-Фараоны, за мной, - скомандовал он, и мы по-школьному организованно двинулись за нашим очень подвижным, стремительным экскурсоводом (здесь других не бывает), смешиваясь в этой неовавилонской толпе с другими туристами. Наталкиваясь то отбившуюся от своих украинскую «клеопатру», то осматривая дородных, уже рыхловатых немцев, покрасневших от жары… Как давно мы не видели европейцев… В универмаге в Хургаде, вход в который охранял пластмассовый метровый Анубис, за нами стояла пара возрастных эстонцев. Это они здесь были экзотикой, как для египтян, так уже и для нас. В руках у них было на порядок меньше сувениров, мы по старой памяти, как оккупанты, жившие целых четыре года в Тарту, предложили им пройти вперед. Они любезно поблагодарили, видимо, все мы как представители северных народов, даже соседствовавших друг с другом, именно в Египте на краткий миг расчета за какую-нибудь подделку папируса или алебастровую статуэтку, почувствовали друг к другу явную предрасположенность. Чтобы покинув магазин, снова встать по разные стороны геополитической надмирной битвы. Кассир услышал, что эти двое понимают русский язык, и да, по-русски, заговорил с ними, и они ему отвечали, и да, тоже по–русски.
…Наш Ахмад часов семь назад забрал нас из отеля в Хургаде ранним утром, особенно активизируясь после того, как автобус, двигаясь на запад, пересек Аравийскую пустыню и въехал в Кену. Тут я увидела, что водитель едет не один, оказывается, нас все это время сопровождали два вооруженных охранника. Значит, если они не будут нас охранять, в пустыне может с нами приключиться все, что угодно… Родина была действительно далеко.
Тем временем в Кене уже появились на улицах мужчины в галобиях, на невысоких скалистых уступах, на природных сценах, над узким, как у ручья, течением реки громозлись редкие пальмы, за спинами которых простирались ярко-зеленые плантации, в несколько хаотичном порядке набросанные друг на друга, как после катаклизма, кубы панельных новостроек, у которых не было крыш, что удешевляло жилье. Если дом не имеет крыши, то хозяин не платит за него налоги. Говорят, что зимой жильцы таких домов накрываются одеялом, а дыру на месте крыши чем-то прикрывают. Но мой взгляд цеплялся за долгожданную воду. "Наверное, так начинается Нил", - думала я. И еще раз шепотом произнесла его название, еще не веря в то, что это я приехала на берег реки, о которой узнала сорок лет назад на уроке древней истории в классе пятом, кажется…
-Это еще не Нил, - сказал Ахмад,словно услышав мои мысли, - это канал, который прорыт для орошения плодородных земель, а их в Египте всего шесть процентов. Но, видите, дорогие мои фараоны, Египту и этого хватает, ведь мы урожай снимаем по четыре раза в год… И поставляем в Россию картофель, цитрусовые, виноград, орехи…
Почти сразу за Кеной сменился пейзаж, по обеим сторонам автобуса в окна уже чаще брызгала свежая зелень деревьев, трав, тростника, рождая ощущение веселой, легкой кинематографичности, странной для этой древней земли…После красноватого ландшафта пустыни без единой тени, не считая ту, что отбрасывал автобус, здесь казалось, что даже стекла окон стали бутылочного оттенка.
Нашему Ахмаду было лет тридцать пять, он низкорослый, коренастый, как и половина египтян, с широко расставленными черными круглыми глазами. В их блестящем, ликующем свете, впрочем, улавливалась природа и хитрецов, и умелых торговцев. В этом нам еще придется убедиться, когда мы через день, едва придя в себя от поездки в Луксор, поедем в Каир и заявленное в программе посещение музея папируса легким движением руки заменится на помещение косметологической сети «Нефертити», откуда каждый уважающий себя турист, хоть и осознавая, что его развели, выносит увесистые пакеты лемонграсса, свежего сбора суданской розы, масло хельбы…Думаю, в каждом из нас работало желание хоть уподобиться сохранности местных мумий.
А Ахмад очень хорошо, бегло говорил по-русски, смягчая согласные до той кондиции, что они вылетали из его рта, как из переполненного рога изобилия переспелая мякоть фиников…
Наш общий мир неуклонно двигался к большой войне, мы это чувствовали, так как вот уже почти год у себя на родине ходили в масках. Здесь же их не носили, но коптский храм Хургады с резными белыми крестами, словно выполненными в технике 3 D, стоял закрытый не только для гостей, но и для своих. Поэтому, зная, что Египет - это небольшая отсрочка перед тем, как рванет, мы старались благодарить судьбу за этот праздник жизни: быть всем довольным, прощать египтянам их не такую уж изощренную ложь в попытке продать нам не нужного нам скарабея или осколок местного алебастра, извлеченного прямо у придорожного карьера, в сущности, оврага, заполненного густой, черной сакральной грязью.
…Автобус стремительно прорывался вперед, в Луксор, в окна изредка били ветки деревьев, когда мы въезжали в узкое место…
-Я никогда не был в России, - говорил Ахмад, - и когда-нибудь обязательно приеду, хочу в Москву и по стране… Мой отец строил с вашими инженерами Асуанскую плотину, и знаете, дорогие мои фараоны, у нас с тех пор есть поговорка «русские пришли – крокодилы ушли», потому что Нил в том месте обмелел…
Мимо нашего мысленного взора вслед за покинувшими сотни тысяч лет назад жирафами и носорогами пошли крокодилы времен хрущевской оттепели….
Ахмад, конечно, никогда не будет рассказывать о том, что строительство Асуанской плотины выполняло и другую цель. С Нубийской пустыни, где и расположен Асуан, были выселены нубийцы в низовья Нила. Им предложили хорошую поддержку государства в обмен на их сепаратисткую мечту когда-нибудь воссоединиться с другой частью своего древнего народа в Судане. Кажется, каждый из них притаил глухую обиду на египтян и нет-нет, да выскажет желание вернуться хотя бы на берега водохранилища, под которымм скрыты останки их деревень.
Теперь мы знали, что египтяне – это не арабы, а арабизированные древние египтяне, правда, на Средиземноморье в той же Александрии последние были смешаны с греками, а потому совсем другие, светлокожие, а есть и вовсе с европейской внешностью. Арабами здесь являются только южносинайские бедуины: к ним можно съездить покататься на квадроцикле по пескам, выпить травяного чая, встретить закат. На них, не являющихся автохтонами, почему-то не распространяется величие фараонов, ибо арабизированные египтяне себя и только себя считают наследниками строителей пирамид.
Мы ехали в Карнакский храм, расположенный на восточном берегу Луксора, где за много столетий до него были Фивы. Его величие, особенно большого гипостильного зала, не подавляло, а напротив, рождало чувство защищенности, камерности, уединенности. К его колоннам хотелось прижаться спиной и так побыть хотя бы несколько минут, но из благоговения перед этой раскаленной каменной древностью можно было только и позволить себе, что прикоснуться ладонью к созданным резцом камнетеса иероглифам, запрокинув голову, рассматривать миниатюры из жизни царей и цариц, чьи сохранившиеся краски казались созданными не так уже давно…Мы пробыли в Карнаке всего полтора часа, и хотелось остаться подольше, походить одному, может быть, даже потеряться… Но Ахмад снова торопил нас, чтобы ехать на западный берег, где мы должны были уже порядком уставшие из-за долгой дороги, тяжелого декабрьского солнца, а главным образом из-за того, что каждый камень или профиль фараона, или сокола на картуше, тень, падающую от гранитного обелиска Хатшепсут, хотелось запомнить….У одной из стен пилонов во внутреннем дворе, в древности к которым крепились высокие мечты из кедра с развевающимися на них флагами, стояла еще одна Жемчужина Нила, живописный полусумасшедший старик с закрытыми глазами в полосатой галобие и тюрбане, не забывая, впрочем, протягивать руку за милостыней. Настолько черный и морщинистый от постоянного стояния под солнцем, что черты его лица выглядели будто вырезанные на рассохшем эбеновом дереве.
Мы должны были сесть в автобус, подъехать к пристани, перед тем миновав школьный двор, из которого высыпала шумная, улыбчивая детвора, наверное, не повисшая у нас на руках лишь потому, что это было запрещено уставом.
Потом спуститься к Нилу, в водах которого уже плескались остатки прежней роскоши человечества как органического, так и неорганического происхождения. Потом купить у мальчика лет семи, дергающего тебя за рукав, за доллар набор открыток…И, наконец, пройти …нет, не на тростниковую лодку, а на кораблик, управляемый опять очень черным человеком, наверное, тоже арабизированным, только не древним египтянином, а представителем какого-нибудь нилотского народа, по праву считающегося самым высоким в мире…И под громкую макамского строя музыку, бьющего из колонок в наши уши, всматриваясь в обливающуюся золотом священную воду Нила, плыть на берег мертвых, в Долину Царей и Цариц.
Здесь Ахмад уже не так говорлив, хотя не теряет жизнеутвеждающего тонуса, заставляющего быть все время в напряжении его тулово, руки и язык, даже после многочасового пребывания на палящем солнце.
…Мы стоим как будто на дне бездонной песочной чаши времени, обрамленной мягкими волнами гор, здесь все имеет цвет потемневшей охры, хоть и теплой, но равнодушной к жизни человека, а особенно чужестранца …Сознание отчаянно возбуждено, выбрасывает на поверхность галлюцинации: а что ты будешь делать, скажем, если сейчас ты отстанешь от группы, если вдруг начнется дрожание этой мертвой, потрескавшейся земли, вдруг пропадут эти охранники, охраняющие входы в гробницы, где в одной покоится мумия так и не рожденного ребенка, которого мать наследника Рамзеса потеряла, узнав о гибели Аменхихопешефа….
Сможешь ли ты не заорать от ужаса, если вдруг резко боги нашлют на этот счастливый день свой гнев и все утонет в кромешной тьме? На ощупь спуститься по ступеням вглубь гробницы и тихо, спокойно, как и подобает древнему человеку, принять смерть в погребальной камере…
Ахмад уже знает, что мы придавлены всеми этими многотонными камнями, тенями богов, миллионами жизней с восточного берега, сотнями с западного, глубоким дыханием Нила …
-Вот видите, мои фараоны, какие великие люди жили на нашей египетской земле... В камнях, на песке, на невыносимой жаре создавать такие города… Вы можете себе это представить? – победоносно спрашивает он, будто сам является прямым потомком Имхотепа.
-Это действительно великая страна, Ахмад, - отвечаю я. – Но ведь вы никогда не были в России, у нас там на северах стоят пятидесяти градусные морозы… Там вечная мерзлота. А русские строят там города, порты, бурят землю….Вы можете себе это представить?
Взгляд Ахмада на несколько секунд меняется, он впервые становится чуть отстраненным, покидающим глубину в пять тысяч лет, он на эти доли исторических секунд представляет себе другой край ойкумены, покрытый льдами, мхом ягелем, хвойными лесами… Да мало ли что он может себе представить о земле тех людей, которые изгнали из Асуана крокодилов.