Глава 5
"Борщ"
Ого! Вот так встреча!
Никто бы про тебя не знал,
когда бы сам не сболтал.
Русская пословица
Василий Никанорович с явным безразличием сидел на трубах и всё так же тупо смотрел на гвозди в заборных досках.
«Один загнут. Два нет. Один загнут. Два нет. Один загнут. Два нет. Оппа! А тут наоборот. Два загнуты. Третий нет. Что за ерунда?.. Херня какая-то. Чепуха галимая. Чушь полная. Кто тут упражнялся? Брак же это настоящий… Да-да! Непппорядок… Подать сюда его, охламона этого! Сюда! На блюдечке! С голубой каёмочкой. Да поживее. Побыстрее. Некогда мне ждать!» – мысленно рассуждал Василий Никанорович Кульков. Это для него была умственная зарядка. Зарядка для ума. Как он сам это называл.
– О-о-о… Какие люди… И без охраны… Сам Василий пожаловал. Вот это да-а-а! Василий!!! Ау!!! Это я! Ваня! Иван Степанович! – услышал Кульков у себя за спиной. Он оглянулся. Там стоял Борщ, недавний соратник по лифтовому несчастью, и улыбался.
И он, этот толстяк и балагур, с ходу, без всякого вступления, без предисловия, как будто они расстались часа два или три назад, кинулся рассказывать Кулькову о своём житье-бытье, которое было у него ни в … (тут пузан произнёс непечатное, но всем без исключения понятное слово), ни в Красную Армию.
– Ого! Невезуха у тебя, Ваня, сплошная…
– Да, Вася. Врагу такого не пожелаешь, – рукой махнул Борщ, скрипнув зубами, смахнув слезу и топнув ногой со злости.
В продолжение такого экзальтированного начала Иван Степанович доложил, что в тот раз он временно жил у своей единоутробной сестры, а сейчас снимает квартиру в соседнем доме, потому что сестрица попросила оставить её и съехать к чёртовой матери.
– Ё-к-л-м-н… – криком кричал кровно обиженный на сестру Борщ. – Ей, гадине, видите ли, надоела моя чрезмерная болтовня. И потею, мол, я всегда. О-п-р-с-т…
– Ого! Вот даже как… – удивился Кульков.
– Да! Так! Именно! Ты понял, Василий, какова краля, сестреница-то моя. Чёртова кукла. Ей, гадкой образине, видите ли, не нравится, что от меня пахнет чем-то, и что я рассказываю про то, как день прошёл, как вечер длился, понравилось или нет кино, которое я недавно смотрел по телевизору, как поссорились Иван Демидович с Николаем Порфирьевичем. Это наши генеральный директор и первый его заместитель. Отчаянные люди… я тебе скажу. Бедовые головы. Ох, какие бедовые… Черти они болотные. Но не переносят друг друга. Ни на йоту. Готовы уничтожить один второго. До смерти. Понял, Вася? Вот так-то. А хозяину нашему такая комедия нравится. Хохочет только. Говорит: «Потешно за ними наблюдать. Комики, да и только». Славные, говорит, они ребятишки, беречь таких, говорит, надо. Они, мол, жизнь нам продлевают, когда смотришь на них… Это на вечеринках он нас поучает, когда с проверкой и нагоняем прилетает. А так шеф где-то в Атлантике обитает. Живёт себе господин Йопполло на своих островах и в ус не дует. Йопполло – это босс наш. Так он всем представляется. Вообще-то по паспорту его звать Яков Иосифович Бернштейн-Семиголовский. Но для чего-то наш Яша изобрёл себе новое имя. Чудное. Экстравагантное. Необычное. Для форсу, наверное… Для имиджу. Для похвальбы. Чтобы в Форбсе выделиться перед всякими Улукбековыми, Хандархай-Гаджиевыми, Скотовыми, Безродными, Нехаймухамедовыми да Юсуповыми разными. Вот как. Не говоря уже о Прохоровских, Сукиных, Смоленских, Потанинских и Фишерах. Бездарёвых там ещё полно. И Дармоедовых со Скупердяевыми. Ну да ладно. Чёрт с ними. Этих чертей болотных хоть как назови, всё равно воровать будут. Тащить и расхищать. Конституция у них, у этих дьяволов во плоти, такая. Красть! Красть! И опять красть! Воровать! Воровать! И ещё раз воровать! Лямзить! Тырить! Тибрить! Тянуть все соки! Наживаться! Наживаться! И вновь наживаться! Это в крови у них! У козлов огородных. А ещё у нас есть замечательный коммерческий директор Вшивиков Витольд Ипполитович и главная бухгалтерша Барракуда Инесса Феоктистовна. Так они кто, по-твоему? Ни в жисть, Васенька, не отгадаешь. Они… Они – любовники!! Да! Да! Да! Ох! И ах! Самые настоящие!! А по ним и не скажешь… В тихом омуте все черти, оказывается, водятся. Понял, Вася? Вот они-то, гаврики, настоящие черти болотные… сущие дьяволы. А она – дьяволица… с красными глазами. То ли от недосыпа… То ли… с… этого… как его… Ну, ты понял… Ладно. Бог им судья. Не будем больше кости им мыть. Ну их! Ну их к чертям собачьим. Много им чести, чтоб о них говорить. А ещё я про здоровье своё сестрёнке рассказывал. Про то, про сё… Про прыщик, который вдруг вскочет… Про диарею… Про запор… Про недержание… И про всё остальное. Да про это, Вася, по телевизору каждый день показывают. С утра раннего и до ночи поздней. Да ты и сам знаешь. Плюёшься, наверное. Материшься всласть. Телек разбить хочешь. Или этих… чертей болотных… рекламщиков… удавить к едреней фене. Убить! Уничтожить гадов! Нелюдей. К ногтю прижать. Повесить! Застрелить! Удушить! В Магадан отправить! На Колыму! Пешком… по тракту. С собаками в сопровождении и в кандалах. Или на Марс их всех отослать! На Венеру их только не надо. Не надо доброе имя порочить. Ведь так? Я прав? То-то же. Я всегда прав. Поэтому про всё про это сестре всегда говорю. Могу же я ей пожаловаться. Кровинушке своей. Про то, как голова у меня третьего дня болела. Или печень прихватило ни с того ни с сего. Ну, и тому подобное… А кому же мне ещё об этом докладывать? Как ни ей. Она же всё же для меня родня. Душенька она родственная. Сестрица единственная. У меня же кроме неё нет никого. Ни жены, ни детей. Племянников тоже нет. Брат, правда, есть, но тому не до меня. У него своих забот – полон рот. Выше крыши. Да-да! И он очень высоко взлетел. Туда! К Богу! Под небеса. Прокурором он работает. Настоящим! Да ещё на две семьи живёт. Да-да! Не смотри на меня как на умалишённого. У него же две жены. Это официально. Расписаны они в загсе питерском. Нет, не в самом, конечно, питерском, а в гатчинском. Он там, в Гатчине… или в Гадчине… ну это уже не важно… Короче, там он со своей кралей кувыркался одно время. Специально туда они ездили. И прописаны они тоже там. Зачем? спрашиваешь… Ну ты, Вася, даёшь… Ты чего… не понимаешь… Вася… не тупи… Думай ширше! И глыбже! Ответ очень и очень простой. Да! Прост он. Весьма он прост. Как мыло хозяйственное. И очевиден. Чтобы питерцами в Москве себя чувствовать. Чтобы уважали их и боялись… Дрожали чтоб все… на колени пред ними, пред питерцами, чтоб падали… харей в пол… ни в пол, а в землю… Ферштейн?
– Ничего себе! Вот так братик у тебя. В питерского перевоплотился…
– Ага. Так точно! Их шкуру напялил. Волчью!! Теперь для него все двери открыты! Понял? Вася-Василёк…
– Понял-понял. Не дурак. А это точно, что у него две жены? Официальных…
– Конечно! У них же у всех так. У питерских… А на самом деле – может, и больше. А ты не знал? Сейчас поведаю… Обрисую…
– Нет-нет. Давай лучше потом. После. Сейчас голова другим занята. У меня же…
– А чего ждать-то! Не надо откладывать на завтра то, о чём можно сегодня сказать.
Василий Никанорович попытался остановить рассказчика, нудно балаболящего. И до тошноты противного. Но сделать это не получалось. Остановить этого говоруна было практически невозможно. Неосуществимо! Никак не мог Кульков вставить даже слово в этот пространственный монолог. Затем смирился, плюнул на трубу, на которой сидел, потом на забор с теми гвоздями то загнутыми, то не загнутыми, махнул рукой, сел поудобнее и переключился на приём. Чёрт, мол, с ним. Пусть базарит. Пусть трещит. Что хочет… и о чём хочет… Бум, дескать, слушать всё подряд…
Борщ принялся увлечённо растолковывать, как он стал жить в их доме:
– В нём сначала Жорик проживал. Это братишка мой младший. Я тебе говорил о нём. Новоиспечённый питерец! Он же в прокуратуре тогда начинал работать. Молодым ещё. А этот дом был построен именно для прокурорских работников. Вот они все там и жили. В этом замечательном доме. Одного прокурора однажды перевели в другой город, то ли с повышением, то ли с понижением. Мне сие не известно. А на его место поселили Жорку моего. Так он и стал обладателем этих апартаментов. По меркам того времени это было очень хорошее жильё. Даже прекрасное. Элитное. Престижное, во всяком случае. Не то, что жалкие хрущобы… Панельные. Да из силикатного кирпича. Серые такие. Вон они… до сих пор стоят. Много их понастроили. Хрущёва затея. Молодец! Помог народу. До сталинок, конечно, эти квартиры, ясное дело, не дотягивали, но… – тем не менее. Сам знаешь. А в прокурорском доме всё ништяк. Сделано для людей! Потолки высокие; кухни большие светлые и просторные, укомплектованы всем необходимым; лоджии огромные и застеклённые; комнаты отдельные и шикарно обставленные мебелью забугорной; чуланы даже есть… – тёщиными комнатами они раньше назывались. Тёмные, но вместительные. Всё барахло туда влезало. Туалеты раздельные, прихожие громадные. Полы паркетные! Из дуба. Сантехника импортная. Обои моющиеся. Двери прочные. Танком не выдавишь. Внизу – консьерж. Из КГБ приставленный. Офицер. Раньше они на всех этажах были. Чтобы до жильцов никто не домогался. Ну, и под присмотром все были чтоб… Под постоянным. И неусыпным. Контроль непрерывный. Прокуроры же люди, ответственные работники, всё-таки, – не как обычный народ. Не быдло там какое-то. Не стадо. Не овцы. Не бараны. Им многое положено. Вот и наблюдали за ними. Днём и ночью. Круглый год. Но… позволяли им разные мелкие шалости… Смотрели сквозь пальцы… А вот ещё…
Кульков уже не перебивал. Слушал, развесив уши. Таким образом он узнал, что потом, когда прокурорским построили другие дома улучшенной планировки, они все дружненько туда переехали. А в этом одни жильцы продали свои «хаты», другие в аренду сдали. Третьи, вот такие, как его брат, родственникам своим отдали. Жорик переписал квартиру на Гелю, сестрицу их общую. Когда та с мужем разошлась. Когда трудно ей было. А потом и Борщ стал там жить – сестрёнка смилостивилась, пустила бездомного.
Иван Степанович пояснил, что теперь совсем мало настоящих собственников проживает в этом доме. Обитают в основном те, которые снимают жильё, то есть явные временщики. Поэтому им наплевать на всё, что в нём происходит. День прошёл – и ладно. Затопило – и чёрт с ним. Сломалось что – пусть так и будет…
– Да. Конечно. Всё так. Им на всё там начхать и насрать. А нам… собственникам, одни лишь убытки. Дом старится. Цена падает. Ремонт никто не делает. Рушится всё. То засор, то потоп, то наводнение. Зла не хватает. С потолка разная гадость льётся. И днём, и ночью… Ночью больше. Ага. Ты спишь… отдыхаешь… после трудов праведных, а тебе на голову… херня всякая льётся… Я бы… Я бы… Я бы их всех, чертей, выселил бы… к едреней фене. Я вот что хотел тебе предложить, Иван Степанович. Давай посидим просто так… без слов… помолчим…
– А чего? Чего молчать-то…
– Так надо…
– И всё же??
– Плохо мне… Совсем плохо. Голова уже чугунная стала. От всего этого… Ну или давай пройдёмся. По двору прогуляемся.
– Давай. Чего ж не прогуляться… Это нам запросто.
Мужчины сделали два круга. Сперва по часовой стрелке, затем против.
Пока гуляли и молчали, Иван всё же пытался что-то сказать, но Василий каждый раз тактично затыкал говоруше этому рот. Стоп, дескать. Мол, подожди… друг ситный… Голова, дескать, трещит, ломит её, грешную. Мол, не прошла боль ещё. Извини…
Походивши и погулявши… они опять на трубах примостились.
Борщ стал новостями делиться: пробежался по обстановке в стране: по многим сферам жизнедеятельности. Подробно затронул политические и экономические аспекты. Немного поразмышлял про зарплаты и пенсии и вновь вернулся к прокурорам. К чертям болотным, как он из называл.
– Теперь прокуроры и судьи живут в основном в своих коттеджах. В закрытых посёлках, подальше от людского глаза и под усиленной охраной, – таинственно заявил он.
– Боятся народного гнева? Или как…
– Ничего они не боятся. Чего им переживать. Они же сила. Они же мощь. Это же государство в государстве. Как Ватикан в Италии. У них и герб свой есть. И гимн. Даже свой глава. А как же без главы. Без главы нельзя. Он же Голова. Генеральный прокурор. Такая у него должность. Понял? Одно время они стали цапаться меж собой. Внутри себя. Внутренние распри устраивать. Ну… без этого никогда не бывает. У всех так. В любой семье. Даже у бандитов в шайке. Один пахан супротив другого пахана всегда выступает. Так и тут. Не тут, а там, у них, в прокуратуре старой. Понял? Надзор и следствие стали подставлять друг друга. Во всём. Подножки ставить. Доносы клепать. Дела уголовные друг на друга заводить. Паханы… Нет. Не так выразился. Не паханы, а их начальники цапаться стали. Чуть не поубивали друг друга. Пальму первенства они делили. Одеяло тянули. Каждый на себя. Выход быстренько нашли. Неординарный, между прочим. Следственное управление выделили в особую когорту, чтобы оно не зависело ни от кого. Теперь у них своё государство. Со своим уставом, гербом и гимном. Да у них сейчас всё своё. Люди говорят, что они даже свою Конституцию начали писать. Границы делить. Войска даже свои им разрешили иметь. Такой вот коленкор получился. Понял? Что? Что ты сказал? Не понял… Это я про Следственный комитет России говорю. Не про Ватикан. Мудрое решение власть приняла. Но не очень. И не до конца доведено. Почему? А вот почему. Органы следствия остались же ещё в разных милицейских и других структурах. Ведомственные, так сказать. Но, я думаю, доведут, черти болотные, до конца и эту свою реформу. Как и другие свои идиотские реформы, которые проводятся по всей стране. А может, снова всех соединят вместе. И одному пахану поручат. Стоп. Не пахану, а этому. Начальнику самому главному. А что? Так тоже бывает. И очень даже часто. Сделают они сперва одно что-то. Но сглупят! Умишка-то ноль! Сам же знаешь. Они же все, до единого, лопухи, недоросли, неграмотные, бездельники и прочее… ни роду у них, ни племени. А ума вообще нет. Дураки полные! Идиёты!! Понял? Из грязи… да прямо в князи… Не в князи, а в князья… в графья… Во как!! Такая вот, Вася, канифоль творится…
– Да-да. Представляю. Я в курсе происходящего. Я же не на Марсе живу. И не на этой… как её… не на Венере. Хи-хи…
– А ты хохмач! Вася! Это я тебе говорю. Не верти головой. Здесь никого нет.
– Почему это я хохмач? Ничего комического не вижу.
– Ну… не скажи… На некоторых Венерах можно и пожить. И полежать. Хи-хи.
– Не знаю. Не пробовал. Мы про реформы речь вели. А ты на секс переключился.
– Сейчас вернусь. Потом всё то, что реформировали, назад возвращают, но уже под новым девизом. Мол, мы думали-думали… и придумали… Дескать, вот как мы можем… жизнь вашу улучшить. Одни разговоры… Сам же знаешь…
– Знаю-знаю. Это не секрет. Ты уже говорил об этом. Повторяешься…
– Повторенье – это мать ученья! – Борщ палец вверх резко вздёрнул.
– А вот это правильно. Учиться, учиться и ещё раз учиться!
– Совершенно верно, Вася.
– А во власти и в экономике нет специалистов. Это правда. Да практически везде. В образовании. В культуре. В медицине. Даже в охране!
– Где-где? В охране? – Иван Степанович на Кулькова уставился.
– Да-с! В охране! Именно. Мне тут всё доподлинно известно. Я на этом поприще целую собаку съел. Слопал её… с косточками вместе…
– Ну ты, Вася, и даёшь… Хотя могу тебе возразить. Не в любой охране нет спецов. ФСО возьми. Туда собрали всех профессионалов со всего света. Чтобы охранять! Сам знаешь кого. Не маленький. Соображать должен. Войска там целые!
– Вообще-то, да, Ваня. Погорячился я. Не то сказал. Не так выразился. Сорри…
– Чего-чего? А сор-то тут при чём? Мусор-то тут с какого боку-припёку…
– Извини. Это по-иностранному… Хотя… и сору, и мусора, да и даже настоящих мусоров там хватает. Их там, Ваня, с избытком. Больше, чем надо. Больше, чем положено. Как и в других отраслях нашего народного хозяйства.
– В каких?
– В науке. В промышленности. В социологии. В статистике, наконец. В… Стоп. Не буду дальше перечислять. И этого хватит.
– Непрофессионалы они все, Вася. Вот они, черти болотные, и куролесят… Правая рука не знает, что делает левая нога. Ладно. Чёрт с ними. Бог им судья. Так вот, вернёмся к нашим баранам. К прокурорам, то есть… Жорка много чего рассказывал. Кто, как, зачем и куда… И сколько… Ну, и кому, естественно.
– Как это?.. Что вы хотели этим сказать?
– Ну, какой же ты, Вася, непонятливый. Я про жизнь ихнюю говорю.
– Почему это я непонятливый? Как раз наоборот. Я понял, что про жизнь.
– Ну вот и хорошо. Можно продолжать мой рассказ? Вася! Отвечай.
– Сейчас. Мысль закончу. Я, например, планирую в будущем книжку написать.
– Оппа!! А это похвально! Могу с изданием помочь! Есть у меня знакомый дядя. В издательстве работает. В крупном. Как будет называться? Книга твоя…
– «Жизнь российская». Такое пока дежурное название. А там посмотрим…
– Замётано. Как только нацарапаешь свой трактат, сообщи тот же час. Помогу.
– Спасибо, Ваня. Ты настоящий друг. А что брат твой говорит о тех безобразиях?
– Жорик как на духу всё выложил. Ведь он же брат мой единоутробный. А братья – это сила! И секретов промеж нас никаких не должно быть. Ведь так же? Вот у тебя есть брат? Говори. Не стесняйся.
– Нет. Нету у меня брата. И сестры тоже. Один я был у мамы с папой…
– Любили, наверно?.. Тебя-то…
– А как же. Любили… Ясен пень.
– Всегда так. Когда один единственный в семье ребёнок, то его безумно любят. Боготворят! Обожают!! Лелеют! Жалеют! Золотцем… Солнышком называют. Радостью. Тоже, наверно, в шоколаде катался? Пылинки сдували… Ведь так?..
– Было дело. Ваша правда. Сдували… Называли… Катался… До поры до времени.
– А что случилось? Потом-то?
– Умерли. Оба. Сначала мама, потом папа.
– Да-а-а-а… Трагедия… Гамлет… Шекспир… А у нас тоже трагедия. Только по другому поводу. Про Отеллу слышал?.. А про Лира? Так вот, трое нас у родителей было. Вообще-то – шестеро сначала. Но трое ещё в младенчестве покинули сей мир. Не выжили. Но, я думаю, повезло им. Не били их, в угол не ставили, хлебушком не попрекали. Мы-то знаем почём фунт лиха. Крутые у нас мамаша с папашей были. Черти болотные. Я-то ещё ничего. Меня шибко не колотили. Да я и сам мог по шее звездануть. Хоть кому. Любому. Я же старший. За мной Геля. Сестричка. Ей тоже мало доставалось. Она тихоней была. Больше всех Жорке перепадало. В основном за паскудство его. За подлость. Всё норовил пакость какую-нибудь совершить. Чёрт болотный. Вот папаня его и воспитывал. Ремнём с огроменной такой медной бляхой. С армии ещё осталась. С фронта. И по сраке. По голой. Так с синей задницей Жорка и ходил всегда. В бане в трусах мылся. Иногда в майке. Один раз даже в рубахе. Синяков стеснялся… Но и там умудрялся кому-нибудь кусок мыла под ногу подсунуть или рукоятки на кранах переставить с холодной воды на кипяток. Люди-то верили: раз синяя рукоятка, значит… холодная вода. Ну и… Сколько раз скорая в баню приезжала за обваренными кипятком невезунчиками, за покалеченными и изувеченными. Несмышлёнышами этими. Дурачками наивными. Или за другими бедолагами – с ногами-руками переломанными. Которые, поскользнувшись на мыле, на бетонный пол со всего своего роста грохались. Сам понимаешь, что из этого получается. Отбивная!! Мешок с костями!! Таким вот братец мой рос. Чёртик болотный. Маманя тоже постоянно руку к его жопе прикладывала. Он же не понимал слов. Никаких. Ни русских. Ни украинских. Маманя-то хохлушкой была. Это же я её фамилию ношу. Да мы все Борщи. Папанькину фамилию нельзя было брать. Неблагозвучная она!! Слух режущая… Уши вяли… Сохли! Произносить даже стыдно. Не буду тебе её озвучивать. Поэтому я Борщ! Гордо звучит!! И вкусно! Кулинарно!! Обалденно!!! Геля – Борщ-Кржижановская. Мужнину добавку прицепила для форсу. Жорик прибавил после института две буквы. В конце. Не знаю для чего. Теперь он Борщик. Ну и чёрт с ним. Пусть будет. Он всегда выделиться хотел. Хоть и делал всё из-под полы. Тихушник! А из-за него и нам иногда перепадало. То ложкой, то скалкой, то кочергой, то тубареткой… Так вот и жили.
– Интересно получается. Даже не верится, что так может быть. Кстати, правильнее будет – табуретка.
– Не-е-е… У нас были тубаретки. Именно так. Крепкие. И тяжеленные. Как сейчас помню. Если тебе по башке саданут раз десять-двадцать такой штуковиной, то надолго запомнишь, как она называется! Я же знаю! Я же… Я же…
– Хорошо… хорошо… Не психуй. Не нервничай. Как хочешь, так и говори. Мне по барабану. Теперь про брата твоего единоутробного. Про Жорика. Про Борщика. А как же он тогда прокурором стал, будучи таким отъявленным подлецом и подонком?
– Из-за этого и стал. Они же все такие. Это ему очень в работе помогает. Без этого просто невозможно быть хорошим прокурором. Они же око государево. За порядком в стране следят. Зорко. И если сам не был проходимцем, отъявленным сорвиголовой или подонком, то нет другого более подходящего способа вычислить таковых же в обществе.
– Ну ты, господин хороший, товарищ Борщ, – Кульков снова перешёл на «ты», – сейчас вылил огромный ушат грязи и помоев на этих государевых людей. Нельзя же так! Как тебе не стыдно?!
– Нисколечко не стыдно. Ты, однако, не пересекался ещё с ними по-настоящему. А я хорошо своего братца знаю. Он такой… И он, как и другие выскочки, из грязи в князи вылез. Своим недюжинным мозгом. Своей смекалкой. Своей наглостью. Нахрапом. Никто его туда на аркане не тащил. А как ты думаешь, с чего он начал?
– Не знаю. Даже мыслей нет, не то что слов…
– С родителей он начал. Перво-наперво с ними разделался. Помнишь, я тебе про Отеллу говорил. Почти так же и он поступил. Они такие… Отеллы эти… Кровожадные. Меня тогда не было здесь. Я в то время на Дальнем Востоке ишачил. На рыболовецком флоте деньгу зашибал. Геля на Украине жила со своим первым мужем. Хрюшек на сало выращивала. Сало хорошо продавалось. Поэтому она надолго там застряла. Кому охота от хорошей жизни бежать…
– Да. Это точно. Никому не хочется от хорошего в плохое окунаться.
– Вот-вот. Это наша правда. Да-да. Это истина.
– А братец твой… что же…
– Братец-то? Выжидал долго. И выждал. Вот он и воспользовался моментом, что нас рядом нет. Отомстил им, родителям. За всё. За жопу свою обколоченную.
– И что же он сделал?
– Не буду про это рассказывать. Не по-человечески он поступил. Но зато по закону. Он тогда в юридическом учился. Вот курсовую работу на родителях и выполнил. Говнюк. В учебных целях. В полную, так сказать, меру. Ну, а дипломом своим добил их. У нас как говорят? Закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло. Вот он и завернул туда, куда ему надо было. Сучонок паршивый!!
– Это как же??
– Как… как… Башкой об косяк. Вот как. Ты что? И взаправду не понимаешь? Или прикидываешься? Тёмная это история. Не будем ворошить.
– Да знаю я о таких подобных случаях. Полно их. Через край. Но, чтобы вот так… с собственными своими родителями разделаться… это уже как-то стрёмно. Хотя… папаня мой тоже со мной не по-человечески поступил.
– Вот видишь. И тебя несправедливость не обошла стороной. Нам с сестрёнкой это тоже не по нраву. Но что сделано, то сделано. Назад хода нет. А Жорка потом повинился перед ними. Целый день на коленях стоял. На кладбище. Это когда он уже прокурором города работал. И памятники им тогда же во весь рост поставил. Каменные. Из мрамора. Из итальянского. С позолотой. Правда, заместо бриллиантов стекляшки от Сваровского навтыкал. Фильм даже про это сняли. Как он на коленках прощение вымаливал и как скульптуры на могилки собственноручно вкапывал. За это он в генеральную попал. Минуя область. Сразу замом взяли. Или помощником… Не помню уже.
– Ничего себе… А кто такой этот Сваровский?
– Тоже ихний прокурор. Стекляшками промышляет. Кликуха у него такая.
– Даже так??
– А как же. У них у всех свой бизнес.
– Стоп. Как это… бизнес у них свой… Это же… это же… незаконно…
– Василий! Опять тупишь?
– Ваня… Ты чего… Как это… тупишь…
– Очень просто. Проще не бывает.
– Расскажи… Поясни… поподробнее…
– Без него, без бизнеса, Василёк дорогой ты мой, нонче не проживёшь. Вот они и ворочают, черти болотные, то одним, то другим.
– К-каким… одним… другим…
– Разным. А те, у которых нет своего бизнеса, чужой крышуют.
– Не понял. По-твоему, они все воруют… обирают… и крышуют?..
– Конечно! Но по закону. Не придерёшься.
– Это точно?
– Ну да! Век воли не видать! Шутка…
– Ну ты даёшь, Иван Степанович. Зачем на добрых людей напраслину наводишь? Есть такие, конечно. Есть! Не спорю. В семье не без урода. Но вот так… – чтобы все! Не верю!
– А я и не говорю, что все. Но вот когда какой-нибудь прокурор… или другой иной государственный человек попадается на открытом воровстве, мздоимстве, взятках или безбожном крышевании, а потом благополучно избегает справедливого возмездия, то что-то я не слышу от их очень и очень честных коллег гласа возмущения! Все молчат. Как в рот воды набрали. А может, нет их? Честных-то? Были бы – возмутились бы! Такая вот у меня постановка вопроса. Где они? Черти болотные… Где? Где? Где? Покажите их!!
– Вообще-то вы правы, уважаемый Иван Степанович. Вас бы в премьеры. Или сразу в президенты! Вот зажили бы…
– Не могу, Вася. Извини…
– Почему?
– Грешки есть… Небольшие, честно признаюсь, но всё же есть. Да и не хочу я. Не моё это. Вовсе. У меня другие пристрастия. Я жить хочу. Просто жить и не тужить. Так-то вот… – констатировал Борщ. – Хотя… Если руку на сердце положить, – плохо жить не хочется. Увы.
– Ясен пень. Не хочется. Мне тоже это не по нраву. Я надеюсь, что всё изменится. К лучшему. Не должно всегда плохо быть. Не бывать этому. Мы же раньше коммунизм строили. Да! Стремились к светлому будущему. Надеялись… Надеяться всегда надо!
– Конечно. Конечно… Ты прав, Вася.
– Я вот, например. Заболел однажды. Сильно заболел. В тот раз, когда мы в лифте застряли. Пошёл к доктору на приём и за лекарствами. Думал, сразу дадут. Ан нет… По кругу прошёл. И не по одному. Круги настоящего ада нарезал. Но… конец был весьма счастливым. Душой кривить не стану. А почему? Да потому. Я же надеялся!! И сам на себя. И на государство. И на общество. И на закон. На Конституцию… в конце концов. Побегать пришлось. Почти месяц с лишком. Походить. Хождения по мукам совершить. Понял?? Но… В итоге… Дали всё-таки лекарство. Справедливость восторжествовала! Я вышел победителем! Виват!! Так и тут – образуется всё. И коррупционеры образумятся. И воры одумаются. Не всё ещё потеряно. Вот и мы, когда в лифте застряли, думали, что всё, капец пришёл. Ан нет, выручили нас из плена. Мы же надеялись!! Ждали! Вот и пришло к нам спасение!! Хоть и не сразу, но всё же… – Кульков был неумолим. – И есть у нас ещё честные люди! Есть!! Я в это верю!
– Есть? Кто это?? Вася! Ты чего городишь?? Ну-ка, ткни в такого пальцем!
– Я, например… – Василий прикоснулся рукой к своей рубашке на груди.
– Ха-ха-ха… Ну ты даёшь, брат!! Хотя… ты мне импонируешь… К тебе у меня претензий нет пока. А ещё кто?? Ну-ка, покажи. Ты вспомни дело прокуроров, которые крышевали подпольный игровой бизнес. Где они? По сколько годиков получили? На сколько лет их укатали? А?? Молчишь? Ты же честный… Вот и другие молчат. Даже те, которые чересчур честные. Могу другие примеры привести. Про губернаторов… И про министров… У которых замы воровали в размерах областных бюджетов. Где эти замы? В Англиях, во Франциях и в Америках живут себе припеваючи. Вместе с жёнами своими, иностранными подданными. А с губернаторов и министров наших вороватых как с гуся вода: ничё, мол, не знаем, не ведаем ничё… это не мы… ухом не слыхивали, глазом, дескать, не видывали… Черти болотные. Это как так?? Они что? – слепые и глухие?? или дурные? Областной бюджет целой московской области пропал напрочь, а губернатор не в курсе?? Как это так?! Ответь мне, пожалуйста… Такие же воры они. Бандюганы. Все до единого. Все!!! Но не пойманные. Вот в чём вопрос. Может, специально не пойманные… Разбираться надо! А кто будет разбираться? Некому! Всё! Круг замкнулся. Стрелять таких надо. А им ордена вешают!! Да-да! Ордена! Даже боевые! И где сейчас те губернаторы? А?? Где те министры?? Где те чиновники?? Которые армию чуть не угробили со своими проститутками… Где они?? Отвечай!! Не знаешь?? Я могу тебе ответить. Я знаю. Я в курсе. На другой тёпленькой работе числятся преспокойненько. В Думе прохлаждаются… В Сенате сидят… прячутся. В парламенте… В других властных структурах. Депутатскую неприкосновенность имеют. Иммунитет!! В госкомпаниях руководят. Ездят на дорогих служебных машинах с охраной и мигалками. И никто их не тревожит. Да-да! Наоборот, повышают, продвигают, награждают… Про банкиров, которые со всем капиталом за бугор убежали, тоже наверняка слышал. Банк Москвы возьми… Других таких полно… Бабки уплыли огромные. Народные!! Ну и что?.. Ну и как? Ну и где?.. Где деньги, Зин?..
– Тут ты, Иван Степанович, опять не прав. Прав, конечно, но не окончательно. Некоторые губернаторы сейчас под следствием сидят. На нарах парятся. Суда ждут…
– Так-то оно так, уважаемый Василий Никанорович, что некоторые… А не все! Да и не совсем ты в курсе происходящего. Это те жмурики, черти болотные, попались на крючок, что из обоймы номенклатурной выпали. Которые от стаи отбились. По своей паскудной привычке. Из-за жадности своей. Авторучки им понадобились за десятки миллионов. А то и за сотни… Часы дорогущие возами скупали. А для чего? У них же по две руки. Зачем им столько часов? А остались бы они в стае той прикормленной… – долго ещё жили бы и здравствовали на всём им уготованном. И воровали бы всласть дальше. По-тихому. Втихаря. Ритмично. С наслаждением. Они же привыкли к такой вольготной и вороватой жизни. Да! Привыкли! Не смотри на меня так. Обнаглели… Не могут иначе. И они, скажу тебе по секрету, – неприкасаемые… Это те, которые в стаде своём остались. В стае. Затерялись они в толпе… И живут по принципу: мы вам, вы нам. Мы вам одно. Вы нам другое. Понял? Не понял? Что это с тобой? Заклинило? Объясняю популярно: вы нам квартиры и зарплаты нормальные, а мы вам защиту от возмущающихся. В рукопашную кинемся, водой разгоним, газом отравим, дубинами воспитаем, сапогами и берцами, мол, отпинаем, но отстоим ваше благополучие. Мы вам голоса на выборах, вы нам свободу действий и неприкосновенность. Мы вам бабки, вы нам награды. Мы вам откаты, вы нам офшоры. Мы вам акции, вы нам преференции… Ну и так далее… И тому подобное…
– Красиво ты гутаришь, Ванечка. Но, как-то… не верится…
– Как это не верится. Так и живём. Это наши реалии. И наоборот бывает: вы нам голоса на выборах, мы вам свободу действий и неприкосновенность. Вы нам бабки, мы вам награды: ордена, медали, дипломы, грамоты, лауреатов, народных… заслуженных… деятелей разных сфер народного хозяйства. Вы нам откаты, взятки, приносы, мы вам офшоры и благополучие. Вы нам акции, мы вам преференции и беспечную жизнь… Ну и так далее… И тому подобное…
– Ого! Лихо!! Ну ты и Геракл! Иван Степанович.
– Так и есть. Могу другие примеры привести. Конкретные. С фамилиями.
– Нет-нет. Пока не надо. Потом. Позже. Не время ещё. Да и голова у меня другим занята. Битком забита. Я же… У меня же…
– Как хочешь, – снова продолжил Борщ, не обращая внимания на слова своего собеседника. – Не надо – так не надо. Потом – так потом. Позже – так позже. Мы народ не гордый. Подождём. Ничего с нами не случится. Привыкли.
– Не обижайся, Ваня… Потерпи. Я же… У меня же…
– Могу и про самую верхушку кое-что поведать. Из первых, так сказать, рук. Уст. Жареное!! Кипящее!! Бурлящее!!
– Тоже не сейчас. Потом…
– Ну… как хочешь… Хозяин барин. Как скажешь. Я много чего знаю. Так что… обращайся. В любое время. Всегда готов поделиться компроматом.
– Ладно. Верю, что ты что-то знаешь. Замнём пока для ясности. Время покажет. Поживём – увидим… Загадывать не будем.
– Хорошо, Вася. Как скажешь.
– Ну вот, поговорили на душещипательные темы и хватит. Всё. Баста. – Кульков поднял обе руки и замахал ими, имитируя конец беседы.
– Как хочешь, – с явной обидой на лице промолвил толстяк. – Я не настаиваю.
– Слушай-ка, Иван Степанович, там, кажись, собрание закончилось. Вишь, люди зашевелились, закопошились. Пойдём-ка, проверим. – Василию надоело слушать этого назойливого болтуна, и он при первой же возможности поспешил прервать такую столь затянувшуюся и порядком надоевшую крамольную беседу.
– А ты чего пришёл-то? – громко воскликнул Борщ, вспомнив, что об этом он ещё не спрашивал своего собеседника.
– К начальнику. Надо мне. Я же… У меня же…
– Я тоже к нему! И мне тоже надо.
– Тогда пошли.
– Ага. Пошагали…
– Что ж… В добрый путь.
– Ага. В путь добрый…
– За помощью…
– Ага. За справедливостью…
Продолжение: http://proza.ru/2023/08/24/325
Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/08/23/402
Начало 3-й части: http://proza.ru/2023/08/21/655
Начало 2-й части: http://proza.ru/2023/06/22/378
Начало романа: http://proza.ru/2022/09/02/1023