пропаганда не спасут его от народного гнева! Не поможет холопам никакой рыцарь Ланцелот! В роли Ланцелота должны оказаться сами холопы! Они должны избавиться от опасного вируса: любовь к Драконам, любовь к сильной руке!
   Сухова воскликнула с восторгом:
-Никита Сергеевич, вы прекрасно говорите!
   Раздался телефонный звонок. Золотицкий изменился в лице, напрягся.
   Сухова моментально уловила изменение его настроения, посоветовав:
-Не берите трубку. Наверно, это опять Аристархов.
   Золотицкий ответил пренебрежительно:
 -Очень может быть… Надоел до ужаса.- Трубку он не поднял, но телефон продолжал звонить.
   Через минуты две в кабинет вошла Нина, сообщая, что звонил опять Аристархов.
-Ну и что?- встревоженно  спросил  Золотицкий. - Нин, ты даже не представляешь, как
 он мне надоел.
 -Очень даже представляю! И мне тоже надоел!- вставила Нина, хмурясь.- Но вы все-таки возьмите трубочку, а то он будет звонить каждые две минуты. Так уж было.
   Она вышла. Телефон вновь зазвонил.
-Да, слушаю…- Золотицкий поднял трубку, говоря очень сухо.
- Приветствую вас, Никита Сергеевич!- услышал в трубке бас Аристархова.- Как идет работа в театре?
-Идет полным ходом. Вот думаем, как играть со старым реквизитом. И с износившимися костюмами. У нас и «Ревизор», и «Горе от ума»- костюмированные спектакли.
   Аристархов не ответил, а Золотицкий продолжил, слегка усмехаясь:
-Может, можно играть в протертых штанах? С заплатами на одном интересном месте?   
   Сухова хихикнула, поднимая большой  палец руки в знак одобрения.
   Аристархов упрекнул:
-Напрасно вы так резко говорите со мной! Не утрируйте. Если сценические костюмы старые, негодны, купите новые.
-И как же? Денег нет!
-Ну, после того, как была недавно проверка финансовой отчетности вашего театра, денег точно не будет,- равнодушно сказал Аристархов.- Деньги театр получил. Неужели все потрачено?
                -36-
   Золотицкий ответил утвердительно:
-Потрачено. И все есть в финансовых отчетах.
   Аристархов молчал, поэтому Золотицкий решил продолжить:
-Можно купить, но денег на это нет. Можно и не покупать, играя в старье. Свобода выбора заключается в том, что из мизера того, что предлагается, есть одна возможность
ничего не выбирать!
   Аристархов повысил голос:
-Не усложняйте ситуацию, Никита Сергеевич! И не иронизируйте! Вижу, вам все не нравится! И мои звонки, и мои замечания, и наши собрания, на которые вы не являетесь,
и даже наша страна!
   Золотицкий снова  усмехнулся:
-Почему же? У нас привлекательная страна - можно привлечь за что угодно.
   Сухова прыснула от смеха, зажимая рот рукой и отходя на шаг от режиссера, чтобы Аристархов не услышал ее смеха.
   А Аристархов строго произнес:
-Вас арестовали совершенно на законных основаниях! Зачем об этом? Ваши издевки неуместны! Никита Сергеевич, неужели вы думаете, что я должен заниматься гардеробом ваших актеров?
-Тогда мы будем играть спектакли в современных костюмах,- решительно сказал Золотицкий.
-Это недопустимо! Вас упрекнут в издевательстве над нашими официальными лицами!
   Золотицкий сделал вид, что не услышал реплики чиновника, и бодро продолжал:
-Еще я хочу поставить в театре, в котором я художественный руководитель, пьесу «Дракон» Евгения Шварца.
-Зачем?
-Как зачем?- Золотицкий напомнил:
-Вы же сами говорили, что следует ставить старые, проверенные годами пьесы, а не современные.
-Вообще-то да, говорил… Говорил, но эту пьесу…
   Золотицкий прибавил:
-Но вы же помните, что раньше Марк Захаров снял фильм «Убить дракона» по мотивам пьесы Шварца?
-Ну, помню, при чем…
   Золотицкий перебил Аристархова:
-При том, что даже в советское время фильм по мотивам этой пьесы вышел. Только немного название изменю. Будет спектакль под названием «Любовь к Дракону».
   На том конце провода молчали. Молчал и Золотицкий.
   Через минуты три Аристархов заговорил:
-Лучше не стоит ставить эту пьесу. Понимаю, вы пока худрук Театра комедии, пока…
 И вы пока вправе решать все в театре…
-Я понял ваш намек насчет «пока»! Может, вам приятнее посмотреть в нашем театре спектакль «Кубанские казаки»? Помните старый фильм?
   Сухова хихикнула, поднимая большой палец руки в знак одобрения.
   Аристархов произнес ядовито - ледяным тоном:
-Знаете, Никита Сергеевич, я даже не пойму, когда вы говорите серьезно, а когда шутите!
Пока вы худрук! Кажется, вы работаете пока в Театре юмора? А пьеса «Дракон»
отнюдь не комедия!
-Совершенно с вами согласен. И мы будем ставить фарс «Любовь к Дракону».
-Гм, фарс?  Еще хуже! Опять будут издевки? Намеки?.. – Аристархов замолк на минуту, потом сказал поучительным тоном, будто учительница отчитывает нашкодившего ученика:
                -37-
-Понимаете, нужно побольше позитива! Нашему обществу нужен позитив! Поэтому в театре не нужны никакие намеки, фарсы, нужен только юмор, веселье… Чтобы люди радовались жизни!
   Золотицкий откровенно произнес:
-А я не вижу позитива.
-Совсем не видите?- изумился Аристархов.
-Совсем не вижу… Живу без розово- идиллических очков и не смотрю гламурные новости на Первом телеканале. Да, жизни надо радоваться, согласен, но… Но театр должен учить зрителя думать, сострадать героям на сцене, а одно зубоскальство не нужно. Тупой смех ради одного смеха!
   Аристархов хмыкнул, потом очень сухо напомнил насчет обязательной явки на собрание на следующий день и попрощался.
-Фу, отмучился на сегодня…- протяжно вздохнул Золотицкий. – Интересно, он так ко всем худрукам и режиссерам придирается или только ко мне?
   Сухова похвалила:
-Вы молодец, Никита Сергеевич! Сколько иронии, сколько подтекста! И в то же время говорили вполне уважительно, поэтому придраться не к чему.
-Нет, если захотеть, можно придрать по пустякам…
   Оставшись один, Золотицкий стал обдумывать версию нового спектакля «Любовь к Дракону». А вечером он решил пойти на Театральную площадь. Анфиса стала отговаривать его от этого, говоря, что опять явится поздно ночью и будет выдумывать, что каким - то нелепым образом очутился в прошлом. Золотицкий решил ничего не рассказывать жене о совете памятника на Театральной площади, боясь, что она сочтет
его ненормальным.
   …Оказавшись в Московском Художественном театре, Золотицкий увидел Станиславского на репетиции. На этот раз Золотицкий решил тихо посидеть в дальнем
ряду, молча наблюдая за происходящим и пока не подходить к Станиславскому. Он не хотел выглядеть навязчивым, не хотел раздражать великого режиссера. Золотицкий решил действовать тонко, дипломатично, чтобы сам Станиславский обратил внимание на него внимание, чтобы сам заговорил, а уж потом Золотицкий попробует уговорить его включить в штат театра. Да, чуть ранее Золотицкий сумел немного поговорить со Станиславским, но это было шапочное знакомство, которое не подходит для делового разговора о предстоящей работе в театре.
   Шла репетиция пьесы Островского «Бесприданница». Золотицкий не отрывал взгляда от Станиславского, который постоянно делал замечания актерам, заходил на сцену, потом садился на первый ряд в зрительном зале. Вот Станиславский делает замечание одной актрисе, что она двигается хорошо, но слишком много махает руками. Другой актрисе говорит, что надо казаться барышней, слишком у нее мальчишеские манеры. Все в нем нравилось Золотицкому: и огромный рост, и его простодушная улыбка, которая иногда сменяется свирепым взглядом, и грациозная пластика превосходного актера, и буйная энергия; Станиславский казался Золотицкого каким-то театральным королем, который то шутливо, то достаточно сурово делает замечания своим подданным.
   Два часа репетиции показались каким-то удивительным мигом. Он продолжал сидеть, успев заметить только через минут десять, что все разошлись. Золотицкому очень не хотелось покидать помещение театра…

                Глава 10
                И опять проблемы,  проблемы…
   Выйдя из театра на улицу, Золотицкий снова оказался в своем времени. Было уже двенадцать часов ночи. Мимо  торопливо шли одинокие прохожие.
   Золотицкий постоял немного возле памятника, потом отошел от него в сторону.
                -38-
-Эй, мужчина!- услышал он чей-то незнакомый тенор.
   Золотицкого всегда раздражало это хамское обращение «мужчина»-  он предпочитал, что следует придерживаться других обращений друг к другу: сударь или господин; и если это обращение «господин» кто-то сочтет неподобающим для себя, помня старое обращение «товарищ», есть другое обращение «сударь». Однако его справедливые упреки по поводу обращений игнорировались всеми, по прежнему называя его в общественном транспорте или на улицах «мужчиной» или «мужиком». Даже в своей театральной среде Золотицкий подчас сталкивался с хамскими обращениями друг другу, иногда говорили, как сейчас обращаются телеведущие к зрителям: «друзья», и наш герой постоянно подшучивал, говоря: «Друг Петров» или «Друг Сидоров». А когда собеседник удивлялся такому обращению, Золотицкий посмеивался:
-Друг Петров! Вы же слышите постоянно по телевизору обращение «друзья»? И как теперь обращаться к одному человеку? Тоже друзья или друг?
   Немного поморщившись, Золотицкий обернулся и увидел перед собой хмурого полицейского с бульдожьей физиономией.
-Документы!- потребовал полицейский.
   Золотицкий пожал плечами, удивленно спрашивая:
-А что случилось, я…
   Полицейский перебил его:
-Что случилось, я тебе потом скажу. Давай паспорт!
-А почему вы тыкаете мне?
   Полицейский повысил голос:
-Или ты даешь паспорт, или пройдем в отделение!
   Золотицкий забеспокоился:
-Извините, но я не ношу паспорт с собой… А что я нарушил?
-Что нарушил, я потом тебе скажу. Давай паспорт!
   Золотицкий никогда не носил с собой паспорт, не желая мять его в кармане. Поэтому он честно ответил, что паспорта сейчас у него нет. Хмурый полицейский схватил Золотицкого за локоть, таща за собой.
-Что… что вы делаете?- забеспокоился Золотицкий.
-Веду тебя, придурка, в отделение! Для установления личности!- огрызнулся
 полицейский с бульдожьей физиономией.
   В ближайшем полицейском отделении сидел  бритоголовый лейтенант со скучающим видом. От нечего делать он ковырял пальцем в носу.
   Полицейский с бульдожьей физиономией грубо подтолкнул Золотицкого к лейтенанту, объясняя:
-У этого придурка нет паспорта.
   Лейтенант хмыкнул, потом назидательно произнес:
-Паспорт надо всегда носить с собой! Где твой паспорт?
-Я не ношу с собой паспорт,- глухо ответил Золотицкий, краснея от волнения.
-Почему не носишь?
-Не хочу его мять, я…
   На лице лейтенанта появилась постно - деловитая мина. Он осуждающе посмотрел на Золотицкого, потом  строго сказал:
-Паспорт надо всегда носить с собой! Это тебе понятно?
-Почему вы все мне тыкаете?- возмутился Золотицкий, но удар полицейской дубинкой
по почкам вызвал у него сильную боль, поэтому Золотицкий замолк, постанывая.
   Лейтенант еле слышно вздохнул, говоря раздраженно:
-Черт! Теперь искать фамилию этого придурка в нашей базе?
   Растерявшийся Золотицкий  моляще воскликнул:
-Отпустите меня, пожалуйста! Я Никита Сергеевич Золотицкий, театральный режиссер.
                -39-
 Я шел из театра, я…
   Новый удар полицейской дубинкой остановил Золотицкого.
-Это тебе, чтобы не орал!- объяснил полицейский с бульдожьей физиономией.
-И чтобы уважительно относился к органам,- вставил лейтенант, хихикая.
   Золотицкий стонал, хватаясь за бок, потом сел на стул.
-Черт! Чего с этим придурком возиться?- проворчал полицейский с бульдожьей физиономией.
-А что ты предлагаешь?- спросил удивленно лейтенант.- Паспорта у него нет.
   Потом через минуту лейтенант поинтересовался:
-Где ты работаешь?
-В театре. В Театре юмора.
   Полицейский с бульдожьей физиономией хихикнул:
-Комик! – Потом он грязно выругался.
- Ладно, пока тебя, комик Никита, мы отпускаем,- решил лейтенант, тоже грязно ругаясь.
 – Но если еще раз попадешься без паспорта, составим протокол о задержании и вышлем его на твою работу. Тебя не били, это были только предварительные ласки, понял?
   Полицейский с бульдожьей физиономией  загоготал.
-Комик Никита, к твоим услугам тут есть отличный сервис с услугой «all inclusive»:
и наручники, и газовые баллончики, и камера предварительного заключения, и удары по всему телу, и синяки, и ушибы. Пошел вон!- повысил голос лейтенант.
   Радостный Золотицкий выбежал из отделения полиции на улицу, пробежал стремглав три квартала, потом спустился в метро. Года два назад он попал в автокатастрофу, разбив машину. После этого Золотицкий решил больше не покупать новую машину, не хотел сам водить, предпочитая, чтобы его возили, а не он сам рулил. Тем более, что Театру комедии выделили несколько лет назад служебную машину с шофером, чтобы возить
художественного руководителя театра в рабочее время.
   Домой Золотицкий явился в час ночи, постанывающий от боли в спине, раздраженный, покрасневший от волнения. Анфиса вышла к нему с часами в руках. Золотицкий понял, что начинается  семейный скандал: поджатые губы, нахмуренный лоб жены и подергивающийся нос ее не предвещали ничего хорошего. Поэтому он быстро заговорил первым, постанывая:
-Ой, Анфис… Меня избили… Прицепилась полиция, где твой паспорт?
   Анфиса смягчилась, подбегая к мужу:
-Сядь, дорогой! Где болит?
-Спина… Извини, шел из театра, пристали…
   Анфиса помогла мужу добраться до постели, советуя завтра не ходить на работу и отлежаться. Золотицкий лег, немного полежал молча, потом проворчал:
-Надоело все! Анфис, этот поганый чиновник Аристархов хотел, чтобы в театре было побольше позитива! И где он видел этот позитив?..
   Анфиса ответила очень ласково:
-Никит, ты не волнуйся. И не думай о плохом.
-Сам не хочу…- Золотицкий криво усмехнулся:
-Анфис, а как нам переехать в ту прекрасную Россию, которую постоянно показывают
по Первому телеканалу, где все якобы хорошо?
-Не думай о плохом, Никит… Лучше поспи…
    Золотицкий прикрыл глаза, постанывая. Через полчаса он заснул.
     А утром Золотицкий поднялся, потягиваясь и радуясь новому дню.
-Анфис, ничего больше не болит! Твой компресс подействовать!- радостно воскликнул
он, одеваясь.
   Несмотря на все просьбы жены, Золотицкий решил пойти на работу, говоря, что в
театре он отдыхает душой. И положил паспорт в карман, помня о печальном инциденте.
                -40-
   …Прошло три дня после того, как Золотицкий решил ставить спектакли «Ревизор» и «Горе от ума» в современных костюмах. Спектакли прошли с успехом, публика встретила нововведение театра с овацией, хлопая и крича «Браво!». Золотицкий предсказывал успех нововведения, догадываясь, что зрители усмотрели в том скрытый смысл, хотя он, если честно, не хотел оставлять никаких намеков или подтекстов.
   В общем, три дня прошли для Золотицкого безоблачно, он работал с небывалым вдохновением. Утром следующего дня Золотицкий явился по обыкновению  в десять часов.  Нина, увидев его, слегка улыбнулась, но потом она немного посуровела. Золотицкий моментально уловил изменение ее настроения, спрашивая:
-Что случилось, Нин?
   Она ответила со скрытой досадой:
-Опять этот… Аристархов звонил. Вас спрашивал.
   Золотицкий еле удержался, чтобы не выругаться.
-И чего он опять хотел?- поинтересовался Золотицкий, нахмурившись.
-Спрашивал, почему вас нет на работе.
-Гм, а он знает, что я прихожу на работу в десять часов утра?
   Нина ответила утвердительно:
-Да, это сказала. Он еще позвонит вам.
   Золотицкий сел в кресло, на минуту прикрывая глаза, мысленно успокаивая себя. Он хотел настроиться только на работу в театре: предстояла долгая и кропотливая работа над спектаклем «Любовь к Дракону». Золотицкий включил свой компьютер, став распечатывать свою версию спектакля по мотивам пьесы Евгения Шварца «Дракон» (он успел написать ее за одну ночь). Улыбнувшись, Золотицкий приказал Нине раздать текст всей труппе.
-Да, Нина, если этот надоедливый Аристархов будет спрашивать меня, скажи, что я ушел, испарился…- попросил Золотицкий.- Меня нет, ушел по делам.
   Нина сначала согласилась, но через минуту беспокойно сказала:
-Ой, Никита Сергеевич, он такой настырный! Он будет звонить каждые полчаса! Лучше бы вы ему ответили!
   Золотицкий сделал вид, что не услышал ее, уткнувшись в монитор. Сейчас он думал не
 о надоевшем кураторе, а о новом спектакле. Предстояло распределить роли между актерами, собрать всех будущих актеров в новом спектакле, поговорить с ними о нем.
   Через минут десять озабоченная Нина вошла в его кабинет, молча кладя лист бумаги
на стол.
-Что ты принесла?- спросил удивленно Золотицкий.
-Факс. От Аристархова.
   В факсе было написано уведомление  о временном запрещении спектаклей «Ревизор»
и «Горе от ума»:
  « Уведомляем Театр юмора, что   запрещено ставить спектакли «Ревизор» и «Горе от ума» в современной интерпретации, т.е. в современных костюмах. Администрация Театра юмора должна внимательно относиться к репертуару, а также и к костюмам актеров, чтобы не очернять нашу действительность. О разрешении постановки означенных спектаклей будет сообщено дополнительно. Ответим на все возможные вопросы, если оные возникнут».
   Золотицкий несколько раз перечитал документ, чертыхнулся и пробормотал:
-Не дают работать… Коротко и ясно. Стук топора по вишневому саду уже слышен рядом…  Очень хорошо слышен…
   Вошедшая Сухова, прочитав факс, ничему не удивилась:
-В сущности, мы так и предполагали, что будет. Не так ли?
-Так… Я в последнее время перестал удивляться…- печально сказал Золотицкий.-
Но как работать нам?
                -41-
   Сухова пожала плечами:
-Как это говорят, спасение утопающих - дело самих утопающих.
-Гм, а если посерьезнее?
   Сухова не ответила.
   Золотицкий помолчал минуту, потом решительно произнес:
-Да, наш театр работает, есть проблемы, да! И мы будем решать эти проблемы!
-Пока, Никита Сергеевич, вы скажите, что делать с запрещенными спектаклями?- деловито спросила Сухова. – Кстати, у нас не только два спектакля костюмированные.
   Золотицкий  сразу согласился:
-Конечно… Есть еще мой любимый «Вишневый сад»…  «Двенадцать ночь», «Доходное место». Об этом уже говорили. Если ты не забыла, у нас для каждого спектакля есть разные костюмы. Ну, если в этих спектаклях актеры будут играть через некоторое время
в современных костюмах и спектакли запретят, что ж… Театр снимет их тогда из репертуара.
-Никита Сергеевич, так и все спектакли можно запретить! – недовольно воскликнула Сухова.- Нам мешают работать!
-И все уволятся вслед за Вильштейном! То нельзя, другое нельзя!- проворчал Золотицкий.
   Сухова встала, но ее остановила покрасневшая Нина.
-Еще одна поганая новость!- громко сказала вошедшая Нина.
   Золотицкий напрягся, вопросительно глядя на секретаршу. Сухова тоже не двигалась, перестав улыбаться.
-Татьяну Игнатюк задержала полиция!- сообщила Нина.- Только что звонил капитан полиции, чтобы мы знали.
   Татьяна Игнатюк была самой талантливой актрисой в Театре юмора, как считал Золотиицкий. Она пользовалась большим успехом у зрителей, постоянно ей дарили букеты цветов в конце всех спектаклей, больше всех ей аплодировали. Актерская труппа Театра юмора уважала ее, но многие актрисы завидовали ее успеху и посмеивались над
ее внешностью. Красотой особой Игнатюк не блистала: очень скуластое лицо, с короткой стрижкой, резкими мужскими чертами, с высоким лбом и чересчур большим ртом. Когда  Татьяна Игнаюк  улыбалась, Золотицкий всегда отворачивался, чтобы не видеть ее хищную улыбку; Золотицкому казалось в этот миг, что ее большой рот очень похож на рот актрисы Джулии Робертс, которая почему-то многим нравится. Что ж поделать, как полагал Золотицкий, у всех разные вкусы, в частности, у мужчин, а он любил блондинок с голубыми глазами, женственных, милых и с правильными чертами лица. К тому же она недавно всех удивила, когда пришла в театр бритоголовая. Золотицкий, увидев Татьяну Игнатюк  в новом облике, оторопел, но большим усилием воли сдержался, чтобы не наговорить ей чего-то неприятного. Он понимал, что когда женщине почти пятьдесят лет, как Игнатюк, она старается привлечь к себе внимание любым способом.
- За… за что арестовали Татьяну?- спросил ошарашенный Золотицкий.
-Как мне сказал полицейский, она стояла на улице с плакатом.
-Ну и что? Теперь одиночные пикеты тоже запрещены?- тревожно спросила Сухова.
   Нина быстро ответила:
-Извините, я ничего не знаю… Полицейский сообщил, что она стояла с плакатом. На плакате было написано всего одно слово: мир.
   Нина вышла, а Золотицкий вновь повторил свою любимую фразу:
-Стук топора по вишневому саду слышится теперь уже рядом…
-Значит, писать слово «мир» теперь нельзя,- задумчиво произнесла Сухова, нахмурившись.
-Получается почти по Оруэллу… Мир, как писал он, это война, а война…
-Ой, получается еще хуже, Никита Сергеевич! Получается, что теперь у нас все нельзя! Нельзя что-то писать, нельзя возмущаться, нельзя стоять в одиночном пикете, когда это
                -42-
разрешено на бумаге! Нельзя ставить спектакли, как мы хотим! – прочувственно
воскликнула  Сухова.
-А я хотел дать ей роль Эльзы в спектакле «Любовь к Дракону»,- порывисто произнес Золотицкий.
   Сухова села на стул напротив Золотицкого и робко спросила:
-Может, Никита Сергеевич, пока повремените с этим новым спектаклем?
   Золотицкий не ответил ей, потом припомнил:
-Эта Татьяна же украинка. Игнатюк.
-Ну и что теперь? Мы что, националисты?
-Нет… Как теперь ее вызволить?-  спросил нетвердым голосом  Золотицкий.
   Он встал, вышел из кабинета, подходя к Нине. Золотицкий  хотел узнать, как связаться с капитаном полиции, который звонил в театр. Взяв у Нины номер телефона, Золотицкий сел в свое кресло и стал звонить в полицию. Сухова хотела отговорить его, чтобы не звонил, думая, что будет еще хуже, но промолчала. Капитан полиции очень сухо, официально ответил Золотицкому, что задержанная Татьяна Игнатюк сейчас находится
в камере предварительного заключения.
-А когда вы ее выпустите? Это самая талантливая актриса Театра юмора, она…
   Капитан перебил Золотицкого:
-Самая талантливая, но самая ехидная! Посидит денек, потом выпустим. Если она штраф уплатит.
   Золотицкий положил телефонную трубку на рычаг, повторяя ответ полицейского:
-Посидит денек, потом выпустим. Если она штраф уплатит… Еще штраф плати, черт…
   Сухова уверенно сказала:
-Выпустят. Заплатит им, тогда выпустят. – Она помолчала минуту, потом повторила только что сказанное:
-Пока повремените с этим новым спектаклем.
   В кабинет Золотицкого снова вошла озабоченная Нина со вскрытыми двумя  конвертами.
-Что еще?- одновременно спросили Сухова и Золотицкий.
   Нина положила конверты на стол, говоря равнодушно:
-Больше ничего не могу и не хочу комментировать. Все надоело…- И быстро вышла.
   Золотицкий раскрыл конверты, вытащил из каждого один лист бумаги. То были официальные  письма из Министерства внутренних дел и из Министерства юстиции, в которых говорилось о том, что  актер Театра юмора Борис Вильштейн признан иноагентом, а посему его работа в Театре юмора недопустима, следует его уволить как можно быстрее.
   Сухова хмыкнула:
-Этот Вильштейн давно же уволился.
-Да, уволился… - припомнил Золотицкий.- Он уехал с сыном в Израиль. Черт!
   Золотицкий приказал Нине написать срочные ответы в оба Министерства, что актер Борис Вильштейн уволился из театра и не играет в нем.
  «Что за полицейщина!- недовольно подумал  Золотицкий, садясь в кресло.- Одни запреты, тьфу… Проверки, придирки, запреты…».
   Эта мысль захлестнула его волной яростного возмущения. Он побагровел от гнева,
сжав пальцы рук в кулаки, лицо исказилось от напряжения.
-А теперь я буду обязательно ставить свой новый спектакль «Любовь к Дракону»!-
твердо произнес Золотицкий.
   Сухова упрямо повторила:
-Пока лучше повремените с новым спектаклем.
   Однако Золотицкий не обратил внимание на ее просьбу, повысив голос:
-Теперь я буду ставить свой новый спектакль «Любовь к Дракону»! Назло всем! И никто
                -43-
мне не помешает! Буду, буду, буду! - И с каждым словом он говорил все громче и
яростнее, словно не говорил, а вбивал молотком гвозди в дерево.
   Домой Золотицкий пришел расстроенным, задумчивым, что сразу заметила Анфиса. Он не замедлил ей рассказать  все горести прошедшего дня. Анфиса стала его
успокаивать, как всякая любящая жена, которая только желает добра и счастья своему любимому мужчине. Она была рада, что муж не вернулся ночью, пришел в шесть часов вечера, не задерживаясь больше нигде.
-Ничего, Никита,- убежденно сказала Анфиса, целуя мужа.- Ничего,  выпустят твою актрису. Театр твой будет работать, все будет хорошо!
-Все будет хорошо?- усомнился Золотицкий.- Это как в песенке «Все хорошо, прекрасная маркиза!»?
-Никита, ты только не волнуйся. И не ругайся с этим противным Аристарховым. И лучше не ставь свой спектакль о Драконе. А поставишь, еще больше проблем получишь!
   Анфиса говорила это от чистого сердца, надеясь, как всегда, на лучшее. Она никогда не считала себя ясновидящей, но сейчас она будто увидела грядущие  события, которые не обрадовали Золотицкого.

                Глава 11
                Капля камень точит.
   
   Утра нового рабочего дня началось для Золотицкого с того, что он стал звонить в отделение полиции, чтобы узнать, освободили ли актрису Татьяну Игнатюк. Золотицкий заранее настроился на деловой разговор в спокойном ключе, минут десять перед звонком в полицию внушал себе полное спокойствие и бесстрастность. Говоривший с ним полицейский ничего вразумительного  не ответил, только спрашивал его, кто он такой и где работает, кто такая Игнатюк. На просьбу позвать кого-то более сведущего в отделении полиции  полицейский не ответил, тихо матерясь. Золотицкий  неоднократно говорил полицейскому, чтобы сообщили, когда освободят Татьяну Игнатюк, но получил только короткий ответ: скажу товарищу старшему лейтенанту, чего еще? Золотицкий решил позвонить чуть позднее, попросил соединить его со старшим лейтенантом. Старший лейтенант, взяв телефонную трубку, молчал минуты три, потом крикнул кому-то рядом, чтобы узнали, кто такая Игнатюк и где она. Золотицкий приготовился услышать, что актрису выпустили или скоро выпустят, но вместо этого услышал лишь короткие гудки. Чертыхнувшись, Золотицкий перезвонил в полицейское отделение, снова спрашивая старшего лейтенанта.
-Да, слушаю! Ну, чего там…- огрызнулся старший лейтенант.
-Извините, я хотел узнать насчет  задержанной Татьяны Игнатюк,- просительно произнес Золотицкий.- Я прошу вас ответить, когда она…
   Старший лейтенант перебил Золотицкого:
-Ну, чего ты хулиганишь? Мы сейчас ее выпускаем! Понял?
   Золотицкий покраснел от волнения, поблагодарил полицейского и повесил трубку. Ему не хотелось связываться с нашими доблестными органами и учить их культуре общения.
Посидев несколько минут и прикрыв глаза, Золотицкий мысленно сказал себе не расстраиваться и радоваться, что его талантливую актрису сейчас выпустят. Уткнувшись в монитор компьютера, он решил заняться новым спектаклем.  Актерскую труппу он хотел собрать сегодня, распределить роли между ними и ответить на вопросы, если таковые появятся у актеров.
   Вошедшая улыбающаяся Сухова очень обрадовалась, что Игнатюк сегодня выпустят.
-Отлично! Значит, она примет участие в новом спектакле,- то ли вопросительно, то ли утвердительно сказала Сухова.
-Конечно, Наталья… Только давай-ка сначала увидим ее,- добродушно ответил
                -44-
Золотицкий. - Хочу дать ей роль Эльзы в спектакле.
  -Роль молодой героини Эльзы нашей Татьяне Игнатюк, которой то ли пятьдесят лет,
то ли около?
   Золотицкий помолчал минуту, потом согласился:
-Ты права. Возьмем другую актрису. Помоложе.
    Сухова показала Золотицкому распечатанные листки бумаги, говоря, что он должен обязательно прочитать, что там написано. Золотицкий стал поначалу читать, потом брезгливо поморщился, кладя листки на стол.
-Что за гадость ты принесла! Ну, зачем зрители пишут такое?- недовольно воскликнул он.
    Сухова пояснила, что она распечатала гневные отзывы некоторых зрителей с сайта Министерства культуры Российской Федерации, в том числе и те, которые касаются Театра юмора.
-Ну и что? Я должен читать эту ахинею?- изумился Золотицкий.- Если даже они ругают наши спектакли…
-Ругают, Никита Сергеевич. И наш спектакль «Ревизор», и спектакль «Горе от ума». Почитайте.
   Золотицкий пожал плечами, потом все-таки взял листки в руки, став читать:
«Спектакль «Ревизор» Театра юмора очень вреден для российского зрителя. Он пронизан русофобией, аллюзиями на политические процессы в стране. Он может посеять упаднические настроения в обществе, вызвать у русских людей отвращение к самим себе, дискредитировать нашу уважаемую власть! Каково это игра актеров в современных костюмах? То есть это высмеивание наших чиновников, которые поголовно берут взятки? То есть в России все коррупционеры?».
   Золотицкий на минуту отвлекся от чтения, презрительно усмехнулся:
-Что я читаю? Наталья, этот автор ахинеи живет в космосе, не зная, что у нас творится? Что у нас коррупция растет пышным цветом?
-Возможно, Никита Сергеевич.
-Писал какой-то ура - холуй!
   Сухова подивилась:
-Никита Сергеевич, иногда вы сыплете такими емкими образами и словечками, которые надо не забыть! Очень хлестко и едко!
   Золотицкий поблагодарил, потом продолжил читать, брезгливо морщась при этом, словно он держал не лист бумаги, а что-то дурно пахнущее:
«И по поводу другого спектакля того же так называемого Театра юмора «Горе от ума». Да, ума этому театру совсем не хватает. Особенно, его художественному руководителю Никита Золотицкому. Тоже все актеры играют в современных костюмах, тоже тут видна издевка над нашей действительностью. Почему театр, существующий на бюджетные денежки, ставит аполитическое дерьмо?!».
   Золотицкий хотел порвать все листки, но Сухова его остановила, прося прочесть еще.
-Ладно… - Золотицкий взял другой листок бумаги, начал читать, потом перестал, ударяя кулаком по столу:
-Ну, что за гадость пишут? Что у меня в театре все голые актеры? Что у меня одна пошлятина?
   Сухова напомнила:
-Это о спектакле «Лисистрата». Вы решили уже, что больше этого спектакля не будет.
-Конечно! А зачем пишут они о мюзикле «Вишневый сад»? Его больше нет! Это все были проделки уволенного мной Пузикова!- возмутился Золотицкий.
   Он порвал все листки, тихо ругаясь.
-Знаете, как в Министерстве культуры узнали о наших спектаклях в современных костюмах?
-Догадываюсь…Читали…- отрывисто ответил Золотицкий.
                -45-
-Да. Читали эти так называемые отзывы ура - холуев!
   Минута прошла в молчании.
   -Господа! Меня выпустили!- радостно воскликнула Татьяна Игнатюк, входя в кабинет.
   При виде Игнатюк Золотицкий расплылся в ослепительной понимающей улыбке. Он жестом руки пригласил ее сесть напротив, стараясь позабыть все пережитые мерзости утра. Сухова тоже осталась в кабинете, радуясь появлению Игнатюк.
-Рад, что вы целы и бодры!- добродушно сказал Золотицкий.- Надеюсь, не били вас?
   Игнатюк села на стул напротив Золотицкого.
   Она криво усмехнулась:
-Не били…  Только одной ругани наслышалась.
-Советую больше не стоять с плакатами. Сейчас это запрещено. И ничего не изменит.
   Игнатюк задумчиво произнесла:
-Капля камень точит…
-Согласен, Татьяна. Но лучше, если будете помогать нам точить этот камень, как вы выразились, в театре. Сейчас мы готовим новый спектакль.
   Игнатюк  простодушно спросила:
-Современная пьеса?
-Очень современная… Самая современная даже сейчас.
   Сухова вставила:
-И актуальная, и очень современная, хотя…- Она замолкла, глядя на  Золотицкого.
   А Золотицкий прибавил, слегка улыбаясь:
-Мы ставим спектакль по мотивам известной пьесы Шварца «Дракон». Я написал сейчас свою версию спектакля. Несколько добавив текст. Я написал фарс!
   Игнатюк удивленно произнесла:
-И вы, Никита Сергеевич, надеетесь это поставить? Сейчас? В наше время полицейщины?
   Золотицкий пожал плечами:
-Как писал классик, надежды юношей питают.
-Никита Сергеевич, но вы давно вышли из юношеского возраста. Запретят!- категорично заявила Игнатюк.
-Уже  запретили нам два спектакля,- подхватила Сухова.- «Горе от ума» и «Ревизор». За то, что ставили их в современных костюмах.
   Игнатюк хихикнула:
-Понятно! Вы молодец, Никита Сергеевич! Капля камень точит!
   Вечером Золотицкий так сильно устал, что не пошел на Театральную площадь  к памятнику, чтобы снова оказаться в прошлом. Он решил пока поставить новый спектакль, а потом уж пытаться поговорить о работе со Станиславским.
…И увидел Золотицкий причудливый сон.

                Глава 12
         Полицейские, чиновники, вишневый сад и многое другое, увиденное во сне.
 
       Золотицкий увидел довольно причудливый сон, который его очень удивил.  Сначала он появился на широкой улице, по обеим сторонам  которой стояли бодрые и улыбающиеся полицейские с дубинками. Они ничего не говорили, только махали дубинками. А потом один полицейский с бульдожьей физиономией спросил его:
-Эй, прохожий, ты знаешь, кто такой законопослушный гражданин?
   Золотицкий остановился, нехотя ответил, так как он не желал говорить с полицейским:
-Ну, это тот, кто ничего не нарушает, то…
   Полицейский с бульдожьей физиономией перебил его, грязно ругаясь:
-Эх, ты… Это тот, который стоит по стойке «смирно», когда его избивает полицейский!
   Сказав эту фразу, полицейский загоготал, махая дубинкой. Золотицкий быстро отошел от
  него. А вдали он услышал песню группы «Лимонадный Джо»:
                -46-
«Стой, кто идёт?! Предъявите паспорт!
Остановись живое существо.
В этих местах ты бродишь напрасно.
Здесь таким существам ходить запрещено!
Стой, кто летит?! Предъявите пропуск.
Нужно всякой птице документ иметь,
Потому, что птице нельзя за границу
Просто так, без визы, самой перелететь.
А-я-яй! туда нельзя!
А-я-яй! сюда нельзя!
А-я-яй! туда нельзя!
Стой, кто ползёт?! Запретная зона.
Здесь не разрешается черту переползать,
Ползать здесь не хорошо и даже не законно.
Я приказываю вам отсюда отползать.
Стой, кто плывёт?! Не притворяйтесь рыбой.
Здесь даже рыбе плыть запрещено!
Здесь запретная вода, для вас она закрыта,
И движенье всякое в ней прекращено.
Стой, кто живёт?! Здесь жить запрещено!
Это вас касается и это не смешно.
В этом месте нужно приказы выполнять.
И не надо мне в лицо тяжело дышать.
Туда нельзя!
Сюда нельзя!
Никуда нельзя!».
   Золотицкий презрительно усмехнулся
-Какая актуальная песенка для нашего времени! Никуда  нельзя…Запреты.  Надо было добавить: ничего нельзя! И везде полицейские с дубинками!
   Он чертыхнулся, пошел побыстрее, увидев впереди вишневый сад. Сад был довольно большой, все деревья высокие, посаженные давно. Возле них он увидел бодрого и энергичного режиссера Станиславского, который что-то тихо говорил и гладил деревья.
Станиславский был одет в черный фрак и черную бабочку. Он присел на пенек, потом поднялся, увидев пять дровосеков с топорами. Дровосеки,  грубые и неотесанные мужланы, одетые в грязное тряпье, скверно пахнущие, оттолкнули режиссера, который, увидев их, стал просить не вырубать вишневый сад. Один из них погрозил ему топором, снова сильно толкая. Станиславский застыл, потом с простодушной улыбкой стал повторять одну и ту же фразу:
-Господа хорошие! Не нужно вырубать вишневый сад, пожалуйста!
   Золотицкий хотел подбежать к режиссеру на помощь, но не смог - его остановил улыбающийся полицейский, прося показать паспорт. Золотицкий быстро вытащил из кармана пиджака паспорт, прося побыстрее освободить его. А полицейский нарочно стал очень медленно перелистывать каждую страницу паспорта, минут пять глядел то на фото в паспорте, то на лицо Золотицкого, чтобы убедиться, что предъявитель паспорта именно он, Никита Золотицкий. Золотицкий не выдержал, стал выхватывать паспорт из рук наглого полицейского. Тогда тот ударил Золотицкого дубинкой по руке, приговаривая:
-Стой по стойке «смирно», когда тебя допрашивает полицейский!- При этом полицейский загоготал, грязно ругаясь.
-Извините, очень прощу вас вернуть мой паспорт,- робко попросил Золотицкий.- Вы ведь посмотрели его.
                -47-
-Нет, я еще не закончил! Стой по стойке «смирно», черт собачий!- огрызнулся полицейский.
   Золотицкий сокрушенно вздохнул и угрюмо замолк, стараясь не смотреть на полицейского. Почему-то Станиславский исчез из поля зрения Золотицкого. И вишневый сад тоже исчез также внезапно, как он и появился. Через минуты три полицейский отдал паспорт Золотицкому, наставительно говоря ему, как нашкодившему ученику в школе:
-Ты должен слушаться полицейского! И не перечить ему!
   Золотицкий благоразумно промолчал, желая в этот миг лишь побыстрее отойти от полицейского. Он сокрушался, что потерял из виду Станиславского, оглядывался по сторонам, ища его, но все было безуспешно. Вместо Станиславского Золотицкий увидел заседание Заумной Думы. Один одиозный депутат Владимир Крикановский выступал на трибуне, говоря очень страстно, с невероятной аффектацией и плюясь на окружающих:
- Слушайте меня, вы должны слушать только меня! У меня самая лучшая партия в мире:
 политическая партия «Демократические либералы»! Срочно вступайте в мою партию!
   Кто-то из депутатов кротко возразил с места:
-Партия со смешным названием. Зачем нам масло масляное?
   Крикановский плюнул на говорившего депутата в первом ряду, потом выкрикнул:
-Молчи, ватник! Эти американцы нас заразили СПИДОМ, сифилисом! Там одни геи! Бойтесь эге-гей Европы и Америки! Американцы хотят нас завоевать! Захватить наши богатства, лес, нефть и газ! ЦРУ не дремлет, сограждане! Русских хотят уничтожить, превратить в рабов Америки! Везде у нас одни евреи! А где русские? Почему на наших рынках одни лица приезжей национальности? А где наши русские мальчики? Это тоже происки ЦРУ!
   Когда Крикановский садился на свое место, депутат в первом ряду проворчал:
-Шут всея Руси… То ли шизофреник, то ли притворяется им. Изворотливый плут.
   Потом депутаты Заумной Думы обсуждали новый закон о единомыслии, утверждая,
что кто не согласен с нами, тот опасен, тот экстремист. Также депутат Ишакщтейн предложил назвать столицей не Москву, а  Крым. После этого все депутаты дружно посмеялись над этим депутатом, забывая полностью называть его смешную фамилию, говоря:
-Ой, наш Ишак вновь учудил! Ха-ха! Он забыл, что Крым есть полуостров, а не город!
   На что Ишакштейн нисколько  не оскорбился насмешками своих коллег и  озвучил новую странную идею о переносе ООН в Крым, однако и на этот раз его идея была осмеяна всеми депутатами:
- Наш депутат Ишак в своем крымнашистком восторге предлагает безумные идеи! Хочет общагу объединенных наций перенести в Крым, ха-ха!
   Одна депутат в коричневом костюме стала защищать коллегу Ишакштейна, говоря, что он честный депутат. Потом гордо прибавила:
-Наша партия «Едина мать» всегда обещала народу обещанное!
   Золотицкий увидел рядом с депутатами режиссера Станиславского, который послушал их минут пять, потом произнес свою знаменитую фразу:
-Не верю!
   Он послушал депутатов минут пять, потом изумился:
-Господи! Не верю их искренности! Я попал в какой-то политический балаган! Да, это не называется театром, хотя надо бы  назвать так. театр политических марионеток!
   Потом Золотицкий увидел во сне двух шутников, которые лежат на пляже. Один шутник, высокий, загорелый, с банкой пива в руке, хихикал:
-Мы находимся в пляжной столице России - Сочи! Отдыхайте в Сочи, граждане! Федя, тут все хорошо!
   Другой шутник, лысый, с полотенцем в руке, спросил удивленно:
-Почему только в Сочи хорошо? А я хочу поехать в Турцию…
-Ну, тогда ты не патриот.
                -48-
   К ним подошел пожилой в очках, говоря убежденно:
-Надо быть патриотом! У нас все хорошо!
   Лысый шутник усомнился:
-Да ну? У ватников все хорошо!
   Пожилой в очках закричал:
-Что за выражения у вас? Почему я ватник?
   Высокий шутник охотно ответил:
-Отвечаю… Ватники довольны всем. Они всегда уважают тоталитарную власть.
   Лысый шутник прибавил:
-У ватника вата вместо мозгов! -  Он хихикнул, потом продолжил:
-Собирательный образ быдла, который верит больше телевизору, чем холодильнику.
   Пожилой в очках возмутился:
-Вы меня оскорбляете!
-Вовсе нет… Не злитесь, я вспомнил один анекдот. Спрашивают одного чиновника: у вас есть дом за границей, иномарки, счета за границей. Нет, отвечает. Тогда говорят ему:
вы не патриот, вы ватник!
   Все туристы ан пляже захохотали, показывая на пожилого в очках пальцами, будто увидели какое-то смешное животное.
   Пожилой в очках удивился:
-При чем тут анекдоты?
-А потому, что у нас вся жизнь, как анекдот. Вернее, одно собрание анекдотов. И наш  чиновник хранит честно награбленное в рублях, а не в валюте. Поэтому он настоящий патриот!
   Лысый шутник хихикнул:
-Знаете, наш ватник, что именно  в нашей стране вы можете насладиться наручниками
под прекрасным названием «Нежность», бензопилой под названием «Дружба» и баллистической ракетой «Мир»! Министр по таблеткам сообщает: у нас стали меньше курить и пить, но забыл сообщить, что стали меньше есть!
   Пожилой в очках хмыкнул:
-Ну, все плохо, да? Всем недовольны.
-Как же,- хихикнул высокий шутник.- Именно нас ждет светлое будущее! Серое на темном фоне кажется светлым. Знаете, Министерство по таблеткам   обнаружило досрочное перевыполнение плана по увеличению продолжительности жизни в России
на 2023-й год.
-Неужели есть такой план?- усомнился пожилой в очках.
-Конечно! По плану мы должны прожить до семидесяти одного года. Не бойтесь. План перевыполнят, как предполагает Министерство, на  одну целую восемь десятых года.
-Скажите, какая точность! Ну, это Министерство, как всегда, удивило! – хихикнул лысый шутник.
-Слушайте, вы так смело говорите. Не боитесь?
   Лысый шутник опять хихикнул:
-Чего мне бояться? У нас же настоящая демократия, свобода слова!
-Гм, слово-то есть, да… - подхватил высокий шутник.- Но  нигде не сказано, что вы будете на свободе после сказанного слова, одним словом, получается, со свободой слова ясно все без всяких слов!
   Пожилой в очках испугался:
-Ой, только не лезьте  в политику!
-Не лезу… Политика - это грязь…- моментально ответил лысый шутник.-  Однако каждая свинья хочет в ней вываляться.
   А высокий шутник добавил:
-У нас под свободой слова понимают осознанную необходимость молчать. У нас нет проблем со свободой слова. Проблемы со свободой слова появляются после высказанного
                -49-
слова!
   Лысый шутник хихикнул:
-Свобода слова – это хорошо! Поболтали и разошлись. Возможно, свобода слова появится скоро только в мыслях. Вроде наша Конституция гарантирует свободу слова. Но непонятно, гарантирует ли она человеку свободу после того, как он скажет слово!
   Потом Золотицкий увидел кабинет, в котором сидели  четыре чиновника лет от сорока до пятидесяти. Все они были нахмурены, одеты в одинаковые синие костюмы, белые сорочки, синие галстуки. Один из них, низенький и толстый, встал, громко говоря:
-Знаете, господа, я считаю себя настоящим патриотом!
   Другие чиновники засмеялись, перебивая один другого:
-Ой, неужели вы патриот? У вас есть «Порше»?
-А вы летом летаете в Монте- Карло?
-У вас есть особняк в Италии или Англии?
   Низенький и толстый чиновник признался, что ничего этого у него нет.
-Ну, какой же вы патриот? А вы храните честно награбленное в долларах или рублях?
   Низенький и толстый чиновник замялся:
-Что за вопросы… Я…
-Ну, честно?
-Ну, храню в долларах.
   Все чиновники заулыбались, говоря одновременно:
-Молодец! Настоящий патриот!
   Низенький и толстый чиновник сказал добродушно:
-У нашего патриота дети должны жить в Англии, счет в банке в Швейцарии, а хлебная  должность в России!
-Почему хлебная?
-Да потому, что наши чиновники патриоты должны же зарабатывать! Вот у моего знакомого губернатора при обыске нашли миллиард рублей наличными. В рублях хранил. Настоящий патриот! И очень приятно, когда катаешься на своем Форде, пить ледяную бутылочку кока- колы, открыть на своем айфоне социальную сеть и оставить патриотичный комментарий по поводу загнивания Америки!
   Золотицкий неожиданно увидел входящего в кабинет режиссера Станиславского, который с большим интересом стал слушать их.
   Поднялся другой чиновник с пухлыми щечками:
-Друзья!  Итак, хотя есть несомненные успехи нашей экономики, рост зарплат нашего быдл - класса, тьфу, народа, на федеральных телевизионных каналах, мы не можем все
же  реально поднять уровень жизни!
   Толстый чиновник кротко возразил:
-Ну и что? Вот читаю в газете: все хорошо! Вы разве не согласны?
-Я говорю по существу, при чем тут ваша пропаганда?
   Чиновник с пухлыми щечками нахмурился:
-Давайте без демагогии и намеков! Вы не понимаете, что ли, есть разница между реальной жизнью и освещением ее на федеральных телеканалах!
   Раздались выкрики чиновников:
  -Есть!
-Несомненно!
Толстый чиновник упрямо повторил:
-У нас все хорошо!
-Хотите проводить новые эксперименты?- поинтересовался чиновник с пухлыми щечками.
-Никак нет, милейшие господа чиновники! Уж достаточно было их…этих экскре… фу, экспериментов!.. И стрелки часов переводили, и милицию в полицию переименовали, и
                -50-
Заумную Думу придумали, и пенсионный возраст подняли по заявке трудящихся…
   Чиновник с пухлыми щечками изумился:
-Ой ли? Неужели пенсионный возраст подняли по заявке трудящихся?
-Нет, не по заявке… Вспомнил старый анекдот, как говорили, что по заявке трудящихся  снизили цены на гармонь, но  подняли цены на мебель и хрусталь…  И Крым присоединили…
-Тоже по заявке трудящихся?- хихикнул кто-то.
   Станиславский осуждающе посмотрел на чиновников, повторяя свою знаменитую фразу:
-Не верю!
  Он помолчал минуту, потом тихо добавил:
-Не верю им. Искренности нет…
   Потом Золотицкий увидел во сне странствующего рыцаря Ланцелота, который появился в Вольном городе. Он шел по улицам этого города, оглядываясь. Все горожане с большим интересом смотрели на него, говоря ему вслед:
-Ты куда идешь, рыцарь? У нас все хорошо! У нас хороший правитель Дракон, который защищает нас от всех внешних и внутренних врагов!
   Ланцелот остановился, сказал добродушно:
-Жители Вольного города! Я странствующий рыцарь Ланцелот. Я спасаю людей от великанов, драконов и людоедов. Я могу вам…
   Одна тетка с авоськой перебила его:
-Нам не нужна твоя помощь! Для этого у нас есть свой Дракон!
   Два горожанина поддержали ее, говоря почти одновременно:
-Да-да, наш Дракон очень хороший!
-Да, Дракон хороший! Он спас нас от негров.
   Ланцелот спросил с любопытством:
-А чем же вам не угодили негры? Вы их видели?
   Горожане качнули отрицательно головами, а тетка с авоськой выкрикнула:
-Дракон нам сказал, что негры опасны. И еще сарацины опасны.
-Вот как? И что еще вам сказал Дракон?
   Горожане ответили хором:
-Он нас любит! Он нас защищает!
   Ланцелот решительно заявил им, махая мечом:
-Я убью его!
   Горожане закричали:
-Не надо!
-Как мы будем без Дракона?
   Ланцелот удивился:
-Не можете жить без повелителя? Не хотите быть свободными?
-Прохожий, иди-ка своей дорогой, не смущай наших жителей,- посоветовал подошедший пожилой человек, покрасневший, с трясущимися руками. - Я губернатор Вольного города. У нас все хорошо, лучше не смущайте наших жителей.
   Ланцелот погрозил указательным пальцем губернатору, строго говоря:
-Ваше вранье никому не нужно! А Дракона я убью!
   Неожиданно рядом с Ланцелотом Золотицкий увидел Станиславского.
   Станиславский пожал руку Ланцелоту и милостиво улыбнулся:
-А вот вам, уважаемый рыцарь, я верю! Убейте Дракона! Защитите нас от тех, кто хочет вырубить вишневый сад! Защитите обывателей от духовной слепоты! Чтобы они отказались от своего рабства, идеализируя Дракона! Чтобы они не продавались ему за тепленькую должность и хорошее жалованье. Защитите вишневый сад, который должен цвести, мирно и долго! Все зло мира, все войны, все тираны мира кажутся мне
                -51-
воплощенными в топоре, который  жестоко вырубает  мирный вишневый сад!
   Проснувшись, Золотицкий присел на диване  и вспомнил, что давно не ходил на Театральную площадь, чтобы встретиться в прошлом со  Станиславским. Он очень уставал в последнее время, но сейчас понял, что следует не забывать о знаменитом режиссере и своей мечте работать вместе с ним. Он решил обязательно сходить на Театральную площадь или сегодня, или завтра. Пусть Анфиса будет ругаться, пусть, но он обязательно пойдет, чтобы вновь встретиться со Станиславским. Золотицкий верил, что мечты сбываются, может, не сразу и не все, но верил, что его мечта осуществится!
   

                Глава 13
                Новый спектакль «Любовь к Дракону».

   Придя утром на работу, Золотицкий приказал срочно собрать всю актерскую труппу в зрительном зале. Он взял с собой текст своей версии спектакля, принес стул и сел на него на сцене. Сухова, пришедшая одновременно с Золотицким, села на первом ряду.
   Золотицкий уверенно произнес:
-Итак, господа, я собрал вас, чтобы…
-Сообщить пренеприятное  известие!- закончил фразу за него актер Николай Морозов, играющий в спектакле «Ревизор» роль Городничего.
   Две актрисы в зале хихикнули.
   Николай Морозов, толстый и низенький, с редкими волосами на голове, лет шестидесяти, с постоянно покрасневшим и отечным лицом из-за пьянства, очень не нравился Золотицкому из-за его ехидства и пьянства. Морозова так и называли в труппе за его спиной Ехидиной. Однако актер Морозов был неплохой, хотя и в возрасте, поэтому Золотицкий терпел некоторые его выходки, стараясь их не замечать, помня, что зрителям нравится актер Морозов, особенно, когда тот играл роль Городничего. Морозов в образе Городничего был неподражаем: важный, напыщенный, властный, с повелевающим тоном, не терпящим никаких возражений; вот он стоит  посреди сцены, расположив руки по бокам, и приказывает своим чиновникам, говоря очень резко, и казалось, что вместо слов слышны автоматные очереди; вот он лебезит перед актером, играющим роль Хлестакова, лицемерно улыбаясь и кланяясь. Золотицкий пытался поговорить отдельно с Морозовым, убедить его не пить хотя бы в театре, но это оказалось безуспешной затеей - Морозов пить не перестал, наоборот, раскричался, что так он снимает напряжение и вообще, мол, не лезьте со своими бесплатными и никому не нужными советами.
   Золотицкий строго произнес, грозя указательным пальцем Морозову:
-Попрошу вас, господа, меня не перебивать! Тема собрания очень серьезная и нужная. Все вы знаете, что я не люблю репетиции, но сейчас не репетиция, а короткая информация о новом спектакле. И именно новый спектакль мы будем репетировать не один раз! Все знакомы с пьесой Евгения Шварца «Дракон». Я очень хочу поставить эту пьесу, но с моими дополнениями. По мотивам пьесы Шварца. Уж не сочтите за нескромность, но я написал свою версию спектакля  под названием «Любовь к Дракону». Почему  я акцентирую внимание на любви к Дракону? Да потому, что без этой любви, без поклонения ему, без рабского угодничества Дракон не продержался бы никогда! Драконы без обожания оных ничто! Тираны не могут править без рабов, которые им прислуживают и угождают. Тираны должны опираться на толпу, которая любуется ими! И нельзя представить даже на миг тирана без опоры, без солдат, без холопов, которые поклоняются им! Это очень странно, когда обыватели любят тиранов! И в спектакле будет упор именно на толпу обожателей Дракона! На холопов, которые любуются Драконом!
   Минуту он передохнул, внимательно глядя на напряженные лица актеров, потом задал вопрос:
                -52-
-Все понятно? Если есть вопросы, прошу их задавать. Потом переходим к распределению
ролей.
   Первой задала вопрос  актриса Ирина Агапова, средних лет дама, шатенка с голубыми глазами, в синем брючном костюме. Она отличалась повышенной осторожностью и деликатностью. Агапова никогда не говорила ничего лишнего, чего-то резкого. Золотицкий считал ее трусихой и перестраховщицей.
   Агапова встала, робко спрашивая:
-Никита Сергеевич, уж извините… Извините, но может быть не будем играть эту пьесу?
   А Морозов хихикнул:
-Мы с обожанием убьем Дракона! Кто тут не холоп, согласится со мной.
 -Мне нравится эта тема, Никита Сергеевич!- радостно воскликнула Игнатюк.- Я сама с большим удовольствием убью Дракона!
   Она помолчала, потом бодро прибавила:
-И я бы хотела играть роль Эльзы.
   Золотицкий жестом руки остановил реплики актеров, потом стал им отвечать:
-Так, по поводу вопроса Агаповой. Чего вы боитесь? Советую вам быть более смелой, рисковой, что ли. Вот посмотрите на нашу боевую актрису Татьяну Игнатюк, какая она смелая!
   Морозов снова хихикнул:
-Татьяна легко замочит Дракона в сортире!
   Золотицкий снисходительно усмехнулся:
-Мы убьем Дракона на нашей сцене. И попрошу всех понять, что любые намеки на
что-то другое неуместны. Наша задача - играть в театре, не более.
    Однако Игнатюк упрямо повторила:
-А я бы сама убила Дракона! Я…
   Золотицкий резко оборвал Игнатюк:
-Татьяна, не советую вам быть такой откровенной! Я согласен с вами полностью, я переживал, когда вас арестовали, я звонил в полицию, чтобы вас освободили. Советую быть поспокойнее.
   Игнатюк поднялась, громко поблагодарила Золотицкого:
-Никита Сергеевич, я вам говорю большое спасибо за вашу заботу и внимание! Я очень благодарна вам! И довольна, что вы уважаете меня и высоко цените мою работу в театре!
-Да, Татьяна, ценю вас и берегу от неприятностей. Не стоит больше стоять в пикетах. Ничего хорошего лично вам это не даст… Да, еще… - Золотицкий сомневался, сказать
ей по поводу прически, потом решил все-таки осторожно сделать замечание:
-Уж извините… Но актрисы у нас в театре все должны быть с волосами… А вы побрились наголо. Понимаю, что надеваете парик, когда играете какую-то роль, но лучше было бы, чтобы отрастили волосы. Все-таки женщина не должна быть бритоголовая.
   Игнатюк пожала плечами, проигнорировав замечание худрука.
   Золотицкий уж думал, что все вопросы актеров закончились, но тут неожиданно поднялся молодой актер Николай Пустышкин, который спросил недоверчиво - издевательским тоном:
-Никита Сергеевич, не понимаю! Одни намеки у вас! Постановка спектаклей «Ревизор», «Доходное место», «Горе от ума» в современных костюмах? Вы считаете, что эти намеки никто не поймет, неужели? Хотите сказать, что все чиновники у нас взяточники? Зачем говорить то, что и так все знают? Вы говорите, что наша задача - игра в театре, не более, но ваши постоянные намеки и издевки над действительностью поражают меня! Тиран, рабское угодничество, что за чушь?
   Актер Николай  Пустышкин, брюнет, лет двадцати шести, тщательно выбритый, с короткой стрижкой, всегда предельно вежливый и пунктуальный, отличался некоторой наивностью и повышенной верой в правдивость наших мастеров телепропаганды. Он
                -53-
получил вакантное место в театре год назад после звонка важного чиновника из Министерства культуры. Пустышкин примерно месяц вел себя тихо, приглядываясь ко всему, но потом стал вести себя нагло, требуя, чтобы ему давали сразу главные роли и платили за игру больше всех. Золотицкий невзлюбил этого актера, раскусив его и желая любым способом избавиться от него - Золотицкий не любил блатных и наглых, которые добиваются успеха только  по знакомству, и правоверных патриотов, ура - холуев.
   Золотицкий перебил молодого актера:
-Никаких намеков нет, Николай! Не хотите играть в театре? Не играйте.
   Золотицкий в данный момент лукавил - он намекал, ставя нелюбимую чиновниками пьесу «Дракон», которая и так полна разных намеков и подтекстов самого автора Шварца, но он не мог заявить об этом во всеуслышание при всех. Одно дело, когда он откровенно говорил с единомышленницей Суховой, которая понимала его с полуслова, другое же дело, когда он говорил официально для всех. Золотицкий никогда не был лицемером и не хотел даже на миг казаться им, но он не мог вслух произнести все свои мысли и громко назвать того, кого считает Драконом. Уж такова наша удручающая действительность, когда иногда рты вынужденно  закрыты и говорить следует эзоповым языком, чтобы тебя не арестовали или не объявили иноагентом.
   Пустышкин вспыхнул, покраснев от волнения:
-Нет, я хочу играть в театре, я только не понимаю…
   Золотицкий снова перебил:
-Чего вы не понимаете? Вы срываете сейчас обсуждение нового спектакля.
-Гм, а нужен ли он?
-Молодой человек, вы только появились в нашем театре, сразу начав требовать к себе повышенное внимание! Вы не имеете большого опыта, вам еще учиться и учиться, чтобы стать хорошим актером, а вы пытаетесь делать замечания? И кому делаете замечания? Вашему режиссеру и худруку театра, который намного опытнее вас? Вы считаете, что театр вас не устраивает? Тогда зачем вы здесь? Тогда избавьте нас от вашего присутствия! Увольняйтесь, если недовольны нашим театром!
   Вместе Пустышкина  ответила Игнатюк:
-Да он просто квасной патриот! Ватник!
   А Морозов подхватил:
-Блатной юноша! Николай Пустышка  любит песенку «Все хорошо, прекрасная маркиза!».
   Несколько актеров хихикнули.
   Пустышкин  раздраженно спросил:
-И еще эти смешки и издевки, зачем? Почему я стал ватником?  Почему не понимаете,
что нельзя постоянно посмеиваться? Мы, значит, все рабы, которые подчиняются Дракону?  И кого вы считаете Драконом?! Я не хочу работать в том театре, в котором высмеивают власть! Я не хочу…
   Золотицкий перебил Пустышкина:
-Охотно подпишу ваше заявление об увольнении по собственному желанию!
    Улыбающаяся Игнатюк захлопала, одобряя реплику худрука.
   А Морозов вставил:
-Ватник Пустышка, иди работать сразу в Министерство культуры. Новый кадр в стане
слуг народа!
   Пустышкин  недовольно воскликнул:
- Значит, я стал пустышкой? Я напишу: прошу уволить меня по вашему желанию!
   Золотицкий понял, что это подходящий момент, который позволит ему быстро избавиться от ненужного ему актера.
-Я поражаюсь вашей наглости, актер Пустышкин! Выговор уже себе заработали! – повысил голос Золотицкий.- Попрошу или выйти, или сидеть тихо, не мешая нашему обсуждению!
                -54-
-Но я…Я…
 -Я да я! Выйдите из зала!- потребовал Золотицкий. – Или хотите, чтобы я встал и насильно вывел вас?
   Пустышкин  вскочил и пулей вылетел из зала под смешки актеров.
   Золотицкий помолчал минуту, сказал помягче:
-Вот и чудненько. Думаю, избавились от этого ватника… Итак, господа, продолжим. Теперь приступим к распределению ролей. Самая главная роль в спектакле, как вы понимаете, роль Дракона. На эту роль я хочу назначить Николая Морозова. Он великолепно играет роль Городничего, думаю, что отлично справится и с ролью Дракона.
   Морозов добродушно ответил, слегка улыбаясь:
-Конечно, Никита Сергеевич! Не сомневайтесь.
-А я не сомневаюсь… Далее… Роль Ланцелота. Ланцелот по пьесе Шварца молодой, уверенный в себе человек, сильный и мужественный. Владеющий мечом. – Золотицкий помолчал, оглядывая притихших актеров.- Думаю, эта роль достанется нашему Петру Кошкину.
   Актер Петр Кошкин, блондин, лет двадцати шести, рослый и широкоплечий, с длинными волосами до плеч, с правильными чертами лица, неплохо играл роли Хлестакова и Чацкого. Кошкина любили все зрительницы, хлопая моментально, когда он только появлялся на сцене, а в конце каждого спектакля именно ему первому подносили букеты цветов. Петра Кошкина часто хвалил Золотицкий, говоря, что хотя он и молод еще, но достаточно хорошо играет роли и очень старается. Поэтому именно ему Золотицкий часто выписывал премии за хорошую игру в спектаклях.
   Услышав слова худрука, Кошкин подскочил, радостно восклицая:
-Спасибо, Никита Сергеевич! Я охотно сыграю Ланцелота!
   Золотицкий кивнул, потом продолжил:
-Теперь роль Эльзы.
   Игнатюк встала, говоря безапелляционным тоном:
-Я буду играть роль Эльзы!
-Гм, неужели, Татьяна?- снисходительно усмехнулся Золотицкий.- Может,  сначала услышите мое мнение?
-Но я хотела…
-Это мы уже слышали! Для начала напомню, что Эльза молода. И ей не пятьдесят лет.
   Игнатюк обиженно ответила:
-Вы, кажется, забыли, что женщину нельзя спрашивать о ее возрасте.
   Морозов хихикнул:
-Игнатюк, ты сначала помолодей, массаж, водные процедуры, ха-ха!
-Ой, наша Ехидина, меньше пей в театре!- огрызнулась Игнатюк, покраснев.
   Золотицкий мягко произнес:
-Так, господа, попрошу без обмена любезностей. Татьяна, вы очень хорошая актриса, я
вас хвалил неоднократно, но все- таки надо почаще смотреть в зеркало.
   Игнатюк повысила голос:
-А я стара, что ли?
-Уж извините… Вам не двадцать и даже не тридцать лет.
   Игнатюк злобно ответила:
-Мне не пятьдесят лет, Никита Сергеевич.
-Ну, чуть меньше. Еще раз напоминаю, что роль Эльзы должна играть актриса, которой
не более тридцати лет! Не более! - назидательно произнес Золотицкий.-  Может, вам еще роль Офелии в «Гамлете» хочется сыграть?
-Ну, «Гамлета» у нас нет в репертуаре.
   Золотицкий парировал:
-Да, это не комедия, а у нас Театр юмора. И даже если бы шел у нас «Гамлет», роль
                -55-
Офелии вам не досталась… Ладно, думаю, роль Эльзы будет играть…- Он помолчал
минуту, думая, потом объявил:
-Да, роль Эльзы сыграет наша  молодая актриса Юлия Фикштейн. Юлия пока не очень опытная, но опыт - дело наживное. Очень надеюсь, что Юлия справится с ролью.
   Юлия Фикщтейн, брюнетка, лет двадцати трех, с короткой стрижкой, появилась в театре полгода назад. Она очень старалась, была очень застенчивой, постоянно спрашивая
Золотицкого  хорошо ли она сыграла в том или ином спектакле, постоянно сомневалась, на что улыбающийся Золотицкий успокаивал ее, говоря почти по отечески:
-Ничего, Юлия, не переживай. Хорошо сыграла.
   Фикштейн покраснела, кивнула, но потом порывисто сказала с места:
-Извините, Никита Сергеевич, спасибо, конечно, вам за доверие, но я читала вашу версию спектакля… Я… я не смогу…- Она запнулась, замолкнув.
   Золотицкий вскинул брови от удивления:
-В чем дело, Юлия? Вы не можете играть в спектакле?
   Фикштейн смутилась:
-Не совсем поняли… Там надо раздеваться.
-Ну и что?
   Игнатюк захлопала в ладоши, пронзительно крича:
-Она не разденется на сцене! А я разденусь! Догола, если нужно!
   Золотцкий осуждающе глянул на Фикштейн, потом строго произнес:
-Юлия, работа актрисы в театре бывает подчас разной. Надо и раздеться, если того требует роль.
   Фикштейн попросила, прослезившись:
-Можно без раздевания сыграть? Я стесняюсь…
   А Игнатюк опять повторила свою реплику:
-Я охотно разденусь! Догола!
   Золотицкий насупился:
-Юлия, вы должны выполнять все указания режиссера. Иногда актеры и актрисы играть частично или совсем…- Он остановился, чтобы успокоиться и не ругаться.
-Я понимаю, я стараюсь, но может, без раздевания?
-Ладно, роль  Эльзы вам больше не предлагаю… - Золотицкий задумался, внимательно глядя на актеров.- Тогда спрашиваю молодых актрис. Их у нас три, одна из них уже отказалась от роли…
   Игнатюк снова повторила свою реплику, но Золотицкий шутливо погрозил ей указательным пальцем, ничего не говоря.
   Через минуту поднялась молодая актриса Елена Чудикова, брюнетка с голубыми глазами. Чудикова проработала в театре около года, Золотицкому она казалась посредственной актрисой, часто забывая текст пьесы, часто перебивала своих партнеров
 в спектакле. Он очень расстроился, что Юлия Фикштейн отказалась от предложенной
ей роли, поэтому сразу не среагировал на согласие на роль Эльзы Чудиковой.
   А Чудикова смело заявила:
-Я согласна на роль Эльзы!  Роль я выучила. Я догола разденусь! Я нудистка, люблю ходить голой!
   Золотицкий ответил ей через минуту, подобрев:
-Очень приятно слышать, что ты, Елена, согласна сыграть! Но надо хорошо выучить
роль, чтобы потом не забывать текст.
   Чудикова пообещала:
-Уже все выучила. Можно хоть сейчас начать репетировать.
   Золотицкий помолчал минуту, потом продолжил:
-Хорошо… Теперь роли Бургомистра и Генриха. Роль Бургомистра хочу поручить играть…- Он сделал почти театральную паузу, внимательно глядя на молчащих актеров.
                -56-
-Так, так… Бургомистра будет играть  Юрий Молчанов.
   Юрий Молчанов, пожилой актер, лет шестидесяти, проработавший в Театре комедии десять лет, с большим опытом, шатен, с черными короткими волосами, зачесанными назад, толстый, с большим успехом играл роль Фамусова в спектакле «Горе от ума». Золотицкий очень уважал его, часто хваля за хорошую игру.
-Спасибо, Никита Сергеевич, за доверие!- обрадовался Молчанов.- Я догадывался, что именно роль Бургомистра достанется именно мне. И текст я уже выучил наизусть.
   Золотицкий кивнул, потом продолжил:
-Остается только роль Генриха.
-Извините, Никита Сергеевич, вы забыли про Шарлеманя,- напомнил актер Иван Семенов.- И я с большим удовольствием сыграю Шарлеманя.
   Актер Иван Семенов, лет шестидесяти пяти, блондин, с короткой стрижкой, играл с большим успехом роли то Фамусова, то Скалозуба в спектакле «Горе от ума», также роль сэра Тоби в спектакле «Двенадцатая ночь».
-Очень хорошо… Значит, Семенов играет роль Шарлеманя. – Золотицкий помолчал немного, потом захотел проверить Семенова.- А если выучили роль Шарлеманя, что он говорил о Драконе?
-Охотно вам отвечу, Никита Сергеевич. Дракон навел порядок. Негров и сарацинов нет.
   Золотицкий благосклонно улыбнулся:
-Правильно… А роль Генриха достанется…  Достанется нашему молодому актеру Илье Сидорову, если он не против.
   Актер Илья Сидоров, лет тридцати, проработал в Театре юмора три года, играл с успехом роль Молчалина в спектакле «Горе от ума». Сидоров порывался играть все роли молодых героев, но подчас забывал текст, дважды подводил своих коллег, за что Золотицкий дважды делал ему замечания. Сидоров извинялся, говоря, что он исправится, лучше будет учить роли.
-Спасибо, Никита Сергеевич!- расплылся в улыбке Сидоров.- Постараюсь вас не подвести! Ночи буду не спать, но роль выучу наизусть!
   Золотицкий подытожил:
-Итак, все роли распределены. Все основные роли. Остались только эпизодические роли, но это не главное пока… Теперь насчет музыкального оформления. Ранее я хотел найти композитора, чтобы он сочинил нам музыку для спектакля. Однако после разговора с нашим главным бухгалтером мы решили, что это будет слишком дорого для театра. Лучше использовать уже созданные произведения. Ну, симфонии Бетховена.
   Молчащая дотоле Сухова деловито спросила:
-Так, музыку Бетховена? Но у него много симфоний. Какую именно?
-Да любую… Для спектакля нужна торжественная музыка. И именно музыка Бетховена подходит. А для танца Эльзы будет другая музыка: «Венгерский танец номер пять» Брамса. Это веселая музыка, подходит для танца невесты.
-Никита Сергеевич, вы очень хорошо подобрали музыку,- похвалила Сухова.
-И еще, коллеги… Все вы знаете, что денег нашему театру не хватает, а господдержка пока мала… Особенно, после того, как меня…- Золотицкий остановился, не желая говорить, что он был под домашним арестом.- В общем, мы решили с главбухом несколько поднять цены на билеты. В нашем театре стоимость оных была намного ниже, чем в других театрах. Поэтому мы увеличим их стоимость, а полученные деньги потратим на закупку новых сценических костюмов.
   Услышав, что скоро появятся новые сценические костюмы, довольные актеры дружно захлопали.
   Закончив обсуждение, усталый Золотицкий вошел в свой кабинет.  Он только сел в кресло, как увидел входящую Нину. Она положила ему на стол заявление об увольнении Пустышкина.
                -57-
-Очень хорошо, что избавились от этого ватника,- обрадованно произнес Золотицкий,
сразу подписывая заявление.- Сразу печатай приказ и  отдай его в отдел кадров.
 -Только, Никита Сергеевич, знайте, что он будет жаловаться,- сообщила Нина, забирая подписанное заявление. - Он угрожал тут!
-Плевать хотел на его жалобы!- презрительно усмехнулся Золотицкий.- Я его вынужденно взял по приказу Министерства культуры. И очень рад, что избавился.

                Глава 14
                Стук топора по вишневому саду слышен рядом.

   Утром следующего дня Нина огорошила Золотицкого новостью:
-Никита Сергеевич, плохая новость для вас.
   Золотицкий догадался:
-Жалоба на меня?
-Угадали, Никита Сергеевич.
-Пожаловался на меня этот ватник Пустышкин?
   Нина ответила утвердительно, говоря далее, что звонил Аристархов и просил худрука написать ему письменное объяснение по поводу увольнения Николая Пустышкина.
   Золотицкий озабоченно сказал:
-Вот как… Письменное объяснение…- Улыбка постепенно сползла с его лица, а глаза стали совсем не ласковые.- Значит, придирки продолжаются. Значит, любым способом хотят придраться. Напишу объяснение, а потом будет выговор… Может, не будет.
   А Нина добавила:
-И еще. Аристархов поручил мне обязательно вам переделать, Никита Сергеевич. Объяснить, почему этого Пустышкина  вы обозвали при всех актерах.
-Гм, разве я его обзывал?
-Назвали ватником.
   Золотицкий подивился:
-Вот оно что!.. Значит, назвал его так не я, а актер нашего театра Морозов. Нет, сначала так назвала его Игнатюк, потом Морозов.
-Никита Сергеевич, но вы же художественный руководитель театра. Получается, что вы
за все в ответе.
   Слова секретарши Нины были вовсе не оскорбительны, но Золотицкому они показались слишком неуместными. Он кивнул, покраснел от раздражения, промолчал, потом прошел в свой кабинет и прикрыл дверь между своей комнатой и комнаткой Нины. Сев в мягкое кресло, Золотицкий  закрыл глаза, мысленно пытаясь успокоиться. Бодрое приподнятое настроение утра прошло, а раздражение, которое появилось после сообщения Нины,  стало нарастать, несмотря на все психологические уловки Золотицкого. Он внушал себе мысль о том, что находится на любимой работе, что он сейчас будет заниматься своим любимым делом, будет проводить репетицию нового спектакля, а вечером, как предполагал, вновь пойдет гулять по Театральной площади, надеясь хоть на час или два очутиться в прошлом, встретиться вновь со Станиславским.
   Зазвонил городской телефон, но Золотицкий даже не пошевельнулся - он догадывался, кто звонит и по какому поводу, поэтому он не двигался, сидя с закрытыми глазами. Звонить телефон перестал примерно одну минуту, потом снова зазвонил. Вошедшая озабоченная Нина уведомила его, что звонил опять…
-Звонил противный Аристархов,- закончил за нее фразу Золотицкий, сидя с закрытыми глазами.
   Нина кивнула, потом спросила робко - тревожно:
-А что с вами, Никита Сергеевич? Вам плохо?
   Золотицкий не ответил ей, открывая глаза.
                -58-
-Что с вами? Аристархов просит объяснение, я…
   Золотицкий  еле слышно произнес:
-Будет ему ответ… Да, за все будет ответ.
-Никита Сергеевич, вы это о чем?
-Нин, ты не надоедай мне. Выйди пока…- попросил Золотицкий.
   Нина пожала плечами и вышла. Золотицкий еще минуту посидел в кресле, потом поднялся и подошел к окну. За окном шли торопливо редкие прохожие, открыв зонты. Лил дождь косыми струями, небо посерело, не желая радовать прохожих  лучами солнца. Листья с деревьев летели по мокрому асфальту. Московская погода, как всегда не радовала Золотицкого - он постоянно злился на изменчивую московскую погода, которая меняется с той же легкостью и скоростью, с какой меняется настроение у капризной и глупой девицы. Невыносимая тоска и дикое раздражение охватили Золотицкого, он чуть не завыл, как одинокий волк, который ищет себе добычу и не находит ее. Он не мог работать без вдохновения, хорошего настроя, поэтому стоял и очень нервничал. Золотицкий чувствовал себя как бы избитым, тело было вялое и аморфное. Сказывалось нервное напряжение последних дней.
-Стук топора по вишневому саду слышен рядом со мной. Слышен в моем кабинете… - пробурчал  он.
   Вошедшая улыбающаяся Сухова никак не вывела его  из меланхолии. Золотицкий
не ответил ей, сев в кресло. Через минуту он рассказал, что Пустышкин  написал на него
жалобу в Министерство культуры, и Аристархов срочно требует письменное объяснение. Золотицкий говорил очень медленно, натянуто, что очень удивило Сухову.
-Да что с вами, Никита Сергеевич? Таким расстроенным вас я никогда не видела!
   Золотицкий не ответил ей, взяв лист бумаги. Он задумался, написал несколько строк, потом показал написанное ей. Сухова внимательно несколько раз прочитала, потом одобрила:
-Никита Сергеевич, правильно вы написали. Не расстраивайтесь так.
   Мрачный Золотицкий откровенно сказал:
-Душа болит…
-Душа?
-Да, Наталья… Когда болит душа, а не тело, намного хуже. Все надоело…- ответил тоскливо Золотицкий, протяжно вздыхая.- Вроде я не нытик, не меланхолик… Много нервничал, много придирок. Недавно был избит в полиции. Придрались, что нет у меня паспорта с собой… Да, полицейщина…И по поводу Игнатюк нервничал, когда ее арестовали. Не понимает она, что хотя одиночные пикеты пока не запрещены, все равно полиция ее арестует за это… Увы, такова наша удручающая действительность… И Аристархов со своими постоянными придирками надоел до ужаса. Вот и душа болит…
А теперь выговор дадут.
-Почему это?
   Золотицкий не ответил, приказав Нине срочно выслать свое письменное объяснение факсом. Нина кивнула и вышла.
   Сухова деловито спросила:
-Так, Никита Сергеевич, а что с  репетицией «Любовь к Дракону»? Пойдете  на репетицию?
   Золотицкий отрицательно качнул головой, быстро ответив ей:
-Сил нет. Сама будешь проводить сегодня репетицию.
   Сухова хотела уже выйти, как в кабинет влетела встревоженная Нина.
   Золотицкий догадался:
-Нина, мне влепили выговор, да?
   Нина кивнула, поражаясь проницательности своего начальника:
-Никита Сергеевич, вы, как всегда, очень догадливы! Вам вынесен выговор. – С этими
                -59-
словами она положила на стол факс из Министерства культуры.- Извините, конечно,
но я вынуждена  это сообщить.
-За что?- спросила удивленно Сухова.
-Я же говорил вам, Наталья… Из-за жалобы Пустышкина. Стук топора по вишневому саду уже слышен в моем кабинете, Наталья… Так что сегодня я без сил, не могу в таком подавленном состоянии проводить репетицию. Уж извини…
   Сухова заверила, что она сама проведет репетицию, после чего вышла вместе с Ниной
из кабинета. Оставшись один, Золотицкий стал проверять последние финансовые отчеты, потом просмотрел новую афишу Театра юмора, список спектаклей, также наметил день премьеры спектакля «Любовь к Дракону».
      Мрачный Золотицкий пришел домой на час раньше обычного, чем удивил свою
жену. Анфиса обняла его, поцеловала, говоря очень ласково:
-Что-то опять случилось, Никит?
-Случилось… Выговор,- отрывисто ответил ей Золотицкий, после чего все рассказал ей.
   Через минут пять он понял, что не стоило быть  таким откровенным - Анфиса стала негодовать, что напрасно он ее не послушал, напрасно опять конфликтовал с противным чиновником Аристарховым, что… Что еще она вопила он не услышал, так как демонстративно зажал уши, ложась на диван. Поспав часа два, Золотицкий решил снова сходить на Театральную площадь. Анфиса снова завопила, но он не отвечал ничего, делая вид, что ничего не слышит. Вдогонку ему она истерически выкрикнула, что больше не хочет жить с таким бездарным мужем, который постоянно терпит неудачи да еще где-то ночью шляется, может, с какой-то шлюхой, а потом фантазирует, что якобы попал в прошлое, совсем спятил…
   Золотицкий настроился сегодня на новую встречу с великим режиссером, желая отдохнуть душой и забыться…

                Глава 14
                Станиславский и его система.

   Появившись вечером на Театральной площади, Золотицкий стал медленно прохаживаться взад и вперед, дожидаясь заветного часа. Он не забыл положить свой паспорт в карман плаща, поэтому ходил спокойно, не обращая никакого внимания на частых полицейских вокруг. Дождавшись десяти часов вечера, он чудесным образом переместился в прошлое. Снова Золотицкий очутился в помещении Московского Художественного театра, на репетиции.  Заняв место в последнем ряду, он сидел, внимательно смотря на Станислаского, стараясь запомнить  каждое его слово и движение. Никто из актеров театра его не заметил, актеры были заняты репетицией, не глядя дальше первого ряда партера, а рабочие сцены, если заходили, то на довольно короткое время, чтобы осматривать зрительный зал.
   Станиславский в золотом пенсне сидел на первом ряду партера, за режиссерским столом. Какая-то средних лет дама положила ему на плечи плед, потом отошла в сторону. Актеры на сцене послушно выполняли все указы режиссера, но он оставался почему-то постоянно ими, критикуя и внося частные замечания.
    Вот Станиславский делал замечание одному актеру с амплуа героя любовника:
-Батенька, что же так вы напряжены? Вы почему так скованы? Вы же стоите возле своей любимой дамы, так? Да обнимите вы ее посильнее, что ли. Не обидится она, наоборот, скажет, сильный мужчина рядом! Еще раз репетируем эту сцену.
   Однако через минуты три Станиславский вновь недоволен игрой героя любовника:
-Так, так… Видно, вы, сударь мой, давно не объяснились в любви. Неважно, батенька мой, работа на троечку с большим минусом! Да-с, сударь мой дорогой!
   Потом стали репетировать другой этюд, когда актеры должны были по распоряжению
                -60-
Станиславского изображать тоску по умершему родственнику.
-Так, господа хорошие, вот вам задание,- строго сказал Станиславский, пристально глядя
на притихших актеров.- Ваш отец или ваша мать умерли. Вы должны играть страдание,
понятно? Тоска, боль по умершему или умершей! Безмерная тоска, понятно?
   Золотицкий немного недоумевал, зачем играть какие-то этюды, сочинять нелепые задания для актеров, когда у режиссера есть готовый текст, есть написанная пьеса для театра. Конечно, он справедливо думал, что каждый режиссер действует по своему, как ему велит разум, опыт и вдохновение, но зачем играть какие-то этюды, когда можно взять отдельный эпизод из пьесы и его играть на сцене? Сам Золотицкий репетировал лишь пьесы, считая, что драматург написал текст для пьесы, а театральный режиссер должен только ставить эту пьесу, не подменяя никого. Если бы Золотицкий когда- нибудь стал бы работать на сцене вместе со Станиславским, он не ставил никаких этюдов, доказав бы Станиславскому их ненужность.
 Актеры на сцене кивнули, став играть, говоря что-то про себя. Потом одна пожилая актриса с довольно большой шевелюрой и недовольной физиономией не выдержала и громко проворчала:
-Черт! Нет, без текста как играть? Я должна сама все выдумывать?
    Станиславский выкрикнул, сняв пенсне и уставившись на нее:
-Вы должны выполнять все мои распоряжения, сударыня! Вы должны играть на репетиции без роли. Вы сами должны создать свой характер, в частности,  играете сейчас убитую горем дочку, которая потеряла маму. Вы должны постараться, сударыня!
   Золотицкий читал ранее об особой системе Станиславского, которую он не долюбливал, считая ее не совсем нужной для актеров, даже ошибочной. Однако свое мнение Золотицкий никому не говорил, не навязывая его и считая, что каждый режиссер сам может работать без всякой теории; он также понимал, что любая  теория может существовать в театральном мире и что есть множество режиссеров, которые примут
 или не примут эту теорию за аксиому. А система Станислаского вызывала самые различные довольно противоречивые мнения - от кликушеской апологетики до самого яростного категорического отрицания. Ну, как может театральный режиссер взять на вооружение теорию или систему Станиславского, когда она гласит, что актер должен постоянно совершенствоваться, подразумевая под этим… ежедневный тренинг и муштру, направленные на совершенствование своей техники?  Актер, стало быть, уподобляется какому-то солдату на плацу? Далее. Владение своим… инструментом, именно инструментом (то есть телом, голосом, нервами, темпераментом), как полагал Станиславский, должно позволять актеру работать на сцене без… да, без вдохновения, входить в нужное творческое состояние  по приказу режиссера. И актер должен волевым усилием достигнуть нужного состояния! Это считается первым разделом системы. А второй раздел касался полноценной работы актера над ролью. Станиславский большое место  уделял в своей системе актерской этике, в частности,  коллективному творчеству. Золотицкий удивлялся, когда в теории говорится о коллективе, считая, что актерская игра довольно индивидуальна, ну, причем тут коллективное творчество?  И тем самым роль отдельного актера принижается, а ценится  лишь весь коллектив. Основным результатом спектакля являлось достижение полной психологической достоверности  работы целого актерского коллектива, тому помогала так называемая «четвертая стена», которая  как бы отделяла зрителей от актеров, как бы изолировала их.
   Золотицкий несколько раз перечитывал  систему Станиславского и постоянно удивлялся: как можно отрицать божественное вдохновение, которое, безусловно, нужно каждому актеру? как можно заставлять актера, словно солдата на плацу, играть на сцене? Еще, быть может, заставить бить актера палкой, чтобы он лучше играл?! При чем тут коллектив? А сам один актер разве никто и ничто? Разве личность актера ничто для театра? Зачем противопоставлять актера всем актерам театра? Золотицкий никогда не
                -61-
 мог позволить себе заявить в  театре, что отныне-де только коллектив  решает, только коллектив прав, а один актер ничто в сравнении с коллективом. Как считал Золотицкий,  без вдохновения нельзя заставить актера играть на сцене. И никакими ухищрениями нельзя  заставить его играть на сцене так замечательно, как хотелось бы.  Ведь не каждому дано играть на сцене,  А по этой  системе выходит, что иной мужлан, не сведущий в актерской науке, с помощью колдовских чар и нелепых ухищрений сможет играть на театральной сцене, без таланта и вдохновения? Да,  Станиславский впервые хотел решить проблему сознательного овладения актером подсознательными творческими процессами. Но, как справедливо полагал Золотицкий, нельзя грубо вламываться в творческую актерскую индивидуальность, пытаться заставить актера играть без вдохновения.  О многом раздумывал наш герой, когда к нему неслышно подошел Станиславский. Станиславский смотрел на Золотицкого в лорнет, потом спросил с неподдельным интересом:
-Сударь, скажите, какими судьбами?
   Золотицкий встрепенулся, потряс головой, потом увидел рядом с собой улыбающегося
Станиславского.
-Ой, я… тут…- замялся Золотицкий, одновременно радуясь встрече с режиссером и смущаясь, так как не мог вразумительно объяснить свое волшебное появление в прошлом, в частности, в Московском Художественном театре. - Константин Сергеевич, ранее я говорил с вами, я…
-Неужели мы знакомы?- перебил Станиславский, садясь рядом с Золотицким.
-Знакомы. Я просил вас ранее включить меня в штат театра, а вы пообещали это. Я режиссер Никита Золотицкий, работаю в Москве.
-Режиссер? Что-то не припомню наш разговор. Как вас по батюшке?
   Золотицкий ответил с достоинством:
-Никита Сергеевич. Золотицкий Никита Сергеевич.
-Очень приятно, Никита Сергеевич, что вы хотите работать у нас. Но я должен познакомиться с вами поближе, узнать ваши возможности.
   Радостный Золотицкий закивал:
-Я не тороплю вас, Константин Сергеевич.
-А вам нравится наш театр?
-Очень, очень нравится… Только…- Золотицкий замолк, не желая говорить, что
известная система ему не нравится.
-Что только?
   Золотицкий помолчал, потом нерешительно произнес несколько критических слов о системе Станиславского. Услышав критику в свой адрес, Станиславский оживился:
-Ой, батенька, не впервой мне то слышать! И не переживайте вы по этому поводу - ругать или злиться я не буду. Понимаю, у каждого есть свое мнение, да, есть и сторонники, и противники моей системы.
   Золотицкий был несказанно рад, что он стал беседовать со Станиславским, и что тот совсем не разозлился из-за критичного отношения к его системе.  Они сидели рядом и увлеченно говорили, забыв про время. Так ведут себя только талантливые и одаренные личности, которые одержимы своей работой и которые считают, что их работа есть настоящая полноценная жизнь с ее трудностями и радостями!

                Глава 15
                Или се ля ви, или се ля вас!

    Домой радостный и очень усталый Золотицкий зашел только в час ночи.  Услышав,
 что наконец муж пришел, Анфиса выскочила в коридор с часами в руках. Но Золотицкий решил уже не отвечать на ее истерики. Она стала вопить, но он стоически молчал, чем еще
                -62-
больше злил жену. Анфиса вопила, махала руками, что вот она старается, обед ему готовит и ужин, ждет каждый вечер, а он,  такой сякой, где-то ночью шляется, потом-де
заявляет нагло, что в театре был, такой сякой, наверное, нашел шлюху подзаборную, а
не в театре сидел, такой сякой, и сколько можно такое безобразие терпеть порядочной и красивой женщине, да еще постоянно у него, такого сякого, какие-то неприятности на работе, придирки, выговоры, а он, такой сякой, не думает о жене красавице, только ночью где-то шляется со шлюхами, такой да сякой. Она замолчала на минуту, потом еще больше затараторила со страстью Ниагарского водопада, что хватит ей терпеть этого прощелыгу, такого да сякого, что она устала его ждать и терпеть, что она уйдет к маме, а он, такой сякой, пусть развлекается со шлюхами в своем театре.
   Золотицкий пожал плечами, садясь на кухне. Анфиса подошла к нему и толкнула его
 в бок, негодующе спрашивая:
-Ты не слышишь меня? Чего молчишь?
   Золотицкий коротко ответил:
-А чего мне отвечать? Я был в театре. Но ты не веришь.
-Не верю.
-Виделся со Станиславским, с ним говорил…
   Анфиса грубо перебила мужа:
-Хватит болтать всякую чушь! Я сегодня говорила с Леной. Она работает психиатром, если ты не забыл. И может тебя принять.
   Золотицкий отказался:
-Спасибо, но мы здоровы и пока в трезвом уме.
-Неужели? Как сказала Лена, ты ностальгируешь. Ностальгия есть отрицание. Отрицание настоящего. Ностальгируют те, кто думает, что их жизни в настоящем хуже, чем в прошлом. Неверное представление о том, что прошлая эпоха лучше настоящей. Таких нужно лечить, понимаешь?
   Золотицкий снисходительно усмехнулся:
-Поражаюсь твоей памяти. Запомнить столько! Ты молодец.
   Анфиса не выдержала:
-Все, хватит! Я тебя бросаю. Завтра утром я уйду к маме.
-Передай приветы и маме, и своему психиатру. Приходите все на мою премьеру! А твоя знакомая психиатр может прийти со всеми психами.
   Анфиса выкрикнула:
-Сам ты псих!
   Золотицкий снова усмехнулся:
-Скандал в благородном семействе закончился трагически. Жена бросает мужа. Муж стоически все терпит и не ругается.
   Ранним утром Анфиса собрала свои вещи и ушла, не попрощавшись. Золотицкий уже предполагал такой печальный финал своей семейной жизни, но особо не расстроился. Хотя он любил Анфису, ему надоели ее постоянные истерики, лишние замечания. Он несколько раз пытался наладить с ней любовные отношения, ласково говорил, шутил,
 но все оказалось тщетно. Золотицкий задумался, попивая чай на кухне и забыв о времени. Потом опомнившись, что уже на часах половина десятого утра, он вскочил, наскоро оделся и выскочил из подъезда на улицу. Служебная машина дожидалась его  у входа.
К несчастью машина простояла в пробке около часа, вследствие чего Золотицкий пришел на работу не в десять, а в одиннадцать часов утра.
   Увидев его потным и покрасневшим, Нина спросила удивленно:
-Никита Сергеевич, верно, у вас часы остановились?
   Золотицкий ответил ей очень раздраженно:
-Ой, Нин, эти пробки на улицах! Стояли долго.
-Понимаю, Никита Сергеевич…- Нина кивнула, потом показала ему факс.- Читайте, я
                -63-
только что получила. Но сначала вас спрашивал…
-Аристархов,- закончил за секретаршу фразу Золотицкий.
-Никита Сергеевич, вы, как всегда,  поразительно догадливы. Я ответила, что вас нет, тогда…
  -Тогда ты получила этот факс,- снова закончил за секретаршу фразу Золотицкий.
   Прочитав текст факса, он помрачнел: ему объявили новый выговор.
- Понятно… За опоздание…- пробормотал Золотицкий.- Стук топора по вишневому
саду стучит уже в моем кабинете…
   Нина сочувственно сказала:
-Никита Сергеевич, не расстраивайтесь! Выговоры даются, но их потом можно снять.
-Неужели? Аристархов их не снимет. Два выговора уже есть, остается ждать третьего. А потом…- Он сокрушенно вздохнул, прошел в свой кабинет, уселся в мягкое кресло.
   Посидев минут пять и мысленно настроившись на долгую работу, Золотицкий решил пойти на репетицию нового спектакля. Зайдя в зрительный зал, он увидел, что Сухова с актерами уже репетируют, что обрадовало его.
-Молодцы!- похвалил всех Золотицкий, садясь в кресло на первом ряду.
   Сухова спустилась к нему со сцены, говоря, что репетировали уже час.
-Наталья, вполне возможно, будете скоро работать без меня,- спокойно произнес Золотицкий.
-Что-то опять случилось?
-Мы с вами уже привыкли к тому, что в нашем театре постоянно что - то случается.
Дали мне новый выговор.
   Сухова удивленно спросила:
-За что?
-Придрались к моему опозданию… Формально Аристархов прав: ни жалоб, ни
опозданий быть не должно.
-Никита Сергеевич, а если будет третий…
   Золотицкий перебил:
-Если получу третий выговор, то по закону меня уволят. Что ж, тогда буду трудиться
 в другом месте.
   Сухова расстроилась:
-Это же… Это подло! И вы так спокойно об этом говорите? Ну, у вас железные нервы…
- Она помрачнела, улыбка исчезла с ее лица.- Но вы же планировали поехать ставить
свой любимый спектакль в Америке?
   Золотицкий  ответил дружелюбно:
-Да, раньше планировал… Но сейчас увлекся новым спектаклем. За границу не поеду.
-Почему?
-Помнишь старую комедию Мамина «Окно в Париж»? Там один герой говорит детям, которые случайно  попали из Петербурга в Париж: «Вы не хотите уезжать? Вашей стране сейчас очень трудно. Неужели вы не хотите сделать так, чтобы было лучше?». Одним словом, я хочу быть полезным в своей стране! - твердо произнес Золотицкий.- Да, ко
мне здесь придираются, мне дают выговоры, но это моя страна, которую я хочу сделать лучше!
-Не получится… Никита Сергеевич, лучшие умы до нас мечтали о том же самом,-
сказала с горечью Сухова.- Но воз и ныне там…
-Или перемещусь в прошлое!- слегка улыбнулся Золотицкий.
-Вы еще шутите?
-У меня мечта: встретиться со Станиславским и работать с ним. Ставить мой любимый «Вишневый сад» с ними.
-Неплохая фантазия… Хорошо, Никита Сергеевич, что скажете по поводу нашей репетиции?
                -64-
   Золотицкий понял, что хватит говорить о своих личных проблемах, поэтому глянул
на сцену, спрашивая актеров:
-Так, господа, а где  рисунок Дракона?
      Рабочие сцены, пыхтя,  принесли громадного размера изображение Дракона,
зеленого цвета, с тремя головами, которые смотрели в разные стороны. Они установили это изображение в глубине сцены, тщательно закрепили его, чтобы вдруг не упало. Довольный Золотицкий кивнул, потом распорядился начинать весь спектакль с самого начала. Действующие актеры в спектакле, кроме актеров, играющих Дракона и Ланцелота, вышли на сцену, стали низко кланяться изображению и выкрикивать:
-Ура нашему гаранту стабильности в Вольном городе!
-Да здравствует наш дорогой Дракон!
-Ура нашему интеллекту нации!
-Наш Дракон защищает нас от внешних и внутренних врагов!
-Мы без ума от нашего великого и мудрого Дракона!
-Многие ему лета! Счастья и долгих лет жизни!
-Мы рады стабильности в Вольном городе!
   Золотицкий хлопком остановил репетицию, спрашивая:
-А где музыка? Дайте музыкальное сопровождение.
   За сценой зазвучала торжественная музыка. Актеры снова стали кланяться изображению Дракона и безмерно хвалить его. Потом стали репетировать другую сцену. Изображение Дракона осталось на сцене: как решил Золотицкий, оно должно стоять на протяжении всего спектакля, чтобы жители Вольного города всегда любовались им.
   На сцене появилась ратуша, башенки. За одной из башенок стоял воин с автоматом.
   Золотицкий властным тоном сказал:
-Так, на сцену выходят Бургомистр и Генрих. То есть актеры, играющие их,- Молчанов и Сидоров.
   Молчанов и Сидоров вышли на сцену. Молчанов, играющий Бургомистра,  затряс руками, оглядываясь по сторонам. Он был одет в коричневый камзол и черные туфли. Сидоров стоял рядом с ним, одетый в зелено - пятнистую форму, в  железной каске, с автоматом в руках. Актеры молчали, ожидая дальнейших указаний Золотицкого. А тот удивился, слегка хмурясь:
-И чего молчите? Играйте свои роли.
   Сидоров кивнул, спрашивая своего коллегу:
-Ты звал меня, отец?
   Молчанов  ответил очень жалобно, пытаясь подражать очень больному человеку с целым букетом заболеваний. Он стонал, плевался, ныл, лепеча:
-Ой, сынок мой Генрих! У меня опять начинается этот… тьфу, забыл!.. Этот…инфаркт печени!
   Сухова засмеялась, шепотом хваля Золотицкого:
-Вы молодец. Хорошо написали текст  спектакля.
   Молчанов помолчал минуту, потом продолжил жалостливым голоском:
-Ой, как трудно мне служить! У меня  же душевная и физическая недостаточность! Опять паранойя разыгралась! Но я служу нашему Дракону! Я его очень люблю! Он навел порядок.
-Все его любят,- быстро произнес Сидоров.
-У меня паранойя разыгралась. Сегодня видел во сне врагов. Двух с автоматами.
   Сидоров посоветовал, показывая на свой автомат:
-Вот поэтому ходи с автоматом.
-Гм, во сне, что ли?
   Сидоров ответил утвердительно:
-Всегда. И везде. С автоматом.
                -65-
-Галлюцинации! Мне везде враги мерещатся.
-Ты, словно наш Дракон, папа. Ему тоже везде враги мерещатся. Даже в сортире.
   Молчанов снова стал жаловаться:
-Ой, тяжело мне, сынок! У меня этот… инфаркт толстых кишок.
-Гм, пап, ты только что  говорил об инфаркте печени.
-И инфаркт печени, и кишок… Ой, душевная  и физическая недостаточность в полной стадии. Галлюцинации, кошмары, враги везде! – Молчанов  помолчал, потом прибавил, почти плача:
-Да, сынок, запиши потом, как хочешь, когда будешь докладывать обо всем нашему Дракону. Но только обязательно добавь, сыночка мой, что я очень уважаю и люблю нашего Дракона! Правильно делает наш Дракон! Я его очень люблю! Он все правильно делает!
-И что он правильно делает, отец?
-Да все! Я его люблю.
   Сидоров вытащил блокнот, став записывать слова отца.
-Вот и молодец, Генрих, что записываешь. Добавь, что я очень люблю Дракона!
-Значит, любишь или очень любишь?
-Сынок, запиши, что очень люблю Дракона! Очень!
   Сидоров кивнул, положил блокнот, потом припомнил:
-Но наш Дракон всегда ходит с автоматом. Тогда и ты тоже ходи с автоматом.
      Молчанов пообещал:
-Буду так холить, сынок!
-А за что ты любишь Дракона?
   Услышав этот вопрос, Молчанов замолк на минуту, потом ответил с необыкновенным восторгом, сияя:
-Я люблю, я очень люблю  Дракона! Он все делает правильно! У меня хорошая должность! Мне платят хорошее жалованье!
   Сидоров хихикнул:
-Значит, ты продался ему за хорошее жалованье?
-Сынок, очень кушать хочется… Но ты не упрекай меня. Ты хочешь сказать, что я вроде проститутка?- Молчанов  далее завопил, краснея и махая руками:
-Я очень старый и больной! Я всего боюсь, сынок! У меня этот… инсульт печени. тьфу, забыл… этот инфаркт легкого, тьфу!.. Мне нужны деньги!
-Отец, я говорю с тобой откровенно, уж не обижайся. Есть разные проститутки. Обычные продают тело за деньги, но есть политические проститутки, которые продают не тело, а свою душу!
-Нахал ты, сынок!
  Сухова снова похвалила Золотицкого:
-Никита Сергеевич, респект вам. Продажные души…
   Золотицкий прошептал, довольный похвалой:
-Продажные души… Я хотел сделать упор на их приспособленчество, молчание, покорность.
   Через минуту Золотицкий захлопал в ладоши актерам, приказывая им петь  песенку
о любви к Дракону. Актеры кивнули, став громко петь:

                Славься, славься, наш Дракон!
                И силен он, и умен!
                Навел порядок,
                Смуты нет.
                Покой нам сладок,
                Смуты нет.
                -66-
                Все хорошо, все хорошо,
                Ты тверди одно:
                Все хорошо!
                Другого не надо.
                Надень улыбку на лицо
                И говори: все хорошо!
   Золотицкий поднял правую руку, чтобы остановить на минуту игру актеров, потом потребовал снова петь им, став на колени перед изображением Дракона. Актеры послушно выполнили его приказ, поя на коленях.
-Неплохо,- сказал добродушно Золотицкий,- но хочется побольше страсти. Да, страсти, угодливости, верноподданного чувства квасного патриота.
   Молчанов  удивленно спросил его:
-Никита Сергеевич, неужели мы плохо пели?
-Неплохо, но хочется получше. Так, а где звук громкоговорителя в Вольном городе?- Золотицкий глянул вверх, требуя, чтобы включили звук за сценой.- Все снова повторить!
   Актеры послушно стали играть заново. А за сценой послышался слащавый голос, изображающий сообщение из громкоговорителя на улице Вольного города:
-Граждане Вольного города! У нас все хорошо! Мы довольны нашим Драконом, который нас защищает от всех врагов! Тихая и спокойная жизнь в нашем городе вселяет оптимизм и уверенность в завтрашнем дне! Ура, граждане Вольного города!
   Золотицкий похвалил актеров:
-Вот теперь намного лучше, господа! И не забывать звуковое сопровождение.
   Далее Золотицкий потребовал следующую сцену. На сцене появились два актера лет тридцати, в армейской амуниции, с автоматами в руках, в железных касках, один из них высокий, другой низенький.
   Молчанов подошел к ним, говоря приветливо:
-Здравствуйте, уважаемые охранники нашего великого Дракона!
    Высокомерные охранники не поздоровались с ним. Один из них, высокий, злой,
сурово спросил Молчанова:
-Что вы тут говорили о нашем Драконе?
   Молчанов испуганно ответил:
-Ничего.
-Как ничего? Мы слышали.
-Ничего плохого! Я люблю Дракона!- громко сказал Молчанов.
-И я его люблю!- вставил Сидоров.
   Низенький охранник погрозил указательным пальцем Молчанову, назидательно
 говоря:
-Вы забыли, что надобно ходить с автоматом.
-Зачем он мне? Я старый и больной, у меня острая душевная…- стал снова жаловаться Молчанов, но его оборвал высокий охранник:
-Автомат нужен для безопасности. Даже наш Дракон ходит с автоматом!
   А низенький охранник подхватил:
-Когда идет война, надо всегда ходить с автоматом.
-А сейчас война идет?
-Идет.
-С кем?
   Высокий охранник недовольно произнес:
-Со всеми. Бургомистр, а ничего знаете!
   Молчанов жалобно улыбнулся:
-Извините, я забыл… У меня опять душевная и физическая недостаточность! А говорили
о какой-то спец… или  контртеррористической операции.
                -67-
-Говорите просто: спец… или  военная операция,- произнес властным тоном низенький охранник.
-Скажите, я запутался…- растерялся Молчанов.- Когда надо говорить о войне, а когда…
   Высокий охранник перебил Молчанова:
-Слушайте и запоминайте! Война - это когда нападают на нас.
-А наоборот?
-Тогда военная операция.
   А за сценой снова послышался слащавый голос:
-Граждане Вольного города!  Так хочется жить в нашем городе!  У нас самый чистый воздух в городе в сравнении с другими странами мира!  У нас нет преступности.  У нас самый хороший и добрый Дракон, который защищает нас от всех врагов!
   Молчанов запел, подпрыгивая:
                Славься, славься, наш Дракон!
                И силен он, и умен!
                Навел порядок,
                Смуты нет.
                Покой нам сладок,
                Смуты нет.
                Все хорошо, все хорошо,
                Ты тверди одно:
                Все хорошо!
                Другого не надо.
                Надень улыбку на лицо
   Высокий охранник спросил с интересом Молчанова:
-А за что вы любите нашего Дракона?
-Как за что… Просто люблю.
 Сидоров вставил, почти крича:
-Я его очень люблю!
-А вы его за что любите, Генрих?- высокий охранник нахмурился, глядя на Сидорова.
-Я его люблю.
-Гм, только что вы говорили, что его очень любите,- сказал недовольно низенький охранник.- А теперь любите или очень любите?
   Сидоров насторожился:
-Вы чего, охранники, меня допрашиваете? Сообщите все Дракону?
-Конечно, сообщим. Ну, за что вы его любите?
   Сидоров задумался, потом выпалил:
-Мне тут хорошо! У меня хорошая зарплата! Я…
-То есть вы продались за деньги?- повысил голос высокий охранник.
   Молчанов вступился за сына:
-Не придирайтесь к сыну. И он, и я любим Дракона.
-А за что вы его любите?- не унимался высокий охранник.- А ну отвечать точно мне!
Все запишу и доложу Дракону!
  Напуганный Сидоров пробормотал:
-Он навел порядок… Дракон воюет с врагами. Он нас защищает. Так сказал наш Дракон.
-Значит, так сказал Дракон? То есть вы не считаете, что вас защищают?
-Ну, что придираетесь…- смутился Сидоров.- Я свыкся с ним…
-Свыклись?! Вы чего несете?- возмутился низенький охранник.
-Извините нас, вы любим, но мы не в состоянии словами выразить нашу любовь к Дракону, поэтому…- попытался объясниться Молчанов, но высокий охранник продолжал с удвоенной энергией:
-Так, так… Значит, вы оба продались за большие деньги? И приспособились к нашему
                -68-
Дракону?
   Молчанов опомнился, вспомнив, что он Бургомистр, и свирепо набросился на охранников:
-Вы чего меня и сына допрашиваете?  У меня душевная и физическая недостаточность,
я иногда все забываю! Но я сейчас в трезвой памяти. Вы забыли, что я тут Бургомистр?! Вы забыли, что командую в Вольном городе, а не вы?!
-Командует всем наш Дракон!- парировал высокий охранник.
-Да, наш Дракон! А я выполняю все его указания!- гордо произнес Молчанов.- И
нечего мне, Бургомистру, делать замечания!
   А за сценой послышался слащавый голос, изображающий сообщение из громкоговорителя на улице Вольного города:
-Граждане Вольного города! У нас все хорошо! Мы довольны нашим Драконом, который нас защищает от всех врагов! Тихая и спокойная жизнь в нашем городе вселяет оптимизм и уверенность в завтрашнем дне! Ура, граждане Вольного города!
   Высокий охранник виновато сказал:
-Ладно, мы не хотели вас обидеть, господин Бургомистр. Как идет подготовка к свадьбе Дракона?
-Идет полным ходом! - бодро ответил Молчанов.
-А поточнее?
   Вместо Молчанова поспешно ответил Сидоров:
 -Невеста Эльза подготовлена.
-Ждет своего жениха Дракона! – вставил Молчанов, успокаиваясь.
   Низенький охранник не поверил:
-Неужели? А не врете?
-Да что вы, я…
   Высокий охранник пригрозил:
-А то наш Дракон отрубит вам голову!
-Не надо мне рубить голову!- недовольно воскликнул Молчанов, после чего стал петь:
                Славься, славься наш Дракон!
                И силен он, и умен!
   Услышав его пение, охранники и Сидоров запели хором:

                Славься, славься, наш Дракон!
                И силен он, и умен!
                Навел порядок,
                Смуты нет.
                Покой нам сладок,
                Смуты нет.
                Все хорошо, все хорошо,
                Ты тверди одно:
                Все хорошо!
                Другого не надо.
                Надень улыбку на лицо
                И говори: все хорошо!
   Довольный репетицией Золотицкий посмотрел на часы, потом распорядился:
-Так, господа, думаю, на сегодня достаточно. Завтра продолжим. Прошу расходиться.
   Сухова сидела во время репетиции постоянно рядом с Золотицким, бормоча что-то себе под нос. Потом, когда он объявил об окончании репетиции, не удержалась от восторженного комментария:
-Ну, Никита Сергеевич! Я сидела и старалась все запомнить. Вы большой молодец! Столько иронии, подтекста!
                -69-
-Спасибо. Дальше будет еще интереснее,- пообещал Золотицкий, слегка улыбаясь.
-Вы круче, чем Евгений Шварц! Прекрасный у вас эзопов язык!
    Золотицкий был феерически польщен:
-Значит, круче, говоришь? Спасибо. Пытаюсь театральным языком многое сказать зрителям.
-И у вас это замечательно получается! Несмотря на выговор.
   Золотицкий глубокомысленно произнес:
-Как говорят французы, се ля ви. А я еще добавляю: или се ля ви, или се ля вас.-  И он горько улыбнулся.
  Он решил поставить спектакль «Любовь к Дракону» во что бы ни стало, забыв хоть на время  все невзгоды бытия. Золотицкий думал каждую минуту о спектакле, что-то записывал себе в блокнот, чтобы потом на репетиции не забыть и сделать замечания актерам. Это своего рода был творческий эскапизм, когда человек создает свой собственный мирок, посвящая все время ему. Или можно сказать, что наш герой полностью погрузился на время в рабочий эскапизм, забыв обо всем,  всех проблемах. И раньше Золотицкий был одержим театром, но сейчас был особый случай: спектакль «Любовь к Дракону» он надеялся поставить в пику Аристархову и К, то есть важным официальным лицам, чтобы узнали бы себя в образе страшного Дракона. Поэтому  нельзя назвать Золотицкого бегущим от реальности, как происходит с теми, кто бежит из современного мира в мир компьютерных игр или других виртуальных систем, где игрок лишь ничтожная часть другого мира. Он любил свою профессию режиссера, он любил
 до упоения театр, но осознавал, где живет, желая с помощью театра чуть изменить мир,
если то возможно. И не забывал свою мечту о постановке «Вишневого сада» под руководством великого режиссера Станиславского.

                Глава 16
                Новая  репетиция.
    На следующий день Золотицкий явился в приподнятом настроении. И сразу пошел на репетицию нового спектакля. Актеры, действующие в спектакле, уже ждали его на сцене. Сухова подошла через минуту. Она села с  Золотицким рядом на первом ряду.
-Никита Сергеевич, вы удачно написали текст спектакля, больше внимания уделяя жителям города, чем Дракону!- похвалила Сухова.
-Текст я писал ночами. Потом несколько дней правил текст на работе,- ответил спокойно Золотицкий. – Потом он обратился к актерам:
-Так, господа, вы вчера хорошо поработали. Вами очень доволен, но сегодня работы будет еще больше. Сегодня главный упор будет на игру Морозова и Кошкина.
   Золотицкий остановился, увидев, что актер Морозов немного навеселе.
-Вы чего, господин Морозов, снова выпили перед игрой?- занервничал Золотицкий.- Вы забили, что я просил вас являться трезвым в театр?
   Морозов икнул, потом стал неуклюже оправдываться:
-Извините, Никита Сергеевич… Я немного… тьфу, я почти не пил, я помню… Больше
не буду…
-Гм, больше не будете сегодня пить или больше пить вообще не будете?- придирчиво спросил Золотицкий.
-Ну, я не буду… Точно не буду сегодня пить.
   Золотицкий смягчился:
-Ладно… Только вы… да все актеры должны понять, что роль Дракона в спектакле главная, поэтому именно на нашего актера Морозова ложится груз ответственности за весь спектакль. Именно Морозов должен сыграть роль так, чтобы зрители с отвращением
отнеслись бы  к Дракону. Именно наш Морозов должен помнить свою роль, не
 забывать ее.
                -70-
   Морозов пообещал:
-Постараюсь, Никита Сергеевич. Я и раньше старался. Вы меня ж хвалили.
-Хвалил. Но сейчас я пока делаю вам замечание.- Золотицкий хлопнул в ладоши, тем самым показывая, что следует начинать репетицию.
   На сцене  перед занавесом появились очертания небольшого домика. Потом занавес раскрылся. В просторной комнате, очень чистой, с большим очагом в глубине, сидела актриса  Чудикова, играющая роль Эльзы. В дверь осторожно постучали. Потом дверь открылась, вошел в комнату актер Кошкин, играющий роль Ланцелота. Кошкин кашлянул, чтобы привлечь внимание Чудиковой, потом попросил стакан воды. Чудикова поднесла ему стакан с водой, спрашивая:
-А кто вы? И как вас зовут?
   Кошкин попил воды, потом сел на стул. Чудикова тоже села напротив него.
-Я странствующий рыцарь Ланцелот,- стал рассказывать Кошкин. - Спасаю людей от диких животных, великанов, драконов, людоедов.
   Услышав ответ Кошкина, Чудикова изумилась:
-Вы спасаете? От драконов? От нашего… тоже?
- У вас тоже есть дракон? Я спасу вас от него!
   В комнату вошел неспеша актер Семенов, играющий роль Шарлеманя, отца Эльзы. Услышав слова Кошкина, Семенов забеспокоился:
-Кто вы? У нас хороший Дракон! И мы любим нашего Дракона!
   Чудикова объяснила, говоря очень мягко:
- Пап, это путник. Я дала ему воды.
-Ну, дала воды, хорошо… Здравствуйте, прохожий. Как вас зовут?
   Кошкин представился, привставая и гремя своим мечом.
-Прохожий или рыцарь Ланцелот… - неуверенно произнес Семенов, садясь напротив Кошкина.- У нас тихий город. Наш Вольный город вам понравится. И наш Дракон тоже.
И меч ваш не понадобится.
-А зачем вам Дракон? Может, жить будете без Дракона?
   Семенов испугался, махая руками:
-Что вы говорите, прохожий?.. Он навел порядок. Негров и сарацинов нет.
-А чем вам не угодили негры?
-Ой, они такие вредные. Эти люди приезжей национальности!
   Кошкин снисходительно усмехнулся:
-Это кто вам сказал?
   Семенов и Чудикова ответили одновременно:
-Дракон.
-И вы ему верите?
-Верим.
-И любите своего Дракона?
   Семенов удрученно ответил:
-Что поделать… Мы любим…
-Что-то вы отвечаете не радостно.
   Семенов кивнул:
-Вот в этом вы правы, прохожий.
-Меня зовут Ланцелот! Ланцелот!
-Да, я запомнил, прохожий, который Ланцелот… Мы терпим Дракона четыреста лет.
   Семенов решительно заявил:
-Я вызову его на бой и убью!
-Ни в коем случае, прохожий!- завопил Семенов. - Не надо его убивать. Мы привыкли.
 У нас тут тихо. Ничего не случается.
-Тихо, как на болоте?
                -71-
   Чудикова кротко возразила:
-Пап, как ничего не случается? Вот меня выбрал Дракон в свои невесты.
   Кошкин  удивленно спросил:
-И вы согласились?
   Семенов пояснил, помрачнев:
-Что поделать… Это такая наша традиция, прохожий. Каждый год Дракон выбирает
себе невесту. И еще отбирает воинов на войну. Мы уже обсудили с дочкой. И она согласна… Когда наш любимый Дракон зажмет ее в своих объятиях, я тоже умру!
-И как вы все это терпите? Зачем вам Дракон?
    Семенов  глухо сказал, стараясь не смотреть на Кошкина:
-Он навел порядок. Мы довольны Драконом. Он нас защищает от других драконов.
-Неужели?
-Пока он тут, никакой Дракон не сможет на нас напасть! 
   А Чудикова добавила:
 -Он воюет с нашими врагами!
   Кошкин поразился:
-Что-то очень удивительно! Вы говорите, у вас тут тихо, а потом я слышу, что ваш
Дракон воюет!
-Да, прохожий, у  нас много врагов. И внешних, и внутренних.
-Это кто вам сказал?
   Чудикова коротко ответила:
 -Наш Дракон.
-Похоже, вы очень верите ему.
   Семенов согласился:
-Верим. Больше некому. И число этих врагов постоянно растет.
   А Чудикова добавила:
-Это тоже сказал наш Дракон. И он нас спасает от врагов. Мы любим нашего Дракона!
Он воюет за мир.
   Кошкин  насмешливо произнес:
-Вспоминаю слова одного комика:  « Воевать за мир, как секс ради девственности».
   Семенов обиделся:
-Прохожий, вы смеетесь над нами! Нечего над нами смеяться.
   Чудикова миролюбиво сказала:
-Пап, не злись. Ланцелот, наш Дракон  много говорил о принуждении к миру.
   Кошкин хихикнул:
-Налицо шизофреническое раздвоение сознания. То есть двоящееся сознание. И параноидальный бред!
   Семенов насупился:
-Прохожий Ланцелот, хватит смеяться над нами.
-Не над вами, а над вашим Драконом! Еще варианты двоящегося сознания: принуждение
к щедрости - ограбление,  принуждение к улучшению здоровья - избиение, принуждение
 к свадьбе – изнасилование, принуждение к отпуску - увольнение, принуждение к  перемене мест - арест. 
   Семенов назидательно сказал:
-Дракон поднял нас с колен!
-А вы когда- нибудь стояли на коленях?
-Нет, но…
   Кошкин перебил Семенова:
-Но так сказал ваш любимый Дракон! И поставил вас всех на четвереньки перед собой.
   Семенов ответил почти плача:
 -Что вы пристали к нам? Мы маленькие люди… Что мы можем? Ничего мы не можем.
                -72-
Мы терпим… Мы выживаем…
   Чудикова подхватила:
-Мы ничего не решаем.
   Кошкин резко возразил:
-Не решаете, так как отдали всю власть Дракону! Вы смирились, это напрасно.
- Мы ничего не можем… - тоскливо повторил Семенов.- Правила нашей жизни очень просты: полное повиновение нашему Дракону, который нас оберегает, отсутствие вольномыслия.  И неусыпное наблюдение каждого за всеми.
-Что за бред я слышу?- удивился Кошкин.- Слежка за всеми… Везде враги? Полицейщина.
   А за  сценой послышался слащавый голос:
-Ура нашему гаранту стабильности в Вольном городе! Да здравствует наш дорогой Дракон! Ура нашему интеллекту нации! Наш Дракон защищает нас от внешних и внутренних врагов! Мы без ума от нашего великого и мудрого Дракона! Многие ему лета!
Счастья и долгих лет жизни!  Мы рады стабильности в Вольном городе
   Кошкин поморщился:
-А это что за бред? Одни дифирамбы вашему Дракону.
   Чудикова объяснила:
-Это из открытого окна… Работает громкоговоритель.
-Кому нужны эти тупые лозунги?
   Никто не ответил на вопрос Кошкина, а Семенов только сокрушенно вздохнул, потом попросил Кошкина:
-Уезжайте, прохожий. Ничего у вас тут не выйдет.
   За сценой  снова послышался слащавый голос:
-Граждане Вольного города! У нас все хорошо! Мы довольны нашим Драконом, который нас защищает от всех врагов! Тихая и спокойная жизнь в нашем городе вселяет оптимизм и уверенность в завтрашнем дне! Ура, граждане Вольного города!
   Кошкин возмутился:
-Это какое-то зомбирование граждан! И часто так вещают у вас?
-Прохожий, каждые полчаса. Это информация для горожан.
-Не информация, а назойливая реклама Вашего Дракона!- уточнил Кошкин. - А ваш Дракон сколько тут правит?
   Чудикова задумалась:
-Ой, что-то не припомню… То ли двести лет, то ли четыреста.
-И ни разу перевыбирался?
-Какие выборы? Он правит здесь без всяких выборов,- опасливо сказал Семенов, оглядываясь.- Об этом даже страшно говорить.
-Почему ж?
-Ой, у нас и стены слышат… Лучше уезжайте, прохожий.
-М-да, шизофрения налицо у всех! Паранойя!..- веско сказал Кошкин.- Война со всеми странами. Порядок навел, да? Зомбирование, полицейщина? Тоталитарная власть?
-Опять над нами смеетесь…- опять сокрушенно вздохнул Семенов.
-А зачем забирать людей на войну?- не понял Кошкин. - И с кем она идет?
   Семенов с Чудиковой замахали руками, опасливо оглядываясь.
   А Чудикова зашептала:
-Говорите об этом шепотом. У нас и стены слышат. Донесут потом.
   Кошкин продолжал допытываться, не переходя на шепот:
-Нет, вы все-таки объясните мне. Что у вас за войны?
   Семенов уточнил, говоря шепотом:
 -Не война, а военная операция.
-Значит, никто не стреляет?
                -73-
-Стреляют, но чтобы мир был. Так сказал нам наш Дракон.
   А Чудикова вставила, говоря тоже шепотом:
-Это спецоперация по принуждению к миру.
-Гм, а как можно силой принуждать к миру? Бред!
   Семенов упрямо повторил, продолжая говорить шепотом:
-У нас военная операция.- И потом добавил:
-Чтобы мир был. Так говорит наш Дракон.
   Кошкин порывисто сказал:
-Я за мир! И против войны! Я убью вашего Дракона!
   За сценой снова послышался слащавый голос:
-Да здравствует наш дорогой Дракон! Ура нашему интеллекту нации! Наш Дракон защищает нас от внешних и внутренних врагов! Мы победим! Мы без ума от нашего великого и мудрого Дракона! Многие ему лета! Наш Дракон - гарант стабильности в Вольном городе! Мы все очень любим Дракона! Ура нашему Дракону!
  Кошкин раздраженно сказал:
-И после всего этого вы любите Дракона? Сколько можно слушать этот информационный бред?
  Семенов пожал плечами, говоря шепотом:
-Мы терпим… Мы любим Дракона.
-Мы свыклись…- прибавила Чудикова.- Мы ничего не решаем.
-То вы терпите, то любите? Людей забирают на войну… Их убивают, а вы все терпите?!
И после этого вы еще любите Дракона?!- поразился Кошкин.
   В комнату вбежал высокий охранник Дракона, который известил, что сейчас войдет Дракон. За сценой зазвучали гром, рокот, свист, стекла в комнате задрожали, потом послышались дикие женские крики, мужские стоны, стук металлических мечей, пистолетные выстрелы и автоматные очереди, восторженные крики толпы: «Да здравствует наш Дракон! Да здравствует самый мудрый из мудрых, самый непобедимый из непобедимых!» 
   Семенов и Чудикова вскочили, испуганно оглядываются. Кошкин слегка усмехается. Вошли охранники Дракона  в армейской амуниции, с автоматами, в железных касках. Охранники стали возле дверей, сурово глядя на Кошкина.
  Через минуту на сцену вошел человек лет сорока, в армейской амуниции, с блокнотом, брезгливо посмотрел на Кошкина. Это был актер Котов, играющий роль Пресс - холопа.
   Семенов любезно  заговорил  с ним:
-Здравствуйте, пресс - холоп нашего Дракона! Рады видеть вас!
    Котов  беспокойно спросил Семенова:
-Почему у тебя посторонние? Кто это?
   Семенов объяснил:
-Это прохожий. Он сейчас уйдет.
   Кошкин презрительно усмехнулся:
-Холоп, а такой важный.
    Котов ответил злобно Кошкину:
-Нечего смеяться! Не просто холоп, а пресс - холоп! Я все записываю для нашего
Дракона.
-Ясно. Стукачок!
   Золотицкий хлопнул в ладоши, тем самым желая обратить внимание актеров на себя. После этого он распорядился, чтобы на время все актеры ушли со сцены, оставив одного Морозова. Памятуя об этюдах Станиславского, когда тот поручал актерам изображать то любовную страсть, то тоску, Золотицкий приказал актеру несколько раз походить по сцене в образе Дракона.
  Морозов деловито спросил:
                -74-
 -Молча ходить?
-Молча,- коротко ответил Золотицкий.
    Морозов недоуменно пожал плечами, не понимая, зачем он должен ходить по сцене, походил взад и вперед, потом вопросительно глянул на Золотицкого и остановился.
-Так, послушайте,- продолжил Золотицкий.- И это очень важно запомнить! У нашего Дракона должно быть бесстрастное, безэмоциональное лицо. Он говорит отрывисто, очень холодно. Почти никогда не улыбается. Как у двуликого Януса.
-А при чем тут Янус?
-Послушайте внимательно! Я назвал Януса, как пример двуликости: взгляд то мягок, то тверд, желая метать молнии. Обманчивые, непроницаемые глаза, в то же время подкупающе мягкие. И если иногда слегка улыбается, то глаза непроницаемые, взгляд суровый, но губы раскрыты для улыбки.
   Морозов снова пожал плечами, потом попробовал бесстрастное и безэмоциональное
лицо. Он стоял, глядя вдаль. Золотицкий опять потребовал, чтобы актер походил вперед
и назад по сцене медленно и важно.
   Потом Золотицкий повторил, чеканя каждое слово:
-Должно быть бесстрастное, безэмоциональное лицо. Вы должны поупражняться перед зеркалом!
   Морозов натянуто произнес:
-Вроде у меня такое лицо.
-Вроде?... Мне нужно лицо без эмоций! Без всяких переживаний! Застывшее лицо!- повысил голос Золотицкий.
-Но в то же время, как говорите, мой герой иногда улыбается.
-Гм, если даже иногда он улыбается, даже на минуту, то глаза непроницаемые! Вы опытный актер, должны прислушаться к моему замечанию! Поручаю вам сегодня потом в театре, также и дома поупражняться перед зеркалом!
   Потом Золотицкий заставил  Морозова ходить в образе Дракона минут пять, после чего
 вызвал остальных актеров на сцену.
-Так, продолжаем репетицию!- властно произнес Золотицкий.- В комнату входит медленно, важно Дракон! В движениях не резок, но и не медлителен.
   Морозов вошел в зелено - пятнистой форме, с автоматом, в железной каске. Войдя,
он  удивленно посмотрел  на Кошкина.
   Семенов учтиво сказал:
 -Здравствуйте, господин Дракон! Рады вас видеть!
   Чудикова присела с поклоном, говоря приветливо:
-Приветствую вас, господин Дракон!
   Морозов сел на стул, спрашивая Семенова:
   -У вас гость?
   Семенов быстро ответил, испуганно смотря на Морозова:
-Он всего на минутку зашел. Прохожий.
   Морозов поинтересовался:
-Прохожий? Как зовут?
   Кошкин спокойно ответил:
-Ланцелот. Я странствующий рыцарь.
-Ты не сарацин?
-Нет. А чем вам не угодили сарацины?
   Морозов нехотя ответил:
-Прохожий, они вредные.- Он помолчал минуту, потом добавил:
-Нам не нужны лица приезжей национальности. Из эге - гей-Европы.
-Значит, со всеми враждуете? И негры тоже вредные?
   Морозов ответил утвердительно:
                -75-
 -И они тоже. Анекдот расскажу про негра. А ты, мой пресс - холоп, записывай, кто
будет смеяться и сколько.
    Котов  поклонился Морозову, говоря подобострастно:
-Слушаюсь, мой господин Дракон!
   Морозов небрежно спросил:
-Прохожий, ты любишь анекдоты?
-Люблю. Но больше люблю, чтобы называли меня по имени Ланцелот!
-А ты с характером, прохожий. Итак, прохожий, анекдот. Идет по улице негр, сзади слышит: ой, смотри, обезьяна идет! Негр кричит: я не обезьяна! А ему вслед: ой, смотрите, обезьяна, а разговаривает! – Рассказав анекдот, Морозов громко засмеялся.
    Котов стал записывать что-то в свой блокнот, потом сообщил:
 -Так, так… Смеются все, кроме этого… прохожего.
-Прохожий Ланцелот, не смешно?
   Кошкин откровенно сказал:
-Нет, анекдот не понравился. А где ваши три головы?
-Ой, прохожий, сегодня я по-простому. Иногда хожу, как человек. Как твое здоровье, прохожий?
-Отличное здоровье.
   Морозов пристально посмотрел на Чудикову, спрашивая:
-Эльза, а ты мне не рада, моя невеста?
   Чудикова подбежала к Морозову, радостно восклицая:
-Очень, очень рада, господин Дракон!
-Целуй мне руку!
   Чудикова послушно выполнила приказ Морозова, слегка наклоняясь.
-Поклонись мне!
   Чудикова слегка поклонилась, однако Морозову поклон не понравится. И он приказал кланяться до пола, Чудикова выполнила молча приказ, краснея.
-Встань, Эльза!- велел Морозов, не отрывая взгляда от Чудиковой.- Теперь ответь мне:
ты любишь меня?
-Люблю, господин Дракон!
   Морозов похлопал фамильярно девушку по левой щеке, потом приказал:
-Раздевайся!
   Чудикова застыла, ничего не говоря.
   Морозов дал ей пощечину, требуя раздеться. Семенов подбежал к Морозову, просительно говоря:
-Господин Дракон, не надо, я…
-Заткнись, чертов старик!- огрызнулся Морозов.- А то прикажу отрубить тебе голову! 
Ну, Эльза, что застыла? Ты забыли, что моя невеста?
   Чудикова тяжело вздохнула и стала медленно снимать платье.
-Ну, побыстрее, Эльза!- Увидев, что она сняла платье и больше ничего не снимает, Морозов потребовал раздеться догола.
   Чудикова сняла все белье, оставшись стоять голая, прикрываясь руками.
-Убери руки! Я хочу тебя осмотреть!
   Чудикова убрала руки в сторону.
-Вот так и будешь всегда стоять голая возле меня! Теперь танцуй!
   Золотицкий глянул вверх, командуя:
-Так, музыку для танца!
     Зазвучала музыка. Чудикова стала танцевать, выделывая различные па, приседая, крутясь возле Морозова. Семенов прикрыл руками глаза, чтобы не смотреть на голую дочку.
     Кошкин возмутился:
                -76-
-Дракон, ты издеваешься надо всеми! Я тебя убью! Я вызываю тебя на бой!
   Чудикова перестала танцевать. Семенов вздрогнул, услышав угрозу Кошкина. Все охранники и Котов  насторожились. Наступила гробовая тишина. Только из раскрытого  окна снова послышался слащавый голос:
-Да здравствует наш дорогой Дракон! Ура нашему интеллекту нации! Наш Дракон защищает нас от внешних и внутренних врагов! Мы победим! Мы без ума от нашего великого и мудрого Дракона! Многие ему лета! Наш Дракон - гарант стабильности в Вольном городе! Мы все очень любим Дракона! Ура нашему Дракону
   Морозов произнес с величавым  недоумением:
-Прохожий, ты, значит, мне грозишь? И не боишься?
    Котов  разозлился:
-Слушай, прохожий, наш Дракон тебя раздавит, как клопа!
   Охранники хихикнули.
   А Семенов забеспокоился:
-Не слушайте его, господин Дракон! Он шутит.
   Морозов посмотрел внимательно на Кошкина, процедив сквозь зубы:
-Шутит, говоришь? Значит, прохожий любит шутить?
   Кошкин твердо сказал, пристально глядя на Морозова:
-Люблю. Но больше всего сражаться с людоедами, драконами, великанами. Спасаю людей! Я тебя вызываю на бой! Я тебя убью, Дракон!- С этими словами он выхватил меч из ножен, махая мечом.
   Морозов открыл рот, но слов не слышно. Вместо слов послышались  автоматные очереди.
   Золотицкий остановил репетицию, говоря, что на сегодня достаточно, и что завтра репетиция спектакля продолжится. Он указал еще, что следует побольше пользоваться спецэффектами, когда должны быть слышны автоматные очереди. И остановил на минуту актера Морозова, напоминая ему потренироваться перед зеркалом.
   Сухова встала, говоря добродушно:
-Репетиция прошла очень успешно.
   Золотицкий закивал:
-Согласен. Все актеры стараются. Очень надеюсь, что спектакль получится. И  его
увидят зрители.
-Неужели вы сомневаетесь…- Она не договорила, удивленно смотря на режиссера.
-Сомневаюсь…
    Придя домой, Золотицкий несколько раз еще перечитал текст спектакля, делая
пометки на полях. Он не сказал Суховой, что уже две последние ночи страдал бессонницей, постоянно думая о новом спектакле. Он не сказал ей полностью о своих опасениях, что по каким-то субъективным причинам спектакль могут запретить, и очень боялся этого. Дело в том, что Золотицкий сделал много дополнений в тексте пьесы «Дракон», намеренно внес изменения с учетом удручающей реальности.  Он не любил постановки пьес по мотивам, но в данном случае он легко пошел на это, внося некоторые изменения, написанные эзоповым языком. Суховой понравился его эзопов язык, и Золотицкий надеялся, что многим зрителям он тоже понравится.

                Глава 17
                Драконы везде…
   
Репетиции проходили каждый день, Золотицкий требовал, что актеры начинали играть спектакль с самого начала, но когда доходили примерно до середины, он останавливал репетицию, удовлетворенно говоря, что хватит на сегодня. Хотя он мечтал побыстрее поставить новый спектакль, Золотицкий отрабатывал каждую мелочь по сто раз: то
                -77-
придерется к походке или выражению лица Морозова, то заставит его перед началом каждой репетиции ходить важно по сцене, то ему не нравятся спецэффекты, то что-то еще.  Золотицкий объяснил Суховой, сидя рядом с ней, что  мечтает поскорее поставить новый спектакль, но все должно быть сделано добротно, без недоделок: спектакль должен получиться грандиозный, с великолепной игрой актеров, с удачными диалогами, с хорошим музыкальным оформлением, чтобы публика осталась в восторге от спектакля, как и театральные критики. Сухова понимала его с полуслова, будто слышала его мысли.
   Утро следующего дня началось для Золотицкого удачно: главная бухгалтер Маслова радостно сообщила ему, что достаточно денег для закупки новых сценических костюмов.
   Золотицкий заулыбался:
-Хорошо! Тогда надо спросить начальство, может, разрешать ставить запрещенные ранее спектакли.
   Вошедшая Сухова, узнав приятную новость, не торопила Золотицкого со звонком в Министерство культуры.
-Гм, это почему?- спросил удивленно Золотицкий.- Мы купим…
   Сухова перебила его:
-Извините, Никита Сергеевич, я так думаю… Интуитивно чувствую, пока не надо их беспокоить.
   Золотицкий пожал плечами, потом приказал Нине выслать  факс в Министерство культуры. Он предварительно написал ей текст, чтобы она напечатала его и выслала
факс. Через минут пять Нина известила, что факс она выслала.
-Нин, а где ответ на наш факс?
   Нина  посоветовала позвонить Аристархову. Услышав эту фамилию, Золотицкий нахмурился, но потом все-таки решил ему позвонить.
-Приветствую, Никита Сергеевич!- услышал в телефонной трубке бас чиновника.- Как идет работа в театре?
   Золотицкий просительно произнес:
-Можно ли нам снова играть спектакли «Ревизор» и «Горе от ума»? Деньги на новые сценические костюмы мы накопили, купим костюмы. Можно ли?
   Аристархов ответил вопросом на вопрос:
-А новые костюмы купили?
-Пока нет, но…
-По-моему, надо сначала купить новые костюмы, а уж потом спрашивать меня.- Аристархов помолчал, потом добавил:
-И еще. В нашем факсе было написано, что о разрешении постановки спектаклей будет сообщено дополнительно.
 -Это помню, но я хотел…
   Аристархов оборвал Золотицкого, говоря очень холодно:
-Никита Сергеевич, вы постоянно спешите. Поймите, у нас не один ваш театр! И  ответ
 на запрос будет  в течение месяца. Обязательно будет.  Да, я просил вас не ставить спектакль по пьесе Шварца, помните?
-Помню… Сейчас репетируем.
-Значит, несмотря на мою просьбу не ставить эту пьесу, вы ее все равно хотите поставить?
- спросил ледяным голосом Аристархов.- Кажется, в вашем положении не нужно искать себе новые проблемы! Откажитесь пока не поздно от этой затеи!
   Золотицкий решительно возразил:
-Нет! Я буду ставить этот спектакль.
-Будете?
-По мотивам. Я внес некоторые изменения в текст пьесы. И мы сейчас репетируем. Можете прийти на нашу премьеру.
  Аристархов хмыкнул:
                -78-
-А вы упрямый… И очень рисковый человек. – Он помолчал примерно минуту, потом назидательно произнес:
-Я же говорил вам, что следует ставить только позитив! Комедии! Надо ставить лирические комедии, мюзиклы! Больше веселья, больше позитива! А вы упрямый… Рисковый человек!
-Уж какой есть.-  Золотицкий уже хотел закончить неприятный диалог с чиновником когда тот как бы невзначай сказал:
-Да, Никита Сергеевич, новость для вас. У нас появился новый сотрудник, бывший ваш актер.
   Золотицкий насторожился, а Аристархов продолжил:
-И вполне возможно, он займет мое место куратора вашего театра. Возможно, доверю ему курировать ваш театр… Не хотите узнать его фамилию?..
   Золотицкий нехотя ответил:
-Догадываюсь.
-Неужели? Николай Пустышкин. Вы его выставили из театра, а он теперь у нас работает.- В голосе Аристархова послышалась издевательские нотки, потом он, как послышалось Золотицкому, еле слышно хихикнул, на минуту отложив телефонную трубку.
   Золотцкий  закусил себе нижнюю губу от злости, мысленно ругая противного и
 наглого чиновника, но ответил ему с показным равнодушием:
-Пусть работает. И я его не выгонял, он сам заявил во всеуслышание при всех актерах,
что не хочет работать в театре. И потом написал заявление по собственному желанию.
Ну, до…
-Нет, пока не прощайтесь.- Аристархов строго произнес:
-Никита Сергеевич, поступила информация, что у вас в театре работает некая актриса Татьяна Игнатюк.
-Да, работает, а что…
- Не перебивайте меня, пожалуйста! Недавно ее забирала полиция. Как вы это
объясните?
-Никак. По ошибке,- небрежно сказал Золотицкий.
   Аристархов повысил голос:
-По ошибке, говорите?
-Она стояла в одиночном пикете, ничего плохого не делала…
-Значит, митинговала? И ничего плохого не делала?- вскричал Аристархов.- Чтобы ваши актеры вели себя достойно! Кстати, вы тоже. И вы тоже недавно побывали в полицейском отделении.  Почему вы оказались в полиции?! Тоже ничего плохого не делали? Что у вас творится в театре, если вы все побывали якобы по ошибке в  полиции?
   Золотицкий промолчал, не желая отвечать чиновнику. Иногда нужно промолчать, как
 он считал, чтобы потом не получить себе еще больших неприятностей.
-Молчите, Никита Сергеевич? Не желаете отвечать? Ладно, пока.
   Закончив телефонный разговор, Золотицкий похвалил Сухову:
-Молодец, Наталья. Ты как в воду глядела.
   Сухова вопросительно посмотрела на него, но примерно минут три Золотицкий сидел молча, пытаясь успокоиться, потом произнес с досадой:
-Каждый раз, когда говорю с этим…- Он остановился, мысленно ругая чиновника.- Да, каждый раз очень неприятный осадок после разговора, будто говорил с самим Драконом!
-Неплохо сказано, Никита Сергеевич! И не случайно сейчас ставите спектакль о Драконе. А эти поганые Драконы властвуют и досаждают нам.
   Золотицкий  вспомнил песенку группы «Лимонадный Джо» и неожиданно для
Суховой запел:
«Стой, кто живёт?! Здесь жить запрещено!
Это вас касается и это не смешно.
                -79-
В этом месте нужно приказы выполнять.
И не надо мне в лицо тяжело дышать. Туда нельзя!
Сюда нельзя!
Никуда нельзя!».
   Сухова задумалась:
-Хорошая песенка… И очень актуальная в наши дни…
    Золотицкий кивнул, потом пробормотал:
-Стук топора слышен рядом со мной…
   Сухова несказанно удивилась:
-Почему вы так часто повторяете про этот стук? Как это понимать?
  Золотицкий взволнованно ответил:
-Почему я говорю про стук топора? Да потому, что больше прежней жизни у нас не будет! Потому, что вишневые деревья вырубают прямо сейчас! Потому что  с каждой
минутой жизнь ухудшается!
-Извините, я не хотела вас расстраивать…
     Зайдя в зрительный зал, Золотицкий сел в первом ряду. Он хотел начать новую репетицию, как актриса Ирина Агапова осторожно спросила:
-Извините, Никита Сергеевич, я раньше вас спрашивала. И сейчас вопрос тот же: может, мы не будем ставить этот спектакль?
    Раздраженный разговором с чиновником Золотицкий ответил с жаром:
-А я вас не заставляю играть в спектакле! Если не хотите, не играйте!
-Извините, я просто…
-Так, в какой роли вы там играете?
-Роль тетки с авоськой.
   Золотицкий произнес  помягче:
-Можем вас заменить.
   Агапова снова извинилась, потом сказала, медленно обдумывая каждое слово:
-Понимаете, Никита Сергеевич… Думаю, тема спектакля сейчас… В общем, может, не ставить эту пьесу? Еще вы… вы вставили свои дополнения… Эти вставки по поводу войны, еще сообщения громкоговорителя… Это очень созвучно с нашим временем…
-То есть вы опасаетесь, как всегда?- не выдержал Золотицкий.
-Опасаюсь…
-Гм, чего же вы боитесь?- Золотицкий задал вопрос, потом решил объясниться со всеми актерами.- Ладно, сейчас поговорим откровенно!
   Он зашел на сцену, поставил там стул, сел и заговорил уверенно и очень строго:
-Итак, господа, мы пытается сейчас поставить известную пьесу Шварца «Дракон». Спектакль будет по мотивам пьесы, то есть я сделал некоторые дополнения, которые некоторым  не по душе. Давайте поговорим откровенно, господа! Тема самой пьесы актуальна и в наши дни, как ни странно кому бы то ни было не показалось. Страшный и злой Дракон, властвующий в Вольном городе, где живут трусливые и покорные обыватели. Которые признаются в любви к этому Дракону, признаются вынужденно, приспосабливаются к покорности, молчаливости. Это рабы Дракона! Они превратились
в подобие пластилина для этого Дракона, который лепит из него рабов для своего царствования в городе! Рабы терпят все: и то, что он отбирает себе невест по своему желанию, что он постоянно требует новых солдат на кровополитные войны, что он насаждает в так называемом Вольном городе слежку за всеми и принудительное послушание. И очень смешно, но в то же время страшно, что город называют Вольным! Вольный город, в котором нет свободы, в котором живут рабы Дракона! Понимаете, какой сарказм! Рабы ему не перечат, они на все согласны, лишь бы им платили хорошо. Они приспосабливаются и не протестуют. У них в целом ничего человеческого не осталось, лишь только бездушная оболочка, без сострадания и любви. Как в пьесе говорил сам
                -80-
Дракон о них, помните, если читали текст? Это продажные, мертвые, слабые, окаянные, глухонемые души! И это очень страшно, когда обыватель такой покорный, молчаливый, угождающий хозяину! Дракон сидит в этих обывателях, внутри каждого из них. Страшно
их смирение, покорность Дракону! Как говорят эти рабы, мы ничего не можем изменить. Мы терпим, мы молчим, мы свыклись. Если вы усмотрели в этом что-то похожее на наш сегодняшний день, не моя то вина, господа! Надо убить дракона в себе, убить это ненужное рабское смирение и покорность!
   Золотицкий минуту передохнул, пристально глядя на лица молчащих актеров. Как опытный психолог, он понял, что они поняли его, что полностью согласны с его мнением.
   Потом он победоносно продолжил:
-Далее, господа! Агапова тут говорила о моих вставках по поводу войны. Все не случайно, господа. Тема войны… Любой тиран, любой дракон не может обойтись без войны. Любому дракону нравится война, она его как бы питает, она вдохновляет его на военные подвиги! Ради этого тиран заботится прежде всего об армии. Вот у нас некоторые ностальгирующие коммунистические товарищи до сих пор хвалят вождя с трубкой (уж не хочу называть всем известного тирана прошлых наших дней), говоря, что он войну
выиграл, укрепил армию. Как говорит в пьесе Дракон «Я сын войны», помните?  Повторяю, господа: уж не моя вина, что многое созвучно с нашим временем. Возможно, многие из вас не раз слышали: что мы можем, мы ничего не можем изменить, мол, за нас все уже решили, за нас уже проголосовали, за нас все подписали, мы свыклись. Слышали такие высказывания наших обывателей?
-И не раз такое слышали!- охотно откликнулась Игнатюк.
   А Сухова прибавила:
-Пассивность населения, усталость от всего… Приспособленчество.
   Золотцкий одобрил реплики, радостно восклицая:
-Верно, господа! Поэтому постановка спектакля «Любовь к Дракону» актуальна, как никогда! У нас Театр юмора, спектакль «Любовь к Дракону» вряд ли можно отнести к юмору, скорее, это трагикомедия. Потом я  решил назвать «Любовь к Дракону» фарсом.
У нас Театр юмора, в фарсе много юмора, помимо сатиры, поэтому заранее отвергаю попытки некоторых горе - критиков, которые могут заявить, что жанр спектакля якобы
не подходит театру.  Нам мешают, мешают нашему театру, если вы знаете. Чиновник
 из Министерства культуры Аристархов советует мне не ставить этот спектакль, говоря, что театру нужно больше позитива. А когда я ответил ему, что не вижу этого позитива,
он очень удивился. Конечно, в зомбиящике я вижу позитив, вижу лакировку действительности, выбирают только один позитив: что-то там построили, что-то где-то улучшилось, но этого пока мало для позитива, господа. Нам запретили ставить спектакли «Ревизор» и «Горе от ума» в современных костюмах. Усмотрели издевку над нашими милыми слугами народа. А не поняли, что мы вынужденно ставили эти спектакли в современных костюмах в силу изношенности старых. А когда мы нашли деньги для покупки новых сценических костюмов, нам сухо отвечают, что получите официальный ответ в течение месяца. Вы все знаете, недавно был полицейский налет на театр, маски - шоу, как я это называю. Меня держали под домашним арестом! Придрались, якобы какие-то растраты государственных средств, но потом меня отпустили, но не извинились. У меня уже два выговора по пустяковым причинам. Театру юмора просто не дают спокойно работать! Кажется, я с вами впервые так откровенно беседую, потому что накипело!  Мы живем, господа, к сожалению, в агрессивной среде, но мы пытается заниматься спокойно своим театральным делом. Вокруг заоблачная  коррупция, полицейщина, воинствующий национал - патриотизм, инфляция, ложь с медийных трибун, провал пенсионной реформы и реформы ЖКХ! Меня хотели учить коммунистические товарищи, которых я не уважал, потом  члены другой правящей партии, в которой я не состою, меня пытаются почти каждый день учить мастера телепропаганды, безуспешно пытаясь внушить, что якобы
                -81-
все хорошо! Многие мои коллеги не выдержали  мракобесия и пошлости и уехали из страны, но я их не осуждаю - это их выбор, это их собственная жизнь. Их хотят назвать предателями. Но они просто отказались от государства в пользу родины, которая
продолжает жить в каждом, кто помнит  Пушкина, Толстого, Гоголя, Щедрина, Лермонтова, Островского, Чехова и Достоевского! Многие наши гении уехали, продолжая творить за рубежом, приумножая славу российской  литературы, музыкального и театрального искусства: Бунин, Рахманинов, Цветаева, Набоков, Бердяев. А сколько пострадавших и умерших от мракобесия? Бабель, Мейерхольд, Мандельштам, Михоэлс! Очень мало выжило, подвергаясь постоянным гонениям: Пастернак, Зощенко, Солженицын, Платонов, Шаламов. Поэтому я пытаюсь с помощью театра улучшить мир, как ни пафосно это не звучит. Я понимаю, что как это сложно говорить о мире, добре, когда везде слышны ужасающие аккорды войны, но я стоически продолжают это делать! Может, я тщетно пытаюсь говорить о плохом и хорошем театральным языком, но очень надеюсь на лучшее и мир, который все-таки намного лучше всяких военных операций. К сожалению, не все сейчас ходят в театр, предпочитая смотреть только телевизор. Но дьявол воздействует на обывателей с помощью телевизора, а я хочу с помощью театра сделать некое противоядие от мракобесия и пошлости, чтобы наши зрители не очутились в лабиринте ненависти и злобы на весь мир!
   Золотицкий замолк. Актеры сидели неподвижно, обдумывая взволнованную речь
своего худрука.  По их задумчивым лицам он понял, что речь  была не напрасна - она понята и одобрена.
   Агапова поднялась, громко говоря:
-Я все поняла, Никита Сергеевич! Вы очень просто и доходчиво объяснили. Я буду
играть в спектакле с большим удовольствием! Я ошибалась. Спектакль действительно очень нужен именно сейчас!
   Игнатюк выкрикнула с места, хлопая:
-Браво, Никита Сергеевич! Так открыто и честно с нами никто не говорил!
   Актерская труппа  дружно захлопала в ладоши.
   Через минуту Золотицкий распорядился начать новую репетицию спектакля. Но через полчаса он остановил репетицию.
-Давайте, господа, продвигаться медленно, но верно. Поспешать надо медленно,- добродушно сказал он.- Слишком много я жду от премьеры, поэтому давайте завтра продолжим.
   Зайдя в свой кабинет, Золотицкий увидел на своем столе новый факс:
«Уведомляем Театр юмора, что  запрещено ставить спектакли «Ревизор» и «Горе от ума» в современной интерпретации, т.е. в современных костюмах. Администрация Театра юмора должна внимательно относиться к репертуару, а также к костюмам актеров, чтобы не очернять нашу действительность. Мы рады, что Театр юмора нашел средства для закупки  новых сценических костюмов. Мы обязательно рассмотрим вашу просьбу о возобновлении означенных спектаклей, но сначала Театр юмора должен закупить новые сценические костюмы. О  разрешении постановки означенных спектаклей будет сообщено дополнительно. Ответим на все возможные вопросы, если оные возникнут.
   Советник  Николай Пустышкин».
   Золотицкий презрительно усмехнулся:
-Значит, эта пустышка стала советником? Пустышки, которые нами руководят.  Драконы везде… Да, стук топора звучит уже рядом со мной!

                Глава 18
                Репетиция продолжается.

   На следующий день Золотицкий приехал на полчаса раньше обычного. Нина вскинула
                -82-
брови от удивления:
-Никита Сергеевич,  почему так рано пришли?
-Да, Нин…- безразлично ответил Золотицкий.- И ехал на метро, чтобы не опоздать. Наш
 милый друг не звонил?   
-Какой друг?
   Золотицкий ухмыльнулся:
-Наш друг Аристархов?
 -Нет.
-Гм, какое счастье! Хотя теперь, как понимаю, у нас будет новый куратор.
-Это кто же?
   Золотицкий снова ухмыльнулся:
-Нин, ты знакома. Наш ватник Пустышкин, который уволился из театра.
   Он не стал ждать ответа от секретарши,  сел в мягкое кресло, минуты две посидел, потом распорядился начать новую репетицию спектакля. Зайдя в зрительный зал, Золотицкий сел, как обычно,  на первом ряду. Через минуту актеры появились на сцене. Улыбающаяся, как всегда, Сухова поздоровалась с Золотицким и села с ним рядом.
   Золотицкий сказал остаться на сцене только двум актерам: Морозову, играющего Дракона, и Кошкина, играющего Ланцелота. Остальные актеры вышли. Заметив, что Морозов немного навеселе, покрасневший, Золотицкий сделал ему замечание:
-Слушайте, я вас просил не пить в театре! Вы можете сорвать наш спектакль!
   Морозов ответил извиняющимся тоном:
-Поверьте, Никита Сергеевич, сегодня я не пил.
-Неужели?
-Честно говорю.
   Золотицкий  захотел увидеть, как Морозов поработал над образом Дракона, поэтому снова потребовал, чтобы тот важно походил по сцене в образе. Морозов хотел возразить, но потом передумал, ходя вперед и назад. Так прошло минут четыре, поэтом актер остановился, вопросительно глядя на Золотицкого.
   Золотицкий кивнул, говоря:
-Ничего… А что с лицом? Тренировались перед зеркалом?
-Не раз и не два,- коротко ответил Морозов.
   Золотицкий уловил обиду актера, который подумал, что режиссер сильно придирается
 к нему, поэтому стал спокойно объяснять:
-Послушайте, вы хороший актер, не спорю. Но от вашей игры, от вашего умения сыграть Дракона зависит чуть не вся судьба спектакля! Поэтому я постоянно прошу вас выполнять одно и то же, ходьбу в образе, выражение лица.
-Понятно,- вяло ответил Морозов, смотря в сторону.
-Неужели вы не пони…
-Да все я понимаю!- ответил с досадой Морозов.
-Только не злитесь. Я вас уважаю, не придираюсь.
   Золотицкий повторил свои требования по поводу выражения лица актера в образе Дракона:
- У нашего Дракона должно быть бесстрастное, безэмоциональное лицо.
-Да я это уже слышал!
-Очень хорошо, что слышали. Если нужно, я буду повторять каждый день по нескольку раз одно и то же. Если нужно!- Золотицкий повысил голос, чуть хмурясь.- И слушайте внимательно. Дракон говорит отрывисто, очень холодно. Обманчивые, непроницаемые глаза. Бесстрастное, безэмоциональное лицо!
   Морозов кивнул, потом повернулся спиной к режиссеру. Развернувшись, он стоял в новом образе: холодный, бесстрастный, с непроницаемыми, безжизненными глазами.
   Золотицкий обрадовался:
                -83-
-Вот это другое дело! Такой образ Дракона мне и нужен. Так, сцена в доме Шарлеманя, когда Дракон говорит с Ланцелотом. Играем!
   Морозов на сцене  недовольно поглядел на Кошкина, потом строго произнес:
  -Прохожий, ты вреден, как негр. Странствующий рыцарь, как негр или сарацин. Лучше иди своей дорогой, прохожий.
   Кошкин вскричал:
-Меня зовут Ланцелот! Ланцелот!
-Я это помню, прохожий Ланцелот.
-И я тебя убью! Я вызываю тебя на бой!- С этими словами Кошкин выхватил меч из ножен, размахивая им.
   Морозов стал быстро ходить по сцене, он открыл рот, но  слов не слышно, вместо них слышны автоматные очереди.
   Кошкин смело заявил:
- А мне совсем не страшно, Дракон! И я тебя убью!
   Морозов сел на стул, произнес спесиво:
-Смелый ты, прохожий.  Принимаю твой вызов! Я люблю войну! Война меня бодрит,
не могу без нее жить! Я питаюсь кровью! Ты против войны?
-Смотря, за что воевать! Я воюю за счастье обездоленных! Я спасаю своим мечом девушек от великанов, драконов, людоедов! И Эльзу я спасу от тебя, звероящер!
   Морозов снова открыл рот, но вместо слов слышны автоматные очереди.
-Может, хватит меня пугать, Дракон? Ты запугал всех жителей Вольного города. Но меня ты не запугаешь!
   Морозов оглушительно взревел, сверкая глазами:
-Хвастунишка! Я не знаю, что такое страх! Я воюю с внешними и внутренними врагами! Но в последнее время не говорю о войне, больше о военной операции. Постоянная военная обстановка в городе отвлекает обывателя от социальных проблем. С помощью войны я управляю всем в Вольном городе! Мне верят, что я защищаю обывателей от всех врагов.
   Из раскрытого окна донеслась бодрая песенка:
                Все - на фронт!
                К светлому пути вперед.
                Дракон нас ведет!
                Он никогда не подведет.
                Единый фронт.
                Враг не пройдет!
                Все- на фронт!
                К светлому пути вперед.
   Кошкин презрительно усмехнулся:
-Что за бред я слышу? Что за зомбирование жителей?
-Бред?
-Явный бред, Дракон. У тебя паранойя, раз везде враги! Ни один тиран не может жить
без войны.
-Это обыватель не поймет – он верит своему Дракону! И постоянная военная операция позволяет начать внутренние репрессии против несогласных. Война все спишет, все оправдает!
-Каждый тиран влюблен в войну больше, чем в женщину.
   Морозов процедил сквозь зубы:
-Говори, говори, прохожий, тебе осталось жить совсем немного. Поэтому я так откровенен с тобой. С помощью войны происходит процесс психологического подавления обывателя. Экономическая эксплуатация общества, напуганного войной! Нет уже личных свобод,  все
подчинено только для победы! Война — инструмент социального напряжения общества,
                -84-
который позволяет оправдать  экономическую, социальную, правовую и иную любую неэффективность системы. Все недостатки в обществе — война, репрессии в обществе — война, плохая погода — война. На войну, можно списать все!
  -То есть бесконечная война?
   Морозов наставительно сказал:
-Гм, нет, бесконечная война мне не нужна. Если война бесконечная, она не будет опасной. Не будет истерии, напряжения в обществе.
   А за  сценой послышался слащавый голос:
-Ура нашему гаранту стабильности в Вольном городе! Да здравствует наш дорогой Дракон! Ура нашему интеллекту нации! Наш Дракон защищает нас от внешних и внутренних врагов! Мы без ума от нашего великого и мудрого Дракона! Многие ему лета!
Счастья и долгих лет жизни!  Мы рады стабильности в Вольном городе
   Кошкин недовольно воскликнул:
-Опять бред я слышу! Дракон, ты испортил души людей! Ты затуманил их зрение. Они наивно верят тебе. Они любят тебя!
-Неужели ты жалеешь жителей Вольного города? Да. Я подчинил их себе. Я владею их душами! У них души мертвые, окаянные, глухонемые, прожженные. Неужели хочешь умереть из-за них?
-Люди не знают, что ты сотворил с их душами! Тогда бы тебе тяжко пришлось! Тогда бы тебя никто не любил! И как можно издеваться над людьми, называя их городом Вольным городом?! Где нет свободы?
   Морозов решительно заявил, вставая:
-Хватит болтовни! Бой с тобой начнется завтра!
   После этой сцены  Золотицкий приказал сделать перерыв на десять минут, поднялся, выходя из зрительного зала. За ним последовала Сухова. Золотицкий постоял в фойе, потом решил выйти на улицу. Сухова  закурила, пытливо посмотрела на него, потом вскользь поинтересовалась:
-Скажите, Никита Сергеевич, вы в последние дни очень напряжены.
-Да… Нервничаю… Как все пройдет. Запретят ли спектакль…
-Но зачем должны запретить? Я думаю…
   Золотицкий перебил:
-Ой, не будь такой наивной. Аристархов настаивал на том, чтобы больше спектакль не ставили в театре. Он требовал побольше позитива, чтобы зритель радовался!
-Да, в спектакле « Любовь к Дракону» позитива нет. Какой позитив в фарсе?
-Вот именно. Востребованы лишь пошлые комедии, но их я не хочу ставить!
   Постояв немного на улице, Золотицкий с Суховой вернулись в зрительный зал. Репетиция продолжилась. На сцене актер Семенов сидел на стуле, покрасневший от волнения, испуганно смотря на Кошкина. Голая Чудикова стояла рядом с Семеновым, пытаясь успокоить его. А актер Кошкин быстро ходил по сцене.
   Чудикова удивленно спросила:
-Ланцелот, зачем вы вызвали нашего Дракона на бой? Я не пытаюсь вас упрекнуть,
просто хочу понять.
   Кошкин смело заявил:
-Я хочу вас спасти, Эльза.
-Ничего страшного в том, что я умру молодой. Я уже смирилась с этим.
   Семенов прослезился:
 -Я… я тоже смирился…
   Чудикова ласково сказала Семенову:
-Папочка, не плачь. Я не состарюсь…
-Доченька, оденься! Я не могу смотреть на голую дочку.
   Чудикова кротко возразила:
                -85-
-Как же я могу ослушаться нашего Дракона? Он приказал мне ходить голой.
   Кошкин недовольно воскликнул:
-Эльза, вам не жалко вашего папу, который плачет! Вы же мечтали о замужестве?
О хорошем женихе, который будет вас любить? Может, я вас полюблю? Вы подумайте над этим.
-Не уговаривайте меня.
-Вы подчиняетесь Дракону? И будете ходить постоянно голая?
   Чудикова смиренно произнесла:
-Так приказал мне Дракон.
   На сцену вбежал актер Молчанов, играющий роль Бургомистра в спектакле. Он
очень возбужден, покрасневший, потный. У него сильная одышка. Он остановился, стал кашлять. Увидев Кошкина, он удивленно спросил:
-Прохожий, вы еще здесь?
   Кошкин быстро ответил, чеканя каждое слово:
- Я еще здесь! И по-прежнему прошу звать меня Ланцелотом.
-Хорошо, прохожий, тьфу, этот… Ланцелот…- Молчанов сел на стул, вытирая платком пот со лба.- Я очень волнуюсь…
   Семенов участливо спросил:
  -Что случилось?
-Случилось, когда этот про… тьфу, Ланцелот вошел в ваш дом! Случилось!.. Я очень больной! У меня душевная и умственная недостаточность! – Молчанов помолчал минуту, часто дыша, потом поразился, видя голую Чудикову:
-А почему вы голая?
-Так приказал наш Дракон.
-Вот как? Заче… - Молчанов остановился, потом выкрикнул, вскакивая:
-Мы все любим нашего Дракона! И мы всегда слушаем нашего Дракона!
   Кошкин хихикнул:
 Неужели слушаетесь? А если он тоже прикажет вам раздеться?
-Ну, думаю, до этого не…
-А если все-таки прикажет?
-Ну, придется.
   Кошкин снова хихикнул:
-А если прикажет вам топиться в Индийском океане?
-Что вы ко мне пристали, прохожий? Я очень больной, у меня инфаркт кишок… тьфу, общее помрачение сознания!
-И зачем тогда работаете, если такой больной?
   Молчанов раздраженно ответил, стоная:
-Ой, прохожий, чего пристали? Очень кушать хочется! И не только один хлеб с маслом 
У меня общее помрачение… Инсульт легких…
-Такое бывает?
-Ой, чего только не бывает! В нашем Вольном городе все бывает! И воспаление всех органов!.. Но я все равно люблю нашего Дракона!.. Ой, снова паранойя! Кажутся враги везде!
   Кошкин насмешливо сказал:
-Враги кажутся не только вам. Они кажутся везде и Дракону.
-Правильно!.. Теперь вы, прохожий, стали для меня врагом. Прохожий Ланцелот,
 уезжайте из нашего города.
-Зачем? Я вызвал на бой…
   Молчанов выкрикнул:
-Хватит болтать чепуху! Мы любим нашего Дракона, мы не дадим его в обиду!
-Он для вас вроде вождя, да?
                -86-
   Молчанов ответил утвердительно:
- Дракон для нас вождь! Лидер!
-Вождь? Значит, вы стали каким-то племенем, раз у вас вождь?
-Ну, хватит смеяться! Тогда лидер.
-Гм, а вы знаете, куда вас ведет?
   Молчанов помолчал минуту, потом неуверенно произнес:
-Ну, ко всему хорошему.
-А поконкретнее?
-Опять смеетесь… Наш гарант…
   Кошкин хихикнул:
-Гарант, значит? А он вам гарантирует хорошую жизнь?
   Молчанов  выпалил, тараща глаза:
-Все хорошо! Он точно знает, куда нас ведет!
-Неужели знает? А вы сами то знаете?
   Молчанов промолчал, продолжая стонать.
-Гм, значит, только Дракон знает, куда вас ведет!- не унимался Кошкин.
-Ну, чего пристали? Все хорошо! И мы все любим нашего Дракона!
-А за что вы его так сильно любите?
   Молчанов радостно воскликнул:
--Я люблю, я очень люблю  Дракона! Он все делает правильно! У меня хорошая должность! Мне платят хорошее жалованье!
-То есть вы продались ему?
-Опять смеетесь…
-Значит, продались за хорошее жалованье?
   Молчанов  снова стал стонать:
-Ой,  очень кушать хочется… Я очень старый и больной! Я всего боюсь, сынок! У меня этот… инсульт печени, тьфу, забыл… этот инфаркт легкого, тьфу!.. Мне нужны деньги!
 У меня не так много честно награбленных денег, как у других…
   Кошкин снова хихикнул:
-Понятно, господин бургомистр! Вы продались, как обычная проститутка!
-Я не обычная проститутка, я…
   Кошкин перебил Молчанова:
-Конечно, не обычная. Политическая проститутка!  Обычные продают тело за деньги, но есть политические проститутки, которые продают не тело, а свою душу!
   Молчанов насупился:
-То меня оскорбляет мой сынок, то теперь и вы  это  повторяете!
      Послышался слащавый голос за сценой:
-Граждане Вольного города!  Так хочется жить в нашем городе!  У нас самый чистый воздух в городе в сравнении с другими странами мира!  У нас нет преступности.  У нас самый хороший и добрый Дракон, который защищает нас от всех врагов!
   Молчанов почти плача сказал:
-Прохожий, уезжайте. Все, все, все горожане просят вас уехать!
-Где же все?
-Выгляните в окно, посмотрите. Или выйдите на улицу.- С этими словами Молчанов подошел к окну, раскрывая его.
   Кошкин тоже подошел к окну, посмотрел на улицу, увидев там трех человек.
-Лучшие люди, прохожий Ланцелот, просят вас уехать!
-Гм, среди них ваш сын Генрих… И еще два охранники Дракона. То есть они лучшие люди города? Всего три человека?
   Молчанов ответил раздраженно:
-А сколько вам надо? Лучше уезжайте!
                -87-
   За сценой послышался слащавый голос:
-Граждане Вольного города! Так хочется жить в нашем прекрасном городе, где
все хорошо! У нас самый чистый воздух в городе в сравнении с другими странами мира!  У нас нет преступности.  У нас самый хороший и добрый Дракон, который защищает нас от всех врагов!
   Кошкин поморщился:
-Опять зомбирование жителей!
   Семенов пояснил:
-Прохожий, это  наши новости. Мы слушаем их каждый день. Громкоговорители стоят
на всех улицах города.
 -Да-да, наш Дракон распорядился поставить на всех улицах громкоговорители, чтобы доносить информацию для всех,- подхватил Молчанов.- Мы любим нашего Дракона!
-Что за бред? Вольный город, в котором все подчиняются диктатору Дракону?
-Прохожий, мы любим нашего Дракона! Он нас защищает от всех врагов!
   Кошкин пожал плечами. А за сценой снова послышался слащавый голос:
-Граждане Вольного города! У нас самый чистый воздух в городе в сравнении с другими странами мира!  У нас нет преступности.  У нас все хорошо! Как заявляет наш добрый и умный Дракон, число внешних и внутренних врагов увеличилось! Он ведет с ними военную операцию! Число иноагентов тоже увеличилось, но мы не боимся, мы надеемся на защиту Дракона! Поэтому мы любим и чтим нашего Дракона! Многие ему лета!
   Кошкин насмешливо произнес:
-Граждане Вольного города не видели другие страны, но считают…
   Молчанов оборвал Кошкина:
-Хватит смеяться над нами, прохожий!
-Эльза, а вы куда-то выезжали?- обратился Кошкин к Чудиковой.
     Она ответила вполголоса:
-Я никуда не выезжала.
  И Семенов добавил тоскливо:
-Да, дочка. И я тоже никуда не выезжал. Денег нет.
   Кошкин недовольно вскликнул:
-Да вы все рабы Дракона! Вы терпите, вы…И  после этого вы считаете себя самыми счастливыми?
-Так нам говорят, увы… - еле слышно ответила Чудикова.
   Молчанов потребовал:
-Прохожий, прекратите вести вражескую агитацию! Уезжайте немедленно!
   Кошкин хмыкнул:
-Гм, и не подумаю… Что за зомбирование граждан? Какие такие иноагенты?
-Так, прохо… тьфу, этот… Ланцелот! Вы должны понять, что мы можем вас посадить за вражескую агитацию против нашего любимого Дракона.
-Неужели? Я стал вашим  врагом?
-Мы можем вас записать в иноагенты! Это значит, что вы являетесь пособником Запада
 и Америки! Вы будете записаны, как внутренний наш враг! Лучше уезжайте, прохожий, пока вас не убил Дракон!
   Кошкин снова посмотрел из окна на улицу, потом изумился:
-Я вижу ваших граждан, они не слушают, что вещает ваш громкоговоритель. И ходят на цыпочках.
   Семенов пояснил:
-Ланцелот, мы привыкли слушать… - Он остановился, тихо ругаясь.-  Каждый день
одно и то же…
-Но почему жители ходят на цыпочках?
   Молчанов милостиво улыбнулся:
                -88-
-Правильно! Так приказал наш любимый и умный Дракон! Чтобы они не действовали
мне на нервы!
    Золотицкий хлопнул в ладоши, останавливая репетицию.
-Молодцы актеры!- похвалил он актеров.- Не устали?
   Молчанов небрежно ответил:
-Ну, немного.
-Вопросы есть?
   Актеры молчали, поэтому Золотицкий приказал:
-Тогда продолжим.  Еще несколько сцен.
   На сцене появился актер Сидоров, играющий Генриха. Он подошел к Чудиковой, признаваясь ей:
-Я тебя люблю, Эльза.
   Чудикова пожала плечами:
-Мне не нужна твоя любовь.
-Надеешься на помощь Ланцелота? Дракон убьет его!
-Посмотрим.
   Сидоров вытащил  из кармана нож, говоря:
-Возьми этот нож. Убей им Ланцелота.
-Не хочу это делать…
   Сидоров пригрозил Чудиковой:
-Если этого не сделаешь, господин Дракон тогда убьет твоего отца!
-Не посмеет!
-Девочка, господин Дракон стольких тут убил… Так что твоего отца запросто убьет! Голову ему срубят!
   Чудикова горестно - покорно  вздохнула, беря нож
-Вот молодец… Убьешь им прохожего.
   Из раскрытого окна послышался  свист, шум, рев в небе. Стекла окон дрожат.
   Чудикова вздрогнула:
-Что это?
-Это наш любимый Дракон! Воюет с врагами! - С этими словами Сидоров ущед
со сцены.
   Чудикова подошла к окну.  На сцене появился Кошкин.
-Ой,  Ланцелот! Как я рада вас видеть!- радостно воскликнула Чудикова.
   Кошкин расплылся в улыбке:
-И я тоже рад. Только вы бы оделись.
-А что, я вам не нравлюсь?
-Очень нравитесь. Поэтому я советую вам одеться. И не слушаться Дракона.
-Как же не слушаться? Он тут повелитель.
   Кошкин обнял Чудикову, ласково говоря:
-Я увидел вас впервые, Эльза, и сразу влюбился.
   Чудикова кокетливо заулыбалась:
-Неужели? Любовь с первого взгляда?
-Да!..  Это счастье великое видеть вас! Я ужасно хочу, чтобы вы отказали Дракону. Чтобы вы не согласились быть его невестой.
-Это наша традиция, мы…
   Кошкин прикрыл Чудиковой рот, потом снова улыбнулся:
-Послушайте, Эльза… Вы еще молодая, вы красивая девушка. Вы найдете свое счастье,
 но не с Драконом!  Я спасал девушек от злодеев, людоедов, драконов! Я вызывал на бой драконов. И вас спасу!
-Интересно, а если бы другая девушка была вместо меня, вы вызвали б Дракона на бой?
-Все равно бы вызвал. Я спасаю людей от драконов, тиранов!
                -89-
   Чудикова изумилась:
-Так мило со мной никто не говорил! Дорогой мой Ланцелот, я очень рада, что любите
  меня!
 -Я тебя люблю! Я спасу тебя от Дракона, убью его! И мы уедем отсюда. Мы будем счастливо без поганого Дракона! Мы будем свободные и счастливые!
-Но я боюсь…
   Кошкин смело заявил:
-Ничего не бойся! Я убью Дракона и спасу тебя!
-Мне дали нож, Ланцелот, чтобы я тебя заколола этим ножом. Но я не буду этого
делать! – Чудикова бросила  нож на пол. - Я люблю тебя!
-Спасибо, Эльза! Я спасу тебя. И не слушайся поганого Дракона. Иди, оденься.
-Хорошо.
   Чудикова вышла. На минуту Кошкин остался один.
   Он помахал своим мечом, громко говоря:
-Подожди немного, Дракон! Я тебя убью этим мечом.
   На сцене появился актер Сидоров, он удивленно посмотрел на Кошкина, потом поинтересовался:
-А где Эльза?
   На сцену вошла улыбающаяся Чудикова, одетая в красное длинное платье.
   Сидоров недовольно спросил ее:
-Эльза, почему ты одетая? Дракон приказал…
-Плевать я хотела на его приказы!
-Так ему и передать?
   Вместо Чудиковой быстро ответил Кошкин:
-Так и передай. И сегодня я убью вашего Дракона!
-Что я слышу? Я…
-Беги и передай мои слова!- повысил голос Кошкин.- И забери свой нож. Эльза не будет меня убивать!
   Потом декорации на сцене сменились. На широкой улице Вольного города стояли прохожие, некоторые идут на цыпочках, смотрят на небо. За сценой слышится гул, свист.
   Один прохожий сказал другому:
-Это наш Дракон воюет за нас!
-Думаю, Дракон сегодня же убьет прохожего,- ответил спокойно другой прохожий.
  А тетка с авоськой проворчала:
-Жили спокойно, а тут опять военная операция… Тьфу!
-Дракон защищал нас от лиц приезжей национальности.
-Защищал… Этот прохожий негр?
   За сценой послышался снова слащавый голос:
-Граждане Вольного города! Как заявляет наш добрый и умный Дракон, число внешних
и внутренних врагов увеличилось! Он ведет с ними военную операцию! Число иноагентов тоже увеличилось, но мы не боимся, мы надеемся на защиту Дракона! Поэтому мы любим и чтим нашего Дракона! А сейчас начинается бой с прохожим Ланцелотом. Наш Дракон его победит!
   Прохожие закивали, соглашаясь с городскими новостями:
-Конечно, победит.
-Мы любим нашего Дракона!
  Золотицкий посмотрел на часы, а Сухова прошептала ему:
-Никита Сергеевич, может, на сегодня достаточно? Уже почти три часа идет репетиция.
   Золотицкий кивнул, останавливая репетицию.
   А вечером он решил снова пойти на Театральную площадь. Выждав обусловленное время десять часов вечера, он чудесным образом переместился в прошлое. И очутился,
                -90-
как и ранее, в помещении Московского Художественного театра. Рядом стояли Станиславский, Чехов, также актеры театра, обсуждая спектакль «Вишневый сад».
Золотицкий хотел сначала заговорить с ними,  но потом раздумал, решив лучше постоять рядом, чтобы не мешать им, но обрывки некоторых фраз услышал. Они говорили о пьесе «Вишневый сад». Пьеса понравилась зрителям, но ее первая сценическая интерпретация принесла Чехову немало переживаний. Станиславский видел замысел автора в тоске по уходящей эпохе, оценивал пьесу как трагедию. Но Чехову такое прочтение пьесы не нравилось - он с самого начала задумывал «Вишневый сад», как комедию, местами переходящую в фарс.
   Чехов подчеркнул:
-Константин Сергеевич, поймите автора! Последний акт будет весёлый, да и вся пьеса весёлая, легкомысленная.
   Станиславский усомнился:
-Неужели веселая, Антон Павлович? Не вижу в пьесе никакой веселости, несколько раз перечитывал ее очень внимательно! Какой же это фарс, Антон Павлович? Это трагедия, какой бы  исход к лучшей жизни вы ни открывали в последнем акте.
   Однако Станиславский упрямо повторял свои слова, продолжая спорить с Чеховым.
-Да и декорации ваши, Константин Сергеевич, - прибавил после минуты молчания Чехов,- поддерживают  интонацию тоски по уходящей эпохе.
-Правильно!- кивнул Станиславский.- Уходящая эпоха! Вдумайтесь в эти снова. Зритель увидит разрушенный от времени и ветрености хозяев имение  Гаевых. Там все любимо, там все предметы собирались годами, передавали смену поколений.
   Чехов парировал:
-Я писал комедию в четырёх действиях, почти водевиль.   Легкомысленную, без философских мыслей, без социологических обобщений. А четвёртый акт считал самым весёлым.
   К ним подошли несколько актеров,  прислушиваясь к разговору.
   Станиславский вспомнил:
-Знаете, Антон Павлович, еще на читке «Вишневого сада» я просто обезумел от пьесы. Я плакал, как женщина, я хотел не плакать, но не смог сдержаться! Я буду играть в этом спектакле с восхищением!
-Непонятно получилось… Писал вроде комедию, а вы рыдали…
   Актеры подтвердили, что на читке тоже заплакали.
-Вот оно как!- воскликнул с нескрываемым удивлением Чехов.- А я хотел сочинить веселенький водевиль, где бы черт ходил с коромыслом!
   Станиславский слегка усмехнулся:
-Ну, к нашему и вашему счастью там черта не было. Да и водевиль должен обязательно веселенький, а не грустный.
   Чехов предположил:
-Возможно, я создал нечто невообразимое… Лирический фарс…
   Актеры вместе со Станиславским закивали, одобряя реплику Чехова.
-Лирический фарс, как вы говорите?- спокойно спросил Станиславский и потом сам ответил:
-Вполне возможно. Но это все равно не комедия!
   Все понимали, что  премьера спектакля прошла спокойно, без особого восторга.
    А подошедший режиссер Немирович - Данченко добавил:
 -Господа, считаю, что тут грех нашего театра,  было просто недопонимание тонкости Антона Павловича, недопонимание его необычайно нежных очертаний… может быть, театр коснулся его пьесы  слишком грубыми руками…
   Станиславский пожал плечами, натянуто сказав:
-Гм, возможно… Но мы бережно отнеслись к пьесе. Может, ««Вишнёвый сад» скорее повесть в лицах, чем сценическое произведение, он полон щемящей душу грусти. Это
                -91-
поэма, но далеко не комедия.
   Потом он произнес немного раздраженно:
-Господа, я сегодня очень устал!.. Да, господа, спектакль, репетиция… Поеду сейчас покататься на извозчике. Ну, зачем мне театр, когда у меня есть фабрика? Зачем я мучаюсь, репетируя и постоянно думая о театре?
   С этими словами он попрощался со всеми, уходя на улицу. Золотицкий на этот раз не осмелился подойти к режиссеру и заговорить с ним.
   Золотицкий пробыл еще час в помещении театра, жадно прислушиваясь ко всем разговорам,  не говоря ни с кем. Потом он вышел из театра… и очутился в своем времени. Придя домой, он посидел немного на кухне, поел, потом подошел к телефону. Золотицкий вспомнил Анфису, захотел позвонить ей, зная, что сейчас она живет у мамы, но потом раздумал. Жена не понимала его, постоянно упрекала, что он должен быть более услужливым и более лояльным, потом стала подозревать в измене, когда он приходил поздно ночью.
-Да, нельзя дважды войти в одну и ту же реку…- пробормотал он.
   Ночью он ворочался, продолжая думать о театре. Часа два Золотицкий мучился от бессонницы, но потом через минуты две заснул мертвецким сном.

                Глава 19
                Время фарса и абсурда.

   Утром следующего дня радостная Маслова обрадовала Золотицкого:
-Никита Сергеевич, новые сценические костюмы закуплены! Можете сказать Аристархову, чтобы он разрешил нам ставить запрещенные спектакли.
- Очень хорошо,- ответил добродушно Золотицкий.- Но звонить пока ему не буду.
-Почему? Ведь…
   Золотицкий перебил Маслову:
-Татьяна Петровна, кажется, вы забыли, что ответ чиновника может быть только через месяц. Это уже установленная практика: везде ответы даются только через месяц. – Он помолчал минуту, потом повторил только одно слово, повышая голос:
-Только!
-Что ж, тогда подождем.
   Маслова вышла из кабинета.
    Минуту Золотицкий сидел один, уткнувшись в компьютер. Он просматривал афишу театра. Уже неделю назад Золотицкий внес изменения в репертуар о том, что готовится новый спектакль «Любовь к Дракону», но не написал, когда состоится премьера спектакля. Поэтому очень многие зрители стали писать на электронный адрес Театр юмора, спрашивая, когда же состоится премьера. Подобных писем было очень много, что обрадовало Золотицкого. Он понял, что будет аншлаг. Он понял, что спектакль ждут, тема заинтересовала зрителей. Некоторые звонили секретарше Нине, но она ничем не могла порадовать будущих зрителей, отвечая, что пока ничего неизвестно.
-Аншлаг, будет аншлаг…- повторял несколько раз Золотицкий, встав и прохаживаясь
по кабинету.- Да, только бы побыстрее закончить наши репетиции.
-Репетиции?- сразу спросила Сухова, входя в кабинет.- Пока репетиция не начиналась.
   Золотицкий сел в мягкое кресло,  глянул на неулыбчивую Сухова,  и удивленно
спросил ее:
-А чего мы сегодня такие грустные?
-Чего мне радоваться…- равнодушно сказала Сухова.- Надоело все…
-Вот как?
-Вчера долго смотрела телевизор… Ой, то там где-то опять пожар, то там разворовали… То еще какая-то напасть… - Она нахмурилась, еле слышно ругаясь.- Вы мне советовали
                -92-
раньше не смотреть новости, я только сейчас вспомнила ваш совет.
    Золотицкий одобрительно произнес:
-Правильно! Я давно их не смотрю. Только читаю новости в сети. Помнишь старое высказывание в повести Булгакова «Собачье сердце»? Кажется, примерно так: не читайте советских газет.
-Помню… Потом доктор Борменталь ответил: но других же нет.
-Да… Нечего тратить время на сообщения мастеров телепропаганды. Средства массовой информации превратились в средства массовой пропаганды!
     На лице Суховой появилась ослепительная улыбка. Она приветливо взглянула на Золотицкого, потом похвалила его:
-Никита Сергеевич, вы правы, как всегда. Каждый раз, когда говорю с вами, получаю заряд бодрости и необыкновенного оптимизма!
-Спасибо.
-А то совсем противно становится после просмотра теленовостей.
   Золотицкий кивнул:
-Полностью с тобой согласен.
-Слушала еще одну беседу политолога с этим… как вы называете телеведущих?
-Мастер телепропаганды.
-Да, итак, беседа о новой модели экономики без названия оной модели,- продолжила
со смехом Сухова.
-Это как?
-Слушайте и смейтесь…- Сухова закончила смеяться и стала рассказывать беседу, говоря то за политолога, то за телеведущего.- Расскажите о новой модели экономики, как говорили на форуме. Новая модель будет показывать, как двигаться вперед, даже не нужно знать, как она называется… Неужели? Да, ну, можно как-то назвать… Название ничего не дает… Модель развития экономики… Нам нужно двигаться вперед… Да-да, на форуме еще говорили… Да, конечно, правильно говорили  о том…Итак, нам нужны инвестиции и эффективное производство! Инвестиции и повышение производительности труда!.. Да-да, повышение, как раньше говорили… При чем тут раньше?.. Ну, раньше тоже говорили о повышение производительности труда… Но сейчас говорят о новой модели экономики…Без названия этой  модели?.. Зачем нам название? Ну, пусть будет новая модель развития… Модель «Вперед»…Время вперед, как говорили раньше.
   Золотицкий не выдержал и  захохотал. Сухова тоже захохотала. Смеялись минуты три, потом Сухова стала рассказывать дальше, оставаясь серьезной:
-При чем тут раньше?.. Вы не понимаете, что у нас новая модель экономики?.. То есть не как раньше?.. Нам нужно повышение производительности труда! Ну, раньше тоже об этом говорили, еще… Вы будете рассказывать о том, что раньше, или что говорили на форуме?.. Да, значит, новое повышение производительности труда?.. Почему новое? Потому, что и раньше был лозунг повысить производительности труда…Да, повысить! Нужны инвестиции в экономику и повышение производительности труда! Понимаете, у нас в процентном отношении эффективность производства всего один процент или около полутора. А надо пять или шесть процентов. То есть нужны инвестиции и повышение производительности труда!.. Да, новая модель экономики… Правильно! Новая! Нам нужно двигаться вперед! Правильно!.. Надо двигаться вперед! Правильно! Ура!
   Закончив рассказывать беседу, услышанную по телевизору, Сухова снова захохотала.
-Да, насмешила ты меня,- заключил Золотицкий, перестав улыбаться.- Время фарса и абсурда… Я уже ничего не удивляюсь.
   Сухова помолчала, потом неожиданно предложила:
-Никита Сергеевич, может, найдете мое предложение странным… Может, мы создадим свой театр?
    Губы Золотицкого дрогнули усмешкой:
                -93-
-Ну, ты и фантазерка, Наталья.
-Так нам будет лучше.
 -Неужели?
-Да, Никита Сергеевич! Назовем наш театр «Театр фарса»,- убежденно сказала Сухова.-
И там поставим новый наш спектакль.
   Золотицкий пожал плечами:
-Не разделяю твоего оптимизма…
-Или назовем по - другому: Независимый театр.
-Золотицкий скептически сказал:
-Вряд ли  подходяще… У Булгакова в «Театральном романе» упоминается это название.
И  надо будет искать помещение…
-Нашла уже! Мой знакомый в московской мэрии нашел пустой подвал для театра.
   Золотицкий поморщился:
-Фу, подвал…
--Ничего страшного. И наш известный режиссер Коляда, кажется, создавал свой театр
в подвале.
-А ты знаешь, сколько денег нужно для создания театра? Не только подвал…
-Я найду спонсоров!- уверенно ответила Сухова.
-Ладно, посмотрим…
-Это не ответ, Никита Сергеевич.
-Как репертуарному театру, нам выделяют средства из госбюджета, а если будет коммерческий театр, никаких дотаций не будет. Сейчас мы нуждаемся в инвестициях, но если будет коммерческий театр, денег будет намного меньше. А проблемы со всякими проверками останутся. Пока отложим этот разговор.
-И когда же?
   Золотицкий уклонился от прямого ответа:
-Поживем - увидим… Если доживем.
   Он помолчал, потом прибавил, насупившись:
-Если не запретят… Запретить можно все… И наши спектакли, и новый театр.
-Как это?
-Ну, ты забыла, что спектакли «Ревизор» и «Горе от ума» запрещены из-за игры актеров
в современных костюмах?
-Это я помню, но сейчас же…
   Золотицкий перебил Сухову:
-Да, новые костюмы закуплены. Но пока не получен ответ от нашего постоянного критика Аристархова. И будет у нас новый куратор, как думаю.
-Это кто ж?
-Ты его знаешь… Пустышка.
   Сухова хихикнула:
-Неужели этот Пустышкнн?
-Он самый…- Золотицкий задумался.- Да, он самый… И окурок на пьедестала останется окурком. Только он об этом знать не будет, пока ему не скажут… Да… Даже если его оденут в генеральский мундир, он все равно останется жалким окурком!
   Сухова похвалила Золотицкого:
-Никита Сергеевич, вы сыплете афоризмами.
-Да, твое название театра мне понравилось, но…- Золотицкий остановился, потом  медленно продолжил:
-Театр фарса… Фарс… Но это название нашего времени… Время фарса и абсурда… Объясню почему, Наталья. Вот твой рассказ об услышанной по зомбиящику беседе, это
ли не фарс?  А ты помнишь, что меня держали под домашним арестом? Зачем? Разве я расхитил бюджетные средства? Нет, в бухгалтерских отчетах было все изложено. Это
                -94-
нужно было для государства, упрятать меня под домашний арест? А потом отпустили, даже не извинившись. Это ли не абсурд? А маски - шоу у нас в театре? Это ли не фарс
и не абсурд? Зачем устраивать в театре маски - шоу с автоматами? Для запугивания обывателей! Зачем меня держали под домашним арестом? Чтобы стал лояльным. Чтобы соглашался со всем и вся!.. А просьба нашего друга театра Аристархова ставить только позитивные спектакли? Зачем, говорю? Для смеха, для одного позитива, когда его не видно.  Я часто задаю себе шутливый вопрос: как переехать в ту прекрасную Россию, которую показывают по нашему Первому телеканалу, где все распрекрасно? Где скрывают негатив или подают его крайне выборочно, смакуя лишь отдельные позитивные новости: где-то что-то построили, где-то там ипотеку дали… А наш фарс «Любовь к Дракону», о котором я думаю ежечасно даже ночью? Его могут запретить в любой момент! Ты помнишь запрещенный кинофильм «Смерть Сталина»?
-Нет, не видела.
-И никогда не увидишь в кинотеатре. Только по Интернету можешь посмотреть. А слуги народа его запретили.
-Слуги…
-Да, наша чиновничья рать, которая услужливо старается только не для народа. Наши слуги народа, которые перестали быть ими, став господами!
   Сухова воскликнула с восхищением:
-У вас афоризм за афоризмом!
-Пусть так… Да, запретили… Цензура, нарушение нашей Конституции, где написано о свободе слова, которого нет! У нас со свободой слова все ясно  без всяких слов! Выдали прокатное удостоверение фильму, потом отобрали. Мол, общественность против этого фильма, мол, осуждают… Гм, как же эта хваленная общественность могла увидеть фильм, если его в прокате не было? И чего добились слуги народа? Теперь все могут посмотреть его в Интернете! Не абсурд ли это? Абсурд!.. А почему запретили, как думаешь?
   Сухова замялась:
-Ну, может… Может, посчитали вредным фильм.
-Вредным? А наш фарс тоже могут посчитать вредным, его  тоже могут запретить! Запретили фильм, потому что он очень смешной. Фарс!..  Потому, что этот запрещенный фильм, как противоядие. Да, противоядие от засилья тоталитаризма, маразма, мракобесия. Смех высмеивает и исцеляет! Поэтому он страшен слугам народа! – Золотицкий замолк
 на минуту, потом властно сказал:
-Да, подумай, как выложить видеозапись нашего спектакля  в сети. Надо его заснять, потом выложить в Интернете, разместить на платной площадке, чтобы театр заработать побольше. Если спектакль запретят, зрители увидят его в сети.
-Хорошо.
-Думаю, ты согласна со мной?- поинтересовался Золотицкий.
-Полностью.
-Да, еще… Как-то шел мимо одного нашего театра, в котором не осталось сатиры, а хватает лишь одной хохмы… И увидел надпись, гласящую, что  будет поставлен спектакль  по мотивам античных комедий. Ничего больше смешного этот театр не нашел
 в нашей жизни или не захотел найти. И там ищет позитив, который ждет господин Аристархов?!..
   Сухова вспомнила:
-А мы же ставили комедию «Лисистрата».
-Ставили! Без всяких изменений текста. Я всегда стараюсь бережно относиться к классике. А сейчас я ставлю спектакль по мотивам, но это же будет фарс, никакой хохмы… И делаю упор на любовь обывателей к Дракону!.. Или другой наш театр ставит спектакль тоже "по мотивам". Дословно говорю, как запомнил и прочитал. "Играем... Шиллера!" ("инсценировка" или "по мотивам" трагедии Шиллера "Мария Стюарт").
                -95-
Каково? Уж не запомнил: то ли "по мотивам" было написано, то ли "инсценировка"... И зачем многоточие перед фамилией автора? Абсурд... И Шиллер писал для театра, что
тогда его переписывать?  Как я понимаю,  сократили текст до двух действий, когда у Шиллера было пять действий. Абсурд!.. Так что примеров абсурда и фарса хватает!
   Посидев еще немного, Золотицкий пошел вместе с Суховой на новую репетицию.

                Глава 20
                Репетиции закончились!

   Утром следующего дня Золотицкий сразу пошел на репетицию. Он был бодр и полон энергии. Сухова подошла через минут пять. Золотицкий подождал, когда соберется вся актерская труппа, потом  объявил:
-Господа! В предыдущие дни мы с вами хорошо поработали. Мы уже почти две недели репетируем, репетировали то со мной, то с моим заместителем Суховой. Скоро закончим.
Знаете, я распорядился сделать анонс о спектакле в афише театра. И очень много зрителей хотят посмотреть наш спектакль, что очень радует! Но дня премьеры пока не написал. Прошу вас еще немного напрячься, потрудиться для общего блага, господа!
   Морозов поинтересовался:
-А если спектакль запретят?
   Нельзя сказать, что вопрос актера застал режиссера врасплох. Сам Золотицкий  опасался запрещения спектакля по разным цензурным соображениям, но промолчал, обдумывая ответ. Он хотел сказать актерам, что надеется только на хорошее впечатление от спектакля, что спектакль всем понравится, даже чиновничьей рати - ведь это классика нашего театра, но  с его добавлениями,  эзоповым языком, его юмором, его видением современной жизни, сатирическим описанием. Золотицкий любил своих актеров и не желал их расстраивать мыслями о возможном запрещении спектакля. И так уж два спектакля театра были запрещены, что совсем не радовало всю труппу. И многие актеры были расстроены отменами спектаклей, проверками, рейдами силовиков.
   Сухова опередила Золотицкого, уверенно говоря:
-Не беспокойтесь, господа! Наш спектакль включен в план театра. Уже есть анонс, много звонков от зрителей, желающих посмотреть наш спектакль. Поэтому остается только работать и лучше играть на сцене!
   Агапов неожиданно для всех беспокойно спросила:
-Извините, пожалуйста, но может, не ставить этот спектакль?
-Почему, Ирина? Я же тебе…- стал отвечать Золотицкий, но его оборвала Агапова:
-Извините, да, объясняли… Да, хороший спектакль, но слишком сатиричный. Слишком злободневный, да…
-Если не хотите, не участвуйте в нем!- отрезал Золотицкий.- И напоминаю всем: эту пьесу ранее снимал режиссер Марк Захаров еще в советское время. Нечего всего бояться, Ирина! Не уподобляйтесь рабам Дракона!
   После этого началась новая репетиция. На сцене появились декорации ратуши Вольного города. Из ратуши вышли два актера: Молчанов, играющий роль Бургомистра, и актер Котов, играющий роль Пресс - холопа. Они остановились на сцене, потом  Котов испуганно произнес:
-Я не знаю, что говорить… Дракон же должен был победить этого прохожего за первую минуту…
   Молчанов занервничал, тряся дрожащими руками:
-Ой, я не знаю… У меня опять все болит… Инфаркт селезенки вместе с этим… тьфу, инсультом левого легкого, я…
   Котов  огрызнулся:
-Плевать хотел на ваше здоровье! Что мне говорить горожанам?
                -96-
-Делай, что умеешь лучше всех,- врать! Ври с три короба.
-А поверят?
   Молчанов поморщился:
 -Ой, чем больше будешь врать, тем быстрее поверят. Проверено временем.
   Котов забрался на трибуну, потом громко заговорил, обращаясь к жителям:
-Уважаемые граждане Вольного города! Послушайте важное сообщение. Что
творится в небе, буду читать я по мере поступления информации о военной операции.
Прошу не верить всяким слухам! Наш Дракон победит прохожего за один час! Победа будет за нами! Мы победим!
   Стоящая рядом тетка с авоськой озабоченно сказала:
-Но эта война… тьфу, военная операция идет уже больше часа.
   А стоящие рядом с ней двое жителей подхватили:
-Непонятно что-то… Может, сложно победить прохожего?
-Может, сложно нашему Дракону?
   Тетка с авоськой радостно воскликнула:
-Мы любим Дракона! Он защищает нас от всех врагов!
   Двое жителей дружно запели:
-
                Славься, славься, наш Дракон!
                И силен он, и умен!
                Навел порядок,
                Смуты нет.
                Покой нам сладок,
                Смуты нет.
                Все хорошо, все хорошо,
                Ты тверди одно:
                Все хорошо!
                Другого не надо.
                Надень улыбку на лицо
                И говори: все хорошо!
   Довольный Золотицкий захлопал, похвалил актеров. Занавес закрылся, чтобы начать новую сцену. После открытия занавеса на сцене вновь стала видна городская площадь. Актер Котов, играющий роль Пресс - холопа, и актер Молчанов, играющий роль Бургомистра, забираются на трибуну.
   Котов вытащил из кармана бумажку, читая по ней:
-Уважаемые жители Вольного города! Послушайте новое коммюнике. Военная операция близится к концу.
   Тетка с авоськой удивилась:
-Как к концу? Все надеялись на легкую победу, а тут…
   Двое жителей подхватили:
-Странно…
-Но наш Дракон старается.
-А число наших врагов постоянно растет!
   К ним подошел актер Семенов, играющий роль Шарлеманя.
   Он недоуменно спросил горожан:
-Извините за вопрос, а не паранойя это? Число врагов почему-то все растет. Может, кому-то кажется?
   Тетка с авоськой насупилась:
-Шарлемань, зрение свое проверьте, если кажется.
   А Котов продолжал бодро читать по бумажке:
-Мы верим нашему Дракону! Мы любим нашего Дракона! Господин Дракон не хочет
                -97-
сразу убивать врага. Он с ним сначала позабавится. Поэтому одну голову наш Дракон
освободил от военной службы, чтобы она ему не мешала.
   Шарлемань пожал плечами:
-Что за бред? Вранье!
   Горожане Вольного города забеспокоились:
-И почему голова ему мешает?
-Что за ерунда?
-Почему Дракон не побеждает?
   Котов, услышав недовольство горожан, зашептал:
-Обыватели не верят… Что делать?
   Молчанов посоветовал, натужно улыбаясь:
-Больше ври… Чем больше врешь, тем быстрее поверят.
   Котов кивнул, став громко говорить:
-Уважаемые горожане Вольного города! Слушайте важное сообщение. Верьте своему любимому Дракону, который защищает вас от всех врагов! Враг Ланцелот обессилел, попал в плен! Но попал в плен частично.
   Горожане перестали говорить тихо, став шуметь:
-Опять бред! Как это частично попал?
-Как это понять?
-Одна рука попала в плен, а другая сражается.
-Нам врут!
   Котов неуверенно произнес:
-Господа! Не бойтесь, Дракон нас защищает! Подробности боя позже, пока военная тайна!.. Сейчас господин Дракон освободил от службы вторую голову. Она пока в резерве.
   Горожане стали выкрикивать, грозя кулаками Котову:
-Холоп, хватит врать!
-Этот пресс - холоп врет, а не краснеет.
-Холоп останется холопом!
-Слезай с трибуны, врун!
   Котов пронзительно закричал:
-Граждане Вольного города! Осадное положение! За распространение фейков о
нашем любимом Драконе будем рубить головы!  Время сейчас сложное, время военной операции! Противник силен, но наш любимый Дракон намного сильнее!… Но сейчас Дракон пока потерял третью голову, но это только передышка!
   Горожане завопили:
-Хватит нам врать!
-Эй, холоп, слезай!
-Утомленный враньем, слезай!
   Молчанов нахмурился:
-Эй, стража! Очистить площадь!
   Солдаты выбежали на площадь, гонят горожан со сцены.
   Тетка с авоськой завопила:
-А мы все верили Дракону! А нам врут! Дракон убит!
   Двое горожан тоже завопили:
-Дракон убит! Он проиграл!
-Зачем мы любили Дракона?!
   На сцене появилось затемнение, потом свет включили. Стали играть новую сцену. На сцене остался только актер Молчанов. Из ратуши выбежал испуганный актер Сидоров, играющий Генриха. Сидоров подбежал к Молчанову, тревожно спросил его:
-Пап, скажи мне честно, Дракон убит?
-Молчанов сначала пожал плечами, потом уверенно произнес:
                -98-
-Наш Дракон победит всех!
-Пап, скажи хоть раз в жизни честно. Ну, что с Драконом?
-Честно говорить я разучился… Сынок, немного подожди. Нам все скажут.
   Занавес закрылся.  Золотицкий похвалил актеров, потом распорядился продолжать.
На сцене видна городская площадь, ратуша, но никого рядом нет. Медленно вошел, немного шатаясь, актер Кошкин с кровавым мечом.
-Никого нет…- озадаченно сказал Кошкин, оглядываясь по сторонам.-  Он помолчал немного, потом радостно воскликнул:- Дракон убит! Я убил Дракона! Теперь вы будете счастливые, жить свободно без поганого Дракона!
   На сцене снова появилось затемнение. Потом декорации сменились. Появляется дворец Бургомистра. Накрытые столы с разными блюдами. Зазвучала за сценой бравурная музыка. Сияющий Сидоров, одетый в синий костюм, стоял возле двери, Рядом с ним стояли улыбающиеся горожане.
   Сидоров стал прислушиваться к шагам возле двери, потом прошептал:
-Сейчас он войдет! Сейчас войдет победитель нашего Дракона!
   Дверь медленно открылась.   Музыка зазвучала еще громче. На сцену вошел улыбающийся Молчанов, одетый в белый костюм, который усыпан медалями и орденами, даже на спине и заднице висят медали и ордена.
-Ваше превосходительство! – обратился Сидоров к Молчанову, давая ему честь и слегка кланяясь.- Господин президент Вольного города! Мы рады чествовать вас, мы рады видеть вас!
   Стоящие рядом горожане хором поприветствовали, хлопая:
  -Ура! Мы любим нашего президента!
   Сидоров воскликнул с восхищением:
-Мы рады приветствовать победителя Дракона! Ура!
   А горожане хором выкрикнули:
-Ура! Нашему Дра… Нашему президенту ура!
   Сухова снисходительно усмехнулась, шепча:
-Никита Сергеевич, эти медали и ордена… Это намек на прежнего старого  генсека?
   Золотицкий ответил, шепча:
-Угадала.
-Неплохо…
   Молчанов на сцене подошел к горожанам, стал пожимать им руки.
-Да, господа, я очень… очень рад!- выкрикнул он, потом вытащил из кармана бумажку, читая по ней.-  Кошмар жизни закончился. Мы стали жить без Дракона! И я… я… его победил, да, говорят…
   Сидоров тихо зашептал Молчанову:
-Пап, говори уверенней…
   Молчанов кивнул, продолжая читать:
-Наше поганое рабство закончилось! Мы стали другими, мы перестроились! Противники нашей свободной жизни строили козни, да… Но мы победили, мы перестроились!.. Дракон убит, да… Я был раньше больным, страдающим от всех болезней. И умственная… да, и душевная недостаточность… А сейчас я возродился, понимаешь! Полностью перестроился, понимаешь!
   За сценой послышался слащавый голос:
-Ура, жители Вольного города! Завтра, как и всю последующую неделю все возможно: дождь, град, буран, снегопад, цунами, тайфун и нескончаемые пожары!
   Сидоров шепнул Молчанову:
-Даже и плохие новости можно подавать с большим оптимизмом…
   За сценой снова послышался слащавый голос:
-Ура, жители Вольного города! Дракон побежден нашим Бургомистром! Наш Бурго-
                -99-
мистр стал президентом Вольного города! Просто хочется умереть от счастья, господа!
   На сцене появляется актер Семенов, играющий роль Шарлеманя.  Семенов удивленно посмотрел  на Молчанова.
   Молчанов раздраженно спросил его:
-Вы чего уставились на меня?
-У вас столько медалей…- пробормотал Семенов.
-Наградили, собаки.
-И читаете по бумажке…
   Молчанов натянуто произнес:
-Ну… Так мне посоветовали, собаки… Ведь у меня умственная  и душевная недостаточность!
   Сидоров постарался уточнить:
-У нашего президента раньше была умственная… и другая недостаточность! Но когда
он победил Дракона, он ожил! Он перестроился!
   Семенов поморщился:
-Нацепил ордена… Коллекционер - маразматик.
   Молчанов  спросил с интересом:
-Шарлемань, что вы сказали? Я плохо слышу.
-В этом я совсем не сомневаюсь.
   Сидоров гордо сказал:
-Наш президент не все награды принял, Шарлемань! Он  отказался от Мавританской награды – золотое кольцо в нос.
-Да… Просто хочется умереть от счастья, глядя на вашего президента,- холодно произнес Семенов.
-Ну, это же хорошо!- милостиво улыбнулся Сидоров.- Не мучиться, сразу умереть - хорошо! А что вы хотели, Шарлемань?
   Семенов замялся:
-Да, я на минуточку… Я по поводу дочки, она…
   Молчанов перебил Семенова:
-Мы вам рады! Моя невеста готова?
-Я вас хотел попросить… не надо это…
-Как? Свадьба будет!
   Семенов просительно сказал:
-Можете это отменить, прошу…
   Молчанов решительно заявил:
-Слушайте, нам, государственным людям, некогда!… Там… это… Опять болезни повылезли, тьфу!… Нам некогда знакомиться, встречаться!… Время дорого! Мы
не просим вас. Мы приказываем! Мы женимся на Эльзе!
-Кто это мы?
-Мы, господин президент Вольного города. Победитель Дракона.
-Я не верю, что вы убили Дракона, я…
   Молчанов гаркнул:
-Придется! Даже я сам поверил!
   Все горожане хором закричали:
-Ура нашему гаранту стабильности в Вольном городе! Да здравствует наш дорогой президент! Ура нашему интеллекту нации! Многие ему лета! Счастья и долгих лет жизни!
Мы рады стабильности в Вольном городе!
   Довольный поддержкой горожан Молчанов спросил тоскливого Семенова:
  -Ну, моя Эльза счастлива?
-Она в унынии.
-Значит, счастлива!- Молчанов фамильярно похлопал Семенова по щеке.- Скоро
                -100-
родственничком моим станешь!
 -Я против, я…
-А раз ты против, тебе сейчас голову срубят. Не нужно спорить с победителем Дракона.
-Я не верю…
   Вошедшая хмурая Чудикова пробормотала:
-Я тоже не верю, что вы, господин президент, убили Дракона.
   Молчанов недовольно воскликнул:
-Придется всем поверить! Для вашего же блага. А кто будет против, останется без головы! Даже я сам поверил в победу над Драконом!
   Чудикова обратилась к Сидорову:
-А где Ланцелот?
   Сидоров пожал плечами:
-Ланцелот, Ланцедот… А где наши гости? Жених и невеста уже тут.
   За сценой зазвучала торжественная музыка.
-Итак, господа! – начал торжественно Сидоров.- Я очень рад сообщить, что сейчас состоится свадьба нашего президента Вольного города! Год назад какой-то прохожий попытался вызвать на бой Дракона. Однако этот проходимец не убил Дракона, только слегка ранил, чем и разозлил еще больше Дракона. Специальная наша комиссия установила, что Дракона убил прежний наш Бургомистр, а теперь президент Вольного города. Наш президент смело ринулся на Дракона и убил его одним ударом! Ура нашему спасителю президенту Вольного города!
   Раздались бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Потом раздался стук в дверь. Все на сцене замерли.
   Чудикова радостно сказала:
-Это Ланцелот! Он жив!
   Молчанов с Сидоровым стали лезть под стол, трясясь от страха. На сцену входит усталый и бледный актер Кошкин, играющий роль Ланцелота.
-Ланцелот, ты жив!- воскликнула в восторге Чудикова.
   Кошкин ответил утвердительно, махая мечом:
-Да, я жив! Я победил Дракона! Я убил Дракона этим мечом!
   Молчанов с Сидоровым вылезли из - под стола.
-Кого я вижу?- спросил с фамильярно - веселой улыбкой Молчанов.- Ланцелот? Как мы все рады, что вы живы! Как мы все беспокоились, как мы…
-Хватит врать! Вы врали, что вы убили Дракона,- отважно прервал Кошкин Молчанова.
   Молчанов вздрогнул, говоря очень неуверенно:
-Не ругайте нас… Ланцелот,  я очень рад.. А мы тут венчаемся. С Эльзой, моей невестой.   
И тут мой сын… Генрих… Вы знакомы с Генрихом? Мы тут… я… Дракон убит, мы рады…
   Горожане вылезли из - под стола, опасливо смотрят на Кошкина.
   Кошкин недовольно спросил:
-Бургомистр, почему вы врете? Новый президент этого города, почему вы постоянно врете? Почему вы говорите, что убили Дракона?
   Молчанов засмущался:
-Ну… так получилось… Надо было сказать, что я победил…
-Почему вы постоянно врете?
-Нас так учили…
   Кошкин повысил голос:
-Учили! Так учили?! А почему вы стали самым лучшим учеником? Горожане! Я вас освободил от Дракона! Теперь вы свободные люди! Почему же вы кричите ура президенту?!  Вы же знали, что Дракона победил я, да?
   Сидоров еле слышно ответил:
                -101-
-Знали. Дома знал, а тут…
  -Почему тогда вы поверили лжи?
    Кошкин прочувственно воскликнул:
-Жители Вольного города! Хватит жить в рабстве! Я  освободил вас от тирана Дракона! Чего же вы опять лезете в рабство?! Чего вы кричите «Ура президенту!»? Вы же свободные люди! Я вас освободил! Живите без тирана, без Дракона! Убейте в себе опасную вакцину «Любовь к Дракону»! Освободитесь от рабской слепоты! Прощайте!
Я уезжаю с Эльзой! А вы живите счастливо, без тиранов и драконов!
   На сцене зазвучала торжественная музыка. Чудикова обняла Кошкина, целуя его. Они уходят со сцены.
   Расстроенный Сидоров зашептал Молчанову:
-Пап, чего теперь делать?
   Молчанов пожал плечами, ничего не отвечая.
   Один горожанин подошел к Молчанову, интересуясь:
-Так, а теперь вы кто? Губернатор или президент?
   А Семенов выкрикнул, махая кулаком:
-Перестаньте! Больше не будет ни Драконов, ни президентов!  Мы будем жить без любви к тирану! Мы не рабы Драконов! Ура!
   Горожане вместе завопили, толкая Молчанова и Сидорова:
-Ура!
   Зазвучала веселая музыка. Радостные горожане стали танцевать на сцене.
    Золотицкий встал, подытоживая:
-Итак, господа актеры! Наша репетиция закончилась. Вы все хорошо играли, я очень доволен. Еще два мы повторим, потом объявим день премьеры.
   Довольная Сухова прибавила:
-Прекрасный финал спектакля, Никита Сергеевич! Мы не рабы Драконов! Полностью с этим согласна!
   Вечером Золотицкий не пошел на Театральную площадь, решив отдохнуть от театра.
Он решил пойти туда только после премьеры.

                Глава 21
                Долгожданная премьера.
   
   Премьера спектакля «Любовь к Дракону» состоялась через неделю. Все билеты были раскуплены. Многие знакомые Золотицкого просили контрамарки, которые он щедро раздавал своим знакомым.
«Да, будет аншлаг! Аншлаг!- радостно подумал Золотицкий.- Большая работа проделана.
   Секретарша Нина устала от звонков зрителей, которые надоели ей со своими просьбами помочь купить билет на премьеру. В кассе Театра юмора выстроилась большая очередь желающих купить билеты на премьеру. Люди толпились в небольшой кассе театра, не желая уходить и слышать ответы раздраженной кассирши, что все билеты уже проданы.
   В день премьеры Золотицкий пришел в театр ровно в девять часов утра. Нина приходила по обыкновению половина десятого утра, поэтому Золотицкий открыл кабинет худрука своим ключом, прошел в свою комнату, сел на мягкое кресло, потом решил пойти в зрительный зал. Он был пустой и темный. Золотицкий постоял минуту возле входа, потом сел в кресло на первом ряду и закрыл глаза. Он очень волновался. Никогда так он не волновался ни перед какой премьерой, как сегодня. Через минуты две Золотицкий встал, став медленно ходить возле сцены. Сцена была открыта, плохо освещена, декорации рабочие сцены пока не принесли. Предыдущие дни прошли весьма напряженными для Золотицкого: постоянные думы о спектакле, постоянные репетиции, беспокойство по поводу разрешения отмененных спектаклей, постоянная бессонница. Утром он встал
                -102-
с головной болью. Принятая таблетка не помогла, боль не переставала.
-Только бы получилось,- сказал сам себе Золотицкий.- Чтобы был успех, чтобы зрители одобрили спектакль… Мне нужно мнение обычных людей, не отягощенных властью. Мнение слуг народа заранее известно: вредный спектакль, нет позитива, как говорил этот противный Аристархов… А мнение моих коллег, режиссеров? Может, кто зайдет на премьеру, может, кому-то понравится? Трудно сейчас что-то предвидеть…
   Он помолчал минуту, прохаживаясь возле сцены, потом снова сел на кресло, говоря сам себе:
-С кем вы сейчас, мастера культуры? Был ранее такой лозунг… С кем вы, если  в самом деле мастера, а не ремесленники? С теми, кто зовет нас в темное средневековое  прошлое, религиозное мракобесие, с теми, кто зомбирует наше население с помощью разных телевизионных ухищрений, простого вранья? С теми, кто выступает против плюрализма мнений, общечеловеческих ценностей? Кто за возврат в мерзопакостные советские времена, тоталитаризм, железный занавес?! Или вы с демократической частью общества, желающей плюрализма мнений, парламентаризма, мира, соблюдениям прав человека, уважения прав личности? Неужели не надоело просто стоять у кормушки, надеясь на одни  подачки?  Вы обросли носорожьей кожей равнодушия, стали конформистами, соглашателями? Творческий человек должен быть независим от кого бы то ни было, будь то даже король, царь, президент, премьер- министр или все они вместе взятые. Он должен иметь собственное независимое мнение, которое не меняется у него с приходом новых высоких начальников. Но иной деятель культуры слишком часто мелькает, к примеру, 
на телеэкране, заверяя, что все, что делают наши слуги народа, к лучшему. Помните старое выражение забытого философа Карла Маркса: «деньги - товар - деньги»? Мне пришло в голову иное выражение: культура - власть - культура. Многие деятели культуры, в том числе и режиссеры, продюсеры, ждут от власти любви, мечтая потом после всенародного признания ей в любви, получить деньги. Да-с, господа хорошие, за деньги очень многие продаются, не только проститутки, торгующие своим телом. А теперь еще одно выражение:  любовь власти - премии, деньги, медали. То есть прогнулся, залебезил, тогда тебе и премии, и деньги. Некоторые старые деятели культуры вспоминают, ностальгически закатывая глаза и вздыхая: вот раньше, мол, давали дачи, квартиры и премии! Но их не давали просто так задаром- их нужно было отработать: выступить на партийном съезде, ударить себя в грудь, уверяя в верности идеалов… Да, а сейчас что?
А сейчас снять фильм о Крыме, не замечать удручающей реальности, сочинять развлекательное чтиво в метро, то есть фантастику, заумные фэнтези, детективчики, бульварные сентиментальные романы. Или  снимать кинокомедии, которые получаются пошлыми и тупыми!
   Постоя еще немного,  Золотицкий вернулся в свой кабинет. Нина уже пришла, удивленно спрашивая его:
-Ой, Никита Сергеевич, вы пришли так рано?
   Золотицкий ответил небрежно:
-Пришел. Волнуюсь.
    Зрительный зал заполнился быстро. Билетерши бегали по залу, пытаясь рассадить отдельных контрамарочников на приставные стулья. Золотицкий постоял в зале, потом поднялся в застекленную каморку под самой крышей театра. Там он  иногда сидел, следя за действием на сцене, часто делал объявления в микрофон, чтобы зрители выключили свои сотовые телефоны. Улыбающаяся Сухова зашла в каморку через минут пять, говоря:
-Никита Сергеевич, аншлаг! Радуйтесь!
-Пока рано радоваться,- невозмутимо ответил Золотицкий.- Пока даже спектакль не начался.
-Но аншлаг…
-Да, вижу! Я слежу за всем отсюда.
                -103-
   Сухова вышла из каморки, оставив Золотицкого одного. Спектакль начался не ровно в семь часов вечера, а минут на десять позже. Золотицкий объявил в микрофон, чтобы зрители выключили свои сотовые телефоны, дабы не мешать актерам. Он заметил, что в двух первых рядах замелькали какие-то юноши и девушки в одинаковых красных футболках. Их было десять, они очень громко разговаривали между собой, вызывая раздражение у соседей. Билетерши дважды делали замечания шумным юношам и девушкам, после чего те стали вести себя потише. Наконец, спектакль начался. В зрительном зале воцарилась мертвая тишина, однако через минут пятнадцать юноши и девушки в красных футболках начали выкрикивать почти одновременно:
-Ерунда!
-Вредный спектакль!
-Западная пропаганда!
-Нам не нравится!
-Мы патриоты!
-Спектакль вызывает упаднические настроения в обществе!
   Удивленные актеры остановились, не зная, что делать. Зрители, сидящие рядом с кричащими хулиганами, пожимали плечами, вздыхая. Билетерши подбежали к кричащим, но те проигнорировали их замечания.
   Золотицкий взял микрофон, громко и строго говоря:
-Господа зрители! Просим вести себя прилично, не мешать нашим актерам играть на сцене. Если вам не нравится спектакль, можете выйти и не мешать смотреть спектакль другим зрителям!
   В ответ на это молодежь в красных футболках стала вести себя еще наглее, Один юноша вскочил на сцену, став истерично выкрикивать:
-Нет западной пропаганде! Мы патриоты! Мы – молодежное движение «Свои»! Спектакль может вызвать у нас отвращение к самим себе! Мы не рабы! Мы не рабы Запада!
   Золотицкий приказал охранникам театра вывести хулиганов из зала, что и было сделано через пять минут. После того, как хулиганов вывели, действие на сцене продолжилось.
   Обеспокоенная Сухова вбежала в каморку.
-Никита Сергеевич, откуда взялись эти хулиганы?- тревожно спросила она.
-Откуда? Молодежное движение «Свои»,- коротко ответил Золотицкий.- Их вывели. Не волнуйся.
-Но они могут снова прийти, я…
   Золотицкий перебил Сухову:
-Наталья, сегодня их больше не будет! И я прикажу билетершам строго следить за этими хулиганами в красных футболках. Театр не может не впускать тех, кто купил билет. Но администрация театра должна выгонять тех, кто мешает зрителям смотреть спектакль. Сядь рядышком, успокойся.
   Сухова кивнула, села рядом с Золотицким на стул. Актеры на сцене продолжили свою игру, больше им никто не мешал. Зрители несколько раз хлопали актерам, что обрадовало Золотицкого. Поначалу он забеспокоился, когда увидел и услышал молодых хулиганов из движения «Свои», но потом успокоился, когда их вывели и спектакль продолжился. Первый акт закончился, занавес закрылся под аплодисменты зрителей.
   Золотицкий поднялся, говоря, что стоит пройтись по фойе. Сухова пошла вместе с ним.
Выйдя из каморки в фойе, Золотицкий увидел множество зрителей, которые обсуждали спектакль. В основном зрители были довольны спектаклей. Восторженные отзывы он услышал от зрителей довольно разного возраста как молодого, так и пожилого.
-Да, постановка спектакля очень удачна!- радостно воскликнула молодящаяся холеная дама, сильно накрашенная, лет пятидесяти в коричневом костюме. – И название мне понравилось.
   Ее спутник, пожилой мужчина с брюшком, сразу согласился, кивая:
                -104-
-Да, Леночка. Мне тоже понравилось. И сколько намеков!
-Ой, намеков полно, Денис. Я читала пьесу «Дракон», поэтому могу уверенно сказать,
что текст пьесы  несколько изменен.
-Конечно, не случайно же название спектакля другое! «Любовь к Дракону», а не просто «Дракон». Упор на любовь к Дракону!
   Проходящий мимо них юноша в синей рубашке и синих джинсах хихикнул, говоря с двумя другими юношами:
-Вов, а мне понравилось! Хорошо этих хулиганов выставили!
   Вова тоже хихикнул:
-Ты чего, Макс? Тебе не спектакль понравился, а…
   Макс порывисто ответил:
-Мне все понравилось! Я много смеялся, хлопал. Очень много вставок в текст пьесы, намеков. Очень похоже на нашу жизнь. И тема войны, и тема рабской покорности. И молчание их. И зомбирование новостями!
-А как тебе намеки на паранойю? Мол, все вокруг враги? Ха-ха!
-Гм, тоже похоже! Только вот голая на сцене…
-А ты что, ханжа? Пусть голая, если надо.
   Золотицкий отошел от юношей, пошел дальше по фойе, наткнулся снова на молодящую холеную даму и ее спутника с брюшком.
   Холеная дама говорила с восторгом:
-Хороший спектакль! И как похоже! Иноагенты! Число внешних и внутренних врагов увеличилось!
   Ее спутник с брюшком подхватил:
-Автор спектакля превзошел самого Шварца! Отличный эзопов язык. Ха-ха! Все ходят
с автоматами, в армейской форме.
-Да!.. А восхваления Дракону? Интеллект нации, гарант стабильности! И потом насчет коррупции. Этот Бургомистр что говорит? У меня не так много честно награбленных денег, как у других.
    Холеная дама хихикнула:
-Честно награбленных, ха-ха!.. Дракон поднял нас с колен! А песенка смешная какая?
Все - на фронт, к светлому пути вперед, ха-ха!
   Сухова зашептала Золотицкому:
-Слышите восторги зрителей?
   Золотицкий ничего не ответил ей, но ему было очень приятно услышать восторженные отзывы зрителей - ведь ради своих зрителей он старался, не спал даже ночами, думая о будущем спектакле, проводя ночи в бессоннице; именно ради них он сочинял текст будущего спектакля, изменив несколько классическую пьесу Шварца. Золотицкий понял, что в основном большая часть зрителей осталась довольна. Но он услышал и отдельные отрицательные мнения, которые, как показалось ему, были похожи на истеричные выкрики молодых хулиганов.
-Что за западная пропаганда?- недовольно спросил средних лет хмурый полицейский свою спутницу в синем платье. - Поганый спектакль.
   Спутница  закивала:
-Только деньги потратили. Непатриотичный спектакль!
-Да! - Мы патриоты!
   Его спутница взяла свой сотовый телефон, став кому-то звонить:
-Да, молодцы ребята!.. Покричали, но их сразу вывели из зала. Похвали их. Движение «Свои» молодцы!- Она выключила свой телефон.
   А хмурый полицейский на миг  заулыбался:
-Да, молодцы эти ребята!
   Золотицкий неприветливо посмотрел на полицейского. Тот уловил его взгляд,
                -105-
рявкнув:
-Чего  надо? Уставился!
   Золотицкий промолчал, отходя в сторону.
-Ой, Никита Сергеевич!- услышал он чей-то тенор за спиной.
   Обернувшись, Золотицкий увидел перед собой Николая Пустышкина вместе с какой-то смазливой девицей в зеленом платье ниже колен. Она жевала жвачку, громко чмокая.
Золотицкий обдумывал сейчас все отзывы зрителей, пытаясь запомнить их. Он не ожидал увидеть сейчас уволенного актера Пустышкина, которого он презирал, поэтому не смог быстро ответить. Сухова  брезгливо поморщилась, быстро отошла, не желая видеть и говорить с Пустышкиным.
   А Пустышкин заносчиво улыбнулся:
-Не узнаете меня, Никита Сергеевич? А я сейчас работаю в Министерстве культуры! Не узнаете?
   Золотицкий нехотя ответил, стараясь не смотреть на Пустышкина:
-Почему? Узнаю.
-Узнали? А смотрите в сторону?
   Золотицкий пристально посмотрел на гордого и улыбающегося Пустышкина. Пустышкин, гладко выбритый, причесанный, в дорогом синем костюме, белой рубашке и синем галстуке, буквально прожигал огненным взглядом режиссера, будто желая его съесть: примерно так смотрит тигр на свою жертву антилопу, готовясь перед прыжком.
-А я сейчас работаю в Министерстве культуры!- зачем-то повторил Пустишкин.
-Это я слышал,- равнодушно сказал Золотицкий.
-Гм, не желаете со мной говорить?
-Да, если честно, не хочу!
   Пустышкин нарочито трагически изрек:
-Почему я заслужил такую немилость? О, господи, как я могу получить ваше прощение, Никита Сергеевич? – Потом он заговорил довольно нагло и жестко:
-Спектакль поганый, Никита Сергеевич! Только я деньги потратил! Непатриотично! Вы считаете себя великим режиссером? Не считаю так, Никита Сергеевич! Нет позитива!
Я считаю…
   Золотицкий перебил Пустышкина:
-Не трудитесь ругать меня и наш спектакль! Можете уйти, если не нравится!
-Вот как?
-Полный одобрям-с хотите? Всенародное единодушие?- раздраженно спросил Золотицкий.
-Я хочу позитива! И мое мнение…- начал отвечать Пустышкин, но его снова перебил Золотицкий:
-Пустышкин, ваше мнение меня не интересует! Всего хорошего!- отрезал Золотицкий, быстро отходя.
 -Хам!- услышал он за спиной возглас Пустышкина, но не обернулся.
    Покрасневший и раздраженный Золотицкий искал отошедшую Сухову, но не нашел ее. Решив, что она пошла в каморку, он захотел пойти туда, но неожиданно увидел в фойе  Анфису. Она стояла вместе с каким-то пожилым, лысым мужчиной в сером костюме.
-Привет, Никит!- добродушно сказала Анфиса.- Вот зашла в твой театр. Мы смотрели твой новый спектакль.
   Золотицкий небрежно спросил:
-Понравилось или нет?
-Нет,- коротко ответила Анфиса.
   Потом она представила своего спутника:
-Никита, это мой новый друг Игорь. Игорь работает заведующим в психиатрической
                -106-

клинике, может тебя проконсультировать. Я рассказала ему про твои фантазии.
   Золотицкий наотрез отказался:
-Нет, спасибо. Обойдусь!
-Но послушай…
-Все, я занят…
-Послушай, Никита, я тебе хочу помочь. Напрасно ты упорствуешь, напрасно не хочешь обследоваться у психиатра!- ласково - укоризненно произнесла Анфиса.
   Золотицкий больше ничего не сказал ей. Он  вышел на минуту на улицу, прикрывая глаза. Мысленно он успокаивал себя, сжимая пальцы рук в кулаки.
-Ничего, Никита, большинству зрителей спектакль понравился,- сказал он сам себе.- Сколько людей, столько и мнений. И я ожидал, что ватникам и ура - холуям не понравится. Не нервничай, Никита…
   После этого он пошел в каморку под крышей театра. Там его дожидалась Сухова.
-Я ушла, не хотела говорить с этой… пустышкой,- спокойно сказала она.
-Я так и понял,- кивнул Золотицкий.
   Антракт закончился. Начался второй акт спектакля. На этот раз никаких больше хулиганских выходок зрителей не было. Зрители завороженно смотрели на сцену, иногда хлопая актерам. Когда спектакль закончился, все актеры вышли на сцену под аплодисменты зрителей. Аплодисменты длились примерно минуты три, потом перешли в овацию. Актрисе Чудиковой одна пожилая дама поднесла букет цветов. Потом другая дама вручила букет цветов актеру Кошкину.
-Никита Сергеевич, у нас успех! Овации! Спектакль понравился!- радостно воскликнула Сухова. – Думаю, больше не будете повторять свою любимую фразу о стуке топора по вишневому саду.
   Золотицкий задумался:
-Ну, сегодня точно не буду, а что насчет завтра... А завтра ничего хорошего не ожидаю.
-Почему?
-Ой, Наталья, не будь такой наивной!
   Сухова вышла, потом через несколько минут зашла, сообщая, что все актеры собрались в буфете:
-Никита Сергеевич, вас только ждем. Хотим отметить успех премьеры!
   Золотицкий пошел вслед за Суховой в буфет. Там актеры соединили три стола. На столах стояло несколько бутылок шампанского, одна бутылка водки, фрукты, три тарелки бутербродов с красной икрой, сыром и бужениной. Актерская труппа сидела за столами, ожидая своего худрука. Увидев Золотицкого,  все они встали, дружно восклицая:
-Виват  Никите Сергеевичу! Ура!
   Золотицкий расплылся в улыбке:
-Спасибо, господа! Это наш общий успех, не только мой. Мы вместе трудились, каждый день, приближая успех!
   А улыбающаяся Сухова охотно прибавила:
-Наша премьера состоялась! Ура!
   Золотицкий налил себе в бокал шампанского, чокнулся с Суховой. Он ликовал, глаза повеселили, грусть ушла.
-Никите Сергеевичу палец в рот не клади,-  засмеялся актер Кошкин, вспомнив сатирический роман Ильфа и Петрова «Золотой теленок»,- откусит!
   Все дружно захохотали.

                Глава 22
                Битва Дракона с Ланцелотом продолжается.

   Утром следующего дня Золотицкий  пришел на работу радостный, что-то тихо
                -107-
насвистывая.
   Увидев его радостным, Нина заулыбалась:
-Никита Сергеевич, рада, что вы в хорошем настроении!
   Золотицкий вошел в кабинет, сел в мягкое кресло, став просматривать афишу Театра юмора. Через минуту вошла Нина, говоря, что было очень много звонков от зрителей, которые хотят попасть на новый спектакль, но не могут.
-Это почему?- удивленно спросил Золотицкий.
   Нина пожала плечами:
-Не знаю… Говорят, в кассе билетов нет.
-Я сейчас этим займусь.
   Золотицкий вышел из кабинета, постоял немного в коридоре, желая увидеть Сухову, но ее не оказалось рядом. Тогда он пошел на первый этаж, вошел в комнатку, в которой работала кассирша Таня Угрюмова, пожилая тетка с большим мясистым носом. Увидев Золотицкого, она забеспокоилась и быстро стала говорить:
-Ой, Никита Сергеевич, сколько тут ругани было! Зрители хотят купить билеты на новый спектакль, но билетов больше нет! Все билеты уже мной проданы! На неделю вперед все проданы!
   Золотицкий стал проверять компьютер кассирши, наличие билетов на спектакль «Любовь к Дракону», потом успокоил Таню:
-Таня, не нервничай. Билеты проданы, ты не виновата. Продавай билеты тогда на другие даты. На следующую неделю.
-Но на следующую  неделю тоже все продано!
-Хорошо, тогда на следующий месяц. И объявление повесь на кассе: все билеты на этот месяц проданы. Аншлаг.
   Золотцкий вышел из кассы, увидел Сухова на первом этаже.
-Наталья, все билеты на этот месяц уже проданы,- радостно сообщил Золотицкий.- А ты чего тут ходишь?
   Сухова ответила непринужденно:
-Выходила на улицу покурить.
-Бросай курить, Наталья. Я не курю и другим не советую.
   Сухова пошла за Золотицким в его кабинет. Он сел в мягкое кресло, хотел что-то сказать ей, но Сухова его опередила:
-Вижу, у вас хорошее настроение?
   Золотицкий насторожился:
-А что такое? Опять неприятности?
-Они самые… - Сухова вышла из кабинета, подходя к Нине, потом зашла с листком бумаги.- Читайте. Море отрицательных отзывов.
   Золотицкий на миг застыл, потом стал читать отзывы, через минуту отложил бумагу в сторону, брезгливо морщась.
-Ну, чего читать эту гадость, Наталья?- спросил с досадой он. - Понимаю, каждый имеет свое мнение, но я никому не навязываю свое мнение, а…
-А эти ура - холуи его нам навязывают!- перебила Сухова.- Почитайте, что пишут в отзывах на сайте Министерства культуры.
-Ну, пусть, это мне не интересно.
-Но это надо знать,- убежденно сказала Сухова.- Эти квасные патриоты навязывают нам свое мнение! Непатриотичный спектакль, как они пишут. Мы должны быть патриотами, , мы против западной пропаганды!
-Успокойся, Наталья…- Золотицкий взял листок в руки, став читать его вслух.- «Мы пришли на премьеру спектакля «Любовь к Дракону» и обалдели! Это какая-то западная пропаганда! Спектакль весь проник русофобией! Ушли после первого акта! Позор Театру юмора!». Значит, позор нашему театру?.. Позор вам, ура- холуям… Так, читаю дальше…
                -108-
   «Спектакль «Любовь к Дракону» пронизан аллюзиями на политические процессы в стране. Кого подразумевает Театр юмора под образом Дракона?  И  мы не рабы Дракона!». Вот как, значит… Мы не рабы… Как это раньше шутили? Рабы не мы, мы не рабы?..  Увы, совки-сотоварищи, вы рабы, раз пишете такое… Читаю дальше… «Посетили вчера поганый Театр юмора, что за пропаганда Запада?! Русофобия! Нет позитива. Одни насмешки над страной. Тема войны, паранойя какая-то якобы у нас. Позор Театру юмора и его худруку Золотицкому»… - Золотицкий порвал листок бумаги, взволнованно говоря:
-Больше не желаю читать эти гадостные отзывы! Мы все старались! Но пойми, Наталья,
в основном зрителям понравился спектакль! Был аншлаг, аплодисменты! Все билеты раскуплены на месяц вперед!
   Сухова быстро  согласилась:
-Да, Никита Сергеевич… И вы старались, и вся актерская труппа. И наш театр имеет полное право на постановку спектакля, если даже он кого-то не устраивает.
-Если не устраивает некоторых слуг народа и ватников,- добавил Золотицкий.
-Да… Но все может повториться.
-Что же?
-Хулиганская выходка молодежи, например.
   Золотицкий смягчился:
-Ничего, охранники выведут хулиганов, как уже было.
В кабинет вбежала озабоченная Нина с открытым конвертом в руках. Она положила конверт на стол.
-Извините, не хотела вам портить настроение, Никита Сергеевич,- виновато произнесла она.- Но… сами прочитайте.
   Золотицкий открыл конверт, вынул из него лист бумаги. Через минуту он изменился в лице, став хмурым, неулыбчивым. Сухова тоже напряглась, поняв, что случилось что-то очень нехорошее. Но она молчала, ожидая, когда же заговорит  Золотицкий. Золотицкий постучал пальцами по столу, потом повторил свою любимую фразу:
-Стук топора слышен рядом со мной… Вишневые деревья вырубают уже рядом…
   Сухова не выдержала:
-Никита Сергеевич, что случилось?
   Вместо ответа Золотицкий протянул листок бумаги, ничего не говоря. Сухова прочитала и недовольно воскликнула:
-Это же безобразие! Как они могут запретить ставить наш спектакль?! Мы так старались! Был успех…
-Плевали на наш успех, Наталья,- оборвал ее Золотицкий.- Это наш новый куратор Пустышкин старается.
-Пустышка… - Сухова презрительно усмехнулась.- Он был на премьере, говорил с вами.
-Говорил… - Золотицкий прочитал напечатанное на листке бумаги вслух:
  « Уведомляем Театр юмора о запрещении спектакля «Любовь к Дракону» с сегодняшнего дня. Все анонсы о спектакле с афиши, все объявления в Интернете о спектакле удалить немедленно. И все репетиции данного спектакля больше не проводить.
Спектакль вредный для наших зрителей, вносит раскол в обществе, пронизан аллюзиями на политические процессы в стране. Это не тот спектакль, который должен ставиться в Театре юмора. Спектакль очерняет нашу действительность. Впредь просим администрацию  Театра юмора внимательно относиться к репертуару, чтобы все спектакли соответствовали бы профилю театра. Никакого разрешения на постановку спектакля в будущем не будет. Ответим на все возможные вопросы, если они возникнут»
Да, ты видела, кто подписал эту гадость?
-Как же… Наш новый куратор Пустышкин.
     Золотицкий помолчал минуту, потом вспомнил:
-Наталья, помнишь, я говорил, что надо сделать видеосъемку спектакля?
                -109-
-Помню… Все снято, Никита Сергеевич.
-Очень хорошо. Надо выложить видео в сеть!- решительно сказал Золотицкий.
-Как? После  запрещения спектакля?
-Выложить в сеть немедленно! При этом необязательно указывать, кто же именно съемку спектакля выложил. Некий пользователь Интернета и заядлый театрал.
-Заядлый театрал… Ну, вы очень находчивый,- похвалила худрука Сухова.
   А Золотицкий задумчиво произнес:
-Наши Драконы против спектакля… Битва Дракона с Ланцелотом продолжается.
-Под Ланцелотом вы подразумеваете себя, Никита Сергеевич?
   Золотицкий милостиво улыбнулся.
-И когда же битва Дракона с Ланцелотом закончится, Никита Сергеевич? И как закончится? Как в пьесе?
   Золотицкий помолчал немного, потом уклончиво ответил:
-Время покажет…

                Глава 23
                Выговор и увольнение.

    Ночь  Золотицкий провел спокойно, спал мертвецким сном, никаких снов не видел. Проснувшись, он потянулся, зевнул, говоря сам себе:
-Интересно, какие гадости приготовили сегодня мне эти пустышкины, аристарховы и им подобные? Драконы хотят сожрать Ланцелота! Фу, даже не хочу спешить на работу, как ни странно…
   Он явился в театр в одиннадцать часов утра.
-Ой, Никита Сергеевич, что случилось?- удивленно спросила Нина.
   Золотицкий ничего не ответил, махнув рукой.
-Никита Сергеевич, не хочу вас расстраивать с утра…- начала Нина, показывая ему полученный факс. - Читайте, вам объявили новый выговор.
   Золотицкий хмыкнул, прочитал, потом прошел в свой кабинет, сел в мягкое кресло.
-Да, выговор… Третий по счету…- пробормотал он.- Нина, знаешь, я догадывался, что сегодня будет новая гадость… Третий выговор, значит, потом мое увольнение.
   Нина забеспокоилась:
-Что вы такое говорите, Никита Сергеевич? За что увольнение?
-По закону после третьего выговора последует увольнение сотрудника.
-Да, но можно оспорить все эти выговоры и увольнение в суде,- то ли вопросительно, то ли утвердительно произнесла Нина.
   Вошедшая в кабинет Сухова услышала обрывки фраз, спрашивая:
-Кого тут увольняют?
-Мне объявили третий выговор, значит, потом последует мое увольнение!- пояснил Золотицкий.
   Неприятная новость согнала улыбку с лица Суховой.
-Третий выговор… За что, Никита Сергеевич?- не поняла Сухова.
-Наверное, за постановку спектакля «Любовь к Дракону»,- предположил Золотицкий.
-За постановку спектакля дают выговор? Без всякого объяснения?
-Никакого объяснения не будет!
-Почему не будет?- С этими словами в кабинет вошел Николай Пустышкин, уселся в кресле напротив Золотицкого и заносчиво улыбнулся.
   Золотицкий неприязненно посмотрел на него, а Сухова тревожно спросила вошедшего чиновника:
-И что вы хотите сказать нам? И за что объявили выговор нашему худруку?
   Пустышкин высокомерно - презрительным тоном произнес:
                -110-
-После постановки поганого и бездарного спектакля «Любовь к Дракону» решено вынести вашему так называемому гениальному режиссеру Золотицкому выговор! Театр юмора должен ставить комедии, а не всякую чушь! Золотицкий забыл, что он возглавляет Театр юмора, а не фарса или трагикомедии! Золотицкий решил, что он тут царь и бог, что он может ставить на сцене какие-то поганые пародии на нашу жизнь! Не надо очернять нашу действительность! И ранее Золотицкий ставил комедии «Ревизор» и «Горе от ума» в современных костюмах, тем самым желая намекать на наших современных чиновников, что совершенно недопустимо! Хочу напомнить, что ваш гениальный режиссер был осужден, сидел под домашним арестом! Нам не нужно очернять нашу прекрасную  действи-тельность! Нам нужен позитив, которого мы не видим в Театре юмора! Уволенный Золотицким  режиссер Антон Пузиков хотел ставить мюзиклы в театре, очень старался, но ваш так называемый гениальный Золотицкий его уволил. Но теперь будет все по иному!- С этими словами Пустышкин швырнул на стол трудовую книжку.- Теперь, господин Золотицкий уволен, трудовую книжку мы возвращаем вам. После третьего выговора сотрудника можно сразу уволить. Вы свободны,  господин Золотицкий,  а ваше место займет господин  Пузиков! Пузиков бесконфликтный, старательный. Он хотел ставить мюзиклы, чтобы зрители смеялись. Он хотел побольше позитива, юмора, но господин Золотицкий его уволил, как считаю, совершенно незаконно! Поэтому сейчас Пузиков восстановлен в должности, но теперь он по приказу не просто режиссер Театра юмора, а режиссер и художественный руководитель Театра юмора!
   Ни один мускул не дрогнул на лице Золотицкого. Он предполагал подобный финал своей театральной карьеры. Последние дни Золотицкий думал только о премьере спектакля «Любовь к Дракону», желая поставить  спектакль побыстрее. А потом…
он желал перенестись в прошлое, очутиться в Московском Художественном театре и работать вместе с известным режиссером Станиславским. Еще раньше Золотицкий получил ответ от памятника на Театральной площади, что если он желает постоянно находиться в прошлом, нужно просто не выходить из театра на улицу, нужно любым способом остаться в театре на ночь, переждать одну ночь там, а потом… потом он получит уникальную возможность остаться в прошлом навсегда! Тогда Золотицкий подивился тому, что все гениально просто и лучше даже придумать невозможно!
   Опешившая Сухова стояла молча минуты три, потом воскликнула с отвращением:
-Ну и мерзкий вы, проходимец Пустышкин! Какие гадости тут наговорили!
   Пустышкин нахмурился:
-Не имеете права меня оскорблять! Я при исполнении! - Он нагло развалился в кресле, потом позвал Пузикова, который стоял в коридоре.
   Пузиков, покрасневший от волнения, смущенный, тихо поздоровался со всеми.
-Итак, Антон Пузиков, вы теперь тут художественный руководитель Театра юмора!- медленно и внушительно произнес Пустышкин.- Вы утверждены на эту должность Министерством культуры, с чем вас и поздравляю! Займите свое место, господин Пузиков, а уволенного Золотицкого попрошу освободить помещение!
   Сухова пронзительно закричала:
-Да что такое творится! Пузиков, будешь ставить свою пошлятину?
-Извините… Я тут ни при чем… - пролепетал Пузиков, глядя в сторону.
   Золотицкий встал, забирая трудовую книжку.
-Ладно, Наталья, не надо ругаться…- С этими словами он вышел в коридор.
   Нина, услышав разговор, подбежала к нему, сочувственно спрашивая:
-Никита Сергеевич, как же так? Вы молчите…
-Молчу,- коротко ответил  Золотицкий.- Я предполагал такой финал. Стук топора
 слышен рядом со мной…
   Сухова вышла в коридор вслед за Золотицким.
-Никита Сергеевич, вы должны обратиться в суд!- посоветовала она.
                -111-
-Не поможет… Не буду…- пробормотал Золотицкий.
-Тогда… Тогда я скажу всей актерской труппе! Я все скажу!- выкрикнула Сухова.- Пока не уходите!
   Она побежала вниз, к актерским уборным. Через минуты пять вся актерская труппа появилась перед кабинетом Золотицкого.
   Удивленные актеры стали наперебой спрашивают Золотицкого:
-Что случилось?
-Почему вас уволили, Никита Сергеевич?
-Что за безобразие?
-И эта пустышка тут командует?
   А актер Кошкин недовольно воскликнул:
-Мы не будем работать вместе с Пузиковым!
   Он забежал в кабинет худрука, повторяя свои слова там. За Кошкиным пошли все актеры, громко восклицая:
-Мы не будем работать с Пузиковым! Верните нашего режиссера Золотицкого!
   В ответ на их выкрики надменный Пустышкин спокойно ответил:
-Увольняйтесь, если не хотите работать! Мы наймем новых! Нам нужны спокойные, бесконфликтные сотрудники!
   Золотицкий махнул рукой и вышел из театра на улицу. Он думал только о встрече со Станиславским. Погуляв по Москве часа два, потом посидев в кафе еще час, он пошел к себе домой. А вечером Золотицкий появился на Театральной площади. Дождавшись десяти часов вечере, он чудесным образом переместился в прошлое.
   В театре шел его любимый спектакль «Вишневый сад». Он нашел место в зрительном зале в самом заднем ряду, просидел до самого конца спектакля. Когда спектакль закончился и зрители стали расходиться, Золотицкий тоже встал, выходя из зала. Немного постояв в фойе, он решил спрятаться за кулисами. Несколько рабочих сцены носили мимо него какие-то коробки с реквизитом. Золотицкий поднял одну коробку с пола, пошел за рабочими, прикрывая коробкой лицо. Оказавшись за кулисами, он бросил коробку, вбежал в первую попавшуюся комнату, прикрыл дверь. Комната вся была заставлена старой мебелью, возле окна стоял продавленный диван. Золотицкий крепко закрыл дверь, потом переставил один шкаф поближе к двери, чтобы не увидели его, если кто-то войдет. После этого он улегся на диван и закрыл глаза. Золотицкий проспал на диване всю ночь.
Он встал рано, радуясь первой улыбке утреннего солнца.  Вошедший поутру рабочий сцены в косоворотке  застыл с немым вопросом: а кто вы такой, что здесь делаете? Поэтому Золотицкий решил сам ответить, чтобы успокоить рабочего:
-Я тут жду Константина Сергеевича. Вчера долго работали,.. Устал…
   Рабочий ничего не сказал, пожал плечами и вышел.
   Золотицкий был несказанно рад, что  остался в театре. Раз он остался тут, значит…, значит, останется и завтра, и послезавтра. Теперь будет все иначе, чем раньше.
-Все- таки чудеса случаются…- пробормотал Золотицкий, потом радостно воскликнул:
-Ура! Спасибо Богу, что услышал мои мольбы!
   Теперь он будет каждый день работать вместе со Станиславским. Теперь он не  окажется снова  в его нынешней удручающей реальности. Теперь он будет жить и работать в том времени, которое ближе ему по духу! Призрачная мечта его сбылась!
Каждый человек, как считал наш герой, создан для своего времени, и время, которое благоприятно именно для него, было то прошлое, в котором он остался. Золотицкий подпрыгнул, хлопая в ладоши. Он будет жить и творить в любимом времени, с любимым известным режиссером Станиславским! Возможно, он увидит и Чехова, и многих других известных людей! И он будет ставить вместе со Станиславским спектакль «Вишневый сад»! И стук топора по вишневому салу не будет слышен в его жизни! Его вишневый сад
не будут вырубать всякие подонки и ура-холуи! И он будет возделывать свой сад, который
                -112-

вряд ли вырубят!

   Москва - Подмосковье,
2021- 2023 гг.