Часть1
Генерал-майор авиации,
Герой Советского Союза,
Любимов Иван Степанович.
***
Ах! как он был красив, летун
русоголовый,
В полку своём кумир и весельчак,
Неугомонный выдумщик бедовый,
Любимец детворы, лихой смельчак.
Ах, как он был влюблён-- по-молодому,
Наивно, радостно, ревниво, не шутя.
Да вот любовь его верна была другому,
А он мечтал о ней и верил, как дитя,
Что не любить его, такого, невозможно.
Он, баловень судьбы, не знающий преград,
Так часто на себе ловил он осторожный,
Прикрытый скромностью, горящий страстью
взгляд.
А он мечтал о ней, так строго недоступной.
Вынашивал в душе надежду, что любя,
Лёд растопить отчаянным поступком
Сумеет. Так решил он про себя...
/Фрагмент из поэмы./
Годы молодые.
Герой мой-- молодой младший лётчик, для меня тогда --дядя Ваня Любимов. В тот год мама со мной приехала на родину, чтобы познакомить с моими бабушкой, дедушкой и всей роднёй. Две отдельные квартиры, бабушкина и маминой старшей сестры, расположены рядом в одном коридоре, но внутри имеется дверь и из квартиры в квартиру можно пройти, не выходя в коридор.
У тёти снимает комнату военный лётчик. Тогда я знала о нём только то, что зовут его Дмитрий. В нелётную погоду он дома обычно сидит на диване перед высокой подставкой с пяльцами и вяжет салфетки из толстых ниток. Он говорит. что занятие это успокаивает нервы и помогает думать. Дмитрий тихий, добрый и улыбчивый. По вечерам у него собираются друзья-лётчики. Тогда в столовой
большой стол на круглых ножках под белой скатертью уставляется всякой вкусной всячиной, извлекаемой из пакетов, принесённых друзьями. Два больших пакета разгружаются прямо на диван. Из них, как из волшебного рога изобилия, высыпаются в ярких блестящих обёртках конфеты, шоколадные батончики, плитки шоколада.
--Налетай!--кричит в открытую соседнюю дверь молодой светловолосый лётчик, дядя
Ваня.
Дважды свой призыв повторять ему не приходится. Все мои братья, сестры, с друзьями, соседней ребятнёй, уже тут- как тут. Они знают, что дядя Ваня с пустыми руками никогда не приходит, и его пакеты со сладостями предназначены им. Вмиг всё перекочёвывает с дивана в карманы. А в столовой заводят патефон. Звучит голос Леонида Утёсова. С шутками, смехом весёлая компания рассаживается за столом. Говор, звон бокалов, тосты.
Но вот Дмитрий выходит из-за стола, снимает со стены гитару и пересаживается на диван. Стол передвигают в угол, освобождая середину комнаты. Переборами, лихо звучит "Цыганочка". Дядя Ваня вылетает из соседней комнаты в длинной, сооружённой из покрывала, юбке, в цветастой бабушкиной шали. Дядя Дмитрий ударяет по струнам.
"Цыганка" подхватывает:
--Эх раз! Ещё раз! Ещё много, много раз!
Мелкими шажками пролетает по кругу, в центре приседает на одно колено, сгибаясь, отклоняясь назад, почти касаясь пола головой, трясёт плечами. Все дружно
прихлопывают и притопывают в такт. В руке у "цыганки" раскрытая веером
колода карт.
--Цыганка молодая, на картах я гадаю!_--поёт дядя Ваня, а его по-мальчишески озорные глаза в упор впиваются в глаза моей мамы, сидящей на диване рядом со мной и Дмитрием. Её лицо принимает строгое выражение. Она наклоняется и что-то тихо говорит дяде Дмитрию. Увидев это, дядя Ваня резко обрывает пение, сдёргивает импровизированную юбку, шаль, подходит к столу, залпом выпивает рюмку водки, и, толкнув стол так, что столешница срывается с ножек и вместе со всей снедью оказывается на полу, срывает с вешалки у дверей фуражку, хлопнув с силой дверью, .
убегает.
Он влюблён. Ах, как он влюблён. Даже мне, ребёнку, видно, с какой нежностью смотрит он на мою маму. А как он уговаривает её бросить нашего папу и выйти за него замуж. Мама делает вид, что принимает всё в шутку, А он рисует ей перспективу их совместной жизни:
-- Я буду улетать, а вас запирать на замок, и ключ буду забирать с собой.
--И вы думаете, что после этих ваших откровений я захочу выйти за вас замуж?--смеётся мама.
Меня угораздило простудиться и заболеть. Дома мои болезни все приходились на какой-нибудь праздник. Вот и здесь, хоть и не праздник, но совсем не к стати. Лежу в бабушкиных перинах перед открытой настежь дверцей печки и смотрю на весело резвящееся пламя. Входит дядя Ваня. В руках у него два больших пакета. Из одного он высыпал прямо на одеяло конфеты. В другом оказалась коробка, из которой он извлёк и поднял высоко, чтобы мне было хорошо видно, клоуна в голубом шёлковом домино с красивым кружевным воротником, в руке у клоуна шар. Дядя Ваня чем-то щёлкнул на спине клоуна, и тот стал перебрасывать шар с руки на руку. Дядя Ваня отдал его мне, и в это время в комнату вошла мама.
--Это что такое?--строгим голосом спросила она, глядя на разбросанные по постели
конфеты и на клоуна у меня в руках.
--Это дядя Ваня мне подарил.
--Но ведь ты знаешь, что без разрешения у чужих ничего брать нельзя!
--У чужих?-- воскликнул дядя Ваня, выхватил у меня клоуна и, сложив его обеими руками вдвое, швырнул в пламя печи.
Голубое домино мгновенно вспыхнуло, а дядя Ваня выбежал из комнаты. Мама вышла следом за ним. Я смотрела на догорающие останки бедного клоуна и горько плакала. Мне почему-то больше всего было жалко такое красивое голубое домино с пышным белым кружевным воротником.
Мы в гостях у маминой подруги. Я каталась на детском велосипедике её сынишки по широкому балкону, протянувшемуся со стороны двора вдоль всего второго этажа двухэтажного дома. Двери и окна, выходившие на балкон, открыты настежь, и мне видно и слышно всё, что делают и о чём говорят гости, сидящие за столом. Среди гостей и дядя Дмитрий. Я слыхала, как он говорил маме:
--Когда я покупал билеты в театр, в кассу заходил Ваня.
--Он видел, что вы покупали билеты?--всполошилась мама,--Значит, скоро придёт
сюда. Я вовсе не хочу, чтобы он шёл с нами в театр. Нужно срочно уходить.
Они поднялись из-за стола, но кто-то, глядя в окно, выходившее на улицу,
воскликнул:
--А вот и он! Не заставил себя ждать.
Мама с дядей Дмитрием быстро прошли к лестнице чёрного входа, ведущей во двор. А дядя Ваня в то же время почти вбежал в комнату. Он оглядел гостей.
--А где Аня и Дима?
--Не знаю. Они ещё не приходили,--развела руками хозяйка.
Но дядя Ваня через дверь балкона увидел меня.
--Так значит не приходили!
Он выскочил на балкон, а в это время мама с дядей Дмитрием вышли из дверей чёрного входа. Дядя Ваня, на перилах балкона встав в стойку на вытянутых руках, вверх ногами, спиной ко двору, с силой оттолкнулся руками, перемахнул со второго этажа и оказался на земле перед беглецами.
--Решили сбежать от меня!--услышала я его дрожащий от обиды голос.
Мама что-то сказала, и они втроём вышли через калитку на улицу.
Настал день нашего отъезда. Мама на перроне прощалась с провожающими нас. Я уже в вагоне смотрела на них через окно и увидела, как на перроне появился дядя Ваня.
Он подошёл, поздоровался со всеми за руку. Прозвучал первый звонок, скоро --второй. Мама поднялась в вагон, дядя Ваня за ней. Вошёл в купе, подхватил на одну руку меня, в другую чемодан и выскочил из вагона. Мама выбежала вслед за нами. Прозвенел третий звонок, и поезд тронулся. Дядя Ваня держал меня на руках. Поезд медленно прополз мимо нас.
--Знаете, Ваня, насильно мил не будешь,--сказала мама,--Вы ещё встретите свою
настоящую любовь, а я ведь замужем и люблю своего мужа, к тому же я старше вас, и
в жёны вам не гожусь.
Он прикрыв веки, закусив губу, застонал. Тут же поставил меня на асфальт перрона, сказал: "Я сейчас, подождите!"-- и быстро пошёл к зданию вокзала. Скоро вернулся, подал маме билет и ушёл, не попрощавшись. На следующий день мы с мамой уезжали в мягком вагоне.
В том году умер мой папа. Маме сделал предложение, и она его приняла, наш хороший знакомый, бывший сосед по квартире, старший политрук, Дмитрий Тимофеевич. Он присутствовал, когда меня привезли из роддома.
Но однажды к нам постучался красивый, светловолосый, в ладно сидящей на нём форме военного лётчика дядя Ваня. Отчима не было дома. Мама ахнула:
--Иван! Это вы! Какими путями?
--А я приехал за вами. Мне написали, что ваш муж умер, и вот я здесь!
Собирайтесь, едем.
--Куда едем! Я замужем.
--Замужем? Но ведь никто не будет любить вас так, как я!
Стал умолять маму уехать с ним. Дальше мне слышать их разговор не пришлось, мама закрыла дверь в мою комнату. Дядя Ваня ушёл и больше в моей жизни не появлялся. Но с мамой они встретились ещё один раз. Она с отчимом поехала к родителям, чтобы познакомить их друг с другом. Как-то в воскресный вечер сидели она и Митрофан Тимофеевич в ресторане. Вдруг в зал вошла группа лётчиков. Среди них был дядя Ваня. Мама удивилась, ведь знала, что Иван уже в другом городе. Как он оказался здесь? Испугалась, помня его горячий нраве. Но лётчики сели за свободный столик, на маму с отчимом вроде не обращают никакого внимания, подозвали официанта. Иван что-то сказал ему, и тут же группа поднялась и вышла из зала. Мама с облегчением вздохнула. Но тот официант подошёл к их столику и со словами: "Это вам."--положил на стол перед мамой конверт.
--Что это?--спросил отчим.
--Не знаю, посмотри,-она подвинула конверт ему.
--Нет, зачем же, ведь это тебе, ты смотри сама.
Мама вскрыла конверт. В нём оказался её локон, перевязанный аккуратным бантиком.
Промчались годы. Грянула война,
И мы о Ване с грустью вспоминали:
"Ведь в этой бойне,--думали,-
Едва ли такая уцелела голова."
/Фрагмент из поэмы./
А он, Иван Степанович Любимов, Герой Советского Союза, от младшего лётчика до генерал-майора авиации Военно-морского Флота, кандидата военных наук, профессора прошёл свой славный боевой путь с первого дня Отечественной Войны до Великой Победы. 11октября 1941 года в воздушном бою был тяжело ранен, лишился ступни левой ноги. Случилось так, что сопровождая бомбардировщики, Иван Степанович в бою с "мессером" с нарисованным драконом на борту и цифрой 21, был ранен в правую ногу и
в его самолёте разбит мотор. Любимов совершил вынужденную посадку. Фашистский ас
пытался добить его на земле, на бреющем полёте обстреливал из пушки. Любимов почувствовал, что левая нога у него оторвана вражеским снарядом, успел перетянуть её ремнём, обе раненные ноги закутать в свой кожаный реглан и потерял сзнание.Его обнаружил крестьянский мальчик. Десять месяцев в госпитале. Врачи собирались ампутировать и правую ногу, но Любимов не дал. Не знал Иван как сообщить жене о случившемся, как она воспримет весть об его увечье. Очень молодая, почти девочка, детей у них нет, ещё может построить другую жизнь. А он любил её так, что не представлял соей жизни без неё. Он нашёл свою любовь и по-другому любить не умел. Решил пока не сообщать о случившемся. Из госпиталя писем не писал, чтобы она не знала, что ранен. Посылал телеграммы. А однажды, когда за ним прилетел капитан Нихамин, чтобы доставить его из Ордженикидзе в Новороссийск, уговорил его слетать с ним к их жёнам в Чистополь и по дороге дважды брал управление самолётом на себя.
У него это и с протезом получилось блестяще. Как же он был счастлив. А потом, когда врачи вручили ему заключение, что к лётному делу он не пригоден, просто порвал бумагу с этим заключением и вернулся в свой полк. Добился того, что ему разрешили летать, Его техник переделал управление в его самолёте на ручное и он продолжал воевать. И сучилось так, что однажды в бою он увидел на борту одного из "мессершмиттов" того самого дракона и цифру 21. Иван Степанович атаковал его. Самолёт немецкого аса загорелся и упал в море. Всплыла только фуражка лётчика.
Любимов командовал эскадрильей, 11 гвардейским истребительным авиаполком ВВС ЧФ.
4-ой авиационной истребительной дивизией ВВС Черноморского флота.
"Лётчики-Гвардейцы беззаветно любили своего командира. Любимов был
им примером во всём. И в первую очередь в том, чего не хватало им,
молодым и горячим (наверное ,помнил себя, когда сам был таким. Е.С.С.)
"Лётчик должен всё видеть, всё понимать. До конца сохранять ясную
голову."--наставлял их Иван Степанович."
"...был он добряк, милейший человек. Никогда ни с кем не ссорился,
всегда говорил, не повышая голоса, не горячился и в каждом человеке
видел только хорошее. Сам никого не ругал, а дисциплина в эскадре
лучшая в полку." /М.В.Авдеев. "У самого синего моря"./
На счету лётчика-истребителя Любимова 174 боевых вылета и 8 лично сбитых самолётов противника. 22 январе 1944 года ему присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".
После войны окончил Высшие авиационные академические курсы при Военно-морской академии имени К.Е. Ворошилова и Высшую Военную Академию Генерального штаба. Занимал ответственные должности председателя квалификационной комиссии авиации ВВС СССР, начальника Приморским районом ПВО Черноморского флота, затем --начальника ПВО Черноморского флота--заместителя командующего ВВС Черноморского флота, должность старшего преподавателя кафедры ВВС флота в Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова. Его именем назван посёлок Любимовка, ныне в черте города Севастополя. В Музее Краснознамённого Черноморского Флота в Севастополе установлен его бюст, а личный маузер, преподнесённый ему, в знак уважения, сбитым им и пленённым немецким асом, хранится в Центральном Военно-морском музее в Питере. Он женился, и у них сын. Ушёл Иван Степанович Любимов из жизни 26 декабря 2000 года, на 92-м году, похоронен в Москве на Кунцевском кладбище, рядом с женой.
Эти сведения из "Большой биографической энциклопедии". И из множества публикаций о нем.
. Знаменательно, что мы в одно и то же время жили в Москве, но встретиться там не пришлось.
А для меня встреча с этим человеком в моём раннем детстве для мня не прошла бесследно. Он, с его такой высокой любовью, с такой искренностью, с такой, почти юношеской непосредственностью, с романтической влюблённостью в небо, открылся мне, ребёнку, такой внутренней духовной красотой, что на всю жизнь стал моей мечтой. Я росла с этим прекрасным образом в душе. В русских сказках Иван-Царевич и в сказках Шарля Перро прекрасные принцы всегда ассоциировались у меня с ним. Он жил в моих юношеских грёзах. Когда я мысленно пыталась представить себе своего будущего избранника, он всегда был похож на дядю Ваню. И мне повезло встретить в жизни мою мечту.
---------------------------------
P.S. В детских воспоминаниях всё описано так, как было в действительности, изменено лишь имя мамы.