Глава 4
СОВЕЩАНИЕ
В шесть часов вечера в офисе появился дизайнер Розанов с продуктами: из набитой доверху спортивной сумки с красной надписью USA торчал батон импортного сервелата и замершая с открытой пастью мумифицированная голова горбуши, остальное место занимало неизменное баночное пиво.
– Опять этой баночной гадости купил?! – недоброжелательно встретила его Афродита Прохоровна. – А апельсины?! Апельсины где?!
Землянская выхватила неподъемную сумку из рук дизайнера и, выбрасывая на стол ее содержимое, обронила на пол банку с пивом.
– Эй! Полегче! – подскочил Розанов.
– Ну так и есть! – ненавистно зыркнула на него Афродита. – Тарас! За апельсинами беги!
Взлохмаченный, словно только что проснувшийся Тарасик растерянно заморгал из-за компьютера, возвращаясь из виртуальной реальности.
– Потом в свои стрелялки доиграешь, – проворчала Землянская.
– И сигарет захвати! – распорядился из своего угла Горыныч.
– Слышь, старый, а самому зад оторвать лень? Накуришь себе на гангрену!
– Пострашнее ничего придумать не могла? Мумия... – зашевелил усами Горыныч, тут же заняв место Тарасика и неспешно раскидывая компьютерный пасьянс.
Афродита и Горыныч учились на одном курсе в политехническом и поэтому позволяли себе некоторую фамильярность в общении.
– Что ты сказал?! Кто здесь мумия?! – угрожающе подошла к нему Афродита Прохоровна.
– Я хотел сказать Клеопатра. Она же мумия.
– Гробницу Клеопатры до сих пор не нашли, идиот. Доставай платежки, Николаич едет.
– Тьфу на тебя, изыди! – Горыныч нервно нащупал зажигалку.
– Курить в конторе с сегодняшнего дня строго воспрещается! – хладнокровным голосом диктора, объявляющего отмену рейса, произнесла Землянская.
Из распахнутого окна донесся скрип тормозов – подъехал автомобиль шефа. Жигули «тройка-универсал», детище толльяттинского автомобилестроения, был популярен в то время. Машина имела вместительный кузов, и Константин Николаевич набивал его под завязку разными необходимыми для жизни и бизнеса вещами.
Барабашко в спортивном костюме «адидас» вышел из «жигулей», разминая ноги в кроссовках, словно перед пробежкой. За ним последовали еще двое: подполковник на пенсии Воронец – крепкий приземистый мужичок лет около шестидесяти, с идеально круглой лысиной, напоминающей с высоты лунный кратер, и Костя Бадзиев – маленький юркий осетин с черной разбойничьей бородой и колким, как кинжал, взглядом. Оба неоднократно принимали участие в экспедициях вместе с сотрудниками «Барказа».
– Костя, коньяк взял? – хлопотливо кинулся к машине Барабашко.
– Вызял! – быстро кивнул осетин. – И сыр вызял. Осэтынский!
– Солдат, вооруженный ложкой, непобедим! – добродушно откашлялся Воронец.
Костя вытащил из багажника ящик с коньяком, янтарно манящим из запыленных, словно выстроившихся по команде, бутылок.
– Чистый мед! – смачно причмокнул подполковник, поелозив языком вставные зубы.
– Ы сыладкий как жэнщына! – довольно просиял Костя. – Я ыще водку захватыл.
В девяностые в Осетии открылось много подпольных производств, специализирующихся на выпуске водки. Произведенная на них сорокаградусная шла в центральные регионы России. Это приносило большую прибыль маленькой северокавказской республике. Костя уверенно утверждал, что водка в Северной Осетии делалась на чистой родниковой воде...
Я тут же попыталась оценить количество спиртного и представить, чем кончатся сегодняшние танцы. Первый междусобойчик, в котором мне посчастливилось принимать участие, был посвящен проводам шефа в командировку и закончился разбитым зеркалом. Миша Артемьев, вчерашний выпускник политеха и тоже участник экспедиций, так разошелся в буги-вуги, что пнул своей длинной, как колодезный журавль, ногой зеркало и оно феерично разлетелось на мелкие осколки, которые мы еще неделю собирали.
– Салам-байрай! – с ящиком на животе обратился к барказовцам Костя, используя сразу два приветствия, последнее из которых звучало на древнеосетинском.
– Здорово, Костя! – с готовностью поднялся к нему Горыныч.
– Байрам, дорогой мой, байрам! – Афродита доверчиво припала к груди осетина, после того как тот торжественно водрузил ящик с коньяком на стол.
– Сколько лэт, сколько зым! – пропел Костя и неистово засосал Землянскую в обе щеки.
– Проходы, дорогой, гостэм будэш! – раскинув руки для воображаемого объятия, в комнату вслед за тезкой пронесся Константин Николаевич Барабашко.
– Тираж?.. – настороженно шевельнул ноздрями Горыныч, почуяв доносящийся из коридора запах типографской краски.
– Справочник напечатали! Серега, помоги занести! Давай-давай короче! Сейчас совещание будет! – торопливо замахал руками шеф, изобразив ветряную мельницу.
– Полиграфия! – вожделенно улыбнулся Горыныч и направился за тиражом.
В девяностые началась всеобщая цифровизация производства, а Горыныч, будучи компьютерным шаманом, тут же изучил все ее тонкости и всегда носил с собой в дипломате отпечатанные цветопробы, при каждом удобном случае подсовывая их заказчикам. Вскоре любимая работа заменила айтишнику личную жизнь и стала спасать в минуты тоски по сбежавшей от него с иностранцем жены Кристины. С тех пор Горыныч делал вид, что презирает весь женский пол, особенно красоток с длинными ногами, ведь жена его была манекенщицей и работала в местном доме мод.
– Да-а-а, хорошо в этот раз отпечатали, особенно здание горсовета, – Горыныч нежно погладил глянцевую обложку.
– Ты старался! – одобрительно хлопнул его по плечу Константин Николаевич и тут же опомнился: – Времени-то времени уже! Ну-ка за стол!
К семи часам почти все уже были в сборе: вернулся с сеткой апельсинов Тарасик и косил бензопилой остервенело ревущих компьютерных монстров под одобрительные возгласы Кости; приехал с задания и, скрестив руки на футболке с надписью ACDC, клевал носом у окна утомленный после рабочего дня водитель Егор; подполковник Воронец, заложив руки за идеально прямую, как стиральная доска, спину, совершал очередной обход бутылок со спиртным; а мы с Афродитой Прохоровной выстраивали на блюде пирамиду из бутербродов с неестественно-ярким, на восемьдесят процентов состоящим из усилителей вкуса сервелатом.
– Где эта сволочь… – остановилась с ножом Землянская, вспомнив про Кальмарова, ведь с обеда тот так и не появлялся.
И лишь когда все уселись за уставленный яствами стол, в который внес весомую лепту Костя – посередине красовалась огромная голова осетинского сыра, и только торжественно качнулся в начале своей директорской речи, прикрыв глаза, Барабашко, тут же раздался голос наконец-то возвратившегося Кальмарова.
– Здравствуйте! Это издательство «Барказ»?.. – Григорий Семенович стоял, блаженно улыбаясь в неизбежном предчувствии колбасы и вздрагивая ноздрями от щекочущего, густо пропитавшего атмосферу офиса аромата осетинского коньяка, опоздавший являл собой абсолютное одухотворение, словно древнеримский поэт Виргилий, торжественно представший перед публикой, чтобы прочесть свою очередную поэму.
– Кальмаров, мать твою! – резко сбросила невидимые лавры с начавшей блаженно теплеть в такт всему телу макушки редактора. – Ты где шлялся?!
– Ну, Афродита, ты прям как жена! – хитро улыбнулся Григорий Семенович, растянув губы в ироничную ниточку. – В очереди сидели часа три.
Кальмаров демонстративно выставил перед собой обувную коробку и неторопливо достал из нее новенькие домашние тапочки.
– Как же я рад тебя видеть, долбаный ты говню-ю-юк! – раскинул руки для приветствия подобревший от первой рюмки подполковник Воронец. – Сколько ж мы с тобой не виделись!
– Здравия желаю, товарищ подполковник! – застыл с тапочком в руке Кальмаров.
– Почитай с прошлого года! – бесцеремонно расталкивая собравшихся, Воронец, вразвалочку подобрался к редактору и по-отечески прижал его к своей груди.
Отвесив несколько размашистых брежневских поцелуев, полковник оттер губы и широко улыбнулся, обнажив ряд металлических коронок.
– Так почитай весной приходили, Виктор Дмитрич, как раз когда в экспедицию на Колыму собирались, – Кальмаров натянул тапочки и отряхнул пиджак, приготовившись к трапезе.
– Ты че тапочки-то с пиджаком напялил? – Землянская измерила Григория Семеновича презрительным взглядом.
– У меня одни ноги, и других не будет! – присаживаясь рядом с подполковником, произнес Кальмаров. – Теперь всегда только так буду ходить и беречь здоровье.
– Давно пора, я тебе говорила! – торжествующе заявила Афродита Прохоровна, добавив: – Как Володька?
– А что Володька – зуб сломанный удалили, будут штифт вставлять, – пояснил Кальмаров, потянувшись к бутербродам. – Завтра Ленка с ним пойдет...
– По-моему, мы слишком много уделяем внимания опоздавшим! – рассердился Барабашко. – Прежде чем разлить напитки, я скажу несколько важных слов. Кор-роче!
– Валяй, краснобай! – остановился с рюмкой Воронец и натянул очки на вспотевший нос.
– Как вы все знаете, я был на этой неделе в Кызылордынске, – продолжил Константин Николаевич. – Кто не знает, это Казахстан. Там повстречался в их администрации с нужными людьми. В общем, я вас поздравляю, коллеги! Мы выпускаем фотоальбом о природе этого замечательного края!
Собравшиеся одобрительно зашумели.
– Кроме того! – Барабашко сделал многозначительную паузу. – Сначала мы собираем научную экспедицию на Аральское море. С нами поедут не только журналисты и фотографы, но и научные сотрудники. Это два эколога. Один из них – Бронислав Добронравов. Этот чувак заходил как-то к нам вместе с Морозовым. И кандидат химических наук Татьяна Ивановна Колобылина, она же научный руководитель Бронислава.
– Тоже придуть? – деликатно осведомился водитель Егор.
– Что? – покосился на него Барабашко.
– Тоже придуть пьянствовать сюды? – добродушно улыбнулся водитель в предвкушении гулянки.
– Дааа… Татьяна Ивановна обещала зайти ненадолго, – пояснил Константин Николаевич.
– Бордельеро! – ободряюще хохотнул подполковник.
– Виктор Дмитрич, не перебивайте, пожалуйста! – снова занервничал Барабашко. – Итак. Будет две книги – одна фотоальбом, а другая – научная. Спонсоры – те же, что и когда мы на Северный полюс ходили.
– Мясокомбинат? – живо переспросил Кальмаров.
– Да, мясокомбинат и конфетная фабрика, – Барабашко тяжело опустился на стул и налил себе водки.
– Ну за мясокомбинат! – поднял пластиковый стаканчик Кальмаров. – Погнали наших городских в сторону аула!
– Понеслась блоха по телу! – подхватил тост подполковник.
– Водка-то не паленая? – с подозрением нюхнув стаканчик, спросил Егор.
– Обижаешь! – тут же выпрямился осетин Костя.
– Как-то привезли к нам в киёск в начале девяностых паленую водку… – начал раскрасневшийся Кальмаров. – Траванулись сразу четверо. Двоих откачали, а двоих на кладбище!
– Э! Водка у мэня хорощая! – решительно поднялся из-за стола Костя.
– Паленую водку нужно подсунуть врагам! – вставил Воронец.
– Да ладно, Костян, успокойся! – махнул рукой Кальмаров.
– Амбал, слющай, я тэбе гаварю – водка нэ паленая!! Я ее в Осэтии покупал, самую лучшую! – наклонился к водителю Бадзиев.
– От амбала слышу, – злобно прошипел Егор.
– Амбал – это «товарищ» по-ихнему, – попытался успокоить водителя Кальмаров.
– Анекдот, – желая разрядить обстановку, выпустил тонкую струйку дыма Горыныч: – Сельская дискотека, короче. Одна блондинка смазливая стоит не танцует. Подходит к ней амбал и приглашает потанцевать. Она говорит: «Первый раз вас вижу. Вы откуда?». Амбал: «Да я с зоны откинулся недавно! Жену отравил». Блондинка обрадованно: «О! Так вы не женат! Давайте знакомиться!»
Увидев, что не произвел реакции на слушателей, Горыныч самокритично добавил:
– Несмешной анекдот. Сам знаю. Когда водки выпью, особенно становлюсь несмешной.
– Что куришь, Змий? – подсел к Горынычу Кальмаров.
– Мальборо, – небрежно ответил тот.
– Идите курите на улицу! И так тут надымили! – Афродита Прохоровна бросилась открывать окно. – Молодец, Егорушка, что не куришь.
– Если выбрасывать окурки с балкона, можно попасть кому-нибудь в окно, и там начнется пожар, приедет пожарная и милиция, меня заберут в отделение, а потом покажут по телевизору, и мама узнает, что я курю, – горестно хохотнул Салтыков.
– А то сходили бы с Натальей погуляли, чем сидеть тут в этой пьяной компании, – многозначительно подмигнула мне Афродита Прохоровна, проигнорировав шутку водителя.
– Жизнь удалась, если коньяк, который мы пьем, старше женщин, с которыми мы спим! – Егор значительно повеселел при мысли о прогулке.
Афродита Прохоровна по-матерински потрепала Салтыкова по макушке. И тот одарил меня взглядом, полным надежды...
Продолжение следует.