Ох, и шпарит же вовсю, лето жаркое, алтайское. Только-только сельчане управились с посевной, а на подходе уже другая страда намечается, сенокосная. Пока небольшой передых механизаторам деревенским образовался. Самая пора, вылезти им из кабин, чтобы трудяг своих гусеничных “подшаманить”, да заодно и технику сенокосную в порядок привести. И как говорится – снова в бой. Покой им будет только сниться.
- Семёныч, погодь, малость. Повезло тебе, на ловца и зверь бежит, - это Анна, сельская почтальонка, посреди улицы окликнула совхозного тракториста, Тимофея Селиванова. Тот, с какой-то железякой в руках, спешил в РТМ к своему кормильцу, старенькому ДТ-54.
- Коли поймала тебя здесь, то письмо от сыночка своего получи. Скорей всего, хорошую весточку шлет отцу, вишь, предупреждает даже на конверте - “Осторожно! Фото!”
- Спасибо, Аннушка. Домой ведь мой Ванюшка собирается. Чай, третий год дослуживает на флоте Тихоокеанском, как и я в своё время. По моим стопам сын пошел. Вот только мать, бедняжечка, не дождалась сыночка своего. Ушла на тот свет нежданно-негаданно для всех нас. А Ванюшка и мать схоронить не сумел. В то время в морях дальних был. Да что я тебе об этом говорю. Ты и сама всё знаешь.
Бережно сунув конверт в нагрудный карман комбинезона своего замасленного, под которым всегда виднелась тельняшка, Тимофей поспешил дела свои доделывать. Вечером, после работы, умывшись и мало-мальски поужинав, он вдруг вспомнил о письме.
- Вот же память дырявая! О письме то и забыл совсем. Стареем, братишка, однакось.
Улыбнулся, прочитав предупреждение на конверте. Надо же, сын Иван, как и он сам когда-то, предупреждал своих родителей, о вложенных в конверт фотографиях, что со службы своей флотской слал.
- А чему тут удивляться, то. Кровиночка ведь моя, сынок мой родненький.
Ох, Тимоха, Тимофей! Сам, того не ведая, пророческие слова сказал насчет кровиночки. Осторожно разорвав конверт, стал потихоньку вытягивать за кончик фотографию. Предполагая, что и на этот раз, на ней появится улыбающаяся физиономия сына. Тот, представал перед отцом, как всегда, при параде, с полным набором знаков воинской доблести на груди. Смотри, мол, батя, докладываю тебе, что сынок твой не посрамил отца своего. На погончиках, с каждым последующим годом, появлялись новые лычки, вот уже три штуки отливают золотом, что на последней карточке у старшины первостатейного. И на груди блестит весь моряцкий иконостас. И самый дорогой для всех моряков жетон ЗА ДАЛЬНИЙ ПОХОД.
Ан, нет! Не угадал, на сей раз отец. С фотографии Тимофею Семеновичу улыбалась миловидная девушка. Вглядевшись в снимок, у бедного тракториста вдруг, будто что-то оборвалось внутри, сердце предательски захолонуло. Сами по себе вдруг задрожали руки, ноги. Короче, весь организм затрясся, ну точь-в-точь, как его ДТэшку начинает трясти, при заводке в морозы зимние, трескучие.
Поневоле затрясет мужика, коли с фотографии Тимофею улыбалась его давняя, флотская любовь, по имени Катюша. Любовь, а позднее, запоздалые страдания и боль утраты. Стыд от своей нерешительности, и чего греха таить, трусости тоже. Боже! А ведь двадцать с лишним лет прошло с той поры. Вроде и забыть пора. И забыл. Почти. И тут нате вам, это письмо Ванькино. Кстати, а он то, тут с какого боку?
Слава богу, что про письмо вспомнил. Начал читать, сообразить сначала не мог, почему это у Ванюшки строчки так сильно пляшут и одна на другую наезжают. В шторм, видать, писал, что ли. Потом дошло – это у него самого в глазах эта свистопляска штормовая происходит.
“Батя, ты только не волнуйся сильно. И деда с бабкой подготовь. Я здесь встретил замечательную девушку, которая согласна стать моей женой. Ее зовут Лида, и скоро мы с ней приедем к нам домой. Разрешаю полюбоваться. До скорой встречи!”
Лида, Лида… Ну, конечно же, через столько лет, какая тебе к черту Катенька, Катюша. Дурак, ты, Тимоха, хоть еще и не совсем старый! Мало ли на свете людей похожих.
Но тут Тимофея Семеновича вдруг “шандарахнуло” так, что холодный пот по спине предательскими ручейками побёг. Ведь сынок то его, Иван Селиванов, служит на флоте в той же самой военно-морской базе, в том же самом поселке, где когда-то, совсем рядом, служил и он, Тимофей Семенович Селиванов. А это значит?
Не заходя в дом, сидя на чурке, и смоля одну за другой сигареты, Тимофей Семенович предался своим невеселым воспоминаниям.
…Провожали на службу Тимоху Селиванова шумно и весело. Так всегда водилось в деревнях в то времечко. Играл баян, пели жалобные песни, вперемежку с разухабистыми частушками, от которых животы можно надорвать, нахохотавшись вдоволь. Родители Тимофея, хоть и набожные были, сколько могли, чтили свою веру старообрядческую, но сына своего не неволили. Как и все пацаны деревенские, был он и октябренком и пионером. И в комсомол вовремя вступил.
Сидела весь вечер рядом с Тимофеем, на его проводах, скромная, тихая девушка Даша, с которой парень дружил последний год. Очень нравилась Тимохиным родителям девушка эта. Матушка так прямо и заявила на проводинах, мол, будем считать, что сосватали мы эту Дашу за нашего Тиму. Ему надлежит хорошо отслужить и поскорей вернуться домой к нам и невесте своей, а девушке, той верно ждать и всячески блюсти себя, не давая в деревне никому ни единого повода для грязных сплетен в свой адрес.
Так и случилось. Девушка верно ждала. Тимоха добросовестно тянул свою флотскую лямку, мечтая о скорейшей встрече с невестой, пока… Пока не случился с ним острейший приступ аппендицита. Увезли бедолагу в военно-морской госпиталь, где он и увидал медсестру, по имени Катюша. Все так звали в отделении ее – именно Катюша. И никак иначе.
Что между ними пробежало в этом госпитале? Может искра какая, про которую красиво в книжках про любовь пишут. Может еще, какая зараза, но влюбились друг в друга Тима и Катюша, по самые уши. И забыл в тот момент наш моряк про девушку Дашу, что верно ждет его со службы. Будто вместе с ненужным аппендиксом, ему кусок памяти о ней, отчекрыжили на операционном столе. Полный самых радужных надежд, пишет наш влюблённый моряк письмо своим родичам:
“Дорогие мои, папа и мама! Пишет вам ваш сын, Тимофей. У меня всё хорошо, служба подошла к концу. Скоро ждите меня домой. Но я приеду не один. Я встретил здесь девушку, и мы полюбили друг друга. Ее зовут Катюша, и вы скоро встретитесь с ней. Ваш сын Тимофей.”
Полученный ответ от матери, было как ведро, да какое там, нахрен, ведро, лохань целая, не холодной, а ледяной воды, прямо за шиворот нашему любвеобильному пареньку:
“Ты чего это удумал, паскудник, ты эдакий? Двадцать с лишним лет прожил на белом свете, а ума ни на грош не накопил. Я вот тебе покажу. С девушкой он приедет, глядикося! А о нас с отцом ты подумал? А о Дарье подумал, что она тебя тут три года верой и правдой ждет, не дождется? Ославить на всю деревню нас решил! Не выйдет! Прокляну, если сделаешь по-своему. Не даем с отцом тебе согласия своего, так и знай! И в деревню, с кралей своей, можешь свой нос не совать.”
Чудеса, да и только! Материнское письмо подействовало лучше всяких приворотов-отворотов на Тимоху. Пораскинув мозгами, он заявил Катюше своей, вот, мол, подождать тебе немного придется. Сейчас он съездит домой один, обустроится, а потом за ней вернется. Поверила ли девушка такому раскладу Тимохиному, не знаем, не ведаем. Но писем он ей так ни одного и не написал, а та и адреса его алтайского не знала.
Женился Тимоха в тот же год, после своей демобилизации. Сыграли свадьбу в аккурат на Покров. Народу было – не протолкнуться! Вскоре и сынок-первенец народился. Ванюшкой назвали. Жили не хуже других, всё было, и радости и ссоры, как и в любой семье. И вот – нате вам! Заболела и быстро ушла на тот свет Даша, Дарьюшка, оставив своего Тимошу на попечение своих престарелых родителей. Да Ванюшку-сыночка вот ждала-ждала, да так и не дождалась со службы.
Так отчего же так сильно “шандарахнуло” нашего Тимофея, когда он фотографию девушки увидел? Только ли воспоминания, вдруг нежданно нахлынувшие, так его взволновали? Увидев поразительное сходство этой Лиды с медсестрой Катюшей, то нетрудно представить, кто может быть матерью этой девушки. Это и предположил Тимофей, не дурак мужик. А если припомнить последнюю их встречу, что закончилась не только безобидными поцелуями. То…
- Нет! Быть такого не может! Это только в кино, да в книжках такое случается!
А внутренний голос, ему так вкрадчиво на ушко:
- Может. Всё в этой жизни возможно, старик. Даже и твой случай тоже.
… Видя, что Тимофей задерживается на улице, который всё еще сидел на чурке, к нему из дома вышли мать с отцом. Крепкие еще старики. Да и стариками их назвать, язык не повернется сказать. Обоим за семь десятков, но как говорится, еще в могуте, еще кой-кому из молодых и фору могут дать.
- Ты чего это Тимофей в дом не заходишь? Темень поди уж на дворе. Язьви тебя, это сколько же окурков вкруг тебя. С отца бы пример брал. Ни единой папироски за свою жисть не искурил. Рот свой ни разу не испоганил, - это матушка, Матрёна Сергеевна, разговор повела.
- Да вот, мать, письмо от Ванюшки получил и невзначай про свою молодость вспомнил. Неуж и взаправду жизнь твоя в детях твоих повторяется. Ты вот вспомни, какую отповедь мне дала, когда я хотел девушку со службы привезти. А сейчас вот Ванька, тоже пишет, что деваху нашел и собирается ее сюда привезти. Может, ты ему черканёшь пару слов, как мне тогда. Чтобы дурью не маялся.
- Эк, заговорил как. Сравнил хрен с пальцем, - это дед Семён в разговор встрял.
- Тебя, ведь дурака, Дашенька-покойница дожидалась, царствие ей небесное, а Ванька у нас пока холостяк, как не пришей кобыле хвост, ходит. Ну-ка, дай мне карточку, гляну на нее, и тогда враз определю, стоит ли она нашего Ванюшки, али нет.
- Баская девка, титьки вон какие знатные. Не должна испоганить эта деваха породу нашу. Верно я говорю, мать?
- Верно, верно. Кто про что, а вшивый всё про баню.
- Так что пропиши Ванюшке. Мол, с нетерпением ждем вас в нашу деревню. Завсегда будем рады. И привечать твою девушку тоже будем.
И понял Тимофей Семенович, что подмоги в этом деликатном вопросе от родителей он не дождется, а ситуацию как-то разруливать надобно. Причем, срочно. И, не дай бог, самые худшие его опасения оправдаются.
Для начала, решил Тимофей начать с ответа на Ванюшкино письмо. Потихоньку, так скажем, поспрашать.
“Здравствуй, Иван! Посмотрели всей семьей твою девушку Лиду. Она всем понравилась. Особенно деду. Но ты ничего не сказал, сколько ей лет, кто ее родители. Где живут они, если девушка не вместе с ними? Ты вот пишешь, что простудился на корабле и сейчас в госпитале лежишь. Поинтересуйся, если там еще старые кадры остались, помнит ли кто из них медсестру из хирургии, по имени Катюша. Хотя, едва ли кто вспомнит, коли прошло уже столько лет.”
Ответа ждал на своё письмо Тимофей, совсем не так, как писал когда-то в детстве на своих конвертах “Жду ответа – как соловей лета!”
Пропади пропадом, птичка та, что с нетерпением лета ждет. Хотя и ее безмерно будет жаль, если что. А кто Тимофея будет жалеть, когда выяснится, кто есть отец этой девочки. И вот, наконец, в его подрагивающих, от волнительного момента, руках, долгожданное письмо, а там среди прочего:
“Лидии моей на днях исполнилось девятнадцать лет. Молодая еще совсем. Наводил по твоей просьбе справки про медсестру, по имени Катюша. И знаешь, кто ее вспомнил? Ни в жисть не угадаешь. Совсем старенькая вахтёрша, этакий божий одуванчик. Она, оказывается, присутствовала на свадьбе, когда эта Катюша вышла замуж за майора-хирурга. Его потом куда-то сразу перевели и она больше ничего про них не слыхала.”
Сказать, что после этих строк деревенскому трактористу, Тимофею Селиванову, сильно полегчало, значит не сказать ничего. Если существует на белом свете бальзам на душу, так это как раз тот случай, когда он лился на нее, как... Да примерно так же, как та ледяная водичка, после материнского письма. Ну и ладно. Пусть будет, как будет. Слава богу, что так всё закончилось, а не иначе.
*** фото взято из интернета в свободном доступе ***