Я отнюдь не человек бизнеса, но лет в двенадцать во мне внезапно проснулась коммерческая жилка, с головой окунувшая меня в омут торгашества, и уже через год я стал обладателем шикарнейшей коллекции «солдатиков».
А началось всё с покусанного «ковбойца», выменянного мной на расплющенную пивную пробку.
У «ковбойца» был отгрызен пистолет по самый локоть, изрядно пожёвана шляпа, но мне он отчего-то приглянулся, был мной выкуплен, а вскоре и обменян на «ковбойца» поновей.
«Ну и что, что пистолет откусан? – помнится, сказал я тогда своему бизнес оппоненту. - Но это же пистолет! А у того всего лишь лассо…».
Так говорила, проснувшаяся во мне, коммерческая жилка, благодаря которой ряды фигурок, любовно расставляемых мной на книжных полках, неумолимо пополнялись.
Книжные полки являлись частью импортного гарнитура «Гелиос», описывая который, папа обычно говорил: «Видите какая вещь – ни грамма лакировки, один лишь сплошной мат!»
Папа очень широко использовал сплошной мат, когда описывал, как, по какому блату, и за какие деньги этот гарнитур нам достался.
- Мы не расплатимся за него вовек! – причитала мама. – Мы залезли в такие долги, что вовек не расплатимся!
В итоге мы, конечно же, за него расплатились… Продали этот самый гарнитур, перед отъездом в Израиль, и расплатились.
Однако своё он послужил. Особенно книжные полки, используемые мной, как подставка для мишеней…
Дело в том, что, когда внезапно проснувшаяся во мне коммерческая жилка вновь уснула, её место заняло «робингудство».
Иначе говоря, я пристрастился к стрельбе из арбалета, смастерённого мной из двух карандашей, резинки и шариковой ручки.
Арбалет стрелял чернильными стержнями, из которых я удалял пишущие шарики и помещал на их место швейную иглу - в результате чего получались отличные стрелы, коими я и расстреливал свою шикарнейшую коллекцию.
Солдатики, надо сказать, не возражали. Родители тоже. Так как о своём пристрастии я им, разумеется, не докладывал.
В принципе всё шло довольно гладко, пока однажды папу не заинтересовали странные дырочки, появившиеся на лицевой стороне полочек.
- Что это за цятки?! – спросил он. – Нина, ты видела эти цятки?
- Какие ещё цятки?
- Ну вот эти вот! Тут все полки в каких-то цятках!..
- Боже! – вскрикнула мама, присмотревшись. – Что это? Боже!
- Ты знаешь, что это за цятки? – спросил меня отец.
- Понятие не имею! - помотал я головой.
- Это короед! – вооружившись очками, в ужасе отпрянула от полочек потрясённая мама. – У нас завёлся короед!
- Точно! – незамедлительно поддержал я её версию. – Это определённо короед!
- Откуда вдруг короед? – усомнился отец. - Мы ж только клопов вытравили!
- Клопов мы вытравили, а короеды завелись! – рассудительно заявила мама.
И я снова её поддержал, пролепетав что-то про закон сохранения. И она бросилась мазать полочки растительным маслом.
- Ни черта твоё масло не помогает! – резюмировал отец спустя несколько дней. – Их стало ещё больше!
- Кого?
- Цяточек!
Короеды, действительно, обнаглели и распоясались. На одного сбитого солдатика приходилось аж пять, а то и шесть промахов! Отчего через месяц и у папы, и у полочек уже почти что закончился весь мат.
- Странные какие-то короеды! – не переставал удивляться отец. – Больше нигде, а здесь всё пожрано! Ты точно об этом ничего не знаешь?
- Точно! - клялся я. – Мы ж короедов по зоологии ещё не проходили…
- Так может это термиты? – предположила мама.
- Термиты в Африке, – возразил ей папа.
- Не обязательно! – вступился я за африканских вредителей. – Я про них в книжке читал, они где угодно завестись могут.
И тогда папа решил извести вредителей купоросом. Раз клопы от него вывелись, решил он, то и эти подохнут.
Но они не дохли. Наоборот, лишь пуще размножились, поскольку «робингудство» во мне не засыпало, а мазал я по-прежнему безбожно.
- Смотри-ка, они уже и на дверца перекинулись! – указывал папа на новые точки ярусом ниже.
- Где?! – изумлялся я.
- Вот!
- Кошмар какой! Совсем озверели сволочи!
И это была чистейшая правда. «Солдатики» совершенно озверели. Рассредоточившись, они наступали теперь по всем фронтам, а иногда даже обходили с флангов, вынуждая меня расширять поле битвы.
Наши баталии были жаркими! Они дрались, как черти, и мне приходилось отстреливаться с разных углов.
Иногда я лупил по их порядкам «навесными», а иногда шёл в штыковую, расстреливая неприятеля практически в упор. Отчего, естественно, увеличивался и сопутствующий ущерб в виде «цяточек».
Мои «навесные» оставляли в покрытии глубокие сколы, а «в упор» – дыры.
- Это не короеды, а какой-то кошмар! – негодовал отец. – Они словно вооружились отбойниками...
- Вот же сволочи! – соглашался с ним я.
А мама призывала срочно вызвать санэпидемстанцию.
- Пусть их потравят! – кричала она. - Нам ещё столько за этот гарнитур платить, что пусть его уже хоть сожгут!
Но до звонка в санэпидемстанцию мамины руки так и не дошли. А вот до моей задницы они-таки добрались...
Как-то, в самый разгар боя, мама неожиданно возникла передо мной аккурат в момент прицеливания.
- Что это?! – услышал я... И от испуга пустил стрелу.
Просвистев возле маминого носа, она смачно воткнулась в полочку.
- Так вот какой у нас короед?! - вскричала мама грозно и вопросительно. - Вот кто у нас короед-то, оказывается?!..
На том мой героический эпос кончился и началась скучнейшая лирика.