Глава I.
От мучившей ее ревности к своему подопечному Лил отвлекло послание от Люция, которое она обнаружила на своем рабочем столе. Свиток пергамента был опечатан печатью, которую она отлично знала, и Лил сразу вспомнила, что виделась с ним, без малого четверть века тому. Письмо напомнило, что Лилья давно обижала дядю, не забрав к себе его подарок - пять прекрасных вороных скакунов.
Всю Первую Мировую, а потом и Гражданскую один из верных вороных друзей, периодически меняясь с братьями, был с ней всегда рядом в превратностях войны. Но при большевиках завести частную конюшню для нее было невозможно, и она упросила дядю сохранить красавцев у себя, зная, что страну ждут жестокие испытания. Надеялась на годы – получилось на век без малого. Последний раз навестила их, когда рушился СССР, больше четверти века тому, но и даже теперь, когда ей уже ни что не мешало создать коням любые условия и в России, с этим не торопилась. Этим коням был нужен верный друг, которому она бы доверила их без сомнений, а такого друга не было. Этих коней доверить даже подчиненным демонам она не могла.
С дядюшкой Люцием все эти годы общалась редко, и то последний раз обратилась за помощью - наладить связи с дельцами Запада в России девяностых. Стало стыдно, ждала справедливых упреков, однако она ошиблась, послание старого дьявола было о другом. От лица Отца он приглашал племянницу на ежегодный бал «Весеннего Полнолуния» который должен был состояться в его неаполитанских владениях.
Конкретной даты у этого ежегодного празднества не было. Весенним полнолунием считалось первое после дня весеннего равноденствия. Обычно это был праздник для элиты всего «темного воинства», в ночь с ближайшей пятницы на субботу. Его отмечали все поклонники Отца на Земле, причислявшие себя ни только к Западу, но и по всему миру. В России и ее бывших сферах влияния правда больше любили «Ивана Купалу» - праздник летнего солнцестояния. Эти праздники демоны, от приближенных к Самаэлю, до простых ведьмаков отмечали всегда в своих капищах, но приглашение на праздник к Отцу было особой честью, которой ее удостоили впервые. Там раз в год собиралась вся элита Темных.
Только теперь Лилья поняла, что Отец ее действительно особо отметил среди своих дочерей. Самые старшие из них, которые не раз на этом празднестве бывали, были теперь ее заместителями, но их начальница такой чести удостоилась впервые. Правда и их последние полтысячелетия на этот бал не приглашали, так что это приглашение имело для нее особое значение.
Полнолуние уже наступало, а пятницей был следующий день недели. В послании ей предписывалось ждать сопровождающего у своего зеркала без четверти полночь. Рекомендовался и наряд – легкая греческая туника и любое количество драгоценностей. Не удивилась если бы потребовали явиться на сборище обнаженной, как в свое время ведьмам на Брокен, но на этом балу одеждой не пренебрегали. Лил знала традиции таких шабашей и была удивлена этим. Что рядовой шабаш, что Великий Бал у Самаэля неизменно кончались тем, что святоши называли «свальным грехом», и что простые ведьмы, что высокородные дьяволицы себя на них одеждой не обременяли. Знала, что почти наверняка это станет поводом кому-то отдаться, как это уже бывало не раз в ее жизни. Знала, что для многих ведьм это было способом подняться по лестнице иерархий, соблазнив высокородного дьявола, и зачав от него. Но Дьяволице ее ранга это было не к чему – такая связь с ней была бы честью для всех отпрысков сподвижников Отца, а беременности она избегала до сих пор по собственной воле. Отдаваться даже близкому теперь не хотелось, но отказаться от приглашения, заведомо согласованного с Отцом, она не могла.
Стало важным выяснить возможно ли избежать зачатья в ее положении. Срочно вызвала к себе Теллу самую старшую, и самую опытную из ее сестер. Хотя Телла об этом никогда не рассказывала, Лилья не сомневалась, что одна из первых дочерей Лилит и Самаэля не могла не побывать при зарождении празднества «Весеннего полнолуния» уже потому, что круг ее родственников тогда был еще очень мал, и она была свидетелем того, как эта традиция возникла. Не сомневалась, что старшие сестры давно завидуют ей, и не упустят возможность уколоть эту «девчонку», но пошла на это. Можно было, конечно, залезть в память «Вечности», но времени для этого было мало. Ей хотелось услышать хотя бы суть того, что ей предстояло от той, кто все это уже испытал на себе много раз.
***
Телла появилась быстрее, чем Лилья ожидала:
- Добрый день Ваше Высочество. Вызывали? – Телла всегда была щепетильна в сохранении этикета, но даже легкий поклон и титул в этой беседе был совсем неуместны, и неловкость Лил поспешила снять:
- Герцогиня прости! Ты сама Высочество, а в деле, о котором я тебя прошу, титулы совсем неуместны. Сестра я прошу о помощи в том, что тебе наверняка известно. Прочти это послание. – Телла усмехнулась, как только взяла в руки свиток:
- Так, мой первый муж завтра отвечает за бал, а Отец сам тебя завет на него. Ну, что же для лилим даже нашего ранга это великая честь. Значит тебе предстоит сделать еще один шаг по ступеням наших иерархий. – В том, что приглашение было честью Лил не сомневалась, но и понимала, что за это придется как-то заплатить.
- Я это понимаю, но какова цена этой чести? – И Телла не потрудилась накинуть флер возвышенного на то, что Лилью ожидало:
- Да такая же, как на любом весеннем шабаше завтра. Надо сойтись со всеми, кто тебя пожелает, и обязательно понести от того, кто покажется лучше других. В отличии от других суккубов нам такое право дано. – Ответ прозвучал как пощёчина. Такой «чести» Лил пока удавалось избегать все эти столетия. Худшие опасения подтверждались и было важно понять хотя бы, как это произойдет:
- Тел! Это меня не радует. На шабаше у меня хоть есть право выбора?... – Телла договорить не дала:
- Здесь выбор за тебя сделают другие. Это повелось еще с тех пор, когда Мать сошлась с Отцом. Они зачали меня в ночь такого же весеннего полнолуния. Я была первой, и за двенадцать кругов Земли вокруг Солнца Лилит родила еще двенадцать наших сестер. Этот день, уже на следующее великое весенние полнолуние, стал обычаем, на котором в присутствии всех падших Самаель и Лилит зачинали наших сестер, первых дьяволиц-лилим. Все падшие были мужчинами – высшими иерархами ангельского сословия, и среди них только Лилит была единственной женщиной, сохранившей благодать и бессмертие. А главное способность дать продолжение нашему роду. Так Отец делился с братьями опытом обольщения женщин. И женой, но только когда она была уже беременна в очередной раз.
Я стала первой женой старшего из братьев Отца - Люция, когда мне не исполнилось и тринадцати лет. Конечно, была еще девчонкой, но месячные уже пришли и грудь позволяла выкормить хоть двойню. Лишилась девственности и зачала первого своего ребенка я прилюдно, на том сборище, которое стало праздником - предтечей всех шабашей, и в конце концов стало «Великим балом весеннего полнолуния».
Это стало традицией и через двенадцать лет после Люция вся «чертова дюжина» падших ангелов обзавелась женами на подобном торжестве, которые, до «Великого Потопа», регулярно рожали им отпрысков. Кстати, от Отца и его братьев у нас рождались не только лилим. Чаще дьяволята. Лилим всегда родились у Матери от Отца, поэтому ты пока последняя из высших. А у всех лилим от любого самца - хоть дьявола, хоть человека родятся только девки-суккубы. Лилим только от первородных. Для любой лилим, мечтающей зачать дьявола, это возможно только если она совратит кого-то из изгнанных с неба, их семя способно поспорить с семенем Отца, заложенным в нас. - У Лил появился повод прервать сестру:
- Прости Тел! Так мальчики только от изгнанных?
А как же иначе. Пока Лилит рожала от Самаеля только дочерей, у братьев была тревога о продолжении мужской линии нашего рода. Эту тревогу первой сняла я. Уже мой первый ребенок от Люция был дьяволенком. Лилим мы рожали от падших редко – обычно только он низших чертей или смертных, поэтому нас считают высшими среди лилим. Братья Отца тогда, конечно, сходились и с Евой, но после рождения Каина и Авеля, всех детей от наших у нее забирали сразу после рождения.
Эту дуру Адам бросил сразу же, как только понял за что их изгнали из Эдема. И больше ста лет никто не мешал ей сходиться с кем придется. Она любила разнообразие, и до сих пор не придумали ничего нового, чтобы не испытали на ней. Так, что живот беременной был для нее привычным, но временным неудобством. Рожала от наших она опоенная зельем, так что и не знала куда ее дьяволята делись, да и не заботилась об этом. У нее и других детей – рожденных в муках, хватало. А дети Евы от Самаэля и наших дядек сохранили в себе ту часть благодати, которую Ева не потеряла, и дали начало служебному слою демонов, которые завтра будут заправлять на шабашах по всему миру. - Все, что говорила Телла было важно, но не давало ответа на вопрос о том, что ждет завтра Лил и она опять прервала сестру:
- Тел, но что ждет меня? - Та усмехнулась, и даже как-то оценивающе посмотрела на свою начальницу:
- Ты любимая дочь Отца – поэтому ты «первая среди равных» - начальница над нами. У тебя предназначение особое. Участь рядовых лилим, которых приглашают на бал для того, чтобы влить новую кровь в древние роды тебе не грозит. Да и из них приглашают только тех, кто еще не успел потерять девственность – предрассудок, но в верхах в ходу до сих пор. Для умных девок это шанс подняться в нашей среде.
А ты получила не просто приглашение для рядового члена высшего аристократического круга, а личное от устроителя бала, но главное еще со ссылкой на нашего Отца. Нас лилим много, но только нам тринадцати, первым присылают приглашения каждый год. Еще одна традиция. Мое, наверное, уже ждет меня. Давно там не появлялась, но завтра полечу обязательно - стоит того. Хочу там с тобой свидеться. Ну ладно – это лирика. К делу.
Итак! Что будет завтра. Одну из невинных старлеток объявят королевой бала, для того, чтобы «хозяин бала» ближе к концу действа лишил ее девственности и сделал ей ребенка. Она станет на год номинальной женой хозяина бала. А, после того как родит, целый год будет пользоваться правом «королевы» любой сходки темных сил. Тебе это не грозит – ты уже давно совратила ни одного мужчину и невинность можешь изображать только со смертными. Тебе не грозит и участь тех смазливых демониц, которых пригласили только для того, чтобы они развлекали аристократию. Красивых демонов, кстати, тоже – попробую завтра, может кто и удивит меня чем-то.
Ну что же, тебе, по-видимому, придется иметь дело с чертовой дюжиной верховных. Видимая часть бала завершиться кровавым причастием, и если причастят и тебя, то этим бал для тебя не закончиться. Праздничная ночь бесконечна, но не думаю, что Отец позволит всем из них переспать с тобой в эту ночь. Хотя, из нас тринадцати - старших этой участи никто не миновал в свое время и не раз. Знаешь это не утомительно – напоят зельем. Обязательна выпей все что предложат, но это просто скучно – тринадцать раз одно и тоже, как бы тебя не вертели всю эту бесконечную ночь. Даже зелье удовольствия не прибавляет.
А потом еще придется гадать от кого бесенок, рожденный через девять месяцев. Знаешь, что смешно? Даже людская современная наука-генетика бессильна. Было тринадцать отцов, а ген у всех окажется один. Наши верховные не просто братья – они генетические копии друг друга, хотя на взгляд и по характеру абсолютно разные.
Лил уже поняла, что придется ублажать своих родственников. Лилим даже с ее стажем это испугать не могло. Они от века соблазняли чьих-то отцов, братьев и прочих родственников, но Телла сказала тринадцать, а это значило, что ни только дядьки, но и Отец может потребовать близости с Дочерью, а главное от кого-то из них придется рожать. Со всем возможным она уже смирилась, но то, что неминуем ребенок встревожило по-настоящему. - Телла поняла ее тревогу без слов:
- Чудачка! Чего ты испугалась. После этого мы были на первых ролях сотни лет. И, как ты миновала всего этого за свои пятьсот? Тебя лишить девственности и родить должны были заставить лет в пятнадцать. По традиции на таком вот балу. Видно, действительно Отец тебя бережет для чего-то другого. Нас старших протащили через это, как только мы стали способны рожать. Да, собственно, мы и не возражали. Тогда «плодился и размножался» ни только «род людской». С тех пор неприкосновенной у нас остается только Мать с ее правом выбора, но Отец с ней в ссоре уже лет пятьсот, и любовников она себе выбирает сама.
Что сулило будущее становилось понятно. Все было неожиданно, опасно, и не от чего отказаться было невозможно. Телла замолчала и Лил, казалось, на мгновение погрузилась в свои мысли. Когда она вспомнила, что надо поблагодарить сестру, и подняла глаза Телла уже растаяла в пространстве.
То, что придется кому-то отдаваться, кого-то ублажать хоть целую ночь, ее не пугало. Ее не пугала возможная близость, если не с Отцом, то с кем-то из его братьев. Лил пугала лишь неизбежная беременность, от кого-то из них. Беременность, которую она не желала. Своего первого ребенка она хотела только от человека, которого ее родичи сочли бы недостойным даже их внимания.
Глава II.
Этой полуночи ждала с особым трепетом. От ее воли теперь почти ничего не зависело. Была готова к неизбежному. Представила себе самый сложный вариант будущих событий и приготовилась к любому их развитию. Главным было и утешало только то, что смогла поставить блок, для тех, кто осмелиться попытаться читать ее мысли.
Приготовилась и внешне. Легкие античные сандалии и туника проблем не составили. Короткое одеяние, условно прикрывавшее бедра – по сути, прямоугольный кусок прозрачного шелка, красоту обнаженной фигуры хозяйки лишь подчеркивало. Перстень, когда-то подаренный Люцифером вместе с конями, снимала редко и он стал, со временем, основой коллекции рубинов, обрамленных алмазами. Теперь, они украсила руки и шею, а крупная брошь, оправа редкого рубина, стала фибулой, скрепившей тунику на правом плече. Лил намеренно не стала фиксировать тунику под грудью золотой перевязью, и пояс лишь на талии позволил шелку сползти ниже, обнажив ее левую грудь, как носили юные нимфы. Ярко красная, под стать рубинам помада, и соответствующий макияж довершили убор. Прозрачный шелк мало, что мог скрыть, но выставленная на показ совершенная грудь была явным вызовом, как ей тогда казалось, оглядывая себя в зеркало, в ожидании спутника.
Ждать долго не пришлось, Люций переступил раму зеркала ровно без четверти двенадцать. Лил на это надеялась и была рада, что ее спутником стал он. Первый камень тревожного ожидания упал, и с облегчением подумала, что сойтись с любимым дядей будет меньшим из зол, хотя роль хозяйки бала ей и не светила. Ее лишь немного смутил совсем не праздничный наряд спутника. Белоснежный, но сильно помятый летний костюм, глубоко расстегнутая на груди рубашка с платком на шее, и белая ковбойская шляпа мало вязались с предстоящим торжеством. Это удивило, но она сделала все, чтобы он этого не понял, а Люций явно оценил красоту племянницы и ее наряд:
- Лил! Ты неотразима!.. Ты пример для всех лилим. На балу не будет мужчины, который бы мне не позавидовал. Для меня честь стать твоим спутником. На этом балу очень многим предстоит мне завидовать. Я рад, что брат приказал мне тебя пригласить. Я в этом году хозяин бала, а тебя он назначил его хозяйкой и в твоем уборе не хватает лишь одной мелочи. Примерь это.
В руках Люцифера возник сафьяновый футляр, который он раскрыл, вынув рубиновую в бриллиантах диадему. Футляр небрежно полетел на пол, а диадему он водрузил на голову племянницы, обрамив ею высокую «греческую» прическу:
- Ну, вот этот венец будет завершением твоей коллекции рубинов, и станет последней деталью в убранстве Королевы моего бала.
То с каким почтеньем он поклонился, целуя руку племянницы, окончательно подтвердило Лил значение этого приглашения для нее. Случилось невозможное – Отец нарушил тысячелетние традиции. Ее лилим, потерявшую девственность уже давно, объявляли «Королевой бала». Понял ли дядюшка облегчение племянницы, когда ей стал ясен партнер по неизбежному соитию было неизвестно. Люций, не отпуская ее руку из своей, лишь продолжил:
- Так что же, теперь вперед, рука об руку, на встречу «Балу Весеннего Полнолуния».
Лил оперлась на руку дяди, и вместе с ним сделала роковой шаг, хотя сердце сжалось от ужаса, что избежать предначертанного невозможно. По традиции таких сборищ Королева была обязана зачать ребенка от Хозяина бала. Правда любая другая лилим сочла бы это великой честью. Для них это был единственный способ родить мальчика, чего все лилим были лишены изначально.
***
Неаполитанское поместье дядюшки знала хорошо. Эти остатки византийской крепости с наслоениями дворцов разны эпох посещала не реже раза в столетие. Правда каждый раз знакомясь с нововведениями. Ожидала увидеть новый бальный зал, но ошиблась. Они вступили на драгоценный ковер набора узорного мрамора, застилавшего огромную круглую площадь, обрамленную тройным кольцом, колон классических греческих ордеров. От приземистых дорийских в первом ряду, до более стройных ионийских во втором и уже совсем легких и высоких коринфских в последнем. Ряды колон венчали многофигурные фризы, а последний – коринфский был местами увит зеленью ползучих растений.
Сумрак не позволял оценит реальные размеры зала, но было ясно, что даже большой стадион для этого был бы мал. Лил такого не ожидала, однако больше ее изумило преображение спутника. Его летний костюм был действительно не уместен на этом балу. Перешагнув раму, тут же пропавшего зеркала, Люций оказался облачен в строгий средневековый костюм всех оттенков черного. Шитый серебром колет с драгоценной цепью на груди и обтягивающие ноги лосины с гульфиком, заправленные в мягкие полусапожки, были удобны, как для танцев и долгих прогулок, так и для любовных забав, но длинный плащ, берет с петушиным пером, и боевая шпага были похоже здесь неуместны. И возникший из воздуха лакей был тому подтверждением. Шпага, плащ и берет полетели ему в руки. Кстати, лакей оказался одет в строгую фрачную пару.
Скрыть свое изумление Лил не смогла, и всеведущий хозяин это понял:
- Все это ухищрения моих помощников. За тысячи лет удивить стариков вроде меня сложно. Особенно тех, кто обязан бывать на этих балах каждый год. Стараются для новичков. Во фраках сегодня будут только слуги и музыканты. Ну, а я привык, что большинство помнит меня примерно в таком наряде. Да, у меня будет редкий повод пригласить тебя на тур вальса, которым мы откроем бал для гостей. Кстати, ты умница, что надела сандалии. Дамы, в большинстве, влезут на каблуки, но им танцевать, а нам придется ходить весь праздник. Впрочем, это еще впереди, а пока пойдем я тебе покажу, что мои здесь нагородили, и главное, будет время рассказать тебе, что нам еще предстоит.
Лилья не стала говорить, что уже наводила об этом справки, лишь блоком спрятала это знание, вспомнив такой же бал, описанный у Булгакова, где Маргарита стерла ноги в кровь. Это дьявол понял и без слов:
- Михаилу Афанасиевичу был дан великий дар провидения, однако многое будет ни так, как ему бы хотелось. Смертные на нашем балу будут только в качестве прислуги и то только из тех, кто переступил порог невозврата. Но в качестве хозяйки — это исключено. В эту ночь балы демонов разных уровней будут по всей Земле, но этот бал Великий. Это бал самого Самаэля, и на нем будут только избранные. В основном его близкие, с которыми он начал свой путь на Земле, и их отпрыски, делом заслужившие такой чести. И поверь, этот зал, который я создал только для этого бала будет полон. За тысячелетия, со времен нашего изгнания на Землю, наших потомков, заслуживших такаю честь, стало много.
Приветствовать всех тебе не придется, для большинства из них будет довольно того, что о их прибытии провозгласят у входа, и они увидят тебя на отдалении. – Лил опять вспомнила Булгакова с его огромным пылающим камином входа в зал, и тут же чуткий дьявол возразил.
- Нет! Нет, нет. Мы в жерле вулкана. Огня здесь предостаточно, но никаких костей, гробов и пламени не будет. Это балл для бессмертных. Вход – это вон та стена зеркал напротив нас. Все наши гости демоны, но будет ближайший круг твоего Отца – с этими знакомство обязательно. Тебе оно поможет еще не один раз в будущем. Надеюсь, тебе будет приято повидаться с матерью? – Впрочем это звучало ни как вопрос, а скорей как приказ, с отчетливой ноткой упрека Лил в том, что она не озаботилась об этом столько веков:
- Теперь, с чем я тебя должен познакомить до появления гостей. Они скоро начнут прибывать, но перед началом следует обойти заведения. Формально мы проверим готовность всех, но главное поздравить с праздником обслугу. Они бывшие смертные - рабы наши, и для них это великий праздник, великий день, который они запомнят навсегда. Их на несколько часов извлекли из таких мест, что минуты, проведенные здесь, для них составят призрак счастья на столетия вперед. Кстати, твои подходы по определению праведности, по-видимому, могут изменить и судьбу кое-кого из них – некоторых язычников или бунтарей, восставших против мнения своих иерархов, определенно. Все они бывшие грешники, истинные или назначенные, и этот бал для них большая честь и способ на время вспомнить лучшие времена. – Ничего неожиданного Лил, по сути, не услышала, лишь бал был явно грандиознее описания Михаила Афанасиевича. А Люций продолжал:
Итак, что же нам предстоит посмотреть: - Вон там за первым рядом колон оркестр ждет команды, чтобы начать играть. Там же ложи для отдыха гостей в ожидании начала празднества и между танцами. Все оркестранты лучшие музыканты своего времени, но и великие грешники. Как, кстати, и прочая обслуга бала. Так что их не приглашали, но, впрочем, и не приказывали. Одного известия, что они смогут появиться на этом балу, было достаточно, чтобы наполнить их души сладким ожиданием.
Ну, а дальше, за вторым рядом, гурманы найдут себе харчевни на любой вкус. С самыми знаменитыми кухнями мира; от портовых кабачков, до самых изысканных ресторанов.
За третьим рядом колоннады сады развлечений, там есть все: От озера, где ждут прекрасные нимфы, и где так приятно катать юную чертовку на лодке, или купаться с ней в теплой воде среди лилий, где листья огромных викторий служат ложем для любовных утех. До укромных уголков, в чудесных рощах, где ждут дриады, где так удобно с ними уединиться на ложе из ароматных цветов. Где фонтаны бьют шампанским, где темные аллеи манят к поцелуям на удобных скамейках, ну, а для тех, кому все это надоело есть варьете и казино, в котором нередко выигрывают.
Так что же! Пора начинать обход. Пойдем дорогая на тот помост, где тебе придется встречать гостей. – Но идти не пришлось. На помосте оказались мгновенно и Люций продолжил – Нужна только твоя команда, чтобы все это ожило. Итак… - Люций замолк, а в голове Лильи отчетливо возникла древняя формула Создателя, и она во весь голос провозгласила:
- Да будет Свет!!!
Ее голос обрел неожиданную мощь и заполнил все пространство бала. Море света обрушилось, заполняя его, и где-то рядом грянула любимая мелодия летчиков «Люфтваффе». Лил на секунду даже закрыла глаза. Но Люций, предлагая свою руку, уже шептал на ухо:
- Все отлично. Вперед. Летим.
Лил глаза открыла. Идти не пришлось. Они плавно парили рука об руку между первым рядом колон в чудесном ритме музыки. Ложи, ждавшие гостей, были убраны на любой вкус и пусты. Ливрейные лакеи при них кланялись им в тщетной надежде, что хозяева уединяться в одной из них, но Лил лишь одаривала их знаками внимания. Только подлетая к огромному оркестру они остановились. Оркестр замолк, музыканты встали со своих мест, а чертова дюжина дирижеров склонилась перед ними.
Лил уже не нужно было подсказки. Она сама теперь знала, что им сказать:
- Короли музыки! Королева бала приветствует Вас!
Инструменты оркестра благодарно вдохнули за их спинами, и обрушили на них новую волну музыки. Теперь они летели уже по второй галерее, искусно превращенной в пространства, где можно было отведать любые изыски кулинарии. Рестораны и таверны на любой вкус приветствовали Королеву, а она приветствовала их хозяев и слуг, колоритные костюмы которых и убранство залов, могли бы перенести гостей в любое время и любую страну. Люций лишь подсказывал во владения какой кухни они попали, но Лил даже не пыталась запомнить смену названий, кухонь и стран. Она лишь рассылала знаки внимания, облаченным в наряды всех стран и народов, поварам и слугам. Дядя явно понял, что племянницу утомили впечатления:
- Устала? Можно будет немного отдохнуть. - Лил действительно устала от лавины впечатлений, но впечатления отдаляли то, чем должен был окончиться бал, и сдаваться она не желала - Нет! Летим дальше.
Сады и развлечения за последним рядом колон были на столько обширны, что их не только обойти, но и облететь было не просто. К счастью, Люций здесь ее успокоил, следовало только показать, что и этим местам она внимание уделила. Опять пришлось раздавать улыбки и приветствия, но кроме казино и варьете, парки рощи и озера, как и большинство других мест звали к уединению, и их облетели неожиданно быстро – в парках слуг было мало. Люций говорил немного и только когда они вернулись к центру зала сказал главное:
- Ну, что же Королева. Все ждет Вашего приказа, гости уже на входе. А нам предстоит встречать их там в глубине зала на возвышении. Придется стоять, но в помощь Вашему Величеству будут подставки для руки и ног, на которые можно будет опереться. Но это не главное. Главное – это то, что брат, на этот раз, внес серьезное изменение в традицию Бала. На помосте не будет традиционного ложа. В кульминации действа, соития Хозяина Бала с его Королевой не будет. Тебе не суждено сегодня понести от своего дяди. Хотя для твоих старших сестер это было великой честью, а для лилим и единственной возможностью зачать и выносить мальчиков. Кстати, они все уже давно через это прошли, и родили мне и другим братьям твоего Отца отличных сыновей – демонов самого высокого ранга.
Ты еще не рожала и все этого будут ждать, но Отец хочет сохранить твою чистоту для кого-то другого. – Это для Лил стало уже совсем неожиданным. Огромный камень свалился с души. Она уже смирилась с тем, что ей суждено родить от Люция, и это известие окончательно разогнало все тревоги, а Люций торопил - Но, к делу! Гости заждались!
На помосте, укрытом толстым ковром, оказались мгновенно, а колонка и скамеечка с подушками были действительно очень удобны, чтобы ими воспользоваться. Приказ опять сложился сам собой, и ее краткое, радостное:
- Бал!!! – рухнуло звоном меди, заполнив все это пространство.
Зыбкое отражение зеркал впустило в зал первых гостей. Чей-то бархатный баритон, не мешая приветственной музыке, провозгласил их имена и княжеские титулы; Левиафан, Вельзевул, Азазель, Асмодей, Мамон, Астарот, Аббадон, Бельфегор, Ваал, Пифон, Велиал и Лилит. Все эти имена Лил были хорошо знакомы. Все они, кроме Матери, были руководителями таких же холдингов на Земле, как Люций и «дядя Вилли». Были ее прямыми родственниками, но близко знакома она была, кроме Отца и Матери, только с Люцифером, да со своим непосредственным начальником Вельзевулом, которого уважала, а тот терпел своеволие любимой дочери брата. Дядюшка Люций же искренне любил племянницу с детства.
Вся дюжина гостей вступила в зал одновременно, и Лил сразу же отыскала глазами мать, с которой не виделась больше полутысячи лет. Прекрасная демоница могла показаться ровесницей своей младшей дочери от Самаэля. Да и прозрачная туника, обнажала прелестную грудь, и не скрывала, что тело первой женщины, родившей бесчисленное число демонов, было также восхитительно, как и фигура ни разу не рожавшей Королевы Бала. Костюмы же мужчин были вариациями облика Люцифера, ну, а шляпы, шпаги и плащи слуги приняли у них, и унесли в один миг, не задержав прибывших ни на мгновение. Родственники приблизились к Лил почти в плотную, однако дав возможность Лилит первой подойти к дочери. Ни кланяться, ни целовать ей колено мать не собиралась, лишь погладила голову дочери и поцеловала ее в лоб:
- Милая, я рада, что ты удостоилась такой чести. Думаю, теперь мы будем видеться чаще.
Лил в благодарность склонила голову. Ей было что сказать матери, но законы Бала были незыблемы, подгоняли, зеркала впускали все новые пары гостей, и они неумолимо приближались к хозяйке бала. Лилит ускользнула в сторону и была единственной женщиной, которой на балу Сатаны оказали особую честь в этом зале – слуги подали ей складной стул. А Вилли на правах ближнего первым поцеловал Лил руку, правда не слишком довольно буркнув вначале:
- Рад чести приветствовать Вас Королева.
В это мгновение Лил кожей почувствовала, что старый дьявол, целуя ее руку, опершуюся на подставку, видит ее обнаженную грудь в паре дюймов от своих глаз, ощущает запах ее кожи. Неодолимая сила лилим возбудила даже видавшего виды женолюба. От греха подальше он встал справа от Лил, как бы парой Люцию, но она и тогда чувствовала, когда его косой взгляд обжигал сосок ее груди, который предательски подсказывал ему, что это ее возбуждает.
Представление остальных «дядюшек» было в том же духе. Люций их представлял, а они говорили очередной комплимент. Но вожделеющий взгляд каждого из них на ее прелести был неизменным. Впрочем, много времени это не заняло, и все десять встали охраной для своей племянницы на подходах к ее возвышению.
Это сразу отсекло тех, кому прикладываться к руке Хозяйки Бала было не обязательно, и Лил немного успокоилась, что число возжелавших ее в этот день будет заметно меньше, чем она вообразила сначала. Но гости парами проходили мимо довольно близко, лишь на мгновение задерживаясь в поклоне, когда дворецкий провозглашал их имена. На поклоны проходящих было достаточно отвечать улыбкой, кивком головы или приветственным жестом. Тех, кого допустили к поцелую было меньшинство. Одними из первых поцеловали колено Лил старшие сестры во главе с Теллой. Они еще не знали, о внесенных в вековые порядки Бала изменениях, и с трудом скрывали радостное злорадство.
Мужчины целовали руку, а женщины колено – их быстро оттесняли к слугам с бокалами шампанского, но и из них, вокруг помоста образовалась не малая толпа. После их поцелуев кисть руки отяжелела, колено распухло, а грудь, казалось, горела от обжигавших ее взоров. Вожделеющих взглядов мужчин и ненавидящих, их спутниц. Наконец Люций прошептал:
- Все последние. Потерпи еще немного.
Лил с надеждой оглядела переполненный гостями зал, где ловкие лакеи разносили напитки и через узкий проход в толпе пробирались моложавый демон и юная демоница. В качестве благодарности она созорничала - послала им воздушный поцелуй. И, в награду наконец услышала, что Люцифер приглашает ее на тур виртуозного вальса, завершившего представление гостей, и, по сути, Бал начинавшего.
Дядьки-демоны ловко расчистили им пространство, и Лилья с облегчением отдалась ритму знакомой мелодии. Люций, кружа, стремительно нес ее по кругу огромного зала и толпа гостей, расступавшаяся перед ними, сливалась в круговорот танца за ними. Когда они свой круг завершили, вальс сменило страстное танго, и Лил пожалела, что не смогла созорничать. Танец страсти, в исполнении такой чертовки как она, не мог бы не возбудить даже ледяное сердце старого искусителя. Люций ее явно понял, и уже шептал ей на ухо:
- Теперь завершающий, обязательный обход. Многие видели тебя только из далека. Гости же должны тебя видеть рядом с собой, чтобы запомнить навсегда. Это не будет утомительно, опять галереи и сад. Задерживаться нигде не будем. Для них достаточно будет и твоей улыбки.
Опять был полет, теперь уж в сопровождении дюжины родственников. Почтительные поклоны гостей перед ней, а возможно и перед ее свитой, дежурная улыбка Лильи, или, чаще, дежурные выкрики «восхищения» ее спутников. В памяти от этого, показавшегося бесконечным круговорота, остались ложи, где занимались любовью те, кто не хотел афишировать свои отношения. Рестораны, где отношения прятать было бессмысленно и сады, где на показ выставляли уже не прикрытый разврат, в любом удобном месте. В общем для Лил ни чего нового в этом не было – этим ее лилим, и она сама занимались от века, но сам обход утомил по-настоящему – теперь приходилось часто задерживаться.
Когда, наконец, вернулись в зал, об отдыхе пришлось забыть совсем. Круговорот танцующих и музыку резко оборвал гул колокольной меди. А за тем равномерные, как поступь, но не громкие его удары дополнило ясное позвякивание стали о камень, и весь зал замер в предчувствии. Та часть зала, на которую надвигался гул освободилась от гостей и в центре ее осталась только Лилья с окружившими ее родственниками.
Наконец из-за колон проявилась фигура в длинном черном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Гул меди прекратился, но позвякивание шпаги о камень пола и шаркающие шаги стали слышны всем. Отец шел, не торопясь, опираясь на длинную боевую шпагу, скрывая лицо и придерживая плащ на груди. Капюшон с лица он откинул только когда оказался от Лил в нескольких шагах. Плащ распахнулся и стало ясно, что костюм под ним совсем не соответствовал торжеству момента. Потрепанная власяница, подвязанная вервием и сандалии на деревянной подошве, никак не соответствовали происходящему.
Опять вспомнила Булгакова - неизбежность чьей-то смерти. Рука Люция успокаивающе гладила плечо племянницы. А навстречу Отцу выступили Азазелло и Вилли с какой-то древней, сильно потертой деревянной чашей. Эта посудина никак не соответствовала роскоши происходившего до этого, и дядюшка сразу уловил сомнение племянницы:
- Это Грааль. Чаша плотника. Из нее пил Иешуа пока был смертным. Ее наполнили его кровью после милосердного удара копья Логина, прекратившего его страдания. Ее бессмысленно было искать верующим. Ее хранителями всегда были мы – это улика для «Страшного Суда» в одном из величайших преступлений человечества. С тех пор она заменила череп Адама, который был частью этого обряда со времени его кончины, до столбования Иешуа.
Канву подобного бала Булгаков воспроизвел почти без ошибок, за исключением, по сути, мелочей, но это подтверждало, что кровь причастия все же будет. Лил видела крови гораздо больше, чем может себе представить любой смертный, но никогда ее не пила. Это всегда, для демонов ее круга, было преступным извращением, работой безжалостных биороботов – вурдалаков и их сумасшедших хозяев – чернокнижников, собиравших человеческую кровь для своих опытов. Но теперь и ей предстояло это испытание, и она не могла не ожидать его без содрогания. Ведь если ей придется испить эту чашу – значит и не миновать ночи в узком кругу своих родственников.
Это не могло не вызвать тревоги, этого она скрыть не сумела, и это почувствовал Отец. Его горящие углем глаза остановились на ней, обвели зал, опустились долу и, казалось, не громкий голос заполнил все пространство огромного зала:
- Где он? - Азазелло приблизился и с почтением сообщил:
- Сейчас будет Мессир. Он так мечтал сорвать очередной куш, что рискнул, хотя его и предупреждали.
Фигура в камуфляже выскользнула из возникшего и испарившегося в неизвестность зеркала перед ними. Человек с изумлением глядел на толпу безоружных «придурков» в маскарадных костюмах, и автомат в его руках, с боевой разгрузкой на плечах, казался ему весомым аргументом в его праве задавать свои вопросы здесь. Но тихий голос «клоуна» в плаще напротив, лишил его дара речи, и парализовал его руки:
- Итак, друзья мои, этот человек узнал, что наш хозяин готовит этот бал, и получил заказ собрать любой компромат на него по этому поводу. Я отношусь к шпионам спокойно. Это занятие древнее и неизбежное, а теперь особо престижное во многих местах, но здесь случай особый. Перед нами экземпляр редкого негодяя. Он чтит выше всего деньги. Начал шпионит, убивать и торговать людьми еще до Югославии. Засветился бандой наемников в Ираке и Сомали, начинал помогать ИГИЛ строить Халифат. Убивал и торговал людьми в Сирии, Ливии. Теперь обосновался в Италии. Да, кстати его ждет электрический стул в США. Однако узнать, как поджаривают ему суждено в другом месте, куда я его и намерен отправить.
Азазелло...
В руке демона безводной пустыни материализовался старинный, богато украшенный пистолет, который громыхнул огнем, а человек в камуфляже, как будто сломался от пули, разорвавшей аорту. Согнулся, словно помогая Вилли ловко подставить под струю крови старинную деревянную чашу. То с каким почтением Отец принял ее должно было говорить о многом, но Лил ждала продолжения. И Сатана поднял чашу над головой провозглашая здравицу в честь собравшихся гостей:
- Пью Ваше здоровье, дети мои! – Только в это мгновение Лил поняла, что все «темное воинство», кроме его братьев конечно, действительно его дети.
Гости наклонились в поклоне, а сердце Лил замерло в ожидании. Она даже не подумала кланяться и оказалась права. На ее глазах, с первым же глотком костюм отца преобразился. Власяница исчезла и превратилась в роскошный черный колет с массивной золотой цепью, усеянной алмазами на груди. Ноги затянули лосины и их обули короткие мягкие сапоги, а голову увенчал черный бархатный берет с огромным страусовым пером, приколотым к нему алмазной брошью. Из обличья, в котором он появился, остался только плащ до пола. Наконец Отец перестал пить.
Теперь он смотрел ей прямо в глаза. Слов не было, но противиться его воли она была не в состоянии, и послушно подошла. А он протянул кровавую чашу ей:
- Пей!
Это ее будто ударило, она покачнулась. То, чего еще мгновение назад надеялась избежать, подтвердила ясная мысль Люция, поддержавшего ее. Взгляд Отца выдержала, взяла чашу в руки, но сделала первый глоток, закрыв глаза. С ним пришло и ощущение счастья: «Кровь действительно давно ушла в землю, и там, где она пролилась давно выросли лозы» - а лозы эти действительно дали прекрасное вино. На то что происходило вокруг обратила внимание только, когда чаша стала пустой, и глаза открыла.
Глава III.
В тот момент, когда она глаза открыла все вокруг беззвучно рушилось. Труп рядом, на ее глазах превратился в прах, тут же, закрученный ветром в воронку смерча, унесенный неизвестно куда. Толпы гостей и слуг, водоворотом приведений, засасывало остававшимися еще незыблемыми зеркалами. Полная луна наконец проявилась на небе, и Лил поняла, что сценой всего происходившего действительно было жерло вулкана, как и сказал Люций. Гладь мраморного пола исчезла, и дядя поддержал ее опасаясь, что племянница оступиться, а Вилли с почтением завладел Граалем. Рядом с Отцом, кроме дочери и ее матери, остались только его братья. И одного взмаха полы его плаща было достаточно, чтобы все они оказались в небольшом зале старинного замка.
В стрельчатые окна светила яркая луна, горели угли огромного камина и свечи на массивном столе, ломящемся от яств, но мрак все равно скрывал высоту сводов. Было тепло и облик всех демонов существенно изменился. Роскошные камзолы, плащи, береты и шпаги были грудой сброшены на диван в дальнем углу. Мужчины, по-домашнему, остались в одних рубахах нараспашку, а Азазелло с Аббадоном, занятые вертелами с мясом у камина, сбросили и рубахи. Слуг не было, и братьями командовал старший из них Люций. За столом не суетился лишь Отец, занятый беседой с дочерью и первой женой, которых посадил рядом с собой, и не церемонясь прижимал к себе, крепко обнимая их за плечи:
- Лит, ты же помнишь, как я любил Лил еще с рождения? А теперь вас можно различить только по цвету глаз да волос. Если вы перекрасите волосы думаю, что и любовнику будет сложно понять кто лег с ним в постель. – Лил, с тревогой ожидавшая чем закончиться для нее эта ночь, еще была осторожна с Отцом, а Лилит причин церемониться с ним не видела:
- Старый ловелас! Обрюхатил меня сразу же, как только нашел, после бегства от Адама. - уколола Мать Отца, и уже обращаясь к дочери добавила:
- Но милая он был по-настоящему нежен и умел. Дал мне первые настоящие наслаждения в жизни, и это стало нашим развлечением на тысячелетия, до тех пор, пока мы не зачали тебя. Он назвал тебя совершенством, и мы с ним решили на этом остановиться. Впрочем, любовниц ему искать незачем. Сами ждут, когда поманит, только ему спешить давно надоело.
Отец, отпустил Лилью. Улыбаясь, запустив руку в копну рыжих волос Матери. Подтянул ее лицо к своим губам и крепко поцеловал. Мать долго не сопротивлялась, и вот его рука уже ласкала ее обнаженную грудь, и она наконец его оттолкнула:
- Хватит, - и уже дочери напомнила. - Я же, по сути, его создание. Он меня слепил из глины и превратил ее в живую плоть. Создатель лишь дал этой плоти душу и бессмертие, а этот наверняка знал, как заставить себя полюбить. Сделал для меня самцов повседневной необходимостью. Но он никогда не был жадным, пока наши дочери были малы, а он развлекался с Евой, не мешал мне учить удовольствиям плотской любви и своих братьев. От них, и наших с Сэмом дочерей пошли и остальные дьяволята, которых ты видела на этом балу.
К древу познанья ангелы прикасаться опасались, и стали ходить к нему за знаниями только, когда Отец совратил Еву. Он никогда не признавался, но уверена, что и Каин от него. Но уже тогда демоницы становились к нему в очередь, чтобы лишиться невинности. Догадываешься кого они рожали от таких забав? Без малого тысячу лет рожали! Только тогда Создатель вспомнил о нас, и заглянул на Землю. С нами и нашим потомством он уже ничего сделать не мог, а ангелов лишил ни только пола, но и способности любить что-либо. Для них Любовь стала философской абстракцией, лишенной глубокого смысла. И это привело к современной катастрофе. Уже стали допустимыми жажда денег и власти, не признающая преград любовь к успеху, а главное эгоистичная любовь к себе и то, что они приняли за любовь к Богу.
То-то волосы на голове Создателя зашевелились, когда он начал разбираться с теми, кого ангелы приютили в раю. Но и мы о всей полноте любви забыли, сведя ее только к постели. И в этом твоя победа, ты вернула Любви всю полноту этого понятия. Только ты напомнила Всевышнему, что нельзя найти настоящего праведника, забыв о главенстве любви в этом мире. Ты дала всем нам инструмент помогающий восстановить утерянные приоритеты.
Вам высшим лилим, рожденным мной от твоего Отца, всегда была суждена особая роль – рожать только девочек. Самаэль сразу заложил в вас прямое продолжение себя и меня. Пусть все вы прекрасны по-разному, но как женщины вы мои копии, а главное от кого бы вы не зачали, правда кроме его братьев, каждая из ваших дочерей, по сути, будет дочерью моей и Самаэля.
Тогда, вначале, вы наши дочери, были исключительно подругами Падших. Лилим рожденные от первенцев твоего Отца и его братьев даже мной, высшими уже не считались. Они теперь могли, по своему желанию, рожать, и демонов мужского пола. Вначале от своих же дядек, и это стало их главной обязанностью до тех пор, пока Создатель не лишил белокрылых способности иметь потомство. Только тогда и вам позволили заняться смертными, а мне наконец удалось перестать рожать чуть ли ни каждый год. Твой Отец и его братцы почти на тысячу лет из твоих сестер сделали производительниц по размножению демонов. Благо Потоп и исчезновение рода людского на долго оставили демонов без работы, а мне и твоим сестрам позволил, самим выбирать, когда и кого рожать. К тому времени, когда семейство Ноя смогло расплодиться, мы уже сами выбирали смертных для себя, а демонам перепадала наша благосклонность только от скуки.
Лил поняла, почему Отец неожиданно долго слушал отповедь своей первой любовницы только когда он, улыбаясь, прервал Лилит:
- Вот так дочка! Мать учит меня уму-разуму тысячелетия. После твоего рождения мне показалось, что я могу без этого обойтись, но сегодня я вижу, как вы похожи. У тебя характер моего творения - твоей Матери. Ее дерзость, позволили тебе прямо обратиться ко мне. Ты ее дочь во всем! – и уже после этого обратился к Лилит - Лит. Мне кажется, нам давно стоит возродить наш союз. – Такой пассаж для матери был явно неожиданным, и она возмутилась, но и не без доли кокетства:
- Ищи себе любовниц среди молодых вертихвосток… - Но расчетливый довод Отца, нежно обнявшего Лилью за плечи, заставил ее умолкнуть на миг:
- Будешь противиться, заберу к себе Лилью. Вы так похожи даже характером, а черные волосы и глаза мне всегда нравились больше… - Такая угроза по-настоящему напугала Лил, но главное вызвала уже неподдельный гнев матери:
- Ах ты старый кабель, молодых девок мало! О собственной дочке вспом…. - Договорить Отец ей не дал. Крепкие руки сжали Мать в объятия, а поцелуй заткнул ей рот. Попытки сопротивляться были бессмысленны и быстро угасли, а рука Отца уже ласкала ее тело и наконец она перестала сопротивляться совсем, обняв его за шею и уже сама прибавляла страсти к их поцелую. Лил с облегчением вздохнула – угроза отца сделать ее его любовницей была злой шуткой, но помогла возбудить страсть у матери.
Лил вдруг осознала, что даже мысль, стать реальной любовницей Отца, ее напугала. Нет, никаких запретов в их среде на это не существовало и Телла об этом ее предупреждала, но поверила она в это, только когда поняла, что все возможно уже сейчас. Отец всегда был в какой-то недостижимой дали, отделенный строгим этикетом редких свиданий так, что возможность этого даже не приходила ей в голову до беседы с сестрой.
Теперь Отец был рядом и ласкал на ее глазах так похожую на нее мать. Еще девчонке Мать ей говорила, что изначальной участью всех лилим было рожать дочерей Самаэля от любого соблазненного ими мужчины, но мысль, что придется родить прямо от отца или его братьев почему-то, Лил испугала только теперь.
Ласки любовников и ее размышления прервал наконец дядюшка Люций:
- Эй! Ребята. Для этого у вас будет целая ночь, и не дразните остальных, а то мне придется вызывать молодых ведьм с ближайшего шабаша в округе. Прошу всех за стол. Все готово! Самаэль позволь налить вина тебе и твоим женщинам.
Отец с Матерью перестали целоваться. Лил не могла ни отметить, что Лилит с торжеством оглядела братьев мужа, собравшихся вокруг стола. Похоже, ее уколы мужа, в разговоре с дочерью, были давно запланированной попыткой восстановить отношения с ним, и она удалась. Теперь Лилит, не скрывала торжества, протягивая свой кубок Люцию, чтобы он налил ей вина. Лил тоже протянула свой. Отец встал, поднимая кубок. Братья его уже давно стояли, ожидая этого тоста, который стал совсем неожиданным для Лильи, которая еще ждала, когда ее потащат в кровать:
- За наше первородство, которое временами удается воплотить в наших детях. - Общий смысл для Лил был понятен, но только, когда все обратили свои взгляды на нее, она осознала, что слова Отца относились к ней, что первородные уравнивают ее в правах с собой. Недавние тревоги стали мелкими, ушли из сознания. Вино выпила залпом, до дна и вдруг захмелела, а Люций опять, уже без спроса, наполнял ее кубок. Вдруг стало безразличным, кто переспит с ней этой ночью.
За прожитые годы Лил пила не редко, но никогда не хмелела и это новое чувство ошеломило. Стало знаком слияния с новым, ранее не доступным миром, но мысленная подача Люция поставила все на свои места. Он был рядом, улыбался и казалось поздравлял племянницу, чокаясь с ней, но в ее голове звучало другое:
- Поздравляю, но новые возможности это и новые обязанности. Так что радоваться или печалиться для тебя, большой вопрос. Ну, а хмель быстро пройдет, если выпьешь этого вина еще. -Большой глоток вернул ясность голове, и только теперь она поняла, что глаза всех родственников устремлены на нее. Отец, наверное, слышал мысли брата, но спросил о другом:
- Ты впервые на моем Балу, остальные уже тысячи раз видели, что-то подобное, поэтому твои впечатления для меня важнее всех других. Я участвую в этом балагане только ради возможности вот так, в узком кругу близких провести ночь. Наше предназначение наложило и жесткие ограничения на наши отношения вне службы. А эта ночь особая, снимающая запреты, и ты теперь по праву вступила в ближний круг.
Итак. Что ты думаешь обо всем этом? О обо всем, что видела сегодня?
Надо было отвечать. Лил помнила многолюдные балы и маскарады, времен Елизаветы и Екатерины, грандиозные приемы в Кремле во времена Сталина. Военные парады и демонстрации на Красной площади, и массовые действа на огромных стадионах и площадях, но подобной роскоши, конечно, не встречала:
- Я видела многое, но это самое грандиозное, что я могла себе представить. Мне говорили, что что-то подобное бывало в императорском Риме, но создать подобную роскошь на одну ночь и потом разрушить! Жалко. И главное! Казнь человека. В Риме бои гладиаторов и казни, были развлечением черни – зачем нам это? - Слова прозвучали, и реакция Отца на них могла быть любой. Все замолкли, ожидая его ответа:
- Молодец дочка. Ты только подтвердила мои ожидания. Бал братья всегда стараются сделать роскошным на радость приглашенным. Но это декорация, хоть и может показаться золотом и мрамором… - Отец, на мгновение остановился и, поправил сам себя:
- Нет, ни так! Это настоящее золото, как и все остальное, которое, однако, каждый раз возвращают туда от куда его взяли. Завтра в земных газетах, телевизионных новостях и интернете сообщат, что Везувий на одну ночь проснулся. Ну, а кровавый итог бала – это традиция, ежегодная жертва еще со времен Адама. Этот первый беспутник удостоился того, что после его смерти из его черепа сделали чашу, из которой я пил не одну тысячу лет. И упокоили его, только когда Грааль Иешуа по праву заменил ее у нас. Черепу Адама служить мне в таком роде было его наказанием до гибели святого, искупившего его грех.
Целый год перед Балом мы ищем самого кровавого преступника на Земле. Проливая его кровь, мы просто воздаем ему по заслугам, отправляя его на вечные муки в преисподнею. Ну а пролитая кровь праведника ли, преступника ли на Земле, раньше или позже, всегда оплодотворит лозу, вино из которой мы и пьем. Этот ритуал, каждый год только напоминает нашим гостям - сотрудникам, от кого мы обязаны чистить этот мир, а вино в чашах, из которых они пьют вместе со мной, залог нашего единства. Кстати, по сути, корпоративы земных фирм современное продолжение традиции, заложенной нами много тысяч лет назад.
Объяснение самому страшному вопросу, который она рискнула задать было простым и ясным. Дьявольскому мастерству Азазелло не удивилась – сама стреляла без промаха. И очередной кубок подняла уже она сама:
- За нерушимость уз нашего семейства!
Выпила уверенно, залпом. Обрадовалась, что опьянение совсем прошло. Оглядела родню, которая присоединилась к тосту, и вдруг случайный взгляд в окно заставил удивиться. Точнее подтвердил то, что она слыхала еще от Меридианы в детстве, сотни лет назад. Подтвердил и Отец лишний раз напомнив, что читает ее мысли, как раскрытую книгу:
- Да. Да, и ты теперь сможешь этим овладеть. Продлить праздничную полночь приятно. Для тебя прошли часы, тебя утомил этот Бал со всей своей суетой впечатлений. Тебя утомила родня со своими стариковскими привычками и проблемами, но ты теперь первая лилим равная среди равных. Недаром смертные до сих пор не разберутся, кто из нас главнее, и лет через тысячу начнут и тебя путать с твоей матерью – моей прекрасной Лилит. – Лил не ожидала, что способна на такую дерзость, но мысль, которая уколола, заставила говорить:
- Да, Мессир. Но если мы не спасем этот мир. Тогда будет кому путать нас между собой? – Глаза Отца потеплели:
- Молодец девочка! Я не ошибся. Ты достойная дочь своей матери, но и не забываешь свой долг, который мы несем от века. Ты устала хотя и не признаешься самой себе. Ты заслужила отдых.
Глава IV.
Запомнился плавный жест отца. Как провалилась в легкий сон без сновидений, не помнила. Проснулась только поздним утром, когда лучик солнца назойливо коснулся глаз. Лежала в своей постели, все в той же тунике, и даже сандалии с ног не сняла. Память все сохранила, и все же поверить, что это случилось наяву было сложно даже ей. Только, проходя мимо зеркала, вспомнила рубины и алмазы диадемы, блеснувшие в волосах. Да и футляр от нее, небрежно брошенный Люцием, оставался рядом.
Не поленилась залезть в память «Вечности». Бесстрастная память показала ее ожидание перед зеркалом. Явление Люция, его подарок и как они вместе с ним шагнули в зазеркалье. Но больше удивило то, что она, уже во сне, вылетела из зазеркалья и рухнула на кровать, менее чем через секунду. По сути, для всех любопытных она свою спальню в эту ночь не покидала. Лилья была уверена во всем произошедшем, но вспомнила, что ее приняли в круг ближайшей родни, и в этом необходимо было убедиться. Это было так важно, что с дядей церемониться не стала.
За долгие годы она впервые спустилась в его спальню. Ее кошки сопроводили хозяйку, но у дверей опочивальни Вилли почтительно остановились. Впрочем, Лил останавливаться не собиралась. Старый бес был, похоже, мертвецки пьян. Валялся поперек своей кровати почти голый – в одной распахнутой рубахе, с лавровым венком на голове, что подтверждал и запах перегара. Лил сжалилась над дядей, вспомнив свое даже, по-видимому, легкое опьянение. Ворожила над чашей с зельем долго, и только тогда стала его будить.
Вилли явно не ждал, что племянница застанет его в таком состоянии. Попытался возмутиться и тут же схватился за голову:
- Ну Люций! Сука. Что ж он намешал в свое питье. - Чаша с зельем в руках Лил оказалась более, чем к месту, и раздражение сменила благодарность:
- Спасибо Девочка. Ты меня спасла. Я, с такой головой зелье сотворить быстро бы не смог. Это гад Люций намешал в питье что-то новое. Но правда такого шабаша не было давно.
- Так это правда? Вы после меня еще кутили? – Вилли скривился в улыбке.
- Кутили! Это теперь так называется. Отец тебя намеренно сплавил, чтобы соблазном не была для нас. Знал, что случиться неминуемо, и тебя сберег. Да и сам хотел скорее заняться Лит. Видите ли, старая страсть проснулась! А нам чем было заниматься? Вот Люций и вызвал молоденьких ведьм с ближайших шабашей. Напоил их зельем специально, чтобы были ненасытны и покладисты, а за одно и нас, чтобы не уставали.
Нравы шабашей для Лил новостью не были, и суккубы, и ее лилим могли бы сделать все и даже больше того, на что были способны смертные женщины. Вопрос казался очевидным:
- Тебе, что суккубов, или моих девок не хватает, хоть на каждую ночь?
- Эй, девочка хитришь! Твои не откажут, но сразу заманят целоваться, и в конце концов понимаешь, что делал не то, о чем мечтал, а что захотела она. Да прекрасно, но не то. А эти не задумываясь были готовы на все. Этим современным, трех мужиков за раз уже мало. Ее же товарки дожидаются рядом и советуют куда пристроить четвертого. – Лил понимала, что дядя прав, но подчеркивая свое отношение, очевидный вопрос задала:
- Так, что же все со всеми? – Вилли раздраженно сорвал с головы лавровый венок:
- И с каждой по-всякому, но Сэм ушел с Лит до этого. Да он и никогда не возвращается, а они похоже сошлись надолго. Теперь ему будет на кого оглядываться. Эта стерва не отпустит пока не найдет равноценную замену.
Слова дядьки окончательно успокоили. Вакханалия на балу и после бала, как и на любом шабаше, теперь новостью для нее не была окончательно, но Отец ее берег. К тому же показал ей, что участие в разврате для нее обязательным не было. У Лил был повод убедиться, что она и среди высших получила право распоряжаться собой. Это было отличием, которым другие лилим похвастаться не могли, хотя и считались дочерями Самаеля. Теперь ей только и оставалось, что буркнуть перед уходом:
- Ну и не удивительно, что Отец меня отослал. Выспись как следует суббота, да и неотложных дел похоже не предвидеться. Я беспокоиться больше не буду.
Поднялась к себе уже понимая, что делам праведника отдаст все свое свободное время в эти дни. О сне уже не помышляла. Все, что было связано с балом заняло ее мысли на столько, что она о праведнике и не вспоминала несколько дней. Более того она чудом избежала того, что человек мог бы счесть изменой ему. И хуже всего было то, что, если бы не помощь Отца, она бы смирилась с обычаями ее круга, и наверняка уже «по доброй воле» вынашивала под сердцем сына Люция - символ чести ей оказанной. Плату за ее прием в круг высших демонов. Только теперь она поняла, как бы возненавидела себя если бы это произошло. В первые в жизни она почувствовала себя виноватой, и вину хотела искупить. Муки ревности теперь она сочла заслуженным наказанием, и думала только о том, как затащить в его постель достойную женщину.