- Рыжая, просыпайся, соня! – Стоя на верхней ступеньке стремянки, Поля энергично трясла младшую сестрёнку за плечо. – Вот ты дрыхнуть горазда!
Неожиданно выскользнув из объятий сладкого детского сна, Валя резко открыла заспанные глаза: в сумерках перед ней маячил тёмный абрис Полиной головы.
- Встаю, встаю! – Отмахнулась Валя.
Нежиться по утрам в постели крестьянские дети не имели возможности и привычки, с раннего детства у всех членов семьи появлялись обязанности, которые только увеличивались по степени взросления маленького человечка.
Нежно поцеловав любимую куколку, Валя, позёвывая, спустилась с тёплой уютной лежанки. Изба за ночь остыла - февральские ночи трещали крепкими морозами. Стёклышки небольших окон под утро снова оказались расписаными высокохудожественными узорами, бриллиантово-искрящимися в колышущемся свете керосиновой лампы. Поёживаясь от прохлады, Валя накинула на плечи мамин старенький шерстяной платок. В гарнушке девочку услужливо поджидали прогретые теплом печи валеночки, заботливо сваленные дедушкой Артюшкой для внучки. Валя засунула свои крошечные ступни в тёплые войлочные норки.
В углу, рядом с входной, завешанной старым одеялом, дверью, послышались странные шорохи, и звук журчащей струи. На охапке соломы, привязанный верёвкой к вбитому в стену металлическому кольцу, на ещё слабеньких, расползающихся в разные стороны тонких ножках, стоял рыжий, не сказать – золотой, телёночек и шумно мочился на пол.
- Ой, телёночек! – Умилённо воскликнула Валя. – Какой хорошенький! Это сегодня ночью Зорька отелилась?
- А то когда ж? Ты не слышала даже, как мама с папой всю ночь суетились. – Ехидно заметила Поля. - Зорька долго растелиться не могла. Отец среди ночи бегал в Николо-Варваринку за дядей Никанором – колхозным ветеринаром. Он помог Зорьке, а то уж думали, что забивать корову придётся.
Осторожно, чтобы не наступить валенком в пропитанную мочой солому, Валя приблизилась к телёнку и ласково погладила его по лобастой плюшевой голове. Дрожа всем телом и прядая горизонтально растопыренными ушами, телёночек бесссмысленно посмотрел на девочку маслянисто-черными крупными глазами. Надо думать, он ещё вообще ничего не понимал. Что такое? Откуда он вдруг взялся? Вот его не было, не было и вдруг он есть? Здравствуйте-пожалуйста! Против его воли, не спросив желания, он появился сегодня на свет. Для чего?
- Бычок. – С умным видом заключила Поля.
Бычок. – Знамо дело, для чего. У тёлочки есть шанс прожить долгую жизнь, давая людям молоко. У бычка только один путь – на бойню под нож.
Крестьянские дети имели представление, чем заканчивается недолгий период выращивания домашнего животного, будь то овца, поросёнок или телок. Так и этого новорожденного телёнка хозяева будут холить и лелеять, хорошо кормить, поить, если потребуется – лечить, пасти на свежей сочной молодой травке, своевременно вычищать хлев. Они будут жалеть скотинку, любить, дадут кличку и даже искренне привяжутся к ней. Но наступит срок, и в один из зимних морозных дней, накинув на шею подросшего, полного жизни бычка накинут крепкую пеньковую верёвку и поведут за сарай на задний двор или на гумно на убой. Постелив на белоснежный, выпавший накануне, свежий снежок охапку соломы, отец с помощью соседских мужиков завалит бычка на бок и начнётся ужасное действо. Бык, почуяв неладное, истошно заревет, попытается вскочить на стреноженные ноги, но оглушённый тяжёлым ударом дубины по голове промеж рогов, подзатихнет и будет лишь утробно сипеть, дико вращая выпученными, обезумевшими от страха глазами.
Малых детей обычно не подпускали к бойне, но Валя однажды вынося прокисшие щи в компостную кучу, невольно стала свидетельницей заклания бычка: отец вживую тесаком рассекал Борьке горло. Она видела, как из рассечённой артерии фонтаном хлынула кровь, окропив солому и снег алыми брызгами, как в мучительных конвульсиях бился обречённый бычок. От этой страшной картины у Вали потемнело в глазах и её тут же вырвало. Домой прибежала она громко рыдая и мама Сима, пытаясь утешить девочку, крепко прижала её к своей мягкой груди.
- Жалко Борьку! – Растирая слёзы по побледневшему лицу, причитала Валя. - Как можно? – Вопрошала она.
- Валюшенька, так Господь обустроил. Не нам решать, как можно и как нельзя. – успокаивала и вразумляла дочку умудрённая жизнью мама. – Ты же любишь есть щи с мясом, жареную печёнку?
- Люблю. – Всхлипывая, призналась девочка.
- Ну, а как, не зарезав животное, мы можем получить мясо? Мы с отцом много работаем, нам мясо нужно для того, чтобы нас не оставляли силы. А вам с Полей оно нужно для роста. Понимаешь? – Заглядывая в глаза дочери, говорила мама. – Всякой твари на Земле своё предназначение, у каждого свой конец и он почти всегда страшный и болезненный. И люди – не исключение.
- И мы тоже умрём? – У Вали от страха округлились глаза.
- И мы умрём, придёт и нам срок. Но это будет ещё не скоро. Живи спокойно, дочка, и не о чём не дума.
Вечером того же дня Валя вместе со всеми сидя за столом, за обе щеки с аппетитом уплетала нежную, ароматную, чуть сладковатую жареную печёнку, испытывая эйфорию от плотского удовольствия. Жалость к закланному Борьке слабеющим отголоском звучала в её чистой душе.
- Как назовём телёночка? – Спросила Валя старшую сестру, поправляя солому под копытами животинки. – Может Борькой?
- Ну, нет! – Лучше Игнашкой. – Тоном, не допускающим возражений, озвучила Поля своё мнение.
Девчонки прыснули со смеха. Игнашкой звали соседского пацана, такого же рыжего, глупого и неуклюжего, по мнению сестёр.
- Ну, всё, некогда мне тут с тобой антимонии разводить. – Поля где-то подцепила словечко и при каждом удобном случае охотно пользовалась им. И, в общем-то, всем было понятно, что оно означает.
В окошко легонько стукнули снежком.
- Вон уже Пашка меня ждёт, в школу опоздаю из за тебя.
- Почему из-за меня? – Удивилась Валя.
- А из-за кого же? – Поля как обычно перевела стрелки на младшую сестру. Кто-то должен быть виноват? – Так, на шестке в чугунке пшённая каша, на столе – печёная тыква. Большая уже, сама разберёшься. Позавтракай, заправь мою постель и не забудь кур покормить. – Распоряжалась сестра. – Да и топай в школу.
-Перед выходом из хаты, Поля заглянула в висящее рядом с низкой притолокой квадратное помутневшее зеркальце. Прежде чем накинуть на голову шерстяной козий платок, она кокетливым движением руки поправила выбившийся надо лбом завиток - «завлекалочку» и сама себе «построила глазки». На ходу застёгивая драповое на ватине (как у взрослых) пальто, купленное отцом на Бобровском рынке на деньги от продажи выращенных на своём гумне арбузов, Поля отправилась в школу. От Малой Пчелиновки, переименованной советской властью в Коммунар, где и жили Поля и Валя с родителями, до Ясенок Полине с друзьями предстояло топать семь вёрст. Только там на всю округу работала одна семилетняя школа. В паре километров от Коммунара на центральной усадьбе колхоза имени Молотова в селе Николо-Варваринка на базе церковно-приходской школы после Октябрьской революции местные власти организовали для крестьянских детишек начальную школу. В ней-то сейчас в первом классе училась Валя. Но по окончании третьего класса ей так же предстояло учиться «за тридевять земель». Напихав в карманы сухари для перекуса, в рваной одежонке, старых отцовских сапогах, растоптанных латанных-перелатанных валенках по грунтовой дороге зимой в метель, пургу, через сугробы и заносы, весной и осенью - по раскисшему чернозёму в дождь, в грозу ли по полтора часа в один конец, дети необразованных колхозников сплочённой гурьбой шли напролом за знаниями. И никто при этом не ныл, не жаловался на трудности. С шутками и песнями, шаля и балуясь, дети стремились к своей мечте. У каждого она была своя.
И у Вали она была – самая настоящая! Она мечтала стать образованной (ученье – свет, а не ученье – тьма, часто говорила мама Сима) и красивой, как тётя Клава.
Ну, а пока у неё оставалось немного времени до школы, чтобы успеть переделать все утренние дела. Она быстренько заправила за Полей кровать и метнулась в птичник покормить птицу. На улице чуть светало. Валю охватило студёным воздухом, она плотнее запахнула старую мамину рабочую телогрейку. Уже понемногу светало. Лишь только маленькая хозяюшка вошла в проём двери курятника, с недовольным кудахтаньем куры тот час посыпались с насеста и тесным кольцом обступили её ножки. В деревянный с невысокими бортиками короб Валя щедро насыпала принесённого из сенец зерна. Расталкивая друг друга, куры с жадностью набросились на корм. При этом пестрый петух, с алым мясистым гребнем на голове, вёл себя как истинный джентльмен. Стоя в сторонке, вожак терпеливо ожидал, когда его гарем насытится.
Валя сунула руку в гнездо и с радостью нащупала в нём пару яиц. В другом гнезде оказалось ещё одно. Зимой куры неслись плохо, в день по одному яичку. А сегодня аж три! Вале очень захотелось съесть свежее яйцо: «Одно выпью с солюшкой и хлебушком – никто и не узнает». И тут же она устыдилась своих мыслей: «Так не по честному! Теперь Зорька отелилась, скоро у нас на столе и творожок, и сметанка, и молочко появятся. Тогда и кашу с маслицем поедим». – Предвкушала удовольствие девочка.
П
Позавтракав пшённой кашей на постном масле и кусочком печёной тыквы, девочка ладонью смела со стола крошки и отправила их в рот. Нет, семья не голодала. Просто было принято очень бережно относиться к продуктам. Такое же бережное, экономное отношение выработалось и к колодезной воде. И не потому, что в колодце было мало воды. Вкусной, прохладной, ключевой её было достаточно. Проблема в том, что колодец находился под горкой, а дом, в котором проживало семейство Пешковых, стоял на взгорочке довольно таки крутом. Село из семи десятков домиков (в прошлом Малая Пчелиновка, а в настоящем – Коммунар) очень уютно и живописно расположилось у основания высокого берега реки. За двумя рядами хаток, за огородами змеилась река, на другом берегу которой произрастал уходящий за горизонт густой смешанный лес. Торцы села в восточной и северной части упирались в крутые холмы. Коммунар, в буквальном смысле этого слова, был зажат природными, топографическими и географическими обстоятельствами. Поэтому жители села, решившиеся построиться, вынуждены были поднимать свои хаты всё выше и выше по склону холма. Изба молодожёнов Пешковых нашла себе место лишь на самой его вершине, она оказалась предпоследней на улице. От хозяйского дома огород ковром стелился вниз до самого леса, там внизу только и смогли найти грунтовую воду. Вот так и получилось: к колодцу приходилось спускаться под горку, а воду для скотины (а её было немало: корова, бычок, овцы, куры) и бытовых нужд ведрами на своих плечах каждыми божьими днями таскать и таскать в гору. Подрастающие девочки уже помогали родителям: Поля приносила из колодца по три четверти ведра за раз, а Валя – половину ведра. Девочки с раннего детства научились очень бережно относиться и к колодезной воде.
-