Глава седьмая.
Без вины виноватые.
Переселенцы.
…В худых заплатанных бушлатах,
В сугробах, на краю страны –
Здесь было мало виноватых,
Здесь больше было – без вины…
А. Жигулин. «Вина»
Все похождения дяди Ермолая, Александр Афанасьевич знал, в основном из рассказов его жены Елены Владимировны, те о которых она знала. На станции Жарковской, хотя они и жили в разных квартирах, но с ней и её детьми были одной семьёй. Афанасий Пантелеевич, Наталья Фёдоровна, а так же и Елена Владимировна, никогда ребятишек не делили. Всё, что было на столе и что на себе, было общее. Младшие дети, из – за малого достатка, донашивали одежонку за старшими. Верховодил в их компании, конечно, старший Иван. В посёлке из сверстников, их никто не задирал, все знали, что эти ребята дружные и постоять за себя умеют. Кроме того они первыми никогда в скандалы и драки не ввязывались. С ранних лет умели трудиться.
Акима Федотовича считали за близкого родственника, за родного дядю, и всегда старались ему помогать в делах, были его «левой рукой», которую он потерял в Китае.
Переселение в село Орловку. Александр Афанасьевич, тогда просто Сашка, помнил хорошо, ему шел девятый год. Почему произошло это переселение, ребятишки не знали, да и взрослые не догадывались. Напуганные за годы гражданской войны частой сменой власти, распоряжение новой, они приняли, как должное. Приказали, значит так нужно. Наглядный пример неисполнения воли чекистов был рядом, те, кто упорствовал, сопротивлялся, оказывался за колючей проволокой, вновь образовавшегося лагеря. А особо яростные противники новой власти, были вскоре выявлены, и вместе с пленными офицерами, расстреляны, за болотом в овраге.
Сейчас, сидя на берегу Чиндата, он вспоминал те времена, когда впервые попал в это село. Чужие дома, срубленные из толстенных брёвен, сделанные на века, встретили их неприветливо, глухим траурным молчанием, словно скорбели по своим ушедшим хозяевам. Привыкшие к тому, что их домишки, на станции, постоянно, и днём и ночью, сотрясались от стука колёс, проходящих мимо поездов, привыкшие к громким паровозным гудкам и свисту выпускаемых паров, в этой тишине, новым хозяевам, сначала, было неуютно, а ребятишкам страшно.
Но были и хорошие стороны в этом переселении. Рядом в широком овраге раскинул свои тёмные вода пруд, отделяющий их хутор от основного поселения села Орловки. У берега напротив домов стояли, вытащенные на берег, брошенные староверами, лодки. Как выяснилось позже, в пруд из речки, с которой он соединялся, заходили щуки и налимы. Радостным, для ребят было и то, что хутор с одной стороны окружали просторные поля засеянные рожью, а с другой начиналась и уходила в нескончаемую даль тайга. Что они видели на станции? Мелькающие постоянно перед глазами вагоны, да едкий дым из паровозных труб. А здесь простор и для тела и для души.
Уходя, впопыхах, староверы побросали мелкую животину, домашнюю птицу, поросят, которую местные жители не успели растащить, скорее не смогли, так как председатель сельского Совета Занин, после исчезновения хозяев, поставил в хутор охрану. Осталась в поле и не убранная рожь. Но самое удивительное, углубившись по тропинке в лес, с километр, ребята обнаружили большую пасеку и при ней, такой же массивный дом, как на хуторе.
Им достались три дома в центре хутора, так распорядился председатель сельсовета Михаил Игнатьевич. Дом Акима Федотовича посредине, слева дом Афанасия Пантелеевича, справа Елены Владимировны. Внутренние заборы, разделяющие усадьбы, были убраны, получился обширный общий двор.
- Вот, что граждане переселенцы, - распорядился председатель, - соберите всю живность в одном дворе, жить здесь вы будете не одни, скоро вам подселим соседей. Миронов, раз секретарь округа тебя назначил старостой, отвечаешь за всё ты. Живность поделишь на все двенадцать дворов поровну. Рожь неубранную уберёте все вместе, серпы я вам выделю, да они видимо и здесь есть, посмотрите под застрехами. Раз вы казаки, молотит, пахать и сеять умеете. Овины для просушки снопов есть, цепа для обмолота сами сделаете, не велика задача. Постараемся подобрать вам в соседи крестьян, тех, что работать умеют. Пасека тоже остаётся за вами. С голоду не помрёте, хлебом я вас обеспечить не могу, ну а картошка вон в огороде не выкопанная стоит. Овощи тоже, староверы не все обобрали, на первое время хватит, а там обмолотите рожь – будет и хлеб.
Только вы не подумайте, что все эти богатства мы вам задаром отдаём, разворачивайтесь, постепенно приумножайте скот, птицу. Пашню увеличивайте, корчуйте лес. Продразвёрстку будете выполнять сполна; и зерновую, и мясную, и молочную, и яичную, и медовую. В общем семьдесят процентов продуктов будете продавать, по государственным ценам, государству, остальное ваше.
- А где же мы молока возьмём? Коров – то у нас нет.
- А вот это дело не моё. Складывайтесь, покупайте коров, телят. У местных в долг берите, потом отработаете у них на покосах, на уборке картофеля. На мёд можете обменять, либо продать, тот, что от продразвёрстки останется. За изъятую продукцию деньги получите, не велики, но вам хватит. Охотиться я вам, пока, не разрешаю, оружие держать при себе вам не дозволено, кто знает, что у вас на уме, казаки люди не надёжные. Лошадей я вам обещал, выделю, из тех на которых раньше на станцию дрова возили, они вам известны. Вот завтра и поедем в посёлок, подберёте себе трёх коней, на три двора.
- Гражданин председатель, а можно вам задать вопрос? – долго не решался и, наконец, осмелился спросить Миронов.
- Валяй, - кивнул головой Занин.
- Во первых - нам не понятно, за что нас выперли с железной дороги, и, уж совсем странно, оказали такую честь: вот тебе дом, вот хозяйство – живи, но бес хлеба. Что так?
- Ладно, отвечаю по порядку: железная дорога, стратегический объект, необходимый нашей молодой стране, для её развития. И теперь это военный объект, который будет охраняться солдатами. Они будут охранять мосты, станции, сопровождать грузовые составы. Так, что казачки, вам там места нет. А сюда вас определили для общей пользы, не пропадать же добру. Сибири нужны работящие люди. А то, что я вам хлеба не обещал, так это для вашей же пользы, чтобы он появился - работать лучше надо, вот уже на этой неделе к жатве можно приступать. А, уж, если совсем приспичило, пойдите в деревню, попросите взаймы, за одно и с людьми познакомитесь. Всё понятно.
- Да.
- Ну, тогда к делу. А называть меня не обязательно «гражданин», здесь не лагерь и не тюрьма, звать меня Михаил Игнатьевич, - Занин был человек не злой, покладистый, но время было такое.
***
А в посёлке Жарковском укреплялась новая власть. В лагере появился свой начальствующий состав. Начальником лагеря был назначен Левашов Александр Ефимович, бывший полковник царской армии, принимавший участие в боевых действиях в Европе, в Первую Мировую войну, там же, одним из первых, перешедший на сторону большевиков.
Получив наставление от председателя окружной Черезвычайной Комиссии, о том, что лишние рты в лагерях кормить не на что и не чем, он сразу же приступил к расформированию заключённых.
В лагере среди пленных белогвардейцев произвели тщательный отбор. Были выявлены офицеры и особо неблагонадёжные белогвардейцы. Рано утром, в один из осенних пасмурных дней, из лагерных ворот под усиленной охраной солдат, вывели две колонны заключённых. Первая состояла из угрюмых, оборванных белогвардейцев, держащих руки, сложенные в замок, за спиной. Заключённые второй, одетые в те шинели, в которых они попали в плен, несли на плечах штыковые лопаты. Путь их был не долог. Обогнув колючую проволоку лагерного забора, они двинулись к болоту, раскинувшемуся до пригорка, возвышающегося в двух километрах от лагеря. Обойдя болото и поднявшись на пригорок, первая колонна, замерла на краю глубокого оврага.
- Ну, вот и всё! – выдохнули они.
И это действительно, для них, было всё. Солдаты конвоя, сопровождая заключённых, обычно были вооружены винтовками, сегодня же, кроме того, четверо красноармейцев несли два разобранных пулемёта. Белогвардейцы первой колонны поняли всё, и без лишних понуканий и окриков, выстроились на краю оврага. Солдаты не спеша соединили стволы пулемётов со станинами, и заправили ленту с патронами.
- Огонь! – прозвучала короткая команда.
Засверкали вспышками стволы пулемётов, первая колонна, постепенно редея, перевалилась в овраг.
- Приступай! – прозвучала короткая команда.
Заключённые второй колонны засуетились, и опасливо оглядываясь на солдат, начали нервно закидывать землёй своих недавних однополчан.
Через два дня, остальные пленные были распущены по домам. Лагерь начал заполняться настоящими сидельцами: ворами, душегубами, разбойниками и прочей дрянью. Но один корпус у лагерного начальства был на особом счету – в нём находились политические заключённые, эсеры, меньшевики и казаки, возвращающиеся домой после восстания, к которым мера степени их наказания пока ещё определена не была.
***
В кабинете начальника лагеря дым стоял коромыслом, блюстители порядка собрались, чтобы обговорить последние приготовления к поимке злейшего врага Советской власти Ермолая «Лютого», по фамилии толи Платонов, толи Барышев, теперь уже почти все склонялись к тому, что это был Барышев Ермолай Пантелеевич.
- Змей подколодный, сволочь, - озлобленно выкрикивал чекист Шевцов, - если бы не его расправа над красноармейцами в Соль – Илецке, всё бы сложилось по-другому. Не было бы такого дикого сопротивления со стороны казаков и такого ожесточения в этой схватке. Он всем пример показал. Возможно, всё бы закончилось взятием города Уральска и сдачей казаков в плен.
- Ну ты не совсем прав Андрей Ильич, - возразил, более уравновешенный, чекист Воронов, - во-первых - казаки в плен, ни за чтобы не сдались, им же предлагали в конце девятнадцатого года, так они предпочли лучше погибнуть в южных песках, либо в Сибирских снегах, чем сдаться. Во вторых надо учесть и незаконную выходку комиссара Худакова, зачем он начал расстрел и грабежи мирного населения, его на эти действия никто не уполномочивал, ведь казаки городка и окрестных станиц соблюдали нейтралитет. Я конечно действия этого Ермолая не оправдываю, не зачем было так свирепствовать, но и ненависть Худакова мне чужда.
- Вот, вот, правильно, что не оправдываешь, - снова взвился Шевцов, - а то я уж подумал обратное. Как бы там ни было, поймаем этого гада, я сам лично у него со спины ремни вырезать буду.
- Ну, ты уж совсем Шевцов, остынь, не пори горячку, - попытался урезонить его Воронов, - сначала нужно дело довести до конца, а там видно будет. Этого есаула будем судить показательным судом, естественно, приговорим к высшей мере наказания, но так, чтобы многие видели и зарубили себе на носу, что новая власть никому не позволит обойти революционные законы.
«Сцепились, - думал, в это время, начальник лагеря Левашов. Он, бывший полковник царской армии, дворянин, презирал и чекистов, а так же и казаков, но инстинкт самосохранения вовремя подсказал ему, куда нужно притулиться, - рано выдохлись казачишки, надо было перерезать этих краснопузых, и хлопот никаких бы не было. А казаки, они что, хотя и гордые, но всю жизнь были царскими войсковыми холопами, кормились с его руки»
- Давайте приступим к делу, наконец, - вслух произнёс он.
- Да пора, - согласился Воронов, - что мы имеем на сегодня? Ты, Александр Ефимович, прежде, чем распустить пленных, должен был подобрать переселенцев на Орловский хутор.
- Да, конечно подобрал, несколько человек оказались из одной станицы из Томской губернии, сибиряки. Я их включил в похоронную группу расстрелянных, так они после этого, все с радостью согласились перевести свои семьи в Орловку, выбор получился удачный, все из казаков, работу на земле знают хорошо.
- Я их всех отправил под конвоем на их родину, - перенял инициативу Шевцов, - мало ли, что, вдруг по дороге раздумают, так вот, солдаты их поторопят. Все они имеют лошадей и крестьянский инвентарь, дал им сроку две недели. На хуторе побывал, там эти «железнодорожники» крепко взялись за дело, порядок навели во дворах. Я бы их, сволочей, всех вместе с этим Ермошкой к стенке поставил. Чёрт с ними пусть пока живут, а там видно будет.
«Да, - думал Левашов про Шевцова, - вот гнида, кто его до власти допустил, таких ещё несколько человек в чекисты, и они всех в округе перестреляют, сначала виноватых, а затем и не виновных положат»
- Тут вот ещё, что, – вспомнил он, - вчера по этапу привели новую группу арестантов. Так вот, один из них, казак Краснов Федор Кондратьевич, из банды этого есаула, вместе с ним пробивался в Сибирь с Урала. Его недалеко от Новониколаевска взяли. Сознался, что год скитался вместе с Ермолаем, а расстались недавно. Будто бы пробивается есаул в наши края, говорил, что брата ищет.
- Всё правильно, - подхватил Шевцов, - верно, мы просчитали, значить Афанасий Барышев его брат. А кто же тогда госпожа Чеплицкая? Надо будет выяснить это обязательно. Я всё – таки думаю, что она жена Ермошки.
«Афанасий Барышев!? – лихорадочно заработал мозг Левашова. - Неужели это тот сотник? Как он то, здесь оказался? Он же с Донского уезда. Действительно, говорят – земля круглая. Я перед ним, как бы должник, если это действительно он. В сентябре четырнадцатого года, в Галицинской битве, он мне и солдатам моего полка, жизни спас. А здесь, оказывается, враг этой власти, а значить теперь и мне»
- А что ж этот Федор Кондратьевич такой болтун оказался? – прервал его мысли Воронов.
- Ну, мы его прижали, как следует, - пояснил бывший полковник, - след за ним тянется из бывшей Ермолаевой шайки. Я его к душегубам подсадил, а они за папиросы, постарались развязать язык «путешественнику»
- В общем, ждать осталось не долго, - подвёл итог совещанию Воронов, - наш долгожданный гость, вот – вот, должен появиться в наших краях. Да, Александр Ефимович, а вы подобрали, среди переселенцев человека, который будет с нами сотрудничать, сообщать все новости с хутора, и в нужный момент доложит о появлении этого есаула?
- Да, подобрал, вот этот – то Краснов Федор Кондратьевич и согласился исполнять обязанности соглядатая. Кто, как не он, хорошо знает все повадки есаула. У него семья тоже в Томском уезде проживает.
- Ну, это ты зря так сделал, - сразу же возразил Шевцов, - согласиться - то он, согласился, пока ты его бандитами запугал, а выйдет и забудет всё, кто ему дороже мы, враги его, или командир, с которым он последним куском делился больше полутора годов.
- Ничего, будет сотрудничать с нами, как миленький Я ему объяснил, что уже за одно то, что он член банды, его сегодня должны были расстрелять. А, кроме того, у него большая семья, и в случае невыполнения наших требований, вся она пойдёт на корм червям. – Как, оказалось, полковник лицемерил, когда возмущался кровожадностью Шевцова, в его сознании тоже проснулся палач, некоторое время дремавший там. И видимо тот, кто назначал его начальником лагеря, прекрасно прочувствовал настоящую натуру Левашова.
«Да, подобралась компания, - подумал Воронов, имея, ввиду, и себя, - один другого чище. Что с нами дальше будет? Где честь, где совесть? Готовы детей в землю загнать. Лишь бы цели своей добиться. Довела нас до ручки война, жизнь человеческая гроша ломанного не стоит»
***
А на хуторе, в Орловке работа кипела полным ходом. Прибыли подводы с переселенцами из Томского уезда. Аким Федотович занимался расселением людей, делил между ними, оставшуюся от староверов, мелкую живность, правда, брали её не все, так как привезли с собой свою. А вскоре пригнали и крупный скот: коров, бычков, овец. Как оказалось, переселенцы объединились ещё в Томском уезде, и организовали общий гурт, который и был пригнан собственным ходом, через три недели. Так, что и молочную продразвёрстку теперь есть с чего взымать. Все вновь прибывшие имели лошадей, какой казак без лошади, проживали они на одном казачьем хуторе, и между призывами к исполнению своих воинских обязанностей, занимались земледелием.
Пустым оставался дом, который находился рядом с усадьбой Афанасия Пантелеевича, так распорядился чекист Шевцов, частенько навещавший хутор. Но вскоре и его хозяева появились на хуторе.
- Краснов Фёдор Кондратьевич, - сразу же представился он Миронову.
- Откуда прибыл Фёдор Кондратьевич? – поинтересовался тот.
- Из Томской губернии.
- А, что же ты явился особняком? Остальные тоже из Томска.
- Да так получилось, - неохотно ответил Краснов и постарался разговор замять.
- Что – то тут не так, с этим Красновым, - придя к Барышеву, высказал свои сомнения, Афанасию Пантелеевичу, Миронов, - прибыл отдельно ото всех. Прибывшие казаки все из одной станицы, а его они не знают, значит он им чужой. Шевцов зачем – то поселил его рядом с тобой. Солдаты его не сопровождали, как всех.
Конечно, больше всего друзей насторожило вмешательство чекиста в обустройство Краснова, им с самого начала знакомства, не понравился этот Шевцов.
- Ненависть сквозит в его глазах, к нам, - заметил Барышев, - вот пересилили нас в этот скит, вроде бы для нашей же пользы, но кажется мне, что будем жить мы, как в лагере – поднадзорно. Что этот Шевцов постоянно здесь ошивается, везде нос суёт? Есть на селе председатель, вот он и пусть нам указания даёт, если мы что – то не так делаем.
Но вот, в конечном итоге, все переселенцы обустроились, перезнакомились, настало время заняться тем, для чего их сюда переселили. Первая половина сентября была на исходе, перезрелая рожь начинала осыпаться. «Колонисты», как теперь, они сами себя называли, приступили к выполнению полевых работ. Серпами председатель сельсовета Занин обеспечил всех, как и обещал. Кроме того раздобыл где – то лобогрейку, агрегат для скашивания ржи в рядки. Лошади были в каждом дворе, подвозкой снопов, их просушкой и обмолотом занимались мужики, снопы вязали женщины.
«Господи, как же душа истомилась по земле – матушке, а руки по настоящей работе», - думал Афанасий Пантелеевич, управляя лобогрейкой, эта работа была знакома ему с раннего детства.
И видимо думал так не он один, все эти люди волею судьбы, и конечно того места проживания, где захватила их война, стали белогвардейцами. Попав в плен и не надеясь на то, что им ещё, когда, ни будь, придётся трудиться на земле, думая, что вот он, конец жизни, вдруг получили свободу и доступ к своему, хотя и тяжёлому, но любимому занятию.
Как они старались; со стороны казалось, что идёт соревнование, кто больше и быстрее накосит серпом ржи, навяжет снопов и нагрузит их на телегу. Мужики махали цепами так, что рядом страшно было стоять. Обмолоченное зерно бережно ссыпали в мешки, подбирая каждое зёрнышко, и отвозили в амбары, срубленные староверами, так же, как и избы, на века. Солому собирали в скирды, ржаная солома на корм скоту не годилась, она шла только на подстилку, но учитывая то, что сенокос давно закончился, а сена староверы накосить достаточно не успели, в лесу стояли несколько стогов, придётся учитывать и солому.
Однорукий Аким Федотович пытался встревать в каждое дело, но получалось нескладно. Видя, что его попытки только мешают рабочему процессу, он злился на свою беспомощность и, испытывая неловкость, не знал, куда себя деть. Он неплохо владел своей оставшейся рукой, к счастью правой, но в таком рабочем ритме, какой развили «колонисты», только мешал. Спас его, как считал Миронов, от позора, председатель сельского Совета Занин, приехав на хутор в разгар полевых работ и заметив, как мучается Аким, он отозвав того в сторонку, и умерил его пыл:
-Что ты треплешься, как собачий хвост из стороны в сторону, проку от тебя в этих делах мало. Ты, что подходящего занятия для себя не нашёл?
- А где ж я его найду, все в поле, а мне со старухами да ребятишками дома сидеть?
- Тебя поставили старостой в хуторе, чтобы ты обо всём хозяйстве пёкся, со мной необходимые вопросы решал, с местным населением в контакт входил, а ты мечешься по полю, показной деятельностью занимаешься. Ты прикинул, сколько вам сена для скота надо на зиму?
- Прикинул, хватит только до марта месяца.
- А чего ж тогда не идёшь к местным крестьянам, они сено специально на продажу косят. Договаривайся, может в долг дадут, или под отработку, в следующем году сенокос начнётся, отправишь своих людей отрабатывать долг. Я на первых порах помогу тебе связаться с местным населением.
- Спасибо Михаил Игнатьевич, я как – то в серьёз свои обязанности старосты не принял.
- Это ты зря, имей в виду, случится какая беда на хуторе, ты первый пойдёшь обживать Жарковский лагерь. А потом, почему вы пасеку бросили, за пчёлами уход, да уход нужен, осень приближается, староверы сбежали, мёд не откачали, качать его тоже надо с умом, пчёлам на зиму запас оставить необходимо, а к зиме в омшаник их надо занести. Вот самая хорошая для тебя Аким должность, возьмёшь себе помощников, из ребят постарше, и валяй, действуй, за одно и за порядком на хуторе следить время найдется.
- Так я никогда пасекой не занимался.
- Ничего, научишься, я завтра тебе деда Беклемищева пришлю, он тебя всему научит.
Так Аким Федотович стал пасечником, а помощниками его все Барышевские ребятишки: Сашка, Ванька, Пётр и Никитка.
Ребятишки, в своих трудовых порывах, не отставали от взрослых. Особенно они любили ухаживать за лошадьми, видимо веками всосавшаяся с молоком матери любовь казаков к лошадям, возымело своё действие. Дети братьев Барышевых, подросшие на железной дороге и видевшие их только издалека, не отходили, от пригнанных из посёлка, лошадей: кормили, поили и чистили их. И восторг их был неописуем, когда Афанасий Пантелеевич разрешал им; сыну и племянникам проехать верхом.
Все ребятишки хутора быстро подружились, играли и выполняли возложенные на них обязанности гурьбой. А работы им выпадало не мало: они помогали в поле, на огородах копали, вместе со взрослыми, картошку, водились с младшими ребятишками, а на долю старших ребят выпала ещё и пастьба скота, а так как для этого выделялись лошади, то на пастбище старались попасть многие. Деревенские же ребятишки, напуганные разными слухами о переселенцах, хуторских в свои компании не принимали, но и в драки с ними не ввязывались, однако обзывали всех «белогвардейцами».
Вот так и жили. Покончив с уборкой урожая, принялись расширять поля под зерновые, корчевали кустарники, спиливали деревья, а затем выжигали пни. Утепляли избы, ремонтировали хозяйственные постройки и заборы участков и околицы. Готовились к зиме, к крепким сибирским морозам и метелям. А судя по продуктовым запасам, оставшимся от выполнения обязательств по продразвёрстке, готовились и потуже затянуть пояса.
***